Что хочет автор. Литературные конкурсы

Вечерние тени удлиняются и ползут вниз по крутому склону так быстро, что кружится голова. На вершине холма у входа в Усыпальницу пророка Даниила, где я стою сейчас, становится холодно. Уклонившись от сильного порыва ветра, я поворачиваю голову и слепну от яркого света. В золоте заката горят крыши домов и острые пики минаретов древнего города, лежащего прямо под моими ногами. По раскаленной лаве асфальта мчатся машины и двигаются маленькие фигурки людей.

- Какая энергия, – думаю я. – Если бы человек мог получить хоть малую часть этой силы!

- Всему свое время, – отзываются Вечерние Тени.

Городу, который сейчас пылает передо мной, больше 2500 лет. Даже «Вечный Рим» старше его только на пять лет. Когда-то давно в этих местах проходил Великий Шелковый Путь. Здесь сталкивались и перемешивались древние цивилизации Востока и Запада. Свет их мудрости погас сотни лет назад, но рассыпанные искры остались в сердцах людей, в пожаре закатного солнца и в вечерних тенях стен Древнего Города.

Ветер затихает в листве невысокого дерева, одиноко стоящего в центре вытоптанной паломниками площадки.

– Это не просто дерево. Это – «Древо Желаний», – шепчет ветер, продолжая разговор, начатый Вечерними Тенями.

Многие годы, когда про Усыпальницу пророка Даниила почти забыли, от дерева оставался только высохший ствол. Несколько лет назад здесь побывал один из самых почитаемых священников мира. Он долго молился у могилы пророка, и в первую же весну после его визита дерево зазеленело вновь.

Дерево, силой молитвы воскрешенное к жизни, стало считаться волшебным. Все его ветви, до которых только может дотянуться рука человека, обвешаны разноцветными лоскутками материи. Паломники свято верят, что «Древо Желаний» связано с душой библейского мудреца. Завязывая ленточку, люди загадывают желания в надежде, что древний Прорицатель расскажет о них Тому, к Кому пророк был так близок и Кто, как это кажется людям, слышит их самих так редко.

С трудом нахожу свободную ветвь и тоже завязываю ленточку. Мне ничего не надо придумывать. Желание, которое я всегда загадываю в подобных местах, остается по-прежнему труднодостижимым, но от этого еще более желанным. Оно давно ведет меня по жизни от одного события к другому. Постепенное исполнение моего Главного Желания все яснее прослеживается в «НЕслучайности» встреч с самыми разными людьми и в появлении нужных книг и знаний, которые «приходят ко мне сами».

- Смотри! Вот, человек с судьбой удачной, но потерявший душу в суетливом стремлении к успеху, добиваться которого он решил любыми средствами. А вот, – сразу несколько человек, потерявших очень многое, – наперекор всему возвышают свою душу, – говорит мне «НЕслучайность». – Смотри! Запоминай. Анализируй. Это поможет тебе добиться исполнения твоего Главного Желания

- Смотрю. Запоминаю. Анализирую, – говорю я. И волнуюсь, если долго не приходит нужная книга или давно не было человека с неожиданным поворотом судьбы.

Высоко в небе над Древом Желаний я вижу журавля. Белая птица направляется в сторону Старого Города, планируя над древними сводами исторических зданий. Несколько сильных взмахов крыльями и журавль садится в гнездо на куполе высокой башни. Сотни лет назад с нее сбрасывали на каменную площадь приговоренных к смерти преступников. С тех пор люди называют ее «Башней Смерти».

Крылья журавля сверкают ослепительной белизной, и только самый край окаймлен черной полосой. Божественный Художник, создавая картину мира, намеренно отделил священную птицу от прозаичности всего, что суетится внизу. Отделил от неба и земли, солнца и людей. Отделил даже от Времени. Журавль точно также летал и тысячу лет назад. Кто-то очень давно также стоял на моем месте и смотрел в небо. Я остро, до боли в сердце чувствую присутствие этого «Кто-то».

В гнезде на куполе «Башни Смерти» появляется голова птенца. Большой журавль наклоняет голову. Журавль-Отец кормит Журавля-Сына. Почему-то я уверен, что это именно Отец и Сын.

В двух шагах от меня мой собственный сын что-то шепчет, завязывая ленту на ветке «Древа Желаний». Я отхожу подальше, уважая его тайну.

Темнеет. Зарево заката, в свете которого еще совсем недавно сияли башни и минареты, – погасло. Вечерние Тени завладели древним городом и сделали его почти невидимым. Солнце на мгновение выглядывает из-за гор и оказывается точно позади Башни Смерти и гнезда на ее куполе. Силуэты Журавля-Отца и Журавля-Сына освещаются вновь. Божественный График рисует передо мной еще одну картину вечного продолжения Жизни. Картину под названием: «Жизнь на вершине Башни Смерти».

- Нас приглашают войти, – зовет меня сын.

- Уже иду! – откликаюсь я.

Мы входим, и я невольно останавливаюсь у порога. Могила Святого Даниила неправдоподобно велика. Это точно соответствует моему представлению о величии похороненного здесь Пророка. Каким же гигантом был тот, кто лежит под землей! Но настоящая история оказывается еще значительнее и интереснее:

Почти семьсот лет назад Властитель этих мест, захвативший к тому времени уже половину подлунного мира, застрял на долгие месяцы, осаждая небольшую восточную крепость. Завоеватель, привыкший к легким победам, был полон гнева и досады. Наконец, он выясняет причину позорного хода военных действий. В стенах крепости похоронен Пророк Даниил, и это его Святость не позволяет сломить сопротивление защитников.

Властитель приносит жертвы Прорицателю, который, по библейскому сказанию, обладал даром разгадывания сновидений и предвидения будущего, – и крепость взята.

– На краю земли, у ничтожного селения есть такой Защитник, – говорит честолюбивый Властитель. – А у столицы моего царства нет ни одного Святого, способного охранять город?

Властителю становится известно, что секрет неуязвимости маленькой крепости заключается в святости правой руки Пророка. Поэтому мощи правой руки Даниила были перенесены и захоронены здесь, в главном городе победителя.

Умер Завоеватель и огромная Империя, подобно колоссу на глиняных ногах, распалась на неравные части. Старшему внуку Властителя досталась во владение центральная часть некогда бескрайнего государства. Святость правой руки пророка Даниила принесла стране не только защиту от врагов, но и свет мудрости и просвещения. Молодой наследник использовал награбленные дедом богатства, воздвигая школы и астрономические обсерватории. Не дед, а внук вошел в историю под именем Великого Правителя. Сегодня его знают и помнят еще и как величайшего астронома, открытия которого актуальны до сих пор.

Незаметно для себя удаляюсь от гида. Моя рука плавно скользит по поверхности черного бархатного покрывала, полностью скрывающего надгробный камень.

- Длина надгробного возвышения – восемнадцать метров. Никто не знает, в какой именно части могильного ложа захоронена рука Пророка, – издалека слышу я голос гида. – По замыслу Повелителя это должно было предотвратить все попытки выкопать святые мощи и, тем самым, лишить защиты древний город.

Неудержимо тянет вперед вдоль узкого коридора и вот, – я уже почти бегу, пока та же сила, что влечет за собой, не останавливает меня вблизи небольшого возвышения у края надгробия. Рука притягивается к одному из вышитых на покрывале золотых кругов и вдавливается в податливые ворсинки. Золотой круг под моей ладонью начинает светиться. Легкий сумрак, окутывавший могилу, рассеивается, пропитываясь светом, исходящим из-под моей руки. Сияние становится ярче и белее. Все вокруг проваливается в эту зыбкую яркость белизны и размывается до неузнаваемости.

И я вспоминаю, что это значит. Я это уже видел. Я это уже ощущал.

«Белое Сияние» появляется в момент, когда множество вибраций, из которых состоит этот мир, сливаются в особое единство всех колебаний. Человеку редко удается стать участником такого слияния и увидеть эту «Белизну». Мы все еще недостаточно созвучны гармонии мира.

Такого белого цвета не бывает в природе. Соединяется то, что обычно никогда не может слиться со своим первоисточником. Ведь цветовая радуга – это разложение белого света на составные части. Твое существо превращается в один звенящий пра-звук, в одну пронзительную пра-ноту, один цветовой пра-тон. Пространство расширяется внутри и снаружи. Ты как бы выходишь из самого себя и можешь посмотреть на все происходящее со стороны. Внутри все напряжено до предела и звенит, звенит, поднимаясь вверх в неслышной никому кроме тебя вибрации. То ли Мысли, то ли Души.

Белый свет поглощает стены Усыпальницы и холм рядом с ней. Белый свет накрывает весь город, но останавливается у черной каймы, отделяющей священного Журавля от всего мира. Остановленная световая волна летит назад, ударяет меня в грудь, и я чувствую, что сейчас пойму тайный смысл этого Света и стану таким же звеняще-белым и сильным.

Прикосновение к плечу возвращает меня в этот мир.

- Почему ты отошел так далеко? – спрашивает сын.

- Положи ладонь на этот круг, – шепчу я, – это здесь. Рука Пророка покоится в этом месте! Я знаю.

Почти неслышно произношу слова молитвы, которая всегда помогает мне в работе с Энергией Жизни. Мой сын, закрыв глаза, молится вместе со мной. И я вижу, как рука сына, также сильно, как и моя, вдавливается в золотой круг на покрывале.

Поздно вечером мы вернулись в отель. Сын спросил меня:

- Что это было с тобой, когда мы оба держали руки на золотом кругу покрывала могилы Даниила? Ты сильно побледнел и стал как-то странно раскачиваться вперед и назад. Я подумал, что ты можешь упасть. Ты стоял с открытыми глазами, но явно ничего не видел вокруг. Что это было? Тебе было плохо?

- Нет, нет, что ты! Мне было очень хорошо. Намного лучше, чем обычно, – начал я и замолчал. Сын продолжал вопросительно смотреть на меня. Преодолев сомнение, я продолжил. – Свет руки Пророка наполнил меня очень редкой Энергией и мой необычный вид, так испугавший тебя, означает только то, что я находился в особом состоянии, которое считается одним из самых высоких в духовной иерархии.

- Я тоже чувствовал что-то непонятное. Какая-то тяжесть переливалась в мою руку, а потом ее сильно вдавило в камень, – сказал сын, – Но что это за «особое состояние», объясни мне.

- Одни называют его Нирваной, другие – Самадхи, третьи – выходом в Астрал, а на самом деле – это достижение слияния с очень сильной вибрацией, способной расширить сознание и мировосприятие человека до бесконечности, – сказал я.

- Я читал об этом. И о Нирване, и об Астрале. Но все это показалось мне таким невразумительным, таким несерьезным, более похожим то ли на обычное расстройство ума, то ли на поэтическую метафору, – осторожно произнес мой сын.

- Ты правильно определил, – сказал я, – многие действительно смешивают понятия и выдают или принимают свои галлюцинации и поэтические или религиозные грезы за это высокое состояние.

- Ты так говоришь, как будто хорошо знаешь это состояние и совсем не боишься его. Между тем это пугает. Из того, что читал об этом, я помню, что Нирвана – это полная потеря всех земных связей, а Астрал – выход сознания из собственного физического тела и уход во что-то непонятное: какие-то полеты над землей, странные видения, дальние страны, чужие дома, чужие люди, а потом еще и трудности с возвращением. У тебя это по-другому? Захотел – вышел. Захотел – вернулся?

- Нет, – то, чему ты был свидетелем сегодня, – это совсем другое. Этого состояния «до-сти-га-ют». Оно овладевает человеком, если обстоятельства способствуют его соприкосновению с очень сильной и гармоничной вибрацией и сам он достаточно сильно стремится к ней. Но, достигнув этого особого состояния, я не теряю связи с реальным миром и не лишаюсь сознания. Ты же знаешь, что я не люблю и не допускаю никаких экспериментов над психикой и всегда стремлюсь, как можно сознательнее воспринимать любое событие.

