ЕГО МУЗА

 

Художнику, который меня любил, посвящается…

 

 

Яркое солнце, в самом разгаре дня, словно застыло на бескрайнем синем небе. По пустынной дороге, петлявшей вдоль берега моря, между цветущими оливковыми и апельсиновыми деревьями, стремительно мчался белый лимузин по направлению к виллам одного из самых фешенебельных районов Барселоны.

- Как же восхитительна Испания весной, не правда ли, сеньор Педро? – обратилась она к шофёру.

- О да, сеньора Мария, если бы я точно не знал, что Вы русская, никогда бы не поверил, что Вы нездешняя. У Вас душа испанки, Вы сердцем чувствуете красоту нашей страны. – Она покачала головой в ответ.

- Я думаю, что все люди одинаково чувствуют прекрасное, и особенно остро с возрастом.

Лимузин остановился перед белоснежной виллой в мавританском стиле. Сеньор Педро открыл дверь и помог выйти статной моложавой женщине на вид лет 45, одетой в элегантный светлый брючный костюм. Только чёрная косынка на шее указывала на то, что сеньора Мария всё ещё скорбит по мужу, безвременно ушедшему полтора года назад.

- Во сколько мне за Вами заехать?

- Я думаю не раньше 9 вечера. Теперь я знаю испанское гостеприимство и понимаю, что когда приглашают на обед, имеют в виду и ужин. Тем более, что нам с сеньором Альваресом нужно обсудить деловые вопросы.

В дом Эстебана Альвареса, владельца одной из крупнейших в Европе коллекций современной живописи, её привели служебные обязанности. Целью её поездки в Барселону как вице-президента международной организации по сотрудничеству в области культуры и искусства было договориться с сеньором Альваресом о турне его коллекции по известным музеям Европы в будущем году.

Хозяин дома, известный всей Барселоне плейбой, но несмотря на бурную жизнь, всё ещё привлекательный мужчина, дон Эстебан сам встретил гостью прямо у дверей.

- Для меня большая честь принимать в моём доме такую образованную и красивую женщину как Вы, сеньора Мария.

- О, как нехорошо так льстить, дон Эстебан, - с укоризной произнесла она, - теперь я понимаю, чум объясняется Ваш уже ставший легендарным успех у женщин. Вы говорите красивую ложь, в которую мы, женщины, так легко верим. – Он протестующе поднял руки.

- Только не в этом случае. Вы знаете, что злые языки Барселоны стали поговаривать о нашем романе после того, как нас видели вместе на приёме в русском посольстве. – Она от души рассмеялась.

- Это невозможно! Я же Вам в матери гожусь!

- Я Вам не верю.

- Сколько Вам лет, дон Эстебан? 35?

- Нет, уже 39.

- Уже? – В её голосе звучала нескрываемая ирония. – А мне через несколько месяцев будет 63. Да-да, не смотрите на меня так, я никогда не скрывала свой возраст. 63.Вот это уже старость.

- Мой отец в Вашем возрасте говорил, что он только-только достиг зрелости.

- Да, зрелости в суждениях, в понимании жизни, которую может дать только накопленный с годами опыт. Ну а в остальном в таком возрасте уже начинается старость. Мне остаётся одно, - она грустно усмехнулась, - стареть красиво.

- И всё-таки я не согласен с Вами, хотя не знаю, как Вас убедить в обратном. Давайте пройдём в столовую. Всё уже готово для обеда.

После долгого изысканного обеда, состоящего исключительно из блюд национальной испанской кухни, дон Эстебан повёл свою гостью во внутренние залы особняка, где находилась основная часть его коллекции. Сеньору Марию привели в восхищение безупречный вкус в подборке картин, в их оформлении, в том, как они вписываются в интерьер, и она не преминула сказать об этом хозяину.

- Увы, я не имею к этому никакого отношения, - скромно ответил дон Эстебан, - живопись была настоящей страстью моего отца. После его смерти я вообще боюсь здесь что-либо трогать. У него был редкий вкус к живописи. Жаль, что вы уже не сможете с ним поговорить. Я думаю, вы бы без труда нашли общий язык. Мне всегда было интересно, а вкус к живописи и понимание её – это врождённое или приобретённое?

- Не знаю, - сеньора Мария задумалась на мгновение, - наверное, это бывает и врождённым, но вот в моём случае явно приобретённое. – Заметив вопросительное выражение на лице собеседника, она пояснила. – Видите ли, много лет назад я была близко знакома с одним художником, и он привил мне вкус к хорошим картинам.

- Как его звали?

- Евгений Мелехов. Хотя я не думаю, что его имя Вам что-то скажет.

- А вот тут Вы ошибаетесь. Как же всё-таки тесен мир! Я был мальчишкой, когда он посещал наш дом. И потом, отец приобрёл у него одну картину. – Сеньора Мария даже не пыталась скрыть своего удивления.

- Если не секрет, какую же?

- Вообще-то я мало кому её показываю, но для Вас сделаю исключение, тем более что Вы были знакомы с её автором. Пойдёмте. Она находится в самой дальней комнате.

Он открыл дверь и пропустил её вперёд. Они очутились в небольшой комнате, стены которой были обтянуты бледно-голубым шёлком, а вся обстановка состояла из двух кресел с высокими спинками, с обивкой из тёмно-синего бархата. Сеньора Мария удивлённо посмотрела на хозяина дома – в комнате не было ни одной картины. В ответ, дон Эстебан, загадочно улыбаясь, подошёл к противоположной стене и потянул за шнурок с кисточкой, висящий в углу. Шёлковая обивка стены отодвинулась, и взору сеньоры Марии предстала картина 120 на 80, на которой на фоне южного пейзажа и восходящего солнца была изображена лежащая в прибрежный морских волнах обнажённая молодая женщина. Дон Эстебан восхищённо смотрел на картину.

- Она великолепна, не правда ли? Само совершенство! – он обернулся к своей гостье, и только тут заметил, как побледнела сеньора Мария. Она еле держалась на ногах. Он бросился к ней и усадил в кресло.

- Вам дурно? Я принесу воды. Здесь слишком душно. – Но она жестом остановила его.

- Не надо. Всё уже в порядке. Я просто не ожид… - она оборвала фразу на полуслове и даже попыталась пошутить, - я же говорила вам, что это уже старость.

- Вы меня здорово напугали.

- Всё в порядке. Не беспокойтесь. Лучше скажите мне, как называется эта картина?

- «Моя муза». Но мне неизвестна точная дата её создания. Надпись на обратной стороне холста исправлена: то ли 2002, то ли 2003 год.

- Она была написана в декабре 2002 года, в Египте, в Шарм-Эль-Шейхе. – Сеньора Мария неотрывно смотрела на картину.

- Вы так хорошо знакомы с его творчеством? – дон Эстебан даже не пытался скрыть своего изумления.

- О нет, но я очень хорошо знакома с историей создания именно этой картины. – Она пристально посмотрела на дона Эстебана. – На ней изображена я.

- Вы?! Не может быть! – в ответ она грустно усмехнулась.

- Я понимаю, что в это трудно поверить, глядя на меня сейчас, но..

- Я вовсе не то хотел сказать, я имел в виду, что это невероят.., - сеньора Мария прервала его.

- Но не забывайте, что в 2002 году мне было только 22, и я считалась красивой женщиной. Признаться честно, я даже подумать не могла, что когда-нибудь ещё раз увижу её, - она задумчиво покачала головой, - вот уж действительно неисповедимы пути Господни.

- А почему вы спросили, как она называется?

- Сразу после создания у неё было другое название: «Египетский рассвет». Интересно, почему он изменил его?

- Точно я не могу этого знать, но одно скажу с уверенностью. Мне было тогда лет 14, и я помню, как он пришёл к нам в последний раз. Я зашёл позвать их с отцом ужинать, они стояли тут и смотрели на картину. Помню, отец спросил его: «Кто она? Образ?» Он долго молчал, потом ответил: «Нет, она реальная женщина. Женщина, которая была моей самой большой любовью – моя муза».

- Вы знаете, что с ним стало?

- Вскоре после того разговора он умер. Причём последние годы он прожил в бедности. И эту картину он продал от бедности. Он долго не хотел расставаться с ней, но она уж больно приглянулась отцу, и он своего добился. Даже выделил для неё особую комнату.

- Она так нравилась Вашему отцу?

- Она нравится всем, кто её видит. Она излучает энергию. Музей Прадо дважды предлагал отцу, а потом и мне выкупить её. Они хотели повесить её напротив «Обнажённой махи» Гойи.

- Они посчитали её достойной бессмертного творения великого Гойи? – в голосе сеньоры Марии звучало удивление.

- Поместив их рядом, они хотели показать, что истинная красота одинакова во все века, и что прекрасное неизменно.

- А почему Вы отказались от столь лестного предложения?

- Эта картина талисман нашего дома. Она приносит счастье. – Сеньора Мария улыбнулась в ответ. Дон Эстебан вопросительно посмотрел на неё:

- Вы позволите мне бестактный вопрос?

- Да. Мне даже кажется, что я догадываюсь, с чем он будет связан, - она усмехнулась.

- ?!

- Вас интересуют мои отношения с автором этой картины, не правда ли?

- Вы проницательны. Но я не настаиваю, если Вам не хочется говорить на эту тему…

- Да нет. Но Боже! Как давно это было – 40 лет назад… Главных действующих лиц уже нет в живых… Я расскажу эту историю, если Вам, конечно, интересно…

- О да, очень.

- Только у меня маленькая просьба. Здесь действительно душно. Можно вынести картину на веранду – мне бы очень хотелось посмотреть на неё в лучах предзакатного солнца?

- Как Вам будет угодно.

Через несколько минут они сидели и пили кофе на веранде, любуясь картиной при вечернем освещении.

- Давайте сделаем так. Задавайте вопросы, которые вас интересуют, а я постараюсь на них ответить. – Сеньора Мария неторопливо размешала в чашке сахар.

- Как Вы познакомились?

- Летом 2002 года, чтобы пережить разочарование после неудачного романа, я отправилась отдыхать в Турцию. Тогда это был модный курорт. И прямо в самолёте по пути туда, познакомилась с ним: мы сидели рядом, а потом оказались и в одном отеле. Завязался курортный роман, который как ни странно, продолжился и по возвращении в Москву.

- Почему «как ни странно»?

- Во-первых, у нас была очень большая разница в возрасте – больше 30 лет. Во-вторых, официально, он не был разведён.

- Это Вас не смущало?

- Разница в возрасте? – Нет. У него было вредных привычек, он следил за собой, занимался спортом, был очень лёгок на подъём. По большому счёту я даже не ощущала этой разницы.

- А его семья?

- По своей натуре он был слишком эгоист, чтобы уделять внимание семье. Частенько жил неделями один прямо в студии. Так что меня его семья не очень раздражала. Тем более, что несколько раз он даже собирался развестись и жениться на мне.

- Что же его остановило?

- Я сама ни разу не ставила подобной цели. Да и сам он не знал, чего хотел. Натура творческая, порывистая, про таких в России говорят: «У него семь пятниц на неделе». Сегодня у него одно на уме, завтра абсолютно другое. Мне очень тяжело было с ним в плане характера. Полное несовпадение. Большую часть времени мы ругались.

- Вы долго встречались?

- Около года. С небольшими перерывами, разумеется. В этих промежутках я «заедала» его другими мужчинами (иначе бы наш роман так долго не продлился бы), а он меня, наверное, другими женщинами, хотя и говорил постоянно о своей большой любви ко мне.

- А Вы любили его?

- Было несколько моментов в самом начале наших отношений, когда мне казалось, что да. Сейчас я понимаю, что нет.

- Почему Вы расстались?

- В начале апреля 2003 года его пригласили на полгода жить и работать в Ниццу. Тогда я только закончила институт, нашла работу. Что меня ждало с ним в Ницце? Полгода безделья и жизнь в качестве непонятно кого.

- Ну почему же – жизнь в качестве музы, - дон Эстебан улыбнулся.

- Вот в этом-то и парадокс. Он воспринимал меня исключительно как музу, как источник вдохновения. Собственно и в Египет мы поехали не отдыхать, а писать картину. Он был очень недоволен, что не успел закончить её там, в Шарм-Эль-Шейхе. Для её завершения я позировала уже в студии, в Москве, в начале 2003 года. Поэтому и исправлена дата на обратной стороне. Так вот, он видел во мне исключительно музу. Наверное, это мечта многих женщин. Но только не моя. По своей природе я не муза, а обычная женщина, которая хотела семью, детей, хотела быть независимой и делать карьеру. Помню, он сказал тогда: «Если ты не едешь сейчас со мной в Ниццу – это конец». А я только улыбнулась в ответ: «Значит, я выбираю конец».

- Вы хоть раз пожалели об этом?

- Нет, честно говорю Вам – нет. Через месяц после нашего с ним разрыва я познакомилась со своим будущим мужем, через полгода мы поженились и прожили вместе почти 40 лет. У нас двое детей, внуки. Я прожила интересную жизнь, добилась определённого положения… Нет, я ни о чём не жалею. Но я очень рада, что судьба подарила мне возможность много лет спустя ещё раз увидеть эту картину. И сейчас, глядя на неё, мне пришла в голову одна мысль.

- Какая же?

- Как я уже говорила, мы с ним были очень непохожие люди, и большинство его суждений о жизни, об искусстве, мне не близки. Но сейчас я вспоминаю, как часто он говорил одну вещь: «Всё проходит: время, слава, богатство; всё уходит: чувства, желания, даже мы сами, остаётся только одно…» – она замолчала и посмотрела на картину, освещённую последними лучами заходящего солнца.

- Искусство?

- Да. Искусство, созданное с любовью и во имя любви. Только тогда оно обретает бессмертие. Сейчас я понимаю, что в этом он был прав…

 

 

 

 

 

Москва, март-май 2003г.