Звонок прозвучал резко и отрывисто. «О, господи, уже девять, а я всё ещё валяюсь», - подумала Дина, глянув на часы. - Привет, любимая! – рассыпался в трубке весёлый мужской голос. «Неужели приехал?.. Не может быть». - Привет, - ответила она и ощутила, как сердце покатилось в пятки. - Как ты поживаешь? – баритон в трубке смеялся и будоражил. «Нет, не он, боже мой, не он». - Хорошо поживаю, - неуверенно ответила Дина, и нотки этой неуверенности были схвачены мгновенно, потому что голос в трубке тут же спросил: - А почему так неуверенно? - Простите, но я… Я не знаю, с кем говорю. Голос тут же умолк. - Ой… это вы меня простите, кажется, я не тот номер набрал, - и приятный баритон исчез так же неожиданно, как и появился. - Какая жалость, - сказала она и расхохоталась. Оказывается, в её маленьком городке есть галантные мужчины и пылкие любовники, и всё в одном и том же лице, а она и не подозревала. М-да, забавно. Но спустя минуту смех её замер, а в глубине души встрепенулась печаль, почти забытая. А ведь она избавилась от неё, по крайней мере, так было до сегодняшнего дня, вернее, до сегодняшнего звонка. Так было, потому что уже ничто, или почти ничто не напоминало о её безумном увлечении, которое как снег на голову свалилось ещё совсем недавно и которое так же неожиданно и закончилось, так сказать, по всем правилам лёгкости современных отношений, без всяких на то объяснений. Чтобы приучить себя к мысли о разрыве, а потом и вовсе избавиться от неё, последние несколько дней она старалась заполнить себя всем чем угодно, – лишь бы не мучиться вопросом, отчего да почему, – и параллельно дала обещание не вспоминать о нём. Какое-то время это удавалось. Но легко сказать – не вспоминать. На самом же деле ей было плохо. Ей и сейчас плохо. Но больше всего Дина расстроилась сегодня, после утреннего звонка. Он многое напомнил: и январскую метель, когда они только что познакомились, и сумеречный ресторан, где в тот же вечер маленькими глотками пили текилу, и конечно, то раскидистое дерево, под которым спустя полгода прятались от дождя тёплой июльской ночью. Господи, почему так плохо, ведь ничего же не произошло, - твердила она. -. Ну позвонили, ну ошиблись. Подумаешь – не он – беда какая. Но – «привет, любимая...», – от этих слов с ума можно сойти! Она глянула в окно и заметила крохотные снежинки, – первые после обильного листопада накануне. Медленно, будто нехотя, они кружились в воздухе. Некоторые ударялись об оконное стекло, таяли, растекались капельками на его поверхности и, соединяясь в извилистые ручейки, сбегали на подоконник. Да, скоро зима и скоро год, как они познакомились. «Ладно, хватит, пойду, поставлю чайник», – она поднялась с дивана и прошла на кухню. Но через пару минут чашка, наполненная густой ароматной жидкостью, так и осталась на столе не тронутой, потому что грусть, копошащаяся где-то под ложечкой, всё не проходила, и чтобы заглушить её, Дина вернулась в комнату и, включив компьютер, стала просматривать дневник. Вот… вот эта запись. Она прочла её один раз, второй, третий и вдруг до последней буковки поняла содержание написанного. Поняла всё, что два года назад, до неё никак не доходило. Со всеми подробностями она вспомнила тот странный, почти сказочный сон, который приснился с 13 на 14 ноября. Сон, который, как ей казалось тогда, извещал о неком знаменательном событии, но разгадать который в те дни она так и не сумела. Тогда, помнится, стояла такая же осень: она рыдала такими же проливными дождями, студёными ветрами носилась по скверам и улицам города, и точно также по ночам в её комнату заглядывал неяркий свет фонаря, что висел на столбе напротив. В ту ночь она долго не могла уснуть. Было около трёх часов, когда сон, наконец, сморил её, и на переходе от реальности в мини-небытие, когда пересекаются грани прошлого, настоящего и будущего и когда простому смертному невозможно определить, что первично, а что вторично, она увидела себя, стоящей у незнакомого дома, фасадом выходящего в сад. Хозяев не было. И если дом не производил особого