Мы оба замолкаем, и я понимаю, что короткого объяснения ему явно мало. «Время пришло», – решаю я про себя и говорю:

- Хорошо. Чтобы тебе все стало понятно, я расскажу о том, как это произошло со мной в первый раз.

Это случилось в день моего восемнадцатилетия. Мой двоюродный брат, учитель музыки подарил мне на день рождения билет на концерт классической музыки. Солистом был Музыкант, гениальность которого сегодня признана во всем мире. Но тогда, больше тридцати лет назад, его имя для меня почти ничего не значило.

Пока оркестранты занимали места на сцене, я с удивлением смотрел на брата. Обычно очень сдержанный, он даже не пытался скрыть волнения.

- Мне кажется, я чего-то не понимаю? – спросил я.

- Сейчас тебе все станет ясно, – сказал брат и первым начал громко («чересчур громко», – подумал я) аплодировать, появившемуся на сцене человеку с виолончелью в руках.

Зрители дружно поддержали его. Концерт проходил в будний день, но небольшой зал был полон. Люди стояли даже в проходах между рядами.

Первое отделение я просидел, ничего особенного не ощущая. Я не очень хорошо понимал тогда современную музыку и больше любил Моцарта и Шопена. Музыкант был действительно хорош, однако я продолжал не понимать брата, взволнованность которого увеличилась десятикратно.

- Тебе так нравится эта музыка? – спросил я его в антракте, делая акцент на слове «эта».

- Он – Музыкант от Бога! Его Виолончель – живая, – сказал мне брат в ответ. – Слушай внимательно.

Во втором отделении играли что-то классическое. Музыка была сложной для исполнения. Я, по-дилетантски довольный собой, отмечал, как легко виолончель одолевает трудные пассажи. Но все равно, то чувство неподдельного восторга, с которым мой брат и весь зал слушали музыку, не захватило меня. Я понял, что случайно сюда попал только я. Когда все закончилось, зрители поднялись со своих мест и аплодировали стоя.

Откланялись дирижер и оркестр. Зажглась большая хрустальная люстра под потолком. Музыканты закрыли ноты, а зал все требовал продолжения.

Наконец, музыкант поднял смычок, закрыл глаза и приготовился играть «на бис». Стало так оглушительно тихо, что зазвенело в ушах. Первые же прозвучавшие ноты выпрямили мою спину и напрягли ее до боли.

Оркестр молчал. Виолончель играла соло.

Звук был такой живой и сильный, что слух отказывался верить. Я с удивлением понял, что музыку слушает все мое тело. Все во мне натянулось, задрожало, объединилось в чувстве нарастающего наслаждения. Музыка была гармоничной и прекрасной, как сама жизнь

- Именно так должен говорить и чувствовать человек, переживать Гнев и Радость, Боль потери и Счастье обретения, – думал я.

Я очень хорошо помню эти мысли, потому что вслед за ними произошло СОБЫТИЕ, изменившее всю мою жизнь и весь Мой Мир.

Над сценой негромко взорвался прожектор и в зале погас свет. Несколько секунд сцену освещали летящие сверху искры, а затем все накрыла непроницаемая темнота.

Музыка продолжала звучать, не прервавшись ни на мгновение. В общем порыве зрители, непроизвольно выдохнули обязательное «Ах!», и больше из зала не донеслось ни одного звука.

Для меня же эта звучащая непроглядность длилась недолго. Скоро я увидел, как в центре сцены забрезжило мерцающее облачко и слегка осветило руки Музыканта и струны, над которыми летал стремительный смычок, ставший живым и говорящим. Облачко стало больше, а его свет еще ярче. Я увидел закрытые глаза на откинутом назад вдохновенном лице Музыканта. Ему не надо было смотреть на струны. К струнам виолончели он прикасался не смычком, а сердцем и душой.

Стало еще светлее. Сцена и зрительный зал выступили из темноты. Белые колонны отделились от белых стен, соединились с белыми струнами, белым смычком и с Белыми Звуками Музыки. Воздух вокруг меня сгустился и будто слегка приподнял меня над стулом. Волны наэлектризованной обжигающей энергии побежали по всему телу.

Быстрее. Еще быстрее!

Музыка продолжала звучать, передавая такой простой для нее смысл Величия Гармонии Жизни.

Ярче. Еще ярче!

Громче. Еще громче!

Сильнее. Еще сильнее!

Белее! Еще белее!!!

Еще несколько минут такого звучания МУЗЫКИ, и я увидел золотой ореол, венчающий голову возникшего передо мной триединого существа, объединившего в одно целое струны Виолончели, Человека и Смычок в его руке. Сияние Золотого Ореола расширилось. Белый свет, давно заполнивший все пространство вокруг, стал еще ярче. Наконец, один из лучей Золотого Ореола дотронулся до меня и я с восторженным ощущением полной реальности и правдивости того, что происходит, осознал, что смычок Музыканта играет не на струнах. Он играет на мне. Я и есть та виолончель, которая издает эти Бело-Золотые Звуки.

Это по мне ударяет смычок так страстно.

Это во мне натянулись все струны.

Это во мне он вызывает такие чистые ответные вибрации.

Это я ТАК пою.

Это я ТАК страдаю.

Это я ТАК наслаждаюсь Жизнью.

Это я Такой БЕЛЫЙ и ЗОЛОТОЙ!

ЭТО Я – ТАКАЯ ВИБРАЦИЯ.

Музыкант закончил играть. Зал сидел бесконечно долгие мгновения в полной темноте и тишине, пока не зажглась люстра. И тогда все увидели, что на сцене стоит смущенный человек со смычком в руке, весь вид которого говорил, что он растерян и абсолютно не понимает, почему вокруг него было так темно, и что вообще здесь происходит.

Хрустальная люстра была действительно очень большой и яркой, аплодисменты были очень громкими, но и электрический свет, и аплодисменты показались мне такими невыразительными и тусклыми в сравнении с Белым Светом и Звуками Музыки, которыми еще несколько минут назад были освещены не зрители, не темный зал, – нет! – души людей.

Рассказ окончен. У сына сонные глаза. День был длинный. Пора спать.

Но я не сплю. Лежу и слушаю тихое дыхание сына, спящего на соседней кровати. Оказывается, я ничего не забыл. Я так долго никому не рассказывал о первой встрече с Белым Светом, что теперь воспоминания переполняют меня. Сердце негромко, но радостно стучит в груди, распространяя по всему телу волны восторга. В комнате темно, но Белый Свет, полученный от руки пророка, еще со мной. Как только закрываю глаза, – фиолетовые, желтые и зеленые круги неспешно плывут на фоне голубого свечения. Круги совмещаются, накладываются один на другой, превращаются в Белое Сияние и снова распадаются на фиолетовое и зеленое.

Пытаться заснуть бесполезно. Лучше посмотрю еще раз «Кино сегодняшнего дня». Белый Свет подергивается желтыми полосами. Минуту жду пока «наводится резкость». И вот опять четко вижу:

Вечерние Тени падают вниз, гася пожар на улицах древнего города. Множество разноцветных ленточек развеваются на ветру и делают ветви «Древа Желаний» похожими на раскинутые во все стороны руки, в рукавах с бахромой. Среди тысяч других узнаю свою ленточку и снова пытаюсь понять, что говорит мне ветер.

Вижу Солнце, Журавля-Отца и Журавля-Сына. Силуэты птиц, сверкающие на фоне огненного солнца, не отпускают от себя. Взгляд, как кинокамера, кружит вокруг гнезда. Удаляется. Приближается. Но «кино» не идет дальше. Что-то держит меня у гнезда на куполе Башни Смерти. Кто-то очень давно также смотрел это «кино». Легкий укол в сердце напоминает о присутствии этого «Кто-то».

Птенец встает в гнезде во весь рост и оказывается, что он ненамного меньше Журавля-Отца. Журавль-Сын расправляет крылья и закрывает солнце.

Поднимаюсь выше. Вижу блистающую переливами голубого и синего мозаику главного входа в Духовную Школу, построенную Великим Правителем. Голос гида всплывает в памяти и озвучивает мое «кино». На «экране» – народная легенда, услышанная у могилы пророка Даниила.

Святость правой руки Пророка осветила всю страну. В пятнадцать лет внук кровавого завоевателя стал Великим Правителем. Сорок лет длилось его гуманное царствование. За эти сорок лет Свет Знания сделал не меньше, чем было сделано за предыдущие сорок веков. В первые же годы было построено самое большое по тем временам здание Духовной Школы. Наряду с религиозными предметами в ней преподавались математика, история, поэзия, астрономия и география.

Великий Правитель построил астрономическую обсерваторию, в которой был самый большой в мире стенной квадрант (quadrant),- шестидесятиградусная дуга радиусом 39 метров, – использовавшийся как секстант. Его наблюдения имели удивительную точность, не во всем превзойденную и в наши дни. Великий Правитель стал по-настоящему великим в астрономической науке. В 1437(!) году он создал каталог, в состав которого вошли точнейшие координаты 1019(!) звезд. Каталог был наиболее полон для того времени, им еще долго пользовались восточные и европейские астрономы. Уже в наши дни именем Великого Правителя был назван кратер на видимой стороне Луны.

Здесь, далеко на Востоке, могло произойти такое же чудо взлета человеческой мысли и духа, которое в эту же историческую эпоху дало миру гигантов Итальянского Ренессанса. К несчастью, только сам Великий Правитель успел стать гением, равным Леонардо да Винчи. Кто знает, какие бы еще имена и изменения могли произойти на этой земле, да и во всем мире, если бы едва начавшееся Просвещение и Возрождение не было жестоко прервано.

Сорок лет – это лишь мгновение для истории. Сорок лет – это совсем немного для того, чтобы постижение мудрости и преодоление невежества начало приносить плоды. Но это огромный срок для того, кто хочет не знаний, а нетерпеливо рвется к власти в этом материальном мире. Сын Великого Правителя, устав ждать, когда его отец умрет и оставит ему престол, совершил тягчайшее преступление. Сын возглавил дворцовый переворот и стал отцеубийцей, – он своими руками отрубил голову Великому Правителю. Получив ценой кровавого преступления вожделенную власть, сын-злодей немедленно начинает уничтожать все, что с таким трудом удалось создать его отцу: все школы закрыты, а бывшие ученики объявлены вне закона. Народ трепещет перед новым тираном.

Но из дома в дом, от человека к человеку идет молва о неминуемом возмездии.

После каждого нового преступления тирана, могильный холм над прахом Святого Даниила удлиняется. Чем хуже на земле, тем быстрее растут кости Святого под землей. Вся страна ждет прихода момента, когда рука Пророка дотянется до дворца Тирана.

Спустя полгода один из учеников Великого Правителя приглашает нового Тирана на охоту и убивает стрелой из лука. Отрубленная голова тирана была подвешена высоко над входной аркой Духовной Школы, построенной Великим Правителем. Возмездие, как и всякое праведное действие всегда исполняется руками Человека. Ибо «У Бога нет других рук, кроме моих». Все вершит на земле только Человек.

С тех пор могила Святого Даниила и стала такой длинной, – гласит легенда. Если же опять кто-то вознамерится остановить движение жизни к добру и свету, рука Пророка начнет расти снова.

Сквозь последние кадры моего «кино», – с растущей под землей рукой Пророка Даниила и головой отцеубийцы, висящей над входом в Духовную Школу, – снова пробивается картина Божественного Художника с птицами на фоне солнца. Взгляд, как кинокамера, кружит вокруг гнезда. Удаляется. Приближается. Я знаю, – если проявить терпение, то продолжение обязательно будет.

Солнце становится белым. Белеет Башня смерти. Силуэты птиц размываются в этой белизне, становятся неясными пятнами. Пятна, взлетают под самый потолок темной комнаты, светлеют и начинают покачиваться из стороны в сторону. Я знаком с этим «кинофильмом».

Я жду. Как всегда, когда приходят эти воспоминания, – мне становится холодно и одиноко. Но не страшно. Нет! – Холод и одиночество, – это, как сжаться перед прыжком. Вот сейчас. Сейчас! Мне станет хорошо и радостно. Появится Белый Свет, и я вновь услышу, как задыхающийся от волнения мужской голос позовет:

- Где ты там? Иди сюда! Скорее!

На «экране памяти» непроглядная ночь. Слабый свет чертит на полу темной комнаты серый прямоугольник проема открытой двери. Свет падает из коридора. В его глубине, под самым потолком качаются нерезкие, едва различимые, белесые пятна. Их ровно три. То, как они двигаются, – кажется очень странным.

- Ну, где же ты? Сюда! Скорее! – слышу я снова.

Понимаю, что «кино» уже началось и наполняюсь счастливым предвкушением прикосновения к чуду, изменившему меня и Мой Мир.

Слышатся торопливые шаги. Женский голос с испугом спрашивает:

- Джон, что случилось? Три часа ночи! Почему ты не спишь?

Раздается щелчок и в комнате зажигается лампа, стоящая на столике в углу. Рядом с лампой узкая кровать, в которой сидит худой, бледный человек, со всех сторон обложенный подушками. Свет производит на него эффект разорвавшейся бомбы. Бледный человек быстро закрывает глаза одной рукой и сдавленным голосом говорит:

- Адела, выключи свет и скорее дай темные очки. Очень больно глазам.

- Джон, ты сошел с ума, зачем слепому очки от солнца? Что случилось? Не пугай меня, пожалуйста!

- Не бойся, Адела. Все хорошо, – говорит бледный человек, еще сильнее прижимая руку к глазам.

- Джон! Перестань издеваться надо мной, прошу тебя. Я так устала!

- Адела! Слушай, что я говорю! – Я прозрел! Я снова могу видеть! Дай же скорее очки. Мне больно. Я так долго был слепым, что любой свет для меня сейчас, – слишком ярок.

Мужчина тяжело дышит и больше ничего не говорит. Женщина, наконец, понимает, что произошло. Выключает свет. Отступает назад. Садится у порога комнаты прямо на пол и начинает беззвучно плакать.

В комнате тихо. Адела сидит в сером прямоугольнике проема открытой двери. Над ее головой качаются нерезкие, едва различимые, белесые пятна. Их ровно три. В коридоре, видимо, – открыта дверь. Ветер залетает в дом Джона и играет с волшебным светом китайских, бумажных фонариков, висящих под потолком коридора. То, как они двигаются, – уже не кажется странным. – Их свет увидел только что прозревший человек.

Эти кадры я вижу часто. И в этом «кинофильме» главный герой тоже Белый Свет. Эти особенные воспоминания всегда со мной, хотя прошло уже много лет с того времени, как Белый Свет излечил очень больного человека.

«Кино» продолжается. Напротив меня в инвалидной коляске сидит седой человек в черных, круглых очках. Он настолько измучен болезнью, что даже неровное, свистящее дыхание дается ему с видимым усилием. У седого человека парализована левая сторона тела. Его нога застряла между колесами коляски, а левая рука неестественно прижата к телу. Здоровой правой рукой он выравнивает положение ноги и устраивает свою неподвижную руку на подлокотнике коляски. Отдышавшись, седой человек снимает очки и кладет их на колени. Прозрачные, голубые глаза смотрят не на меня, а куда-то вверх. Взгляд неподвижен: седой человек – слепой.

Продолжая напряженно смотреть вверх, человек в инвалидной коляске рассказывает свою историю, часто останавливаясь, чтобы отдышаться. Голос так слаб, что шумное дыхание заглушает слова. Зовут человека в инвалидной коляске – Джон.

До болезни Джон работал в школе учителем математики, был большим и толстым. Весил сто двадцать килограмм. Сейчас он так похудел, что весит не больше пятидесяти. Три года назад была обнаружена опухоль поджелудочной железы. Болезнь быстро прогрессировала и поэтому была сделана срочная операция. Но она была быстрой: открыли, – посмотрели – и закрыли. Слишком поздно. Уже ничего нельзя было сделать. С тех пор все дни Джона заполнены мучениями и борьбой со слабостью.

Сильные головные боли появились через полгода после операции. Обследование выявило новую опухоль. Но метастазы принесли с собой не только боль. В один из самых тяжелых дней, Джон полностью ослеп. Но и этого оказалось мало. Опухоль в голове оказалась настолько большой, что вместе с потерей зрения его разбил левосторонний паралич. Состояние ухудшилось катастрофически. В такой ситуации медицина могла помочь очень мало. Джону назначили морфий в неограниченном количестве. Это было единственное, что снимало невыносимые боли.

Последнее время ухудшилось дыхание, стало трудно сидеть. Весь мир уменьшился для Джона до маленькой комнаты, в которой стоит его кровать, и коротких пауз между болями.

Джон еще молод. Когда он заболел, ему было всего сорок три года. Он живет один. За ним ухаживают, сменяя друг друга, родная сестра и приходящая сиделка. Друзья сначала навещали часто, но, постепенно, почти перестали. Да и трудно здоровым людям общаться с таким тяжелобольным человеком. Тем более, если у больного непростой характер. По всем прогнозам Джон должен был давно умереть. А он все живет. Но это не жизнь, а мучение. Почти три года он ничего не видит и вне дома бывает крайне редко. Но, несмотря на боль и потерю сил, организм борется за жизнь.

После приступа тяжелого кашля, с трудом восстановив дыхание, Джон говорит, что не верит никому и ничему, и что ко мне он пришел только после долгих уговоров сестры и ее подруги, которой я помог когда-то. Джон уверен, что помочь ему нельзя. Он только надеется, что то, что я делаю, сможет принести ему хотя бы небольшое облегчение. Может быть, тогда он сможет уменьшить прием лекарств. Из-за морфия он почти все время в полубредовом состоянии. Джон устал жить и не жить одновременно.

- Даже поговорить с сестрой не успеваю. Приходит боль, я принимаю морфий и ухожу в забытье, а когда возвращаюсь, то опять где-нибудь сильно болит и надо эту боль опять чем-то заглушать, – говорит Джон.

Угасший, хриплый голос. В интонации не слышно просьбы о жалости. Только информация. Места и сил для горя и сожалений не осталось.

Я говорю, что не буду делать никаких прогнозов. Я поработаю, и Джон, возможно, почувствует улучшение. Только после этой первой пробы и мне, и ему будет ясно, что я смогу для него сделать. Все зависит оттого, насколько будут сильны его реакции на усиленное наполнение Биоэнергией.

Джон соглашается, и мы начинаем.

- Закройте, пожалуйста, глаза, – говорю я.

- Я же ничего не вижу, – удивляется Джон.

- Все равно закройте. Так вам будет легче сосредоточиться только на себе и на своих внутренних ощущениях, – говорю я.

Это мои обычные слова при первой встрече. Я знаю, что это важно и для Джона. Я всех прошу закрыть глаза потому, что это помогает сконцентрировать внимание на том, что происходит у человека внутри, что чувствуют его тело и душа. Джон не всегда был слепой. И у него, – диалог с телом и душой будет происходить так же, как и у всех.

Тоже закрываю глаза. Энергия Жизни приходит мгновенно. На голову опускается знакомая тяжесть. Поток Энергии, льющейся сверху, усиливается и стягивает голову обручем. Особенно сильно давит на лоб. Энергия Жизни распространяет влияние на пространство вокруг меня, и сгустившийся воздух слегка сдавливает шею. Поток нисходящей энергии над моей макушкой начинает светиться и становится сиреневым, принимая форму сжатой в пружину спирали. Центр Спирали легко «ввинчивается» в голову, и доходит до ее середины. Спираль темнеет, приобретая густой фиолетовый цвет, становится упругой и напряженной, набирая силу. Все, что происходит сейчас со мной, вызывает приятное ощущение наполнения силой и энергией.

Хотя я никогда не забуду, как стонал от боли и выбегал из кабинета двадцать лет назад, когда это только начиналось.

Шея вытягивается вверх. Знакомое озоновое чувство электризует мозг. Когда-то это занимало не меньше получаса, – сейчас две минуты. Скрытая Сила моего второго, высшего «Я» – проявляется в ощущении всесильной Энергии, приход которой пробуждает настоящее соединение моей Личности с моей Душой и моим Духом. Теперь, – все, что есть «Я», – готово к работе.

Все новые и новые витки спирали спускаются сверху, вызывая колющее ощущение острой концентрации силы в районе гипофиза. Спираль расширяется и туго охватывает всю верхнюю часть головы. На этом неуклонное расширение спирали не останавливается. Покинув пределы физического тела, спираль достигает границы головного ореола моей Ауры. Спираль «знает», что моя цель – Биополе Джона. Центр спирали по-прежнему в моей голове, но просветы между кольцами спирали раздвигаются. Передняя сторона спирали начинает вытягиваться по направлению к Джону. Моя голова раскачивается и, внешне едва заметно, все сильнее кружит под напором убыстряющегося вращения света в витках Энергетической Спирали. Наступает момент, когда Спираль покидает мое Биополе и, продвигаясь вперед, тянется к Джону, сидящему в трех метрах от меня. Свет внутри Спирали вращается сильнее, просветы между ее витками становятся шире. Еще мгновение и Спираль достигает биополя человека в инвалидной коляске.

Кольца Спирали светлеют и «включают» чувствительность уже не только головы, но и моего разума, который давно привык к осознанию другой реальности моей жизни. «НЕ-фантастической» Реальности осознания моих наблюдений за действиями Энергии Жизни. Я не столько чувствую прикосновение света Спирали к энергии биополя другого человека, сколько осознаю его. Чувства внутреннего осязания и зрения сливаются с моим разумом воедино, передавая всю необходимую информацию.

Точно так же, как если бы я коснулся рукой поверхности стола или руки другого человека, – очень осторожно притрагиваюсь светом последнего витка спирали к верхней чакре Джона. В ответ чакра вспыхивает темно-лиловым светом, но тут же гаснет. Это не останавливает меня, я знаю, что необходимо много света и терпения, чтобы заставить самую главную чакру человека получать энергию и светиться вновь в постоянном режиме. Начинаю перебирать в голове все вариации уже освоенных мною вибраций энергии, которую я сейчас излучаю для Джона.

Вибрации давящие, вибрации режущие, вибрации «пунктирные», жесткие, плавные, пульсирующие. Разные оттенки фиолетового света волнами пробегают по виткам спирали и поочередно достигают головной чакры Джона. Эффект – тот же. Чакра вспыхивает и гаснет. Делаю глубокий вздох, сильнее концентрируюсь на своих ощущениях, и голова вдруг становится легкой. Энергия, которую я излучаю, устремляется вверх. Спираль, идущая из моей головы к голове Джона светлеет, в ней появляется зеленый свет, который смешивается с основным сиреневым светом. Энергия становится очень мягкой и текучей. Я знаю, что имя этой Энергии – «Милосердие». На прикосновение энергии «Милосердия» чакра Джона отзывается тем, что не вспыхивает, как раньше, а начинает светиться ярким изумрудным светом.

Помочь чакре другого человека самостоятельно получать и излучать энергию нелегко. Легкая вибрация энергии «Милосердия» удерживается с трудом. Как только моя концентрация слабеет, и тяжесть в голове усиливается, – в тот же миг изумрудный свет сменяется на фиолетовый, чакра Джона начинает мерцать, грозя погаснуть в любой момент.

Еще один глубокий вздох полной грудью. Еще сильнее сосредотачиваюсь на чакре Джона и тончайших ощущениях перехода энергии, излучаемой моей головой. В результате, – мне удается стабилизировать световую фиолетово-зеленую волну, мягко клубящуюся в витках Энергетической Спирали; – головная чакра Джона, наконец-то, начинает светиться самостоятельно. Я убеждаюсь в этом, отводя в сторону и снова притрагиваясь волной «Милосердия» к изумрудной чакре Джона.

- Вы что-то видите сейчас перед глазами? – спрашиваю я Джона.

- Сначала было все как обычно. То есть очень темно. Потом картинка перед моими глазами начала светлеть. И по ней поплыли какие-то матовые пятна, – отвечает Джон.

- Мне очень важно знать, какого цвета эти плывущие пятна, и на каком фоне все это происходит? – спрашиваю я снова.

- Сначала это был серый фон и пятна были тоже серыми, только более светлыми. Сейчас, фон синий, а пятна зеленые, – с удивлением в голосе говорит Джон. – Я даже не думал никогда, что такое может быть.

- Энергию можно не только чувствовать, но и видеть внутренним зрением, – объясняю я. – То, что вы видите, – является отражением энергии, которую вы получаете. Чем светлее и чище цвета, – тем сильнее и эффективнее работает с вами энергия. Продолжайте наблюдать за тем, как энергия вам себя показывает.

Брови Джона слегка сдвигаются к переносице. Я понимаю, что теперь он находится в правильном состоянии повышенного внимания к тому, что происходит у него внутри. А это – то, что надо! «Внимание к себе» – означает, что Тело, Душа и Дух Джона теперь не имеют препятствий для объединения. Теперь можно надеяться, что Джон не будет пассивен и сможет, по мере сил, участвовать в нашем общем с ним деле, – деле нормального энергетического обмена. Обмена энергией между окружающим нас миром, им и мной. Между Джоном, – потерявшим способность получать самостоятельно достаточно много энергии, и мной – Проводником, соединяющим, пропускающим через себя весь мир энергий предназначенных для исцеления одного больного человека.

В Ауре Джона можно «задохнуться» от недостатка энергии, как от нехватки кислорода в душной комнате. Собственный свет ауры так слаб, что не позволяет рассмотреть детали биоэнергетической конструкции. Мысленно расширяю витки Спирали. В ауре Джона становится светлее. В полную силу «работает» только самая нижняя, – «Первая» чакра. Остальные энергетические центры лишь слабо мигают, а их «энергетическое» дыхание настолько ослаблено, что они почти не дают света. Внутреннее пространство ауры Джона ограничено полосой жесткой энергии, проходящей по самому краю биополя. «Воздух» Энергии – сильно разрежен. Внутри головы, легких, желудка, селезенки и сердца много почти пустых мест, едва заполненных энергией. Органам нечем дышать. Заряд Энергии – очень низок. Напряжение ее – слабое. Полоса вокруг ауры зафиксирована, неподвижна и холодна. Она практически блокирует получение энергии из окружающей среды.

Останавливаю «кино» на кадре, демонстрирующем тотальное энергетическое опустошение в ауре Джона. Открываю глаза. Вижу струящийся из окна серебряный свет. Встаю. Подхожу к окну. Огромное ночное небо полностью заполнено сияющими звездами. Некоторые звезды выстраиваются в линии и становятся похожими на нотные знаки. Взгляд переходит от одной линии со «Звездами-Нотами» к другой. Пытаюсь услышать мерцающую музыку неба. Мне кажется, что я слышу протяжные, бархатно-низкие звуки виолончели. А быть может, это звуки голоса Джона? Интонации его речи все еще со мной. Нет, скорее всего, – это виолончель! Начинаю угадывать мелодию. Музыка медленно-тревожная, певучая и мощная. Звук: чистый и сильный.

Вид из окна, так подходит к истории Джона, что решаю смотреть продолжение «кино» на фоне звезд и звуков космической виолончели. Нахожу в верхнем правом углу неба небольшое, едва видное созвездие и переношу на него картину биополя Джона. Звезды, повинуясь моему желанию, сдвигаются с места. Музыка чуть ускоряет темп. Звездный свет сливается в очертания седого человека, сидящего в инвалидной коляске. «Кино» продолжается.

Жесткая полоса, сковавшая биополе Джона, – красного цвета. Обычно это говорит об агрессивном нападении. Первое, что надо сделать – это убрать железное кольцо. Повинуясь моему желанию, один из витков Энергетической Спирали прикасается к красной полосе. Я чувствую, как в мою голову летит ответный удар.

Предлагается война. Многие поддаются на эту провокацию и начинают сражаться, бесполезно тратя силы и теряя время в борьбе с иллюзией. Я, наученный чужим и своим опытом, – на предложение войны не соглашаюсь. Я знаю, что Энергии не воюют. Это – обман. Удар, который я получил, – всего лишь «короткое замыкание». Оно происходит, если соприкасаются энергии большой силы, чьи векторы намерения и назначения противоположны. Энергия всегда находится в состоянии диалога. Диалога с другой энергией и людьми.

Скорее всего, это «Защита». Такая форма отказа от диалога, вернее, – от обмена энергиями. Не агрессия, – а защита от агрессии. Иногда гордые люди, обладающие чувствительной душой, устав от бесконечных обид, выстраивают такую сильную и бескомпромиссную защиту, что, в конечном итоге, просто перестают отличать друзей от врагов и оказываются в энергетической изоляции. Часто, очень часто, человек, – пусть даже себе во вред, – устанавливает незаметные, но непреодолимые энергетические преграды между собой и людьми, отгораживаясь от всего мира. Гордые люди защищаются, как могут, от унижающей жалости, обидного непонимания или ранящего равнодушия.

Я благодарю свой многолетний опыт работы и начинаю ускорять частоту вибрации внутри Энергетической Спирали. Спираль становится сначала желтой, затем золотой, а после этого исчезает, став невидимой. Энергия так быстра, что становится похожей на мысль. Или мысль так высока, что становится сильной, как Энергия. Теперь я могу ощущать мою мысль, как Энергию или, вернее, – чувствовать Энергию, как продолжение моей мысли.

Моя «Мысль-Энергия» касается «железной» полосы. Она несет в себе не только силу, но и свет помощи. Главное сейчас, – твердо держаться намерения, с которым ты работаешь: «Есть просьба о помощи, – делаю все, что могу». И ничего больше. Сначала необходимо выйти на простой уровень обычного Энергообмена между Джоном и людьми.

Энергия мысли теперь не видна, а только осознается. Зато я вижу, как тает и теряет жесткость красная полоса вокруг ауры Джона. Его головная чакра светит ярче, чакры перестают мерцать. Света в ауре все больше, а красная полоса – все меньше. Границы биополя раздвигаются. «Воздух» Энергии электризуется. Макушку моей головы характерно «пощипывает». Все чакры засветились и «дышат» свободнее, получив, наконец, доступ к энергии окружающего мира.

Когда красная полоса исчезает совсем, слышу голос Джона:

- Дышать стало легче. Боли не чувствую. Перед глазами два больших пятна. Одно из них синее, другое – голубое. Когда пятна совмещаются, – синее становится позади голубого, они становятся похожими на глаз человека. А за глазом – очень белый яркий свет. Если бы я не был слепым, я бы сказал, что глазам больно от его яркости.

- Вы можете определить, каков взгляд у этого глаза? Добрый или злой? – веду я дальше обычный диалог. Дело в том, что на этом этапе работы, нечто подобное видят очень многие.

- Я бы сказал, что этот глаз так смотрит, как будто чего-то ждет от меня, – не очень уверенно говорит Джон.

- Что происходит во всем вашем теле? – перевожу я тему разговора подальше от деликатной и трудной для неподготовленного восприятия информации. Это всего лишь первая наша с Джоном встреча. Я еще не знаю, насколько Джон готов к правильному пониманию того, что скрывается за видением голубого глаза на сверкающем белом фоне.

- Чувствую сильную тяжесть в голове и на плечах. Мне кажется, что я не могу удержать голову в прямом положении. – Ее клонит вперед.

- Это хорошо, – говорю я. – Надеюсь, вы уже понимаете, что реакции вашего тела приносят вам облегчение. Позже, я обязательно объясню вам значение того, что с вами происходит. Сейчас же надо помочь мне и себе. Расслабьтесь. Позвольте вашей голове делать все, что она хочет.

Голова Джона падает на грудь. Дышит он ровно и глубоко.

Правая, здоровая рука Джона, соскальзывает с подлокотника и повисает за креслом. Мне становится ясно, что он, наконец-то, предоставил своему телу полную свободу. Шея Джона вытягивается вниз. Голова начинает медленно двигаться к правому плечу.

Интуитивная Саморегуляция началась так, как ей и положено, пройдя первые два важнейших этапа:

Первый, – получение «много-много» Энергии;

Второе, – проявление первых, обязательно самопроизвольных, никем, – ни мной, ни самим человеком, – не навязанных реакций.

Теперь пришло время для того, чтобы позволить «Ее Величеству» Интуитивной Саморегуляции – набрать «обороты».

- Ничего не надо останавливать. Не бойтесь. Все, что сейчас с вами происходит – правильно, – спешу я пояснить происходящее.

Джон же еще не знает, что стоит за тем, что с ним происходит. Может закрыться, защищаясь от непонятного ему влияния, приняв его за подавление его воли. Он может не понять, что, на самом деле, – это открытие его истинной свободы. И помешать проявиться чуду самоисцеления через посредство самостоятельной, абсолютно автономной регуляции природного процесса получения и распределения энергии.

- Позвольте вашей голове делать все, что она хочет, – продолжаю я. – Энергия приходит к вам сверху и с трудом проходит вниз. Сейчас ваша Система Саморегуляции поможет Энергии Жизни открыть все заблокированные участки в шее, и вы сразу же почувствуете прилив энергии во всем теле. – Подумав, я добавляю. – Вы имеете право никому не верить. – Но вы обязаны верить в себя. Верьте энергии и всемогуществу своего организма. Он у вас сильный и мудрый. Он все знает про вас, про вашу болезнь и знает, как устранить причины ее возникновения.

- Я понимаю, – говорит Джон. – Я все сделаю, как надо.

Я с облегчением вздыхаю. Так хорошо, когда перед тобой сидит умный и бесстрашный человек, который, наперекор всему, – еще способен верить в себя и в свою силу. Наверное, Джон был очень волевым человеком. Может быть, Джон давно понял, что в этом мире лучше всего рассчитывать, прежде всего, на себя.

Возвращаюсь к головной чакре Джона. Пробую дополнить вибрацию энергии «Милосердия» энергией «Осознания» – одной из двух основных энергий «Седьмой» чакры.

Получается.

Тихо радуюсь и продолжаю наполнять чакру золотым светом. Светом энергии «Осознания человеком своей личности, как части всего Мироздания», таково ее полное, святое имя. Цель проста: «Часть» соединяется с «Целым». «Целое» начинает делиться всей своей бесконечной силой с ее неотъемлемой частью, – Человеком!

Интуитивная Саморегуляция продолжает «открывать» шею Джона. Энергия расплавленным золотом стекает вниз и наполняет все его тело.

Через десять минут, не больше, – картина внутри Биополя Джона меняется кардинально. Все части энергетической конструкции, которые могли получить энергию без особых препятствий, уже хорошо наполнились ею. Теперь пришло время для определения на причинном уровне пораженных энергетических центров и каналов. Из семи чакр, – третья, в центре живота, – четвертая, в нижней части груди и пятая, – у основания горла, – по-прежнему слабо пульсируют. Только четыре из двенадцати основных китайских меридианов не наполнились энергией.

Звезды в проеме окна стали исчезать одна за другой. Большое, серое облако закрыло половину неба. Оно медленно подкрадывается к моему маленькому созвездию, временно согласившемуся стать биополем Джона. Музыка звезд сбивается с плавного течения и рвется.

Понимая, что это только игра моего воображения, я все же почувствовал тревогу и устрашился за «мое» созвездие. Природа была милосердна, как всегда. От порыва ветра за окном задрожали стекла. Ветер погнал опасное облако в противоположную сторону от созвездия по имени «Джон». Я с облегчением вздохнул.

«Кино» продолжается. Тогда, когда я работал с Джоном, я тоже чувствовал тревогу и близкую опасность.

Три плохо «работающие» чакры и четыре меридиана почти без энергии, – это много. Но они, – живые! Они, пусть даже и с большим трудом, – принимают энергию и наполняются ею.

Но что это за Диагональ, которая под острым углом вклинивается в ауру Джона и проходит справа – налево через его правое плечо к левому бедру? Она обнаружила себя только сейчас. Ее не было видно раньше.

Верхний конец диагонали уходит вверх и теряется в бесконечности. Нижний, – упирается в пол около парализованной ноги Джона. На всем своем протяжении Диагональ темна и непрозрачна. Это свидетельствует о сплошном отсутствии энергии. Важная часть конструкции биоэнергетического тела Джона заблокирована наглухо. На уровне правого плеча Диагональ имеет небольшое овальное утолщение. Мне становится не по себе; это – «Дата смерти» Джона. Утолщение находится точно на «Линии Времени». Линии, переносящей Энергию из «Будущего» – в «Прошлое». Утолщение прикрывает собой небольшую часть правого плеча. Если «Дата смерти», вернее энерго-информация о дате смерти, – уже вошла в пределы физического тела, – это означает, что Джону осталось жить совсем немного.

Перенастраиваю волну Энергии, которую излучает моя седьмая чакра, вновь на вибрацию «Милосердия». Осторожно трогаю темное пятно на плече Джона мягкой «Мыслью-Энергией». Пятно легко поддается и медленно делится на две неравные части.

Меньшая часть плывет вправо по горизонтальной линии «Будущее-Прошлое», отодвигаясь от плеча Джона на расстояние двух вытянутых рук. Останавливается. Я понимаю, что эта доля пятна, ушедшая направо, достигла границ биополя.

Большая часть пятна уходит влево. Проходит сквозь шею Джона. Темнеет. Становится коричневой и останавливается в нескольких сантиметрах от его левого плеча.

Мой опыт позволяет мне быстро правильно «прочитать» изменившуюся картину. Положение меньшей части утолщения, ставшей маленьким шариком у границы биополя означает, что «Дата смерти» откладывается и становится, такой, какой она должна быть, – НЕОПРЕДЕЛЕННОЙ.

Мы оба, – Джон и я вместе с ним: – получаем время и свободу для действий.

Отошедшая влево, большая часть бывшей скоропостижной «Даты смерти» может оказаться чем угодно: Сглазом; – Проклятием; – Старым неразрешенным конфликтом; – Собственным желанием Джона свести счеты с жизнью. Я решаю, что сейчас еще не время этим заниматься. Я вернусь сюда позже.

Отмечаю, что биополе Джона стало достаточно большим, и начинаю «прочищать» Диагональ. Мой опыт работы с людьми говорит, что это будет нелегко. «Будущее» могут перекрыть только люди. Людей, которым Джон «помешал» жить, – должно быть много. Один «недруг», каким бы сильным он не был, не может остановить течение энергии «Времени Жизни» человека.

Диагональ «Влияние Людей» светлеет и становится тем, чем она является на самом деле, – «Светопроводом», по которому люди вокруг каждого из нас передают энергию тому, кого они любят и уважают. Тому, чьи действия заслуживают одобрения и нуждаются в поддержке.

Меня слегка потрясывает изнутри. Энергия «Возобновления Связи с Людьми» проходит через меня. Мощность потока говорит о том, что энергии накопилось очень много. Предназначенная Джону Энергия «Одобрения и Любви» дожидалась этого момента долгие-долгие годы.

Джон явно совершил много добрых дел в своей жизни. Насыщенная, густая и очень ласковая Энергия «Благодарности», которую я «провожу» через себя, настолько приятна, что я чувствую прилив ощущений, напоминающих мне состояние человека, который неожиданно получает признание в любви. Я понимаю, что это – передача Джону чьей-то не врученной ему когда-то очень давно благодарности, любви и признания людей. Эти люди воспользовались его добротой, получили энергию для его вознаграждения, но оставили ее у себя.

У энергетического общения между людьми нет времени. Энергия – неуничтожима и живет вечно. А значит, она терпеливо ждет, находясь в биополе других людей, когда ее отдадут тому, кому она была предназначена. Если этого никто не сделал своевременно, то происходит то, в чем Энергию нельзя винить. Она, спустя какое-то время, – начинает мешать жить и быть здоровым, тому, кто зачем-то оставил ее себе.

Всему свое место. Нет энергии плохой или хорошей. Все виды энергии – прекрасны!

Плохими, дьявольски плохими могут быть; – только намерения и поступки людей. Дать энергию – это поступок. Не дать Энергию – поступок тоже. Пожадничал, – не похвалил друга, не послал ему энергию благодарности за доброе дело, – получай дополнительный энергетический балласт, который тебе абсолютно не пригодится. Эта энергия не твоя. Энергию обмануть невозможно. Она всегда будет знать, кому она была предназначена. С таким балластом можно ходить, даже летать по жизни, но высоко уже не взлетишь. Наверное, поэтому, – неблагодарность человеческая, – считается одним из самых серьезных грехов. А благодарность ценится выше любых сокровищ.

Совершение греха НЕблагодарности наказуемо. Но, мало кто знает: нет наказания в Мире Энергий, – есть «НЕвежество», которое заключено в незнании законов движения энергии. Это «НЕзнание» – никого из нас «не освобождает от ответственности». А мы еще и убегаем. Мы еще и отмахиваемся от законов, соблюдение которых напрямую связано с состоянием здоровья и благополучием самой жизни.

Ван Гог жил бы дольше и успел бы больше, если бы получил тысячную долю энергии того восхищения, которое поднимает теперь стоимость его картин до десятков миллионов долларов. Плохо было художнику не получить вовремя Свет Одобрения. Но и плохо тем, кто этого не сделал при его жизни. Нерастраченная энергия всегда оборачивается против того, кто не использовал ее по назначению. Энергия не виновата в скупости людей на признание таланта. Она приходит к людям для совершения добра.

«Энергия, предназначенная для Другого Человека», – твоего Брата, – Друга, Случайного Прохожего, – это не украденные деньги, которые можно потратить на себя, несмотря на то, что они отобраны у другого. Энергия терпеливо ожидает, когда человек поумнеет и перестанет держать у себя то, что ему не принадлежит. Такая энергия, спустя годы «хранения», – становится еще одним дополнительным блоком. Особенно плохо делается глупым людям тогда, когда человек, с которым они общались, человек, которому предназначался свет «Энергии Обмена Душевным Вниманием между Людьми», – покидает этот мир, так и не получив тепла признания.

Незнание закона – никого не освобождает от ответственности:

Преступника тянет на место преступления. Убийцу – на похороны жертвы. Сердце нарушителя Энергетического Закона сдавливается неосознаваемым ощущением чувства вины, которое невозможно выразить в словах, но которое, рано или поздно, заставляет его повиноваться и искать способа избавления от мук больной совести. Энергия, потраченная на ограбление, на самом деле, была предназначена для доброго дела. Только вот использовали ее не по назначению. А так как убить или ограбить все еще необъяснимо легче, чем поддержать или похвалить, – у преступника энергии остается так много, что она начинает работать против него, ибо он воспользовался ею себе и другим во зло.

Мертвым надо прощать и помнить только то хорошее, что ими было сделано. Надо, пусть даже с опозданием, благодарить ушедших и стараться помнить и ценить их добрые дела по достоинству. Энергия неуничтожима. Она всегда придет к тому, кому была предназначена. Энергия взлетит вслед за ушедшим человеком. Догонит его душу там, «в Другом», – «Лучшем Мире», чтобы помочь Душе в ее эволюционной миссии.

Те, кто исполняют эту давнюю традицию, – приходят на дорогие могилы и чувствуют вполне объяснимое облегчение. Те же, кто упорствуют в своей глупости и скупости на доброе слово, – болеют и не могут понять, что энергия, своевременно не отправленная по правильному адресу, – продолжает тянуться к тому, для кого она пришла в этот мир. Энергия стремится в другое измерение, в другие миры и влечет за собой того, кто держит у себя чужое. Про таких людей говорят:

- Не жить им спокойно!

У энергии, которую эти скупцы держат при себе, со временем появляется Имя Собственное: «Совесть». – Энергия, предназначенная другому человеку, не даст им покоя никогда.

Но есть и другой путь:

Я знаю, что бессмертная Душа Ван Гога получает сегодня ту энергию, которую она не дополучила при жизни. Каждый раз, когда на аукционе за его картину платятся десятки миллионов, – Душа Художника получает энергию, – эквивалентную колоссальной силе и энергии, сконцентрированных в этих деньгах. Деньги – это тоже Энергия! Каждый из нас, кто, глядя на картину Ван Гога в музее, восхищается гениальным творением художника, – общается с его Душой и посылает ему энергию Добра.

Надо помнить:

- Нельзя скупиться на добрые слова!

- Надо уметь быть благодарным!

- Надо быть щедрым на похвалу!

Диагональ «Влияние Людей» в ауре Джона – наполнилась. Энергия, которую Джон должен был получить и вчера, – и много лет назад, величаво прошествовала по «Мосту» моей способности проводить Энергию через себя, перешла к Джону и соединила Материк и Остров: Остров по имени – «Джон» и Материк – «Благодарные люди».

В этот момент у кого-то из «недругов» Джона перестала болеть голова или отпустило зажатое сердце. Мир для этих не плохих и не хороших, а на самом деле, – невежественных людей, – стал опять красочным и добрым. Возобновление встречных потоков обмена энергии между людьми приносит облегчение не только таким, как Джон, но и тем озлобленным людям, которые тратят драгоценные силы и время своей жизни, опустошая душу ненавистью, злорадством и радостью по поводу беды другого человека.

Энергия, – которую эти глупцы должны были излучить для близкого им, доброго человека и которую они оставили при себе, – покинула их и, наконец-то, – перешла к Джону. Совесть этих людей освободилась от невыплаченного долга. Не выполнив требования Закона, которого они просто не знали, – друзья Джона заблокировали процесс естественного обмена энергией. Теперь этот обмен возобновился. Возможность «Быть Добрыми Людьми», – снова стала их «Шансом на Здоровье и Счастье».

Голова Джона прошла половину круга и задержалась в глубоком наклоне назад. Спина сначала выпрямилась, затем начала выгибаться в кресле, поддаваясь движению головы. Здоровая нога сильно уперлась в пол. А правая рука... Она плавно поплыла в воздухе. И стала совершать движения, подобные взмахам крыла большой птицы:

Сколько бы раз не происходило на моих глазах это чудо, – никогда не перестану удивляться возможностям человеческого тела к самовосстановлению. Это всегда так сильно. Ни на что не похоже.

И так, – ПРОСТО! Просто до гениальности.

- Вы осознаете все, что сейчас с вами происходит? – спросил я.

- Да! – кратко ответил Джон.

- Дайте полную свободу своей Системе Саморегуляции, – сказал я. – Она помогает вам. Энергии сейчас у вас много, дайте ей возможность поработать.

Джон промолчал в ответ. Рука его продолжала свой плавный полет. Вверх – к запрокинутой голове, – и вниз, – к правой ноге, упирающейся в пол все сильнее и сильнее.

Пришел черед для «опознания» коричневой сферы у левого плеча Джона. Для этого существует много способов. Я выбрал самый эффективный, – «Информационный».

Год назад что-то страшное произошло в жизни Джона, – определил я. Определил правильно, потому что коричневая сфера, не медля ни минуты, – отодвинулась по Линии Времени влево на расстояние руки. Отодвинулась, но не исчезла и не стала менее опасной. Значит, – трагедия, что произошла год назад, – была продолжением каких-то других событий в жизни Джона. Они так ослабили его, что не осталось никаких сил для сопротивления смертельной болезни.

Перебирая возможные даты, определяю единственно верные: Четырнадцать и двадцать пять лет назад в жизни Джона произошли два трагических события. Следовательно, – то, что произошло год назад, – повторение на ту же самую тему.

В ответ на правду и облучение Энергией «Милосердия» коричневая сфера на линии «Будущее – Прошлое» уменьшилась и стала светлеть. Но не ушла совсем. Я понял, что без помощи Джона мне не обойтись.

Только я собрался обратиться к Джону с вопросами, как с ним стало происходить что-то невероятное: Его здоровая правая рука в очередной раз «долетела» до головы и потянула Джона за спинку кресла так сильно, что превратила его тело в дугу. Спина Джона приподнялась над сидением инвалидной коляски. Пятка здоровой ноги оторвалась от пола. Теперь в пол упирались только кончики пальцев. А затем. – Затем!!!

Затем, – левая рука начала мелко-мелко подрагивать!

Его! – Левая! – Парализованная! – Рука! – Начала двигаться!!!

Я затаил дыхание. Мне показалось, что Джон сделал то же самое. В полном молчании каждый из нас делал свое дело.

Я еще сильнее сконцентрировался. Мое возбуждение и желание помочь удвоило силу излучения Энергии «Милосердия». Утроило. Удесятерило.

На мгновение пришло ощущение, что мне сейчас кто-то явно помогает. Но разбираться с этим было некогда.

Спина Джона еще больше выгибалась назад. Левая рука продолжала дрожать, передавая вибрации подлокотнику кресла. Колеса слегка отъехали назад. Верх коляски слегка закачался. Это длилось несколько бесконечных минут. Внезапный скрип колес инвалидной коляски, «застонавших» от усилившейся нагрузки, – нарушил напряженную тишину.

Левая рука Джона успокоилась. Голова и спина медленно вернулись в нормальное положение. Правая рука перестала «летать» и легла на колено Джона.

- Откройте глаза, – сказал я. Потому что понял, – работать сегодня больше не нужно.

Джон открыл глаза не сразу. Выражение его лица отражало глубокое внутреннее успокоение, которое принесло ему получение нового, – огромного, по сравнению с тем, что у него было до начала работы, – объема энергии. Когда же Джон все-таки разомкнул веки, – стало понятно, что он совершенно потерял ориентацию. Джон смотрел в угол комнаты за моим правым плечом. Голова его слегка двигалась из стороны в сторону, как будто он все еще видел перед слепыми глазами картину смены света в лучах цветного водопада энергии, которая изливалась на него сверху и наполняла своими вибрациями его измученное тело.

Мы оба хранили молчание. Частое дыхание Джона говорило о его сильной взволнованности. Лицо его выражало крайнюю степень удивления.

- Я не могу поверить, – начал он. И замолчал.

- Не торопитесь, – сказал я.

Я не стал продолжать разговор. Нельзя было нарушать буквально звенящее в воздухе ощущение только что произошедшего чуда. Я ждал, пока Джон успокоится. Но его волнение только усилилось.

Джон начал говорить первым:

- Сестра и ее подруга целый месяц уговаривали меня обратиться к Вам, а я отвечал им, что ничего не хочу и только прошу их оставить меня в покое и дать мне умереть самому, «без посторонней помощи». Мой «черный» юмор заставлял мою сестру плакать. А что я еще мог сказать?

Вчера мы с сестрой поехали к врачу на очередной прием. Кабинет находился на втором этаже. Лифта не было. Меня с большим трудом подняли по узкой лестнице наверх. Сестра сказала, что уйдет ненадолго, чтобы узнать, когда меня примет врач, и оставила меня одного. Я сидел в полной темноте своей слепоты, и мне было очень плохо от боли и от шума, обычного для приемной любого врача.

Стук дверей, шаги людей, проходивших мимо меня, их возгласы и разговоры. Какая-то женщина недалеко от меня отчаянно плакала, и я слышал, как дрожащий мужской голос успокаивает ее плач. Сестра все не приходила, будто пропала. Боль в животе усиливалась. Я стал нервничать оттого, что здесь до меня никому нет дела и я никому на этом свете не нужен. Вокруг меня столько людей, а я так – одинок! Не знаю, сколько времени я сидел один на один с этими мыслями. Я никак не могу привыкнуть к своей слепоте и к тому, что темнота мешает мне ориентироваться во времени.

Вдруг в этой темноте и в этом шуме я увидел себя, таким, каким я себя помню до болезни. Стало тихо и светло. Я увидел перед собой моего отца, который умер пять лет назад. За его спиной сиял белый, неправдоподобно сверкающий Белый Свет. На его фоне фигура отца казалась почти черной. Но я хорошо видел его лицо. И хорошо слышал, что он мне сказал:

- Что ты здесь делаешь? – произнес знакомый голос, – Что ты ЗДЕСЬ делаешь? – спросил меня отец громче, делая ударение на слове «здесь». Я ответил, не думая:

- Жду приема врача.

- Я не об этом тебя спрашиваю. Почему ты еще здесь, среди живых? – Чеканя каждое слово, очень твердо сказал, мой отец. – Или перестань мучаться и жить, как ты живешь, и иди ко мне, – скорее. Или... Или делай что-нибудь!!!

- Что делать? Я не знаю ЧТО (!) мне делать. Ты ведь знаешь, как я болен, – ответил я.

Отец посмотрел на меня очень внимательно. Я хорошо помню этот взгляд. Так он смотрел на меня и на сестру в детстве, когда мы пытались солгать, и он понимал, что мы обманываем.

- Ты знаешь! – неслышно произнесли губы отца.

Как только Джон сказал это, – ко мне сразу пришла мысль: «Не просто так; – удвоилась, – утроилась, – удесятерилась, – сила излучения Энергии «Милосердия». – Теперь понятно, – «Кто» помогал мне и «Чье», именно, – «Милосердие» пришло и помогло мне оживить парализованную руку Джона».

- ТЫ, – ЗНАЕШЬ! – громко повторил мой отец, – продолжал рассказывать Джон.

- Я больше ничего не успел спросить Отца, потому что в этот момент вернулась сестра. – Она заговорила со мной. И я опять вернулся в темноту слепоты и боли. Я ничего ей не рассказал.

Что говорил врач, я не помню, потому что это было опять одно и то же: «Ничего сделать нельзя. Надо потерпеть. Морфий можно принимать столько раз, сколько понадобится». Мы вернулись домой. Было еще не поздно и первое, что я сделал, – попросил мою сестру назначить встречу с Вами.

Я математик. Всю свою жизнь я верил только в реальные вещи. Видение моего отца выбило меня из моего состояния. Я видел и слышал его, как сейчас слышу и ощущаю себя. Я не знаю, что случилось со мной. Но то, что сейчас произошло во время того, как Вы работали со мной, – было очень... Очень похожим. Реальным. Хотя в это трудно, – невозможно, – поверить.

Та же звенящая тишина в голове. Ощущение невесомости. Яркий, белый свет и сходящиеся к центру цветные круги перед закрытыми и слепыми глазами. Этот Свет я видел, когда вчера мой давно умерший отец разговаривал со мной. И все время, пока мое тело выгибалось под влиянием непонятной мне силы, в голове стучало: «ТЫ, – ЗНАЕШЬ!»

Я не верю в «голоса». Не верю в привидения. Но было не до того, – во что я верю, а во что – нет. Я понял, что я действительно «ЗНАЮ!»

- Хотите, чтобы я сказал вам, что означает появление того голубого глаза, что вы видели перед глазами? – спросил я.

- Да! Хочу! – ответил Джон.

- Его имя: «Ангел-Хранитель»! Вам теперь все ясно?

Джон ничего мне не ответил. Лицо его стало строгим. А молчание – очень серьезным.

Сейчас он уже мог хорошо ориентироваться. Его слепые глаза были направлены прямо на меня. Было трудно выдержать этот невидящий, но многозначительный взгляд. Он будто говорил мне, что Джон не из тех, кто будет поспешно обсуждать такие темы. И что этот серьезный человек будет говорить только о том, в чем он разбирается достаточно хорошо.

За окном, на звездном экране «моего кино» стало светлеть. Звезды, одна за другой, стали исчезать в голубеющей синеве неба.

Солнце еще не взошло. Только у горизонта появилась узкая белая полоса. Большие звезды еще были хорошо видны. Но мое маленькое созвездие, – Созвездие «Джона», – растаяло.

И запели птицы:

- Все сразу!!

- На разные голоса!!!

Я отошел от окна. Сел на кровать.

Устал. Хотелось спать.

Но и не хотелось. Хотелось вспоминать еще и еще. Слишком много ассоциаций и волнения, чтобы спать.

Птицы за окном громко и настойчиво перекрикивались, будто требовали от меня чего-то. Их предутренний концерт разбудил сына. Он удивленно посмотрел на меня заспанными глазами, проворчал что-то невразумительное и повернулся лицом к стене, накрыв голову одеялом.

- Сегодня он еще не может понять меня, – подумал я. – Моему сыну, – всего двадцать лет. В этом возрасте живут будущим. Сладкое предчувствие сказочных побед, свершений и заманчивых приключений погружает в сон так быстро, – и спится так крепко.

«Я понял, что я действительно «ЗНАЮ!» – сказал тогда Джон.

Я тоже чувствую, что «ЗНАЮ». Хотя столько тайн еще не раскрыто. Надо досмотреть до конца все воспоминания. Додумать. Понять и осознать.

Понять, что это такое:

- Белый свет занимающегося рассвета за окном.

- Белый свет перед закрытыми глазами Джона.

- Белый свет за спиной отца Джона.

- Белый свет музыки гениального виолончелиста.

- Белый свет руки пророка Даниила.

На следующий день Джон снова сидел в своей инвалидной коляске в моем кабинете.

- Я два раза(!). – Только два раза принимал вчера морфий, – сказал он. – Чувствую себя намного лучше. Только вот слабость. Сил совсем нет.

Когда я опять коснулся Энергией «Милосердия» верхней чакры Джона, – его реакции были мгновенны: голова наклонилась вперед, правая рука упала с подлокотника.

- Как будто что-то вспыхнуло перед глазами, – не дожидаясь моего вопроса, сказал Джон. – Я опять вижу «Глаз». Он смотрит на меня. Взгляд добрый. Может быть, – это действительно мой Ангел-Хранитель? Сейчас «Глаз» стал уменьшаться и уходить в глубину. – Снова появляется. Опять уходит, будто впитывается внутрь зрачка в центре «Глаза». – Джон подумал и добавил. – Как уходящая в глубину воронка сильного водоворота в реке.

- Классическая картина получения Энергии, – сказал я Джону. – Продолжайте следить за всем, что вы видите и чувствуете. Обо всем новом, что будет появляться перед глазами или происходить с вами, – обязательно рассказывайте.

«Дата смерти» по-прежнему была у правой границы биополя. Но коричневая сфера у левого плеча Джона стала крупнее и тяжелее. Я перепроверил информацию, полученную вчера: Да, так и есть, – год назад произошла трагедия в жизни Джона. Она же – продолжение событий, потрясших до основания нервную систему Джона. Я не ошибся вчера, – это произошло, действительно четырнадцать и двадцать пять лет назад.

Если сфера увеличилась, – это может означать только то, что за то время, что я не видел Джона, коричневая информации о трагедии получила подкрепление.

- Скажите, что-то произошло с вами вчера вечером? Я вижу последствия какой-то неприятности, – плохого разговора – или ненужной встречи.

- Да, – сказал Джон, – у меня был серьезный разговор с сестрой.

- Не хотите рассказать?

- Я попросил ее набрать номер телефона одного человека, с которым я хотел поговорить. Она долго отказывалась.

- Вы хотели поговорить с женщиной?

- А что случилось между ней и вами двадцать пять лет назад?- спросил не я, – спросила моя Интуиция.

- Она отказалась выйти за меня замуж, – не задумываясь, сказал Джон.

Джон выпрямил спину. Шея его напряглась. На лице резко обозначились складки возле рта. Но глаза он все же не открыл.

- Сестра вам что-то успела рассказать?

- Откуда же вы узнали, что это было двадцать пять лет назад?

- Это моя работа, – сказал я и сразу же спросил, – вы можете рассказать мне об этом?

Джон ничего не ответил. Он продолжал сидеть прямо. Здоровая правая рука свисала с кресла. Его поза была очень неудобной, но он этого не чувствовал. Он просто забыл про свою руку.

- Я спрашиваю об этом не из суетного любопытства. Это нужно вам! Состояние энергии внутри вашего биополя рассказало мне об этом. Это давний, очень давний конфликт. Он сильно мешает нормальному движению энергии. Мне нужно знать немного. Не надо имен, не надо подробностей. Только факты. Говорите, же!

- Мы вместе учились в школе и в университете. Нас было трое друзей. Я, она и еще один наш одноклассник. Она предпочла его.

- Вы остались друзьями?

- Да. Но я больше никому не делал предложения. Мне сорок шесть лет. И я никогда не был женат. Он и Она – мои самые близкие друзья. Моя семья. Их дети, – мои дети.

Все время, пока происходил этот диалог между мной и Джоном, коричневая сфера металась вверх и вниз. Становилась меньше. Но не исчезла. Только стала серой. И может быть, чуть-чуть смягчилась.

- Вы все эти годы любите ее, – утверждающе, без тени сомнения сказал я.

- Уже нет, – просто ответил Джон. – Уже четырнадцать лет я никого не люблю.

Джон помолчал минуту, а потом тихо добавил:

- И меня никто не любит.

Я не стал больше ничего спрашивать. Мне было достаточно и того, что я узнал. Уже было неважно, что произошло четырнадцать лет назад.

Сказанная правда сделала свое дело!

Сфера съежилась, разделилась пополам. Одна ее половина поднялась вверх и повисла слева над головой Джона, а вторая половина – камнем упала вниз и накрыла собой левую половину живота Джона. Камень упал туда, где у Джона была операция: «Открыли, посмотрели и закрыли».

Джон, наконец, вспомнил про свою забытую руку. Поднял ее. Провел ею по лицу.

- Если мы разговариваем дальше, то можно мне открыть глаза? – спросил он.

- Нет, – мы работаем, – ответил я.

Минут десять мы молчали. Джон постепенно успокоился и вернулся к состоянию «Получения Энергии Жизни», к состоянию Интуитивной Саморегуляции. Энергия «Милосердия», которая пришла к нему и ко мне была особенно мягкой и тягучей. Она обволокла собой верхнюю часть ауры Джона. Нимб над его головой ровно и спокойно засветился сиренево-зеленым светом. «Милосердие» спустилось ниже и начало слой за слоем покрывать золотом левую половину живота.

Больше ничего особенного не произошло. Голова Джона плавно совершала круги против часовой стрелки. Но правая рука без движения лежала на подлокотнике, а левая – была мертва, будто это не она дрожала вчера мелко-мелко. Энергия наполняла чакры и каналы. Живот Джона стал золотым. Дыхание – сильным и глубоким.

- Я сейчас выйду из комнаты, а вы, – уже без меня, – закроете глаза, – и самостоятельно будете получать Энергию, – сказал я Джону, когда мы закончили работать. – Канал Саморегуляции у вас открыт. Времени у нас мало. Вы должны и дома продолжать получать Энергию. Вам ее нужно много. Чем больше будет сил, – тем больше шансов на успех.

Когда я, через пять минут, вернулся в кабинет, – Джон сидел с закрытыми глазами, и голова его вращалась, не менее активно, чем со мной. Правая рука двигалась из стороны в сторону. Он слегка улыбался, и по лицу его можно было понять, что он очень доволен тем, что с ним происходит.

- Реакции совсем другие, – сказал мне Джон. – Энергия давит не так сильно, как с вами, но я хорошо ее чувствую.

- Дома, – сказал я, – вы будете делать то же самое. До вечера еще много времени. Каждые три часа, – по пятнадцать минут, вы должны получать энергию при помощи Интуитивной Саморегуляции.

Джон кивнул головой. Он был очень задумчив. Что-то очень серьезное происходило сейчас в его душе.

- Я попросил сестру позвонить ЕЙ и сказать, чтобы ОНА не звонила и не приходила ко мне, – сказал Джон, придя утром на нашу третью встречу. – Это удивительно, но пока я занимался, как вы сказали каждые три часа, по пятнадцать минут, – тело мое двигалось само по себе, а я все время думал о том, что моя история любви и то, как я прожил свою жизнь, – каким–то образом связаны с моей болезнью. После того, как сестра позвонила ЕЙ, я больше не принимал морфий. У меня ничего не болело и очень хотелось есть.

- Поймите, – сказал я, – не так важно, что именно вы делаете, какие шаги предпринимаете для разрешения того конфликта, который вы пронесли с собой через всю жизнь. Важно, что вы при этом чувствуете и осознаете.

- Я понимаю, о чем вы говорите, – ответил Джон, – но, все же, – не очень верится в такую зависимость возникновения болезни из-за того, что пережито. Это уж как-то слишком.

- Определенная, – и не малая часть энергии, которая была необходима вам для жизнеобеспечения вашего организма, все время удерживалась притяжением вашего бескомпромиссного несогласия с тем, что происходило у вас в жизни. Очень много, слишком много, – сил было отдано бессмысленной борьбе с самим собой. Двадцать пять лет – это огромный срок. Все эти годы ваше тело не получало достаточно энергии. Это обстоятельство, в конце концов, – ослабило его. В том месте, где вы все это время концентрировали энергию вашей сильной эмоции, – эмоции неразделенной любви, – за двадцать пять лет были созданы условия для возникновения хаоса. «Хаос» – это самое верное название для той болезни, которая вас сегодня так мучит. До сих пор медицина не может достоверно назвать истинные, а не косвенные причины возникновения рака. Моя практика показывает, что в большинстве случаев причина кроется вот в таких затяжных, десятилетиями не решаемых серьезных конфликтах (хочу подчеркнуть, что, именно, – в большинстве случаев, – ибо «нет правил, без исключений»). Затяжные конфликты не только притягивают к себе много энергии, но и мешают личности человека развиваться и получать от жизни все новые и новые проблемы и их решения.

- Получается, что цель жизни в решении проблем?

- Проблема – это всего лишь повод для развития личности человека, его духовного взросления и роста. Без проблем и их решений люди бы стояли на месте, и им не надо было перерабатывать столько энергии. Получение, усвоение, излучение и работа с Энергией Жизни – и есть главный, хотя все еще не до конца открытый, – смысл и цель жизни человека. Без энергии, – нет развития, нет эволюции, как отдельной личности, так и всего человечества в целом. Сейчас не время и не место для лекций на эту тему, но, поверьте мне, – я знаю, о чем говорю.

- Я прожил тяжелую жизнь. На отсутствие проблем не могу пожаловаться. Четырнадцать лет назад жизнь моя потеряла смысл, – сказал Джон, – Женщина, которую я так любил, и так долго ждал, – пришла ко мне и осталась со мной. Осталась всего на месяц. С помощью моей любви она смогла доказать тому, кого она действительно любила, что он – НЕ единственный(!), кто может любить ее. Ей было важно, чтобы он окончательно понял; – она – главный человек в их союзе. Он пришел к ней с повинной, униженный и готовый на все. Она же, – удовлетворив свою гордость, – победоносно вернулась к мужу. Вернулась для того, чтобы продолжать командовать, унижать, но все равно любить того, кто по ее словам был не достоин, не то чтобы жить рядом с ней, даже сидеть рядом за одним столом. С ним она намеревается прожить всю жизнь и воспитывать двоих детей.

- А вы? Кто вы для нее?

- Я – всего лишь друг. Моя любовь известна ей и всем, кто нас знает, но она ЕЙ не нужна. И она уже больше никогда не сможет ею воспользоваться. Потому что я убил в себе эту любовь. Не сразу, но все же я смог это сделать. Я даже остался их другом. Они – моя семья. Когда я заболел – они были единственными, кого я хотел видеть. Только их жалость меня не унижает и не оскорбляет. Нас связывает так много. – Джон задумался, помолчал и добавил. – А разъединяет еще больше.

Я не верил Джону. По мере того, как он говорил со мной, коричнево-серый камень на левой стороне его живота увеличивался. Джон начал опять тяжело дышать.

- Мне неприятно говорить вам это, – но вы обманываете себя.

- Может быть. Я только знаю, что мой характер не позволяет мне прощать предательство и подлость. Но я – простил ЕЕ! Она теперь – всего лишь друг! Другу можно простить многое.

Я проводил Джона до машины. Помог усадить его на заднее сидение и погрузить коляску в багажник.

До этого, сестра Джона, практически не сказала мне ни одного слова. Но то, как она каждый раз одинаково умоляюще смотрела на него и на меня, когда выходила из кабинета, – красноречиво свидетельствовало о том, как сильно она хочет помочь брату. Адела, – сестра Джона, – выглядела очень усталой. Она была уже немолодой женщиной, а волнения и заботы об очень больном человеке состарили ее еще больше. Взяв меня за локоть, она отвела меня на шаг от машины, и тихим голосом попросила уделить ей время для разговора. Джону она сказала, что хочет договориться со мной о завтрашней встрече.

Мы вернулись в кабинет.

- Джон рассказал мне о том, что вы каким-то образом узнали его тайну. Тайну его безответной любви. Вы дали ему понять, что это она измучила его и привела к тому, что Джон получил раковую болезнь. Может быть это и так. Не знаю. Такая любовь, по-моему, – должна быть, наоборот, – вознаграждена и Богом, и людьми. Но я не об этом хотела говорить с вами. То, что убивает его сегодня, – это не его любовь к Ней. Этот негодяй ждет его смерти. Он ни перед чем не остановится. Он погубит его. Джон это знает, но ничего не может с собой поделать.

- Понимаю. Он вам ничего не рассказал о Саймоне.

- Кто такой Саймон? – переспросила сестра Джона, при этом нервно передернув плечами. – Саймон – это мерзавец, каких свет не видывал, – подлец, способный кого угодно продать за сигарету с марихуаной! – Голос ее от возмущения взвился вверх. – Альфонс! – Негодяй! – Нахлебник! – Притворщик! – Неблагодарный махинатор! – Лжец!

Адела проговорила все это на одном дыхании. На слове «лжец» воздух в ее легких закончился. Она вынуждена была остановиться, чтобы отдышаться. Я воспользовался этим и сказал:

- А если коротко и по существу?

Сестра Джона опустила голову вниз и открыла сумочку. Начала что-то в ней искать. Потом закрыла ее, – так ничего и не достав. И совсем другим голосом произнесла:

- Саймон – это приемный сын Джона, которого он любит даже больше, чем меня. Но это не самое страшное. Страшно то, что он любит его больше собственной жизни, – даже больше самого себя. Я всегда говорила ему, что он не имеет права брать на себя такую ответственность, что жалость еще никого не спасла.

Адела рассказала историю о Джоне и Саймоне. Я не перебивал ее. История перемежалась слезами, возгласами возмущения. Я молча слушал.

Пять лет назад Джон поселил у себя в доме одного из своих учеников. Родители мальчика были в разводе. Отец бросил семью, когда Саймону было три года, и с тех пор никогда не видел сына. Мать родила Саймона, когда ей было шестнадцать лет. Сама еще ребенок, – она абсолютно им не занималась. Не работала. Не училась. Гуляла. – Гуляла по жизни, переходя от одного мужчины к другому. Саймон плохо учился. Всегда плохо одетый, он сторонился одноклассников. Был угрюм и недоверчив.

Дедушка с бабушкой постоянно воевали с дочкой, но, почему-то, именно Саймон стал постоянным поводом для ссор и обид. Именно его рождение разрушило жизнь дочери, – считали дедушка и бабушка. Саймон никогда не мог понять, – любили они его или, – нет. Мать то отвозила Саймона к родителям, то со скандалом забирала обратно. За ребенком толком никто не следил и уж точно, – никто его не любил. Но самое ужасное заключалось в том, что Саймон был всегда голоден. В доме никогда не было еды. Мать могла исчезнуть на неделю. Саймон с пятилетнего возраста приучился запасать еду. Вся эта история и началась с того, что Саймон был голоден.

В начале учебного года Джон обратил внимание, на то, что один из учеников никогда не выходит из класса, чтобы съесть принесенный из дома завтрак, как это делали все остальные ученики. Когда он заметил это в третий раз, Джон подошел к ученику и протянул тому половину своего бутерброда. Мальчик даже не отказывался. Он быстро проглотил предложенную еду. И сидел, уставившись глазами в стол. Джона удивило, что он не сказал «Спасибо». Но с того дня стал приносить в школу двойную порцию завтрака. Саймон каждый раз молча съедал, все, что давал Джон и, по-прежнему, не благодарил. Джон сидел рядом с Саймоном до тех пор, пока тот не проглатывал все до последней крошки. Ждал минуту. Потом вставал и уходил.

Так продолжалось больше месяца. Математику Саймон знал плохо. Джон с трудом сдерживался, но не ставил ему плохих оценок. Все чаще он ловил на себе пристальный взгляд Саймона. Но ничего не говорил и делал вид, что ничего не замечает. Игра затянулась, но Джон был хорошим учителем и знал, что в общении с детьми, самое главное – терпение. Наконец, наступил день, когда после того, как Саймон съел очередной бутерброд, Джон, уже привычно подождал минуту, повернулся к Саймону спиной и направился к двери. Вдруг Джон услышал за своей спиной:

- Спасибо! Большое спасибо! – Джон растерялся. По инерции он прошел еще несколько шагов. Дошел до двери. Открыл ее и только тогда повернул голову.

- Так ты все-таки знаешь, что надо говорить, когда тебя угощают!

- И целый месяц вел себя, как невежа?

- Я вас проверял.

- Ты? – Меня? – Проверял? – растерялся Джон. – Зачем?

- Благодарность надо испытывать к тем, кто к тебе относится честно. Люди не заслуживают благодарности, потому что большинство из них обманщики и, если делают что-то, то только для своей выгоды.

- В чем была моя выгода?

- Это я и хотел понять.

- Ну и что? Понял?

- Поэтому сказал сейчас «спасибо»?

- Это тоже проверка?

- Ты считаешь, что люди не дадут голодному поесть, даже если у них есть чем поделиться?

- Людям всегда есть чем делиться друг с другом, но они этого никогда не делают.

- А ты делишься?

- Мне нечем. У меня ничего нет.

- Дети не могут и не должны делиться чем-то материальным. Они еще не работают и не зарабатывают денег. Но дети могут поделиться улыбкой, радостью, энергией, молодостью. Мало ли что есть у тебя, и нет у кого-то. Вот и поделись.

- У меня этого тоже нет.

- Чего нет? – Не понимаю.

- Но ведь ты же так молод.

- Молодость – это не деньги. Ее нельзя поделить на части.

- А как насчет энергии? – уже более заинтересованно спросил Джон. – Он никак не ожидал такого диалога.

- Да. Это можно. Но потом твоей же энергией тебя и накажут. Вернее за эту же энергию.

- У тебя на все есть ответ, как я посмотрю.

- Я не такой глупый, как вам кажется.

- А почему же ты так плохо учишься?

- Чтобы хорошо учиться, – надо иметь возможность. А у меня, – ее нет.

- Ты же ходишь в школу.

- Надо еще и дома заниматься.

- Да, конечно! – обрадовался Джон, вернее, обрадовалась та его часть, которая была учителем.

- Мама пускает меня домой только поздно вечером. Я прихожу из школы и до вечера сижу на улице. На улице заниматься не получается.

- Хочешь лучше учиться?

- Да. Тогда после школы я пойду работать, – и у меня будет много денег.

- Ты практичен. А как быть с мечтой о поездке в дальние страны, например?

- В дальние страны хочу, а мечтать об этом, – нет.

- А мечтал когда-нибудь?

- Да, когда был маленьким.

- Теперь я знаю, что мечтать бесполезно. На «мечту» ничего не купишь.

- Завтра у тебя контрольная работа по математике. Если ты не позанимаешься дома, – то не сможешь получить хорошую оценку.

- Вы же не ставите мне плохих оценок.

- Это плохо или хорошо?

- Это еще почему?

- Я совсем ничего не хочу делать по математике. Во-первых; – я ее не люблю. А, во-вторых; – зачем заниматься, если и так сойдет?

- Было бы лучше, если бы я ставил тебе плохие оценки?

- Это было бы честнее. На самом деле, – я заговорил с вами, потому что хотел попросить ставить мне те оценки, которые я заслуживаю.

- Я считаю, что ты можешь быть хорошим учеником. Я вижу, что во время урока ты, иногда, – соображаешь быстрее других.

- Я же вам сказал, что я не глупее других.

- Если причина только в том, что тебе негде заниматься дома, то это легко исправить.

- Я поговорю с твоей мамой.

- А вот этого не надо!

- Ты ее боишься?

- Нет. Я просто знаю, что это бесполезно. Тем более что сейчас у нее как раз новый друг. Когда у нее заводится кто-то новый, – она всегда кричит, что я мешаю устроить ее личную жизнь. Кручусь под ногами и вечно прошу есть. – Саймон понял, что сказал лишнее и насупился, закусив нижнюю губу.

- Я помогу тебе подготовиться к контрольной работе. Хочешь сегодня вечером придти ко мне домой? – сам не зная, как это у него вырвалось, – сказал Джон.

- Да, – без раздумий согласился Саймон. – Честно говоря, мне сейчас математика нравится больше. До вас у нас был плохой учитель. Я его не любил и математику не любил тоже. А у вас на уроках интересно. И я сам удивляюсь, что все понимаю.

Дележка завтрака продолжалась еще три месяца. Саймон все чаще приходил домой к Джону заниматься и делать уроки.

Наконец, на улице стало совсем холодно. Под этим предлогом они оба, Джон и Саймон, встречались сразу после школьных занятий. Шли обедать в китайский ресторан. А потом уже, как по заведенному распорядку, шли домой к Джону. Саймон никогда ничего не просил, но «спасибо» говорил всегда.

Первый раз Саймон обратился к Джону в середине декабря.

- Можно у вас переночевать сегодня?

- А мама разрешила?

- Ее нет дома уже два дня. Она уехала. Сказала, что вернется к Новому Году или после него.

- И ты уже два дня дома один?

- А что ты ел?

- У меня всегда есть что-то «про запас» для такого случая, – сказал Саймон. – Мама всегда уезжает неожиданно и никогда не оставляет денег на еду. Я к этому уже привык.

Джону стало как-то нехорошо, от такой деловитости и запасливости мальчика тринадцати лет. Саймон остался. И прожил у Джона полтора месяца.

Мама Саймона объявилась к концу января. Позвонила и спросила Джона:

- А можно Саймон поживет у вас еще две недели? Я приехала только на один день и завтра опять уезжаю.

- Можно, – ответил Джон.

В этом месте я не выдержал и прервал Аделу:

- За что же вы так сердитесь на него. Обзываете самыми последними словами? Чтобы ни сделал мальчик с такой историей жизни, – его можно только пожалеть, – сказал я.

- Вот и Джон так говорит, – сказала Адела. – Подождите, сейчас я вам расскажу, что произошло после того, как Джон заболел. И тот, кто это сделал, уже не был маленьким мальчиком. Саймону скоро будет девятнадцать лет.

Никто никого ни о чем не просил. Все произошло само собой. Проходил месяц за месяцем, год за годом. Саймон жил у Джона. У него была своя комната. Одевался Саймон теперь даже лучше других. На один день рождения получил в подарок компьютер, на другой – стереосистему. Саймон теперь хорошо учился. Но в классе его не любили по-прежнему. А он и не стремился ни с кем сблизиться. Друзей у него не было.

Дело в том, что Джон, несмотря на то, что он был всего лишь учителем в школе, – был не бедным человеком и мог себе многое позволить. Джон был известен, как лучший в городе репетитор по математике. Все ученики, которым он помогал оканчивать школу, – обязательно поступали в университет. Его авторитет и популярность среди родителей многочисленных старшеклассников были огромными. Соответственно и цена за его частные уроки была высокой.

Саймон по-прежнему ничего не просил. Джон, по-прежнему, – все предлагал сам.

Во всей этой истории была только одна неприятность: Мать Саймона периодически появлялась и просила у Джона денег взаймы. Джон спрашивал, сколько ей нужно, и всегда давал столько, сколько она просила. И никогда не напоминал, что она еще не вернула, ни одного доллара.

- Я была счастлива за Джона, – рассказывала Адела. – Наконец-то он был не одинок. Саймон был для него хорошим сыном. Его так приятно было кормить, одевать и делать подарки. Саймон казался таким благодарным. Джона было не узнать. Он ходил со мной гулять и напевал на ходу. Сделал ремонт в доме. Купил новую машину.

В больницу Джона увезли прямо с урока. Саймон поехал вместе с ним. До операции и целый год после нее, – Саймон ухаживал за Джоном, как настоящий, преданный сын. Но Джон чувствовал себя все хуже и хуже. Когда Джон стал слепым и парализованным, – Саймон ежедневно вывозил его в коляске на свежий воздух. Проводил с ним все свободное время.

Потом случилась беда. В дом Джона пришла полиция. Несмотря на то, что Джон был такой больной, ему учинили настоящий допрос. Потом выяснилась причина: Саймон оказался в связи с продавцами наркотиков. Он утверждал, что не продавал никаких наркотиков, но «друзья» его, в конце концов, попали в тюрьму. Джон не мог выйти из дома. Но он, несмотря ни на что, – по несколько часов в день разговаривал по телефону. Бесконечно долго разговаривал с адвокатом, которого сам же и нанял. Обзванивал родителей своих учеников, которые из благодарности к нему обещали помочь, замолвить словечко, где надо и кому надо. Болезнь не помешала Джону добиться почти невозможного. Саймон был оправдан. Он продолжал ходить в школу, жить в доме Джона и ухаживать за своим больным приемным отцом.

Полиция долго не могла понять, что Саймон не сын Джона, но, в то же время вроде бы и сын. Потому что настоящий его отец – неизвестно где, а Джон считает своим долгом помочь заброшенному мальчишке. Вызывали мать. Беседовали с ней. Хотели даже запретить Саймону жить у Джона. Но Саймону уже было почти восемнадцать. В конце концов, полиция утихомирилась.

То, что сделал Джон после этого, – стало для всех полной неожиданностью. Джон вызвал к себе домой адвоката. В присутствии Аделы и Саймона, он составил завещание, в котором говорилось, что все, что он имеет, – он оставляет Саймону. И все вернулось на «круги своя».

Но ненадолго.

Год назад Джону стало настолько плохо, что его опять увезли в больницу. Саймон был в больнице каждый день, пока Джон лежал в реанимации. Джон терял сознание по несколько раз в день. Когда Джон приходил в себя, – Саймон всегда держал его за руку. И это рукопожатие говорило Джону о многом. Рука Саймона слегка подрагивала. Джону очень хотелось успокоить его, и он каждый раз говорил:

- Все будет хорошо. Я выйду отсюда. Мы всегда будем вместе, – и из последних сил старался покрепче сжать руку Саймона.

Джон через это рукопожатие хотел внушить Саймону уверенность в том, что все будет хорошо. Сжимая руку приемного сына, Джон пытался доказать, что, несмотря ни на что, у слепого и парализованного отца – еще много сил.

Джону стало лучше. Его перевели в обычную палату. И тут Саймон исчез на неделю. Его не было ни в школе, ни у матери, ни у бабушки с дедушкой. Нигде.

Джон умолял всех помочь ему найти Саймона. Врачи даже запретили Аделе говорить с ним. Потому что он ни о чем другом, кроме как о пропаже Саймона, – не мог и думать. Волновался. Не спал. Не мог есть. Забывал или отказывался от лекарств. Просил выписать его из больницы.

Саймон пришел сам. Движением головы остановил все вопросы Аделы.

В этот раз Саймон не взял предложенной ему руки, – единственной здоровой руки Джона, которой тот водил в воздухе перед слепыми глазами, надеясь встретить руку своего приемного сына.

Лицо Саймона было чужим. Он настолько изменился за неделю отсутствия, что Адела с трудом узнала его.

В полной тишине прозвучали слова Саймона:

- ТЫ ОБМАНУЛ МЕНЯ. – ВРАЧИ СКАЗАЛИ, ЧТО ТЫ СКОРО УМРЕШЬ, А ТЫ ВСЕ ЖИВЕШЬ И НЕ ХОЧЕШЬ УМИРАТЬ! – Я УХОЖУ. – ТЫ МНЕ НЕ ОТЕЦ. – ТЫ БