Посвящается памяти моих родных угнанных на принудительные работы в Австрию во время Великой Отечественной войны.

В 1945 году они все вернулись в родную деревню Подберезье, Витебской области. Светлая им память.

 

ххх

 

У войны нет совсем оправдания.

Судьбы сколоты и разбитые.

Люди - жертвы, а их страдания,

Алой кровью, всегда умытые.

 

Страх, поселится в снах, в сознании.

То, что прожито - нужно высказать.

Внуки слушают, и в молчании

Будто слышат войны той выстрелы.

 

ххх

 

Я прощаюсь с милой родиной,

С тихим шелестом полей.

И с Двиною полноводною,

И с подругою своей.

 

Пробежать хоть раз под липами,

По аллеи дорогой.

Сердце детское колотится,

Хочет, хочет в дом родной.

 

Подберезье, детство милое,

К нам в страну пришла беда,

Словно сила чернокрылая,

Ворвалась и в дом война.

 

Детство как косою скошено,

Смеха нет, холодный страх.

Немец в дом вошел непрошено.

Автомат в его руках.

 

Нас из дома силой вывели

И куда-то повезли,

И от этой безысходности

Вмиг не чувствуешь земли.

 

Вот Ольгово, школа милая,

Витебск, Орша и вокзал

Всех согнали и построили,

А вокруг конвой нас встал.

 

Лай овчарок, речь немецкая,

Страх людской, детишек плач.

Тут стихия неизвестности -

Всех нас могут расстрелять.

 

Я прощаюсь с милой родиной,

С тихим шелестом полей.

И с Двиною полноводною,

И уже с семьей своей.

 

ххх

 

Как скот в товарные вагоны

Нас грузят, в спину автомат,

Нам смотрит, каждого догонит,

Кто вдруг захочет убежать.

 

Загнали, наглухо закрыли,

Надежно щелкнули замки,

Крест-накрест досками забили.

От стука дергались виски.

 

Овчарок лай стал приглушенным,

Тут теснота, тут места нет.

Мир стал тревожным, безоконным,

Жизнь потеряла смысл и цвет.

 

Вагоны дернулись, скрипели,

И паровоз гудел, как мог,

Мы без воды, семь дней не ели,

Кричали дети, видит Бог...

 

Нас в неизвестность мчат вагоны,

В край чуждый, мы теперь рабы.

День, ночь стоим, мученья, стоны,

Не нужно нам такой судьбы.

 

Охапки сена, воздух спертый,

Тут спим, справляем и нужду.

Лежит мужчина уже мертвый…

Тут каждый чувствует беду.

 

ххх

 

Нас ждала с «нетерпением» Австрия.

Город Линц и широкий Дунай.

Только это не родина милая,

А совсем чужеродный край.

 

Первый раз накормили «радушные»

Суп с червивым горохом и хлеб.

Я запомнила это бездушие

Мне-то девять всего было лет.

 

ххх

 

Непонимание и страх

Торговля тут в разгаре

Здесь продают людей в рядах…

Я помню на базаре,

Так продавали кур и скот,

Тут взрослые и дети.

Фашизм беду и зло несет

И рабство на планете.

 

Стоим уже не первый час,

День страха и позора.

Нас не возьмут – не станет нас,

Нас истребят без спора.

Мой младший брат и рядом я,

Мне так вцепился в пальцы,

И папа с мамой - вся семья…

Что будет с нами дальше?

 

Купил нас фермер, пожалел,

За жалких десять марок,

Такой судьбы у нас удел -

Ему такой подарок.

Нас увозили в Эфердинг,

Рабов судьбы безвольной,

Работать только за еду.

В труд тяжкий подневольный.

 

ххх

 

Слово «Ост» на груди не награда,

Метка просто дешевой рабсилы.

Подневолье, и слов тут не надо…

Наш народ этим, словом клеймили.

 

Отправляли в Европу вагоны,

Наполняя людьми до предела.

Страхи, вопли, крики и стоны,

Как фашизм тут орудовал смело.

 

Всем девчатам отрезали косы

Только волосы вырастут быстро,

Но не смыть это зло вековое,

Нет прощенья проклятым фашистам.

 

Метка «Ост» - это синий квадратик

С белой надписью - черная метка.

Подневольный восточный рабочий,

Для него тут чужбина- клетка.

 

Жизнь – работа, за супа миску.

Лагерь – дом. Будь готов трудиться.

И не смей привыкать к изыску.

И расстрел, коль посмел лениться.

