Чуть тронулся состав. Пошли вагоны наматывать чечетку перегонов. И три огня обратной буковой Г ушли в вираж. В платформенном ларьке дебелая дремала продавщица, как дирижабль, опущенный в ангар решетчатый. Круги сушеной пиццы лежали на витрине - скромный дар вокзального буфета ресторана, пятнистого от штукатурки драной. Он был закрыт на санитарный час. В ампирный стиль вокзал провинциальный печален был совсем не специально, с московской электричкой разлучась. Троллейбуса пустая остановка уснувшая под снежною обновкой. Ларек мерцал гирляндою огней. И мрак внутри роился от теней. Недолго ждать пришлось, (что очень кстати) как подошел рогатый исполин. Шипя открыл три створчатые пасти, легко сглотнул, и музыкою шин продолжил бег в свою ночную смену. Он, как артист, любил свою арену электротяг на лоне городов. Романтика дышала в каждой клепке стальных бортов. На бреющем полете скользил с искрой по нитке проводов. Последний день столетья на исходе. Поговорим о жизни, о погоде. О том, о сем. Теперь куда спешить? Осталось ждать, надеяться и жить. Поймет ли кто, как снег отвесно падал на гололед бугрящихся дорог? Как замерла строителей бригада на этаже и вышла на порог? Смотрели вверх и в даль огней куда-то, где города роились автострады. Казалось бы, ну что им из того? А это был последний снег столетья. А это был день от творенья третий. А это был шанс видеть волшебство. 24.12.1999 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
