Она была счастлива с ним 100 часов. Она посчитала.

А что? 100 часов счастья - неплохо… У некоторых не бывает и этого.

Хорошо, что она не поехала к матери. Могла уехать и пропустить самое важное в своей жизни. А ведь должна была. Договаривалась, обещала. Но не поехала. Стало жаль единственного выходного. Рабочие субботы - для нее дело привычное. Летом, когда все вокруг что-нибудь строят, работы невпроворот. Остаются воскресенья. Надо, конечно, уже и урожаи на дачах собирать. Но сил не осталось совсем. И она не поехала. Позвонила, извинилась, обещала отпроситься с работы посреди недели. Или поехать в следующие выходные. Обязательно.

Хорошо, что не поехала.

Он пришел ниоткуда и ушел в никуда. Она не спрашивала, он не рассказывал. Не рассказывал ничего, что не имело бы к ним прямого отношения. Не говорил и о любви, видимо, это считал тоже к ним не относящимся. Но был нежен и приветлив.

Он пришел ночью. Открыл дверь тщательно подобранным ключом. Споткнулся о забытый ею в узком коридоре стул. Искала на антресоли старые газеты, да так и оставила его стоять посреди кишки-коридора до утра.

Услышав грохот, привстала, включила свет. Он подошел к ней медленно, долго молча смотрел в глаза, распахнутые в страхе и ожидании. Потом протянул ей ключ.

 

Он вошел осторожно. По привычке не включил свет. Не скрипнул дверью, не звякнул ключом. Так же осторожно прикрыл дверь, не поворачивая замка. Сделал шаг, другой. Наткнулся на что-то, загремел. Матюкнулся безмолвно и остановился оторопело, когда в комнате зажегся свет.

Сволочь Витька. Говорил, никого не будет.

Что его сюда понесло? Знал же, что и денег в квартире немного, и остального… Принесла нелегкая.

Замер на мгновение, глядя на перепуганное, ошеломленное лицо, обращенное к нему. Ждал, что закричит. Не закричала. Улыбнулся успокаивающе, при этом чувствуя себя идиотом. Чем он может успокоить?

Сделал то единственное, что пришло в голову. Отдал ключ.

Увидев ответную улыбку, растерялся.

 

Где он его взял, она так и не поняла. Раз спросила, он не ответил, только улыбнулся и поцеловал ее в губы. Крепко, уверенно и настойчиво. Это не показалось ей ответом достаточно полным, но приятным – определенно. Больше она не спрашивала.

Возвратившись с работы, с удивлением обнаружила исправленный бачок унитаза, вернувшуюся на место вешалку для верхней одежды и забитый, наконец, по самую шляпку гвоздь, о который она не раз раздирала в кровь кожу.

Предложила поужинать. Потом постелила постель. Начался отсчет.

Только первые дни просыпалась в мучительном страхе, что его не окажется рядом.

Он был. Спал немного. Просыпался очень рано, всегда в хорошем настроении, гладил ее по щеке, пробуждая, прижимал к себе и после всего не забывал поцеловать.

Она вставала еще раньше, чтобы привести себя в порядок: умывалась, подводила тенями глаза, красила ресницы. И ложилась снова. Считала.

Потом он уходил. Уходил в одно и то же время, как на работу. Уходила и она. Брела по улицам, спускалась в метро, корпела над чертежной доской в огромной комнате, заполненной женскими голосами, шуршанием бумаги и скрипом грифеля о ватман. В обеденный перерыв запихивала в себя кусок колбасы на зачерствевшем хлебе. Запивала все это чаем с кусочком сахара и мечтала о том, как вернется домой и будет ждать его возвращения. На мечты оставалось времени немного, и его она тоже подсчитала и суммировала. Они, эти часы, тоже вошли в те сто часов.

Он возвращался вечером с пакетом, заполненным едой из магазина напротив. Вываливал их на стол, походя гладил ее по спине, исчезал на время в комнате. Ровно до тех пор, пока она не звала его ужинать.

Она звала. Готовила теперь с удовольствием. Борщ, котлеты, компот. Или мясо с жареной картошкой и салат. И еще запотевший графинчик с водкой и две маленькие стопочки на столе. Надо.

Он опрокидывал стопку, твердой рукой наливал еще. Молча протягивал ей хлеб, до которого она не могла дотянуться.

Однажды скупо улыбнулся, когда она, плача, рассказала ему о потере. Кошелек. Его вытащили из сумки, да так ловко, что она и не заметила. Она держала сумку в толпе, как и положено, перед собой. Не оставляла ее без присмотра. Вытащили кошелек. А в нем зарплата. Вся.

Он поднялся, вышел из комнаты, вернулся, положил на край стола несколько смятых купюр.

- Это много.

Опять улыбнулся.

- Нормально.

Она привыкла. Приходила домой, смотрела на часы. Семь. Половина восьмого. Он приходил в восемь.

Однажды пришел домой позже. Не стал есть. Не погладил по спине.

Она поняла – хватит. Норма.

Ложилась спать с ощущением потери. Прижала его к себе крепко, не дожидаясь, пока он проявит инициативу.

Поцеловала.

Он закрыл глаза, а она смотрела и смотрела, не выключая маленького ночника. Легли тени. Скулы обозначились резче, забегали желваки.

Тогда она встала, протянула руку, потрогала его за плечо.

В руке поблескивал ключ. Тот.

Он улыбнулся без малейших искорок в глазах, одними губами. Притянул ее к себе.

Утро пришло слишком быстро. Будто кто-то просто включил свет.

Она открыла глаза, оглянулась. Подсчитала. Сто часов. Норма.