впечатления, то сад был великолепен: незнакомые деревья с пышными кронами, поляны с мягкой блестящей зеленью, выразительные цветы с крупными лепестками, холодный ручей, на дне которого сквозь прозрачные струи просвечивались гладкие, полированные камни – всё было ярко и необычно. Гуляя по саду, она вышла на поляну, и через мгновение увидела, как с противоположной стороны навстречу царственно вышагивают павлины. Их роскошные оперения светились небесно-голубым сиянием, и только две птицы были окружены бледно-розовым ореолом. «Уж, не хозяйка ли я этих птиц?» - мелькнуло у неё голове. Она перевела взгляд на цветы и склонилась к ним. Дотронувшись рукой, вдруг ощутила, как её душа наполняется покоем и умиротворением. «Интересно, - подумала она, - что должно произойти в жизни человека, чтобы он принял эту красоту, и что должно произойти, чтобы отверг?» Затем Дина подошла к ручью, села на гладкий, отшлифованный камень и, опустив босые ноги в прохладную воду, стала любоваться солнечными бликами. Неожиданно солнце спряталось за маленькую тучку, блики исчезли, и в этот момент рядом с отражением своего лица она увидела отражение незнакомца. Она обернулась. Перед ней стоял высокий, статный мужчина, одетый в белую тунику. «Он похож на султана из восточной сказки», - подумала Дина, а вслух спросила: - Кто ты? - Разве ты не узнала? Я хозяин этого поместья, - ответил он, легонько взяв её за подбородок. - Пойдём, я покажу тебе дом и сад. - Я уже всё видела, - сказала она. - Ты ещё ничего не видела... А хочешь, я подарю тебе счастье? – ни с того, ни с сего вдруг спросил он. - Почему ты решил, что я не счастлива? - Это читается в твоих глазах. - Это не может читаться в моих глазах, я только что любовалась красотами твоего сада и испытала настоящее счастье. - Это минутное счастье, о постоянном же – твои глаза молчат. - Постоянного счастья никто не испытывает, - сказала она. - А в чём заключается твоё счастье, и счастлив ли ты сам? Скольких женщин ты звал за собой вот так, как меня сейчас, и не в них ли ты ищешь своё счастье? - Да, я люблю женщин, - ответил он. «Это и не мудрено, - она улыбнулась, - недаром он похож на султана». - Тогда скажи, что значу я для тебя и зачем я тебе? Куда ты зовёшь меня, – в свой гарем? - она снова улыбнулась. - Я поселю тебя отдельно и буду приходить к тебе чаще, чем к другим, - ответил он. - Почему? - Потому что ты особенная, ты не такая как все. - Тогда оставь своих женщин и останься со мной навсегда. - Не могу, потому что душевный комфорт обретаю только тогда, когда меняю женщин, и я не смогу полюбить тебя так, как ты этого захочешь, я буду любить тебя по-своему. Но если ты не примешь моих правил, то будешь страдать, потому что меняться не собираюсь. - Но если два человека заключают между собой союз, то это предполагает… - Это ничего не предполагает. - Но нельзя же всё время искать, надо уметь и находить, не правда ли? - Для меня время поисков ещё не закончено. И тут всё разом переменилось: павлины исчезли, а вместо них появились люди, вооруженные странным оружием. Воинственные и страшные, они выползали из-за деревьев и уже приближались. Незнакомец почему-то рассмеялся и тут же исчез, как будто его и не бывало, а Дина, спасаясь бегством, забилась в одну из комнат этого странного дома и, натянув на себя неподатливый картон, который стоял тут же поблизости затаилась… Её разбудил страх, жуткий страх, – она это отчётливо помнит. Сердце ёкало, в висках стучало, и некоторое время она ничего не могла понять. Наконец, сон отступил, и Дина вернулась в реальность. Но к чему был этот сон, о чём он говорил, она не знала. Его разгадку, спустя некоторое время, она прочла в старом соннике, и вот что там было: «Приснившиеся павлины предвещают резкие перемены в жизни. Радостные и яркие впечатления, связанные с удовольствиями, наряду с печальными размышлениями и предчувствиями, сольются в пёстрый поток ощущений и, переплетаясь с картинами реальности, окажут на душу самые разные влияния: от прекрасных до тревожных. Если женщина увидит себя хозяйкой