-Всё здесь будет не так, а иначе!- Павел стукнул о пол каблуком: -Для чего под окном эти мачты С табаком и французским вином? За французом – глядеть непрестанно! Что они там, по сходням несут? Пусть плывут до Петровых буянов, Моего повеления ждут! К нашим, пусть, привыкают порядкам. Под их дудки не станем плясать!- Гоф-курьер, по фамилии Бабкин, Вышел волю Царя исполнять. Бабкин был с незаметной судьбою. Он, высокий красавец-брюнет, Тайно был фаворитом в Покоях И, Царице китовый корсет Вечерами расстёгивал с верой, Что не только в любви он пригож. То-то, сын Николай на курьера, Как портретный рисунок, похож… Павел понял: откуда колёры! Даже сына признать не хотел, Но не вынес из дома Позора… Стать посмешищем общим не смел. Наградил Соискателя тростью. Мер других для него не нашёл… И походкой уверенной в гости К фавориткам весёлым ушёл… А Мария поплакала, стоя. Не пила с мышьяком киноварь, Потому, что в любимых Покоях Появился другой Секретарь… Взгляд его, с поволокой туманной, Её в земли Эдема позвал… Страсть закончилась – дочерью Анной! Павел этой измены не знал. Ну, а если б узнал о неверной, Как всегда, он простил бы жене, Потому, что о женщинах верных, В своей жизни не ведал уже… Павел в жизни своей торопился И, вставая в четыре утра, Быстро завтракал, быстро трудился, Зла боялся, а больше – добра… Торопливость граничила с фарсом. Были скоры и радость и гнев! Как не пыжся – не выдавишь баса, Если ты от рожденья не лев… Рядом с ним секретарь и курьеры, Сон и страх постоянно гоня, Принимали поспешные меры, Исполняя капризы Царя. Был Указ о жилетке и шляпе, Что с тульёй на французский манер… И Указ, чтобы гнать по этапу За неверный в параде маневр… Патрули по Столице кружили: Мяли шляпы, срывали жилет! По этапу полки уходили… Кто домой воротится, кто нет! Опасаясь влияний французских На российскую свежесть ума, Запретил говорить не по-русски И романы читать до темна! А Указ вылетал за Указом… Шли запреты мелодий и слов: -Потому, что в них дышит зараза Для, ещё неокрепших, умов!- К запрещенью – заморские книги. Мол, несущие ложь и разврат! Нам привычней и ближе – интриги, Ближе нам – доморощенный мат… В запрещении также – романы, Вся история чувств – под запрет! Даже Свифт стал – исчадьем Обмана. Под запретом – стихи и балет… У дворца жгли в кострах переплёты, Что забрали в Столичных домах. Чтобы власть не ушла к санкюлотам, Шли в огонь неповинны тома… По какому, неясно, стеченью, Но Указ позволял всей Стране Лишь – Тунгусское богослужение На китайском читать языке… Ну, а чтоб закрепить непременно Важность Царских Указов и Дел, Павел ставил вельмож на колено. Целовать свою руку велел! Да, не просто касаться губами, А чтоб слышен был чувственный чмок! Павел ревностно сам вечерами Проводил этот важный урок… Рать дворцовая телом дрожала, Губернаторы кляли свой чин… Раз в неделю кибитка бежала И фельдъегери мчались в ночи. Принося по дорогам в Столицу От губерний далёких отчёт: Губернатор в нём всё, что случится Должен знать и писать наперёд! Ну, а если оно не случилось, То, о чём был губернский прогноз, Губернатора долго учили, Доводя до истерик и слёз! Все боялись Царёвых Указов: От вельмож и до нижних чинов. Обсуждая: -Какую заразу Подложил им свинья-Салтыков!..- Но и он, разве мог бы представить: Кто родится в слиянии вер! Кто захочет Россию исправить, Но уже - на Австрийский манер… Не везло Императору Павлу: Всё не так, как того бы хотел! …Пётр Третий в нетопленых залах Долго грустно на сына глядел… Словно мог увести от удара, О предательстве предупредить. Словно, мартовской ночью кошмарной, Тенью Павла хотел оградить… 2005 г. |