 

Остарбайтеры

 

Жизнь досталась совсем не сладкая,

Увозили их с милой Родины,

В неизвестность и недосказанность,

Там где терн и мечты уничтожены.

 

Там рабы они подневольные,

Век двадцатый, планета в пламени

И фашизм поднимает голову,

Люди в страхе, все лица каменны.

 

Дом их лагерь с колючей проволокой,

Тут собаки, и немцы охранники.

Нары жесткие, хлеб с опилками

И баланда из брюквы, не пряники.

 

ххх

 

Поле бескрайнее поле,

Нет ни конца, ни края.

Где же ты есть свобода

И сторона родная.

 

Двенадцать часов работы,

В солнце и в непогоду

В рабском плену страдая

Жить приходилось народу.

 

Силы уже на исходе,

Голод и страх наказанья.

Тут здравый смысл не сможет

Фашизму давать оправданье.

 

ххх

 

Нас на работу пригнали,

В это огромное поле,

И указания дали,

Восточным рабочим в неволе.

 

Слышу, летят самолеты,

Вдруг это наше везенье

Вы нас от гнета спасёте,

Кончится наше мученье.

 

Я побежала на встречу,

Я им машу рукою…

За мною другие дети

Следом бегут гурьбою.

 

Только не наши ребята,

В кабине пилот немецкий.

Он на курок нажимает,

Целясь по жизни детской.

 

И пулемет стрекочет,

В пашню летят патроны.

Падают все на землю…

Даже молчат вороны.

 

Я укатилась в канаву

В землю вцепились руки.

Я на всю жизнь запомню

От выстрелов эти звуки.

 

Ко мне подбежала мама,

Прижала к себе, ругает.

Жизнь и зловещее пламя

Смерти рядом гуляет.

 

Крик надзирателя – «выстрел»…

Быстро вернуться к работе.

Будто опять над о мною,

Немец в том самолете.

 

ххх

 

Мы на хозяйской кухне, спозаранку.

Я чищу печь, а мама хлеб печет.

Там аромат стоит, что на изнанку,

Всю душу и нутро перевернет.

 

Я задержу дыханье на минуту

Так легче… Только в доме хлеба ждут.

Австрийский хлеб на веки не забуду.

За труд ведь даже корки не дадут.

 

Пекли хлеба на две, на три недели,

Все уносили, прятали в чулан.

На них замки амбарные висели.

Все для себя, все в свой семейный клан.

 

Хлеба как круг, как солнце золотое,

С хрустящей коркой, вот бы откусить…

Но есть писанье жизни не простое:

Терпи ребенок, если хочешь жить!

 

Идем в барак, братишка нас встречает,

- Ты пахнешь хлебом, - обнимает мать.

Она стоит, ее душа страдает,

И нам не может даже крошек дать

 

ххх

 

От гнета спас всех и мученья

Победный сорок пятый год.

Был месяц май - весны цветенье,

Как счастлив был тогда народ.

 

Скорей домой, глоток свободы,

Скорей в родимые края,

У белорусского народа

Есть дом и родина своя!

 

ххх

 

Вот и наша семья уезжает

Покидаем мы дом тот неволи.

Фермер с грустью стоит, вздыхает.

Кто же будет трудиться в поле.

 

За хозяйкой три маленьких дочки,

Все притихли, стоят не смело,

И заплакала девочка Хельга,

Я за ней очень часто смотрела.

 

Подбежала и крикнула: «Роза!».

Ведь ребенок, а так привязалась,

Крепко-накрепко в шею вцепилась,

Я ей видно родной показалась.

 

Для нее детство - счастье и радость,

Мне тринадцать, а детство – украли.

Труд нелегкий и жизнь не сладость.

Так мы с Австрии уезжали.

 

Все готова отдать хозяйка.

«Хлеб, колбаска, одежда, мыло…

Все возьмите, совсем не жалко»

Все чуланы, шкафы открыла.

 

Мы уйдем, ничего не взявши,

За наш труд, вот такая награда.

Тихо наша сказала мама:

«Нам, поверьте, чужого не надо».

 

ххх

 

Нас привезли для отправления домой

На пункт распределения, все ждали.

То место было просто сущей тьмой,

Фашисты тут людей уничтожали.

 

Концлагерь, я запомнила тот страх.

Там печи крематория стояли,

Но жаром смерти все еще дышали…

И пепел от людей лежал в ногах

Которых тут безжалостно сжигали.

 

ххх

 

Нас снова везут эшелоны,

Домой каждый хочет вернуться.

Скрипят монотонно вагоны,

Девчонки, мальчишки смеются.