павлинов, – значит, судьба готовит ей испытание, её представление о мужской чести будет поколеблено». Сон приснился на десятый лунный день, – это значило, что он правдивый и успешно воплотится в жизнь. Не придав его символике особого значения, она вскоре и думать о нём забыла. О нём Дина вспомнит позже и именно тогда, когда Алексей из её жизни испарится так же стремительно, как и незнакомец из того, казалось бы, ничего не значащего сна. Впрочем, все мужчины одинаковы, и никто из них не пропустит ни одной юбки, и Алексей не исключение. Более того, судя по всему, это его хобби, и стоит ли убиваться по этому поводу? Вот-вот – не стоит. Но зачем эта грусть? Не надо никакой грусти. К чёрту! Она ведь сама бросила его – первая, – пусть и наврала, что встретила другого. Вот и славно, потому что никогда, ни при каких обстоятельствах не хотела быть покинутой. А кому нравится – быть покинутой? Правильно – никому. Но Алексей…. Он запал в душу более других. И почему эта проклятая боль не отпускает? Нет, так нельзя. Она давала себе обещание выкинуть его из сердца? Давала. И что? Ах, боже мой, почему он не понимает, что ей сейчас плохо? Неужели он не знает, что ему не должно быть хорошо, когда ей ТАК плохо. Дина закрыла файл и выключила компьютер, затем взяла его фотографию и, глядя в глаза, сказала: «Когда ты позвал меня, я пошла не оглядываясь, хотя не могла не догадываться, что вряд ли задержусь около тебя надолго, – а мне так не хотелось верить в это. Мне казалось, что я любима тобой, но это была иллюзия, обычная романтическая иллюзия, подтверждение которой я получила недавно: ты перестал писать, и те короткие письма, которые изредка ещё приходили, были сухими и торопливыми, будто кто-то стоял позади тебя и заковывал твою душу в броню. Вот тогда-то я и поняла, что между нами всё кончено. Но это и к лучшему, ведь неизвестно, как сложились бы наши отношения, окажись мы в одной упряжке: мы же не знаем друг друга, и согласись, те короткие семь встреч многое оставили за кадром, да почти всё. Так что разрыв для меня – ни что иное, как благо». Дина отыскала папку с ненужными фотографиями и, сунув туда его изображение, задвинула в дальний угол объемистого шкафа. Но почему она так безоглядно кинулась в его объятия? Не потому ли что слишком долго никого не любила, да и любила ли вообще? Встретился ли на её пути тот мужчина, которого она смогла бы полюбить? А может, она сама отказывалась от любви? Но этого не может быть, потому что это противоестественно. Просто не было ТОГО единственного, который взял бы её на руки однажды и сказал: «Не задавай мне вопросов, почему одни счастливы, а другие нет. Не задавай, потому что отныне мы нашли друг друга, и должны быть счастливы. И мы будем счастливы». В свой последний приезд Алексей спросил её: - Помнишь нашу поездку на Средиземное море? - Помню, - ответила она и с удивлением подумала: - «Почему он спрашивает об этом?» - Потому что хочу напомнить о нашем счастье. - Ты читаешь мои мысли? - Точно так же, как и ты мои. Ты была счастлива тогда? Она невольно сжалась. Не отвечая на вопрос, спросила сама: - Так что же случилось сейчас? Тебе захотелось новизны? - Не знаю….может быть. - Почему тогда вспоминаешь о море? - Хочу снова вернуться туда, хотя бы на несколько дней. Поедешь со мной? - Зачем? Ты же сказал, что в одну реку невозможно войти дважды, хочешь устроить мне обворожительное прощание, чтобы совесть не мучила? Тебе не кажется странной твоя просьба? - А что в ней странного? - Ну, как же, у большинства на курортах романы только начинаются, а ты зовёшь, чтобы закончить его. Я правильно поняла? Он помолчал и через минуту, – будто не слыша вопроса, – сказал: - Но как же было здорово тогда! - А хочешь, я напомню? – поддаваясь его чувству и собственному полёту воспоминаний, воскликнула Дина. И, не дожидаясь ответа, стала говорить, потому что понимала, это конец. Потому что знала – надо высказаться, хотя бы так, напомнив ему и себе об этой, их первой и последней поездке. Потому что всё, что было между ними, к сожалению (а может, и к счастью), приходит к завершению. Всё, – как в том сказочном сне. Она напомнит сейчас об этом путешествии, и в их истории должна быть поставлена точка, потому что точкой заканчивается любая история. Точкой… а может, всё-таки многоточием? Нет-нет, никаких многоточий: всё в прошлом, и надежды тоже. - Итак, - начала она, - мы прибыли в Памук-кале под вечер… - когда солнце уже садилось, - подхватил он. - Ты и такие подробности помнишь? - Я помню всё. - Да, – ты много раз повторял эту фразу… но я продолжу. Солнце только что коснулось поверхности моря, и его отражение в воде напоминало вытянутый эллипс, почти цилиндр, по обе стороны от которого – и на горизонте, и на морских водах – темнели пурпурные дорожки, переходящие в светло-сиреневое пространство. Было что-то мистическое в этом зрелище. Ты ещё с благоговением поцеловал мою руку. - Я и сейчас могу сделать то же самое. Она улыбнулась: - Твоё обаяние уже ни к чему, но позволь, я продолжу. Уже на следующий день тёплое море с хрустящим песочком на берегу было нашим. Где-то в отдалении, слева, виднелись невысокие тёмные скалы, и чтобы спрятаться от людских глаз, мы каждый день уходили туда, расстилали на песок покрывало, выкладывали нехитрую снедь, купались и загорали. Над прозрачными волнами с криком носились неугомонные чайки, и я пела тебе: «Ах, эти чайки надо мной – напоминают…», как пела тогда в снежном феврале по телефону. Помнишь? - Помню. - Сначала мы безумно целовались, а потом от восторга и желания у нас начинала кружиться голова, и мы, как шальные, прильнув друг к другу, переставали ощущать время. А вокруг – никого, только солнце и море, чайки и скалы... И мы. Я смотрела в твои в глаза и улыбалась, а ты гладил мои волосы и целовал эту улыбку. Потом мы ложились на песок и сквозь полузакрытые веки смотрели на безоблачное небо, потом ты брал меня за руку, и мы бежали к морю, навстречу волнам, таким же лазурным и прозрачным, как само небо. Дина замолчала. Склонив голову набок, Алексей смотрел на неё. Немного погодя, снова спросил: - Поедешь со мной? - Нет, - ответила она. – Уходя – уходи. - Ты жалеешь, что мы расстаёмся? - Пока не знаю. Знаю одно – будет больно, по крайней мере, мне. Прошло полгода. Ей действительно, было больно. В его последний приезд (уже не к ней, а лишь затем, чтобы уладить служебные дела), Дина спросила: - Ты счастлив? Задав этот вопрос, она ощутила, как тот магический сон, который привиделся ей два года назад, снова становится реальностью. - Не знаю, - ответил он. – Думаю, что да. - А что такое счастье, по-твоему? Жена, которая из возлюбленной превратилась в друга, или дом, который ты с таким тщанием обустраиваешь, а может, женщины… - она умолкла, не договорив. Он пожал плечами: - Не знаю…. - А как ты думаешь, существует ли счастье на земле, и бывают ли счастливы люди? Мне кажется – нет, и знаешь, почему? Потому что нам всегда чего-то не хватает: кому-то ощущений, кому-то денег, кому-то признаний, а кому-то и хлеба. От этого наша душа мечется, и нет ей покоя, хотя, возможно, мы и не осознаём этого. Мы стремимся достичь того, чего хотим, достигаем и замечаем, что снова чего-то не хватает, или – кого-то…. А знаешь, - добавила она после короткой паузы, - я не права. Есть счастье на земле, есть, только не каждому дано его почувствовать. А недавно Дине приснился тот же самый сон: она увидела знакомый дом, необычный сад с радужными полянами и ручей с гладкими валунами, только павлинов не было. Как и тогда, она увидела того же незнакомца, но на этот раз, шагая по зелёной траве, он улыбался и протягивал к ней руки. - Я понял одну вещь, - сказал он, подойдя, - часто своё счастье мы ищем не там, где нужно, а если и встречаем его, то проходим мимо. Так и я – едва не прошёл мимо тебя. - Не захочешь ли снова уйти? – спросила она. - Нет, потому что долго шёл к построению мира в собственной душе и понял, что люблю только тебя. Теперь я знаю, что моё счастье – это ты. Но если не ответишь, – мир перестанет существовать для меня, а вместе с ним перестану существовать и я. Ответишь?.. |