Сквозь снег.

 

Сон был вязким и безысходным. Вязкая, тупая серость и полное отсутствие кого-нибудь вокруг. Можешь бежать куда хочешь – но никуда не придешь. Можешь кричать во все горло – но никто не услышит. Можешь даже вскрыть вены, но кровь вернется в них опять и, глумясь, возвестит о новом раунде твоих страданий…

Звонок будильника принес осязаемое облегчение. Бог есть, может и не где-то рядом, но все же Он есть. Настя хлопнула по кнопке рукой и открыла глаза. Муж, как обычно, не отреагировал на шум. Он лежал рядом: большой, теплый, спокойное дыхание слегка вздымает грудь. Ему редко снились кошмары. Он никогда не кричал по ночам. Пожалуй, единственным его недостатком являлась всегдашняя сонливость в первой половине дня. Что делать, ответственность за своевременный подъём целиком ложилась на Настины плечи….

Укутанная в полумрак квартира дышала домашним уютом, сжимала веки расслабленным, но непреодолимым желанием понежиться еще немного. За окном было холодно, а здесь – тепло. Многосекционные чугунные батареи и мощный импортный обогреватель: уже хорошо, не приходиться кукожиться по утрам от сырости. Когда Дмитрий добьется еще большего, чем сейчас, они выкинут будильник из своей жизни. Только часы. Навсегда, навечно. И никаких обязанностей, вторгающихся в твою жизнь с помощью двух говенных батареек.

Она потрогал свои щеки. Пальцы рук были холодными, и это неприятно поразило сознание. Значит, она все-таки волнуется: несмотря на тысячу раз принятое решение, несмотря на миллион раз повторенное слово.

- Люблю тебя, - сказала Настя, поцеловав мужа в щеку. Сухое, слегка шершавое, прикосновение распаренных со сна губ. Наверное, так же целуют дети. У них не было детей, но, она надеялась, что именно так и целуют дети: мягко, искренне, вручая свое сердце.

- Угу, - пробормотал Дмитрий и повернулся на другой бок.

- Лежи, я приготовлю завтрак, - соскользнула с кровати Настя и, накинув халат, прошлепала босыми ногами на кухню.

Розовое тело приятно отразилось в зеркалах стенки. Настя была женщиной здоровой русской формации: никакой костлявости, домашней неухоженности и порочных убеждений в том, что мужчина должен сам готовить себе еду.

Спичка с треском отдалась робкому огню. Ленивый газ тихо зашипел из конфорки.

- Господи, помоги мне! – попросила Настя у заиндевевшей форточки, - Ну, пожалуйста, помоги мне! Ты не можешь не помочь!

У соседей громко заиграла музыка: наверное, они использовали в качестве будильника музыкальный центр…

Завтрак получился то, что надо: жареный картофель, отбивная, салат и кофе с вафельным тортом. Не изысканно и о сочетаемости продуктов можно спорить, это верно. Зато вкусно и сытно. Дмитрий, конечно, мечтает о том, что когда-нибудь они будут есть строго по красивым правилам. Раздельное питание, фруктовые ужины, круглосуточное сокопотребление…. Но сейчас пить сок каждый день накладно, не говоря уже о фруктах. От правил остается только привычка есть в комнате – на журнальном столике, сидя на кровати… Она ничего не имела против раздельного питания. Но все равно, все равно Настю не напрягали сосиски с картофелем фри. И сейчас ей жилось хорошо. Поэтому неопределенность «когда-нибудь» не вызывала в ней приступов хандры, в отличие от Дворникова, который казнил бы это слово, если бы мог.

- Даже не знаю, стоит ли ехать, - проворчал Дмитрий, вороша вилкой салат.

- Конечно стоит, - утвердительно кивнула Настя. Она сидела рядом в синем халатике, красиво облегающим ее тело, и мешала чай серебряной ложечкой. По обычаю, она ничего не ела – она никогда не ела при нем утром.

- Все равно не уверен, - вздохнул Дворников, - такой уровень, столица... Да там, наверное, все психушки под завязку набиты провинциалами в седьмом поколении, которые возомнили себя литераторами.

- Ты – не провинциал. И не псих.

- И не литератор, а торговец цементом…

- Литератор, временно торгующий цементом…. Толстой ведь тоже разводил свиней, гусочек…

- Я – не Толстой.

- Разумеется. Ты – Димитрий Дворников…. Не смейся, ну, пожалуйста, не смейся!

Он действительно перестал смеяться. Перемены настроения случались у него редко, но всегда глубоко огорчали её.

- Послушай, милый, - поспешно вздохнула Настя, - обратиться к психологу вовсе не стыдно. На западе персональных психоаналитиков не имеют только бомжи и негры из Гарлема.

- Но зато они и создали так мало стоящего с этими фрейдовскими заморочками. Избитая мысль, но творец должен быть глубоко несчастным – в чем-нибудь одном или в целом. Только тогда он создает подлинные шедевры…

- Солнышко, - принялась резать торт Настя, - ты конечно не совсем счастлив сейчас. Может, это и неплохо… то есть не совсем плохо в контексте твоего творчества

- Я счастлив, счастлив, счастлив с тобой…

- Нет, я знаю, тебе нужно очень многое для полного счастья. И все это будет, если не сейчас, то очень скоро.

- Если мой роман будет продвигаться, такими темпами, то известным я стану годам к пятидесяти. Тоже неплохо, но ….

- Никаких пятидесяти! У тебя есть вдохновение. Просто ты немного устал. Ты ведь не ксерокс, чтобы выдавать ежедневно по кипе бумаги….

- Да уж, - скептически ухмыльнулся Димитрий, - не ксерокс. И даже не печатающая машинка. Вот Кинг каждый день пишет по три листа.

- Кинг, конечно, пишет, это верно. Но, сам знаешь, большая часть его произведений – бабль-гум, а не Проза. А ты пишешь нечто действительно стоящее… ну, с элементами экшена, чтобы легко читалось… Соединять невозможное всегда трудно – и не всегда работа идет быстро. Но зато результат, результат оправдает все твои мучения!

- Хотелось бы, - взял чашку с кофе Дмитрий, - Только меня мучает вопрос: зачем тогда обращаться к психоаналитику? Настоящие произведения создаются без вмешательства извне. Пусть она известный специалист и твоя бывшая одноклассница…. Как там её фамилия, Таманцева?

- Румянцева, - поправила Настя. – Послушай, все, что ты говоришь – правильно. Но Ритка - классный специалист, действительно классный. Она не будет лезть тебе в душу глубже, чем этого допустишь ты. Никакого давления, понимаешь? Просто она поможет тебе открыть источники энергии, на которые ты до сих пор не обращал достаточно внимания. Тут нет ничего постыдного. Ты –Творец, у тебя все мысли заняты воплощением твоих идей. А она просто акцентирует тебя на том, что необходимо. Вот и все. У неё сотня клиентов, известные политики, музыканты и так далее.

От волнения она разгорячилась: круглые щечки покрыл нежный румянец, из-под заколки выбилась непослушная и задорная русая прядь. Он любил ее такой: эмоциональной, волнующейся, когда ей было не все равно. А ей вообще редко когда было все равно. Обычно, маску отстраненности она надевала только в периоды самых жестоких их ссор – и этот ледяной взгляд бесил его больше язвительных реплик. К счастью, ссоры случались редко.

- Ну, не знаю, не знаю, - проворчал, отхлебывая кофе, Дворников, - незаконченный роман…. Стыдно даже сказать. Думаю, московские редакции завалены завершенными произведениями, однако московские писатели не спешат на прием к психиатрам….

- К психоаналитикам.

- …разница небольшая, к психоаналитикам, по любому ничтожному поводу.

- Но повод-то не ничтожный, - осторожно вставила Настя, - ты же сам говорил.

- Да, не ничтожный, - согласился Димитрий.

- Вот поэтому ты съездишь к Ритке, закончишь свое произведение и будешь делать только то, что захочешь. Благодаря твоим талантам, разумеется: такой потрясающий писатель по определению не может продаваться плохо, значит, гонораров хватит и на дачу, и на поездки за границу и на ту «БМВ», о которой ты мечтаешь….

- Лгунья! – не совсем искренне возмутился Димитрий и, обхватив жену руками, повалил ее на кровать.

Они любили лежать вот так, после завтрака: тесно прижавшись друг к другу, впитывая здоровое тепло еще не совсем проснувшегося тела, целуя глаза, губы, щеки своей половинки. Дворников всегда опаздывал из-за этого на работу. Но он не мог сразу пружинисто подняться и отправиться надевать оболочку для нового дня, оставив жену за мытьем посуды. Он не мог и поэтому не приколотил еще частичку надменного свода небес к своему рабочему столу.

- Все будет хорошо! – прошептала она ему в ухо.

- Мне страшно, - признался Димитрий. – Мне очень страшно. Всего половина романа….

- Ритка поможет тебе

- Да я и без неё знаю, в чем дело. Понимаешь, я – обычный. Совершенно обычный, как отрывной билет в троллейбусе. У меня обычные родители. Никаких дворянских или, на худой конец, партийных кровей. У меня обычная работа. Доход, как у всех – ну, может, самую малость больше.

- Ты не обычный, ты совершенно необыкновенный, - горячо возразила Настя.

- Я не сочинял сонаты в детстве, - продолжал Димитрий (он иногда не слышал Настю). - Не командовал полком в шестнадцать. Не зарабатывал миллионы в двадцать пять. Не погружался в сумасшедшие романы со знаменитыми красавицами. Единственная моя оригинальность состоит в том, что я не ложусь спать раньше двух ночи. И после этого я пытаюсь писать о светской жизни…

Настя катнулась по кровати, обняла мужа за плечи. Поцеловала в теплую спину.

- Я не могу дать тебе знаменитых родителей. И талантов полководца – тоже. Но ты необыкновенный. В тебе масса идей. И ты закончишь свой роман.

Дворников обернулся и просунул руку ей под лопатки. Настя была существенно меньше его: метр шестьдесят три против метра восьмидесяти семи. Поэтому в его ладони умещалась почти вся её спина – тёплое, родное прикосновение.

- Ты на самом деле так думаешь?

Она лежала под ним – юная, любящая, полы халата разметались по простыням. Немножко полненькая, - самую малость, - не очень подходящая под голливудский шаблон красоты… Он любил её.

- Я уверена. Слышишь, я уверена. Я чувствую это, также как чувствую, что на улице холодно и тебе надо достать теплый шарф….

На улице действительно морозило. Первый настоящий снег пушисто обнимал обрюзгший город. Собственно, снег шел и раньше, осенью. Но тогда белые крошки тверди небесной безжалостно истреблялись остатками тепла и превращались в отвратительно чавкающую серую грязь. Сейчас же, с наступлением холодов, чистота взяла реванш. Ласковые белые хлопья неспешно плыли в воздухе, чтобы покрыть серый асфальт дорог, коричневые стены подмокших зданий, спешащих пешеходов. Дышалось легко, щеки горели от свежего предпраздничного румянца. На память приходили счастливые ассоциации детства: сугробы, апельсины, шоколадные конфеты «Золотой Фазан». И только выхлопные газы грязного как смерть «Икаруса» да паршивенькая попса, доносившаяся из киоска в зале ожидания, портили впечатление от первого поцелуя зимы.

- Ну, с Богом, - вздохнула Настя. Она не любила прощаний. Но уйти, пока автобус не уехал, было выше её сил.

Дмитрий вытер редкую россыпь снежинок со лба жены.

- Может, все-таки поедешь со мной? Нет, правда, в автобусе есть свободные места…

- Нет, правда, - немного грустно передразнила его она, - ты же писатель…. Тебе надо ехать одному. Новый город, новое знакомство, новые впечатления. Зачем брать что-то из обычной жизни…

- Глупая, без тебя меня просто нет.

- Неправда, - покачала головой Настя, - поезжай один. У тебя будет море свежих эмоций. Может, еще до возвращения составишь план концовки.

- Я вернусь завтра, - сказал Димитрий, - переночую в гостинице, а завтра к обеду буду дома.

- Не торопись: может, Ритка захочет провести несколько сеансов. Только позвони: я буду волноваться.

Водитель автобуса, - пожилой полный мужик в зеленом турецком свитере, - деловито нажал на клаксон. Предстояло ехать. Дворников поцеловал жену. Она вцепилась в его руки, - теплые, маленькие ладошки. Она всегда снимала перчатки, чтобы попрощаться.

- Я люблю тебя, - как всегда при расставаниях слезы предательски выбегали из уголков ее глаз: украдкой, но все же заметно.

- И я тебя люблю, - крепкий, но не очень горячий поцелуй: он не любил выставлять свои чувства на людях.

- Провожающие – из салона, пассажиры – в салон, - скомандовал водитель.

Дмитрий забрался в бордово-грязное нутро «Икаруса». Вокруг него кипела жизнь: собирали деньги за проезд, продавали желтые газетенки в дорогу, укладывали поклажу, спорили из-за мест. А Настя стояла за стеклом, среди падающих снежинок, словно в диковинном аквариуме, где вместо водорослей были сугробы, а вместо пузырьков воздуха – падающий снег. Спустя несколько минут, дверца этого аквариума закрылась с сухим пневматическим свистом. «Икарус» подгадил одетую в белое Вселенную грязным облаком выхлопного газа и отправился в путь.

Почти сразу же на освободившееся место подъехал другой автобус. Двери распахнулись, позволяя пассажирам оккупировать истертые велюровые сидения. Следовало занять место поудобней, но Настя не спешила: до отправления оставалось никак не меньше тридцати минут, поэтому можно было понаблюдать за людьми вокруг. Или еще раз убедиться в правильности принятого решения. Но она уже давно все решила. Оставалось любимое занятие.

Дмитрий всегда удивлялся: «Ну почему ты смотришь на обычных людей как на чемодан с деньгами или испанского танцора, устроившего стриптиз посреди улицы? Что в них может быть интересного?» Она сама не знала, что можно найти интересного в толстых тетках с выбивающимся из-под беретов перманентом, волокущих тяжеленные сумки на московскую электричку. В старом слесаре с исцарапанной орденской планкой на ватнике, что тачал ключи на привокзальной площади и воровато прикладывался к бутылочке «для сугреву». В краснощеких девочках-подростках, разглядывающих яркообложечных теток сквозь заиндевевшее стекло киоска «Союзпечати». В белозубых продавцах хурмы. В молодой паре, тихо, напряженным шепотом, выясняющей отношения в такой милой, дорогой сердцу ссоре…

- Вы садитесь или провожаете? – проскрипел над ухом неприятный фальцет.

- Сажусь, - очнулась Настя и юркнула во внутрь.

Салон надавил на плечи ощущением чужеродности. Все ехали КУДА-ТО, запасшись самой четкой целью, провизией и желтой прессой, чтобы не скучать. У неё же в багаже имелось только с трудом контролируемое беспокойство, да сумбур противоречивых мыслей. Ну и деньги, разумеется…

Город медленно стекал по намоченному снежинками стеклу. Ничего яркого, поражающего размахом и вселяющего в душу гордость за собственную жизнь. Никаких всемирно известных памятников архитектуры или судьбоносных площадей. Скромные офисы с псевдоевроремонтом, заляпанные грязью иномарки, пустующая набережная. Тихая, размеренная жизнь: полное отсутствие пробок, книжные магазины не торгуют органайзерами. Ей нравился этот город...

Мотор гудел на всю мощь. В салоне стало теплее. Пассажиры полистали прессу, пожевали пирожки и откинулись на спинки сидений. Между рядов истертых кресел, по грязной резине пола, заструилась пряная дремота. Ей покорились все: и раздолбаи-юнцы в слегка утепленных бейсболках, и почтенные дамы в меховых капорах, и вечные скитальцы кавказской национальности в непечатно именуемых шапочках.

Настя тоже закрыла глаза. Её вовсе не клонило в сон – скорее, не хотелось волноваться. Хотелось ощутить хоть каплю спокойствия в душе. Но несмотря на все симпатии и антипатии она чувствовала себя как перед экзаменами: мокрые ладошки и тяжесть в животе.

- Холодно, да? – поинтересовался кто-то рядом, - и из окна дует.

Повернув голову, Настя увидела свою соседку по сидениям. Высокая, уверенная в себе девица, черные как смоль волосы стянуты в хвост на затылке; одежда – сплошь да рядом кожа с бахромой. Не хватает только шляпы с широкими полями и пачки «Мальборо».

- Я могу пересесть на Ваше место, - неожиданно для себя сказала Настя. Обычно она отнюдь не отличалась мягкотелостью и могла отстоять свои интересы. Но сейчас надо было отвлечься – пускай даже сквозняком из плохо заделанного окна.

- Ну, если Вы не против… - смутилась от неожиданности соседка.

Они поменялись местами.

- Совдепия, - несколько оправдываясь, сказала попутчица, - и когда у нас будут ездить нормальные автобусы? Ну, знаете, такие, двухэтажные, с удобными сидениями и туалетом…

- Не знаю, - пробормотала Настя и откинулась на грязный велюр подголовника.

Красная иголка «Икаруса» неспешно пронзала сонные полотна заснеженных полей. Изредка в окнах мелькали убогие домики придорожных деревень. Всего в нескольких часах езды от них пульсировал, переливаясь феерическими красками, порочный изнеженный мегаполис. А здесь, как и сто лет назад, носили воду из колодца, закупали хлеб на месяц вперед, рано женились и выходили замуж, рано рожали детей, рано же умирали.

Настя пыталась задремать. Когда она ездила вместе с Дмитрием это получалось легко: стоило только облокотиться на его плечо, уткнуться носом в рукав его куртки и замурлыкать от счастья. Но сейчас, несмотря на сотню голов, вынужденно скучающих по соседству, она была одна. И прогнать мерзкую свистопляску мыслей было некому. А они все усиливали свой натиск: заставили урчать живот, проткнули ноющей болью виски.

- Не спится? – сквозь туман донесся голос с соседнего сидения.

- Да, наверное что-то с давлением, - вымученно улыбнулась Настя.

- У меня есть таблетка. Вот, возьмите, всегда ношу с собой, мало ли что может случиться.

- Вы часто ездите? – спросила Настя, проглатывая несколько подозрительный с виду антибиотик. Её абсолютно не интересовал темп жизни попутчицы. Но завязать разговор следовало – опять-таки для того, чтобы спрятаться от боли за ленивым дорожным трепом.

- Не очень. Но много хожу, - с готовностью застучала по барабанным перепонкам вырвавшаяся на свободу речь. – Компания «Мэй лайт». Косметика, парфюмерия, средства по уходу за кожей лица. Слышали о нас?

- Конечно.

- Я дилер. Хотя правильнее говорить - распространитель: если бы я действительно была дилером, то сидела бы в теплом офисе, а не таскалась бы на своих двоих по разным конторам.

- У Вас тяжелая работа, - кивнула Настя, - я работаю в «Дефендере», бухгалтером. Вы, наверное, знаете, это компьютерный магазин на Трехсвятской. К нам часто приходят Ваши коллеги и конкуренты. Иногда на них лица нет от усталости, особенно когда на улице плохая погода.

- Да-да, - оживилась соседка, - а если учитывать, что Ваш город можно проехать за сорок минут на маршрутном такси, в то время как я, все-таки, работаю в Москве…

- Ваш? – машинально переспросила Настя.

- Ну… и мой тоже. Когда-то.. Я уже давно перебралась в Москву, поэтому, когда приезжаю навестить родителей, чувствую себя в гостях.

- Ну и как? – задала сакраментальный вопрос Настя. - Она того стоит?

- Все чего-то стоит, - вздохнула девушка. – Главное, чтобы были деньги… Кстати, меня зовут Оксана.

- Настя.

- Хорошее имя, старинное. Хочешь купить у меня туш для ресниц, Настя? На восемьдесят рублей дешевле, чем в магазинах…..

Автобус мерно продолжал свой путь. Настя купила туш, маленькую пудреницу, помаду. Поболтала с Оксаной о ночных кремах. Признала неоспоримое преимущество столичных бутиков. Через полчаса ей удалось задремать. Сон был легким и проваливающимся. Она бежала куда-то вниз, как в детстве: маленькая пухленькая девочка с тугими бантами. И где-то рядом стоял дедушка….

- Ну вот, приехали, - врезался в уши недовольный голос, - часа на полтора, никак не меньше.

Автобус попал в пробку. В самую банальную, многокилометровую пробку. Длинная, извивающаяся хромированными красками, змея растягивалась на необозримую глазом длину. Несколько сотен томящихся крыш, море выхлопных газов, ощутимые уколы разбушевавшихся флюидов ожидания – совсем не вовремя, как и все неприятные вещи, происходящие на свете.

- Куда-то опаздываешь? – уловила Настино беспокойство Оксана.

- Да … черт.. сколько это может длиться…

- Хрен его знает. Теоретически можно попробовать найти такси: все равно быстрее выберешься, чем на нашей колымаге. Но откуда здесь такси?

- Можете покурить, кому надо, - объявил в динамики водитель.

Пассажиры высыпали на воздух, на скрипящий под ногами молоденький снежок. Автобус находился посреди царства легковушек, слегка разбавленных фургонами и совсем уж редкими грузовиками. Раздраженные водители слушали музыку, каждый - свою. В результате в воздухе повисла довольно причудливая мешанина из патоки слащавых песенок о слюнявой любви, нарочито грубого басового немецкого речитатива и невесть откуда всплывших «Рикки и Повери». Из кабины потрепанного «ЗИЛа» грустил о канувших в лету временах Муслим Магомаев.

- Куришь? – спросила Оксана, протягивая Насте пачку «Кента».

- Спасибо.

Вообще-то она не курила. Так, иногда, в барах, для разнообразия и по половине сигареты, ибо больше не выносила: начинала болеть голова и подкашиваться ноги. Но сейчас табачный дым, наждачкой ворвавшийся в легкие, пришелся кстати.

- Что, муж будет ревновать? – спросила Оксана, присаживаясь на корточки.

- Нет, - тоже присела Настя, - он у меня не ревнивый.

- Да ну, - не поверила Оксана, - не может быть. Не ревнуют только девяностолетние деды и трупы.

- Мой муж значительно моложе. Он правда не ревнует. Говорит, что если человек захочет изменить, то никакие переживания не помогут. А если супруг не собирается изменять, то тратить нервы вдвойне глупо.

- Не муж, а подарок на Восьмое марта, - выпустила струю дыма из ноздрей Оксана, - а мой иногда выясняет в офисе, куда я пошла и приходит в это место - проверяет, значится. Один раз якобы уехал в командировку – и заявился вечером домой. А я пришла не поздно, совсем не поздно: подумаешь, десять часов вечера. Просто посидела с подругой в «Метелице», ощутила себя немножечко свободной… Потом пришлось ходить в блузке с длинными рукавами и замазывать скулы тройным слоем тонального крема. Немного некстати для августа месяца, верно?

- Он тебе изменяет? – закашлялась дымом Настя.

- Не знаю, - помотался из стороны в сторону кожаный козырек бейсболки. – И знать не хочу. Если бы я была москвичкой… Или знаменитостью какой... Тогда да: или я, единственная и неповторимая, или пошел вон. Они могут себе это позволить. А я… ну кто я: лимитчица с очень нестабильной работой. Да и двадцать девять лет уже. Тут особо условия не поставишь – кругом должна одна ты, а тебе – никто….

Очередь двигалась медленно. Легковушкам приходилось легче. Маленькие, юркие, они сновали по обочинам, перелопачивая хрупкую белизну снежного покрова. А старый «Икарус», словно старая толстая тетка посреди молоденьких стройных племянниц, беспомощно пыхтел на голубое небо своими черными испражнениями и неуклюже тыкался тупой мордой в освободившееся пространство.

Настино лицо мрачнело все больше и больше, под стать наползающим на дорогу сумеркам. Время ползло, - шестнадцать ноль ноль, семнадцать ноль ноль, семнадцать тридцать, - пачка «Кента» стремительно худела, а Москва не приближалась.

- Да не волнуйся ты, - попробовала успокоить Настю Оксана, - он все поймет.

- Он ничего не должен понимать. Здесь все по-другому, все наоборот.

- Как это наоборот?

- Я должна понять. Но пока не получается.

- Наверное, так надо, - вздохнула Оксана, доставая новую сигарету. - Каждый играет по тем правилам, которые сам устанавливает.

- Вот именно. Только, если живешь вместе, кому-то приходиться принимать правила партнера.

- А-а-а, - засмеялась Оксана, - все-таки твой мужик тебя в чем-то тиранит!

- Вовсе нет, - поймала ртом снежинку Настя, - ни в чем. Просто у него проблемы – и я хочу ему помочь. Только вот не совсем получается.

- Он попал на бабки? – оживилась Оксана, - И ты хочешь занять у предков или у бывшего любовника?

- Да нет же, - досадливо поморщилась Настя, - дело не в деньгах. Просто он любит меня…

- Это большая проблема, - покачала головой Оксана, - если мужик говорит, что любит - значит, его интересует только то, что у тебя под юбкой, поверь моему опыту.

- Может быть….. Но мой меня любит.

- Ладно, твой тебя любит. И что?

- А то, - окинула взглядом вереницу машин Настя, - что я не хочу стеснять его свободу.

- Ходит налево, да?

- Нет. И в этом проблема. Понимаешь, он хочет чувствовать себя свободным. Инстинкт охотника и все такое. А я не могу с этим смириться.

- Все мужики – кобели, - согласилась Оксана, - и сколько их не корми….

- Вот я и переживаю. Это его свобода. Он не может без свободы. А я его люблю. Но я психую, когда он смотрит на других женщин. Просто смотрит…. И он давит в себе свои инстинкты, потому что он любит меня и не хочет делать мне больно. От этого он страдает. Понимаешь, он любит меня, а я отнимаю у него свободу. Выходит, я и свобода – мы противоречим друг другу. А писателю, - он - писатель, хотя временно занят другим делом, - необходимо быть свободным. Получается, своей любовью я перекрываю ему кислород. Получается, я его не люблю…

Оксана докурила сигарету и бросила окурок в белизну придорожного сугроба.

- Знаешь, подруга, по-моему, ты просто накручиваешь себе мозги. Живи как живется и не обращай внимание на кого он там смотрит – главное, чтобы ты ничего не знала. Так поступают все нормальные женщины.

- Я - ненормальная, - раздавила свой окурок сапогом Настя, - я так не могу….

Наконец пробка рассосалась. Пассажиры снова наполнили собою «Икарус». Натружено гудя, заслуженный ветеран отправился в путь.

Первое появление произошло неожиданно и, как всегда, поразило. Настя не любила Москву, Москва безразлично относилась к Насте. Так женщины, абсолютно уверенные в своих силах, снисходительно взирают на соперниц. Они всегда побеждают, точнее они уже победили – еще до того, как увидели нужного им мужчину. Поэтому появившееся в окнах тело разлучницы неприятно укололо сердце…

Автобус, принявший, бешенно-веселый ритм занятий любовью большого города, несся по проспектам со скоростью, которую не развивал и на безлюдных трассах. Огни рекламных щитов, роскошные автомобили, дорогостоящий краснокирпичный простор – эта Вселенная создана для тех, кто хочет ее получить. Их много, поэтому она не томится в ожидании новых поклонников. И они бросают к ее ногам все, без остатка, как никогда не положат это самое все к ногам другой женщины….

После «Войковской» Оксана неожиданно повернулась к Насте.

- - Знаешь, в тебе что-то есть. Поэтому я тебе скажу. Я никогда никому не говорила, а тебе скажу. Каждый раз, когда я приезжаю из дома в Москву, я рисую знак вопроса на всем, что ни попадется: на рекламных проспектах, на обертках от «Сникерсов», на оконных стеклах. Глупо, правда?

- Почему?

- Почему глупо или почему рисую?

- Почему рисуешь?

- Сама не знаю. В голове нет никаких мыслей. Просто рисую и все. На душе, правда, тяжело… Но от чего - так ни разу не поняла…

Темнело. Влажные хлопья любовно вплющивались в широкое лобовое стекло автобуса и смывались под колеса безучастными дворниками. Бесчисленные вереницы огней заставляли сердце ныть от зависти. Москва вовсе не устала к вечеру – Москва готовилась к схватке.

Автобус прибыл на конечную станцию. Площадь трех вокзалов бурлила вечнокочевой жизнью. Приезжающие, уезжающие, ларьки, цыгане, торговцы газетами, бомжи, хот-доги – дом, там, где деньги.

- Ну ладно, - усмехнулась на прощанье Оксана, - счастливо, Настя. Приятно было познакомиться. Вот, возьми визитку. Если что-то понадобиться – звони. Кстати, на следующей неделе обещают новую партию кремов…

- Спасибо, - поежилась Настя и крикнула вдогонку, - скажи, ты счастлива с ним?

- Что?! – изумленно расширились подведенные самой последней моделью туши «Мэй лайт», глаза.

- Ты счастлива с молодым человеком, с которым живешь? - прокричала сквозь пелену вертящихся снежинок, Настя. – Ты готова сделать для него что-то великое, как в романах?

Ответ последовал не сразу. Долго, почти минуту девушки смотрели друг на друга.

- Я не знаю, - пожала, наконец, плечами Оксана, - не знаю, счастлива ли и что такое счастье вообще. Я просто живу, как получится, понимаешь? Наверное, это неправильно. Но я не знаю, как правильно. И ты, насколько мне видно, тоже. Позвони мне, если найдешь ответ – телефоны есть в визитке. Можно на рабочий, а лучше домой.

- Спасибо! - сказала Настя.

- За что? - грустно улыбнулась Оксана. – Мы просто две рыбки в большом океане. Постарайся доплыть к своей цели. Пока!

- Счастливо! – помахала рукой Настя.

Кожаный костюм скрылся в ненасытной пасти метрополитена. Насте понравилась Оксана. Если бы они ехали из Москвы, то вполне смогли бы подружиться и ходить друг к другу в гости семьями. А здесь нет времени даже вместе проехаться на эскалаторе…

В метро Настя почувствовала себя абсолютно одинокой. Разлучница омывала её со всех сторон людскими потоками, старалась забраться под корку головного мозга приклеенными в вагонах высказываниями великих о себе, настырно мозолила глаза поездами, обложками журналов и переносными лотками для торговли оптикой. Плюс огромные рекламные плакаты: уверенные, улыбающиеся лица, море счастья в двухметровом стакане. Их не интересовали Настины проблемы – они все уже для себя решили…

Она вышла на нужной станции, поднялась по эскалатору. С усилием толкнула прозрачную дверь из поцарапанного оргстекла. После машинной душности метро, свежий воздух, с его хлесткими пощечинами поземки, показался раем. Настя стояла на одной из центральных улиц. Вековая респектабельность, прищурившись, созерцала редких прохожих через стекла старинных особняков. Здесь всегда жили люди, смотревшие на мир свысока, независимо от того, что они носили на своей груди: кресты ли, звезды ли, триколор... Собственно, на таких улицах мечтал жить и Димитрий: все спокойно, как башни Кремля, просвечивающие через дым твоей сигары.

Настя села на скамейку автобусной остановки и обхватила колени руками. Её полные губы ловили снежинки. Глаза провожали огни редких автомобилей. Она была совершенно одна перед лицом грозной соперницы: невысокий красивый человечек в длинной дубленке со смешным капюшоном и красивых, почти итальянских сапогах, купленных в единственном городском бутике. И ей никогда, никогда не представлялось возможным дотянуться до векового превосходства мощеных булыжником улиц…

Ритка появилась где-то около восьми вечера. Настя успела замерзнуть, вяло попить кофе в небольшом кафе, снова замерзнуть – и снова попить кофе.

- Привет, Настенька! – она была все также хороша, как и десять лет назад, когда в неё влюблялись все мальчики школы. Каштановые волосы с завитушками, безупречные черты лица, длинные ноги – сто восемьдесят сантиметров холеной, обещающей океан удовольствий, плоти. Безупречно обрамленной плоти, надо сказать: шиншилловые меха, очень дорогая кожа, духи явно не саратовского розлива.

- Ну как? – выдавила из себя вопрос Настя.

- Все… как договаривались.

- Все…, - эхом повторила Настя.

- Все, - подтвердила Маргарита, чуть виновато пожав плечами, - я всегда выполняю то, за что берусь. Или может не надо было?

- Нет, надо, надо…

- Солнышко, - чуть изогнулись безупречно выщипанные брови, - ты же мне сама предложила, помнишь?

- Да, конечно, - поспешно сказала Настя и вынула из внутреннего кармана несколько зеленых купюр. – Вот, возьми. Триста, учитывая аванс – пятьсот, как и договаривались.

Маргарита аккуратно пересчитала теплые, согретые грудью Насти, деньги.

- Хорошо. Знаешь, у тебя могут возникнуть какие- то переживания.. Это естественно. Но очень отстало. Сейчас не в моде однообразие: из-за него пропадает воображение. Кроме того, ты ведь не проверяла Дмитрия? Это ведь не какая-то там банальная проверка?

- Нет, это не проверка.

- Правильно, молодец. Проверять не стоит, если не уверена, что сможешь принять результат. А если уверена, то зачем тогда проверка?

- Он что-то вынес для себя? – вскинула голову Настя.

- Конечно, милая, конечно, - засмеялась Маргарита. – Он и сейчас пишет, прямо там, в номере. Вскочил, как ошалелый, достал из своего портфеля бумагу, ручку и уселся за стол. Несомненно, муза сидит у него на коленях… Извини, я не нарочно.

Настя внимательно посмотрела на заснеженные носки своих сапог.

- Он не догадался, что ты…. Ну, в общем..

- Что я – не психолог? – спокойно поинтересовалась Маргарита.

- Да… ты понимаешь, о чем я.

- Хм…, думаю – нет. Видишь ли, у меня действительно нет диплома. Но практика – любой выпускник Гарварда обзавидуется… К тому же, все произошло совершенно естественно: разве психолог не может поддаваться эмоциональным порывам?

Настя промолчала.

- Ну же, малыш, не надувай щеки, - положила ей руку на плечо Маргарита, - это действительно помогает, поверь мне.

Настя продолжала молчать.

- Знаю, знаю, ты – семейная женщина, а я… Но я вижу жизнь. Каждый день. Во всех позах. Поэтому мне есть чем поделиться. И это важно, поверь мне, очень важно для людей с тонкой душой.

- У Дмитрия - тонкая душа, - с чуть заметными дрожащими нотками подтвердила Настя.

- Естественно, иначе ему в голову не пришла бы мысль написать книгу, – кивнула Маргарита.

- Как ты думаешь, он счастлив сейчас?

- Наверное. У него есть цель. У него есть надежда. Он чувствует в себе силы.

- Это хорошо… хорошо, - опустила голову вниз Настя, - Ну ладно, я пошла.

- Куда, у тебя здесь есть родственники или знакомые?

- Ты же знаешь, все мои родственники живут в городе, в котором мы выросли.

- Да, - сказала Маргарита, - кстати, как там Серега Хаврин?

- Вроде нормально, - поежилась Настя, - жена, ребенок, вроде бы скоро будет еще один. Вообще-то я его давно не видела.. Мне пора…

- Если тебе надо где-то переночевать, я найду место.

- Спасибо. Я справлюсь.

- Погоди, - сказала Маргарита, увидев, что Настя поворачивается, - извини за прозу, но те справки, которые я тебе давала… они нужны мне. Скоро в Москву приезжает «Аэросмит». Ну, я попытаюсь туда проникнуть, деньги они платят хорошие, не сравнить с нашими заработками. Поэтому, сама понимаешь, проверки будут жесткие.

- Хорошо, я пришлю их тебе по почте.

- И еще один вопрос: зачем ты приехала?

Настя по-детски махнула рукой: широкий, всеобъемлющий жест. Можно истолковать как угодно, если есть уверенность, что можешь что-нибудь понять на этом свете.

- Он любит тебя, - нарушил чопорную респектабельность улицы совершенно неожиданный, неуместный и даже несколько возмутительный возглас.

- Что?

- Он любит тебя, - повторила Маргарита. – Я не могу подобрать слова… но он будет рад вернуться к тебе завтра. Я видела это в его глазах, понимаешь?

Ничего не ответив, Настя поспешила в рождающуюся ночь: маленькая, с красными от мороза щечками, чуть скользящей в разные стороны, милой и смешной походкой….

 

 

27.12.2002г.