 

Вагоны открыты и песня,

Летит над австрийской землею.

Русская им не известная,

О встрече страна с тобою.

 

В память мою очень врезалось,

Как прибыли мы на вокзал.

Там мужичок на коленях

Землю руками обнял.

 

Он целовал ее милую,

И прижимался щекой.

«Родина, самая милая!»

Гладил ее он рукой.

 

ххх

 

Мы вернулись осенью холодною,

Листья откружили листопад.

Сожжены деревни и разгромлены,

Только печи черные стоят.

 

Тишина, тут время стало каменным,

И людей убитых не вернуть.

Чтили память павших мы молчанием,

Продолжая снова к дому путь.

 

Подберезье, дом наш, нам не верится,

Выстоял войну, вернулись мы.

Пусть с Победой многое изменится,

Слава победителям страны.

 

Только впереди зима холодная,

Нам ее бы только пережить,

Будет без сомнения голодная.

Нет запасов, дети, чем кормить?

 

Председатель разрешил из жалости

В поле нам картошку поискать,

Ведь могли колхозники не выкопать,

В спешке при уборки пропускать.

 

Я на поле, руки стынут в холоде

Откопать пытаюсь клубеньки.

Накопаю, сытые – не в голоде,

До весны быстрей пройдут деньки.

 

Листья принесу еще капустные

Их на поле много так лежит.

Пусть они замерзшие, не вкусные,

Их засолим, дальше будем жить.

 

Хворост принесу, запасы сделаю,

Будет печка теплая у нас,

- Ах, ты, ягоза во всем умелая!

Мама говорила мне не раз.

 

ххх

 

Репатрианты, возвращение,

Домой, но то, где были мы.

Все в раз забыли на мгновенье,

Лет пятьдесят и для страны.

 

Остались тенью наши муки,

Вся наша боль у нас в сердцах.

И только наши дети, внуки,

Узнают правды этой страх.

 

И кто-то вовсе не расскажет,

Порой ведь людям не понять.

Кино про это не покажут,

А «Ост» с души так трудно снять.

 

Рабы с востока, столько судеб,

Пять миллионов человек,

Угнали в рабство душегубы

И скоро двадцать первый век.

 

Молчать нет сил, ведь даже дети,

Попали в жерло той войны.

За детство кто теперь в ответе?

И кто теперь мы для страны?

 

Восстановили статус вскоре,

Прошли года, еще б пожить.

Из не придуманных историй,

Нам нужно правду сохранить.

 

ххх

 

Доказательства, есть архивы,

В райсобесе прием идет.

Там меня про войну спросили,

Как работал советский народ.

 

Рассказала: «Насильно угнали.

В рабство продали всю семью.

Заплатили за нас десять марок.

Жить пришлось в Австрийском краю».

 

Взгляд сотрудницы - омут презренья,

Словно выстрел: «Хочу я сказать,

Вы туда на работу стремились,

Чтобы марки свои получать».

 

В горле ком, сердце бьется от боли,

Мне же было всего девять лет!

Я хотела жить в этой не воле?

В жизни той даже выхода нет!

 

Как язык может так повернуться?

Кто дал право такое сказать?

Будто в грязь дали мне окунуться

Дома просто легла на кровать…

 

Ночь проплакала, душит от боли.

Дочь с расспросами - я молчу.

Как же больно меня укололи,

Жить от слов я таких не хочу!

 

Я потом рассказала домашним,

Как меня опустили до дна.

И ни статус, ни к пенсии помощь,

Мне подачка от них не нужна.

 

Дочь пошла за меня, заступилась,

Их стыдила за эти слова.

Та сотрудница извинилась:

«Мол, простите, была, не права.

 

Ну, сказала, а что тут такого…»

Как же можно вот так очерстветь!

Больно ранит бездушное слово,

Как в глаза таким людям смотреть?

 

Малолетние узники

 

От детства ни осталось и следа,

Война его забрала безрассудно,

Отправив на чужбину поезда.

Там было, правда, очень-очень трудно.

 

Нелегкий детский труд, ликует враг,

Мы рано понимаем прозу жизни.

Из рабства не отпустят просто так,

Присвоить нас хотят к своей отчизне.

 

Славяне, нас фашизму не сломить!

Победа будет скоро и за нами!

Нам смогут снова волю подарить,

И красные знамена будут с нами.

 

Мир будет на земле, фашизму - нет!

И родину свою мы не бросаем,

Мы будем жить в своей родной стране.

Своих детей достойно воспитаем.