Анжеро-Судженск Иван Габов

 

новелла

 

«Есть вещи, которых

не купишь за деньги».

О. Генри «Золото и любовь».

(Перевод Н. Дарузес)

 

За окном падал снег. Белые, мохнатые снежинки бесшумно летели сверху, заполняя собой все пространство освобождаемого от сумрака утра.

«Белое безмолвие», - вспомнила Надежда.

Двери со скрежетом отъехали влево, и в купе вошел среднего роста мужчина. На его черном кожаном пальто с меховым воротником и на черной меховой шапке снега не было.

«Странно», - подумала Надежда.

- Моё место – тринадцатое, - сказал мужчина и положил тонкий черный портфель на обитую дерматином полку. Затем вкатил из коридора небольшой аккуратненький чемодан тоже черного цвета на маленьких пузатеньких колесиках.

«Знакомый голос», - показалось Надежде. Она повернула голову в сторону белого хаоса. Вагон слегка качнуло. Поезд медленно тронулся. Сквозь толстые вагонные стекла доносилось «Прощание славянки».

Мужчина снял пальто, повесил его на плечики, снял шапку и шарф и разместил всё это на вешалке, прикрученной к стене у двери. Достал пакет с тапками и темно-коричневый несессер из чемодана и, сложив телескопическую ручку, задвинул чемодан под полку.

 

«Тук-тук, тук-тук», - стучали колеса. В белой пелене за окном проносились постройки района Сортировка.

- Будем знакомы.

Надежда оторвала взгляд от окна. Перед ней в дорогом темно-синем спортивном костюме сидел мужчина лет пятидесяти. Темно-русые брови и усы контрастно выделялись на фоне коротких седых волос спортивной стрижки и семидневной бороды. Высокий с залысинами лоб. Тонкие стекла в узкой золотой оправе слегка увеличивали голубые глаза.

- Александр Иванович, - представился мужчина. – Вы тоже в Москву?

«Знакомый голос», - снова почудилось Надежде. Мысли у неё в голове ещё не успели выстроиться в последовательную цепочку, а губы уже произнесли удивленно, чуть слышно:

- Саша?

Брови Александра Ивановича сдвинулись к переносице:

- Надя? Ты?

- А мне показалось, голос знакомый.… Сколько лет-то прошло?

- Только голос и остался, - Александр провел ладонью по лбу. – Волос всё меньше, а что остались – седые. Зато, видишь, живот прибавляется.

- Да и ты меня не узнал бы где-нибудь среди прохожих. Сколько лет-то прошло? Тридцать?

- Двадцать восемь…

Надежда улыбнулась:

- Если бы я не красилась, тоже вся седая была…

В купе вошла проводница, присела рядом с Надеждой. Попросила билеты. Закончив с ними, она бесшумно вышла.

- Как живешь, Наденька?

Надежда теребила пальцами правой руки верхнюю пуговицу жакета своего светло-кофейного брючного костюма.

- Да как живу… Как все сейчас живут, наверное. У меня дочка взрослая... Танечка. Она провожала меня сегодня. Жаль, что ты не увидел её. Учится здесь, в педагогическом, на третьем курсе... на филологическом. Ей двадцать один. Моя помощница. Самый родной мой человечек.

Надежда замолчала, положила руки на стол. Тонкие, красивые длинные пальцы. Никаких колец.

Она перехватила его взгляд:

- С мужем я в разводе. Он, в общем-то, неплохой. Только пьет. С высшим образованием, а работает грузчиком. Иногда встречается с Таней. Да и мне жалко его.

Надежда вздохнула, продолжила:

- Познакомилась я с ним после института. Я по распределению осталась там же в городе. Только в другой район в общежитие завода переехала. Потом родилась Таня. А когда Союз распался, с работой на Украине тяжело стало. На хлеб иной раз не хватало…. Вот Юра и потащил нас сюда, на Урал. Здесь, в семидесяти километрах от Свердловска, его родители жили. Уж и родителей его на белом свете нет… мы их квартиру после развода разменяли на две однокомнатные. Вот такие дела… сейчас работаю в школе, преподаю информатику. Ну, а ты - как?

Александр слегка смутился.

- Да я всё нормально. Тогда, в восемьдесят втором, сразу после перевода в филиал в Анжеро-Судженск, потерял отсрочку. Осенью призвали в армию – в танковые войска. Учебу заканчивал на вечернем…

 

За окном всё так же падал снег. Александр предложил перекусить. Ресторан находился в следующем вагоне.

- Ты научился пользоваться ножом, - улыбнувшись, заметила Надежда.

- Да, жизнь может многому научить…

У Александра сдвинулись брови к переносице, лицо исказила легкая гримаса. Из высокого бокала он попробовал «Старый Екатеринбург». В голове пронеслось: «Шампанское вот почти научились делать».

- Я слышала много раз, что у вас в Анжеро-Судженске не всё благополучно. Шахтеры железную дорогу перекрывали.

- Было дело. В девяносто восьмом, когда шахты закрывали. Ельцин обещал голову на рельсы положить, если шахты закроют. Перекрыли Транссиб. Город прозвали «Родиной рельсовой войны»… шахты всё равно закрыли, а Ельцин так и не приехал. Жизнь в городе угасает постепенно. Я теперь в Кемерово живу… несколько раз был женат, да как-то всё не складывалось… сам в Анжеро-Судженске сто лет не был. Сейчас в командировку, в Москву…

- Помнишь, как ты говорил, что ты из Анжеро-Судженска, а я - что ты «ангелом суженый». А потом ты бросил меня, Саня! Помнишь?

 

Они перешли в купе. За окном падал снег. И с каждой упавшей снежинкой, с каждым произнесённым словом, становилось всё честнее и чище…

 

- Родители мои помогли нам с Таней очень. В городе у нас нечего делать. Одни магазины работают. Скинулись мы все, кто, сколько мог, и взяли Тане квартиру в ипотеку в Екатеринбурге. Однокомнатную, из вторичного жилья, правда, но хорошую. От института и от работы недалеко. Танечка тоже работает в школе лаборанткой. Институт закончит, да и выбора здесь больше... Теперь платим по кредиту. Ещё четыреста тысяч осталось…

Надежда замолчала. Посмотрела в окно. Поезд, казалось, летел в черной пустоте.

 

- Ты знаешь, Саша, недели две назад из Управления образования вдруг звонят в школу и говорят, что я выиграла грант. Я участвую везде, что бы заработать хоть что-то… А потом пришло приглашение. Я взяла билеты на поезд…

- Сколько денег дадут? И на что тратить будешь? - спросил Александр.

- Да сколько бы ни дали, всё одно хорошо. Всё на кредит уйдет. Отчитываться как-то надо будет. Ну да ничего, прорвёмся…

Повинуясь минутному порыву, он присел на её постель, обнял и поцеловал в лоб. Она дернулась, как от удара электротоком:

- Не надо, Саша… я столько лет ждала тебя. Я каждый день вспоминаю наш стройотряд. И наши прогулки по вечернему городу. И тот случайный подъезд, приютивший нас холодной ноябрьской ночью… а сейчас – всё, как отрезало. Лучше верить в большую любовь, и жить ею, чем довольствоваться случайной связью…

 

В Москву поезд пришел с небольшим опозданием. В десять-тридцать утра по местному времени.

Александр проводил Надежду до остановки такси. Помог водителю положить её чемодан в багажник. Сказал ему что-то. Подошел к Надежде. В порыве, резко, обнял её, поцеловал в губы. Не обронил ни слова.

Машина растворилась в потоках привокзальной площади.

Александр достал из внутреннего кармана пальто телефон. Через несколько секунд ответил секретарь:

- Слушаю, Александр Иванович!

- Я сутки не владею информацией.

- Всё в пределах нормы. Акции в плюсе. На «Южной», правда, обстановка накалилась.

- Я в аэропорт, вылетаю домой, а ты найди управляющего и передай, что если он не возьмёт ситуацию под контроль, я сам его голой жопой к рельсам прикую.

Секретарь – бывший одноклассник, спасенный из постсоветской пропасти, умный, но преданный, понизил голос:

- А как с твоим делом?

Александр ответил:

- Она едет к тебе. Ни о чём не догадывается. Поэтому, действуем, как договорились. Сегодня – пусть отоспится в гостинице. Завтра – обзорная экскурсия, культурная программа - на твоё усмотрение. Послезавтра – информационный центр НИИ, с вручением гранта, а вечером – лично посадишь её на поезд. Единственное уточнение - оформи ей банковскую карточку на четыреста тысяч рублей. Да, и скажи, что деньги эти – её. Отчётов никаких не нужно.

- Карточку какого банка?

- Любого. Лучше – Сбербанка. Он есть наверняка. Ничего не рассказывай и не объясняй. Будь доброжелательным, исполнительным, ничего не знающим истуканом. До связи. Всё!

 

05 января 2011