***

Однозначно, Василий и теперь любил жену, но домой после работы не всегда приходил вовремя, встречаясь на узких улицах большого города с многочисленными друзьями, знакомыми, поддерживая, что называется, полезные связи или просто прохаживаясь, глазея по сторонам, почитывая газеты. Это вдруг стало очень расстраивать Любовь Николаевну. Сперва она слегка и тайно грустила, потом грусть ее начинала приобретать оттенок как бы глубокого переживания, переживание плавно перерастало в страдание, страдание — в гнев, гнев заставлял действовать. И Любовь Николаевна решилась на отчаянный шаг— стала устраивать мужу скандалы.

Первый скандал дался нелегко. Ей хотелось быть справедливой, и она с трудом находила слова, чтобы выразить чувства и не обидеть мужа. К сожалению, Василий не внял просьбам и уговорам жены, не почувствовал опасности, а табу было уже снято, и второй скандал не заставил себя ждать.

— Ты чудовище! — сказала Люба Василию, вспоминая слова, которые мама некогда говаривала папе. —Ты эгоист! Ты думаешь только о себе! — уже кричала она.

Известные слова известных фраз в известную минуту, может быть, даже, известных людей.

— Любочка, я люблю тебя, но... — пытался что-то сказать в оправдание Вася, но Любу уже было трудно остановить. Она вошла во вкус

— Ты... ты... Как ты можешь?.. — Кричала Любовь Николаевна, и голос ее крепчал, как ветер на побережье при надвигающемся шторме.

Любочка говорила быстро, внятно, хлестко, речь ее становилась все глаже и глаже — явно она обретала опыт, и ей вдруг стало нравиться чувствовать себя такой разговорчивой и энергичной. Так прошла ночь, а к утру Василий пообещал жене приходить домой вовремя и даже поклялся ей в этом.

Но на другой день он не сдержал слова — опоздал всего лишь на пятнадцать минут и вынужден был повторно выслушивать предыдущий монолог жены, слово в слово, но с добавлением к сказанному еще пары фраз, усиливающих эмоциональный взрыв до неимоверных размеров. Она говорила с упоением и страстью, и это более всего пугало Василия. Слишком большую цену приходилось платить за невинные встречи с друзьями, за простое желание развеяться, пройдясь по городу после многочасового просиживания штанов на жестком редакторском стуле.

Жену словно подменили. Она обретала иное лицо, борясь с ветряными мельницами по всем правилам тактики и стратегии военного искусства. И опять-таки более всего Василия пугало то, что Любочка делала это с явным удовольствием и страстью. В ней как бы проснулись дремавшие садо-мазохистские силы, она возбуждалась, и это делало ее прекрасной, но невыносимой.

Теперь Василий попал в полную и окончательную зависимость от жены. Тело и чувства его рвались к ней, а душа устремлялась прочь.

Домой он стал приходить вовремя. Ровно в шесть часов раздавался звонок в дверь. Довольная собой, жена, намеренно не спеша, открывала, изображая на лице радость и нечто вроде прилива нежности. Так она поощряла его за послушание, подавая немного «сладкого».

Сражение было выиграно. Но хороший генерал, как известно, не может долго жить прошлыми победами, и вскоре борьба с «извергом»-мужем возобновилась с новой силой.

— Спортивные передачи смотреть вредно. Они вызывают агрессию и культивируют нездоровые чувства.

Василий перестал смотреть футбол.

- Прежде чем раздеться в прихожей, нужно почистить свою верхнюю одежду у двери.

Справедливое требование. Теперь в доме порядок: все лежит на своих местах, воздух чистый, а интимные отношения дозированные — в первый и последний понедельник месяца.

Но однажды, после некоторого времени так называемого семейного согласия, Любочке показалось, что ее Васенька утром уходит из дома на работу несколько, как она вспоминала потом, поспешнее, чем следовало бы, и без должных знаков внимания. Нет надлежащего ритуала, как-то: тяжких вздохов перед расставанием, причмокиваний, помахиваний руками, воздушных поцелуев, а самое главное - оглядываний на предмет обожания и небыстрого, как бы нехотя, ухода из дома.

Теперь он старался не поворачиваться к Любочке спиной. Она так ранима. Ради прощального ритуала ему приходилось просыпаться утром на полчаса раньше, и он стал невысыпаться.

Вот Вася и Люба стоят в дверях. Он нежно целует ее пальчики, щечки, лобик и еще что-нибудь. Любочка надувает щечки и изображает на лице легкое неудовольствие. Вася не сразу отпускает руки любимой, спиной пятится к двери, спиной вниз спускается по лестнице, пока Любочка не закроет дверь. А когда дверь закрывается, он вдруг чувствует такую легкость, словно с его плеч сняли тяжкую ношу. Во дворе Вася вновь начинает оглядываться на окно. Он знает, что даже когда ее не видно, Любочка там и пристально следит за ним, тонко подмечая все его промахи и ошибки. Он пятится назад и по пути посылает любимой воздушные поцелуи — один, второй, третий... Вася пятится назад к проезжей части и... попадает под машину. Мебельный фургончик тоже подавал назад и их пути пересеклись.

На похоронах было много народа. Все искренне выражали свои соболезнования Любочке. Любочка, как положено, ломала руки, билась в истерике, пыталась спрыгнуть в могилу с криками: «Прости меня, Вася! Я во всем виновата!» Но гроб закопали, крест поставили, поминки прошли.

А через некоторое время Любовь Николаевна почувствовала себя брошенной и вновь стала ругаться с уже несуществующим мужем. Характер ее совсем испортился. Люди совершают столько ошибок, и она готова ругаться со всеми: с соседями, с дворниками, с прохожими на улицах. Это лишь ненадолго успокаивало ее, но не доставляло радости, как прежние ссоры с Василием.

- Может, мне стать политиком? — однажды спросила она себя, глядя в зеркало, но отказалась от этой мысли. Любовь Николаевна была женщиной неглупой и поэтому однажды призадумалась. Наутро ее было не узнать: стройная, красивая, благоухающая, с наполовину открытой грудью (о, как она была хороша!) и обнаженными коленями она шла, нет — плыла по улице, волнительно покачивая бедрами, томно, почти стыдливо улыбаясь кому надо, одновременно открывая и пряча глаза. И полчеловечества готово было пасть к ее ногам.

Через несколько месяцев несравненная Любочка вышла замуж. Счастью ее не было границ. Она была так покорна, так нежна, так очаровательна, так волнительна, так нежно дотрагиваясь до руки своего нового мужа и так... О, Боже, как она заглядывала в глаза!.. Остальным мужчинам оставалось одно — печально вздыхать и страшно сожалеть о том, что такой бесподобный брильянт достался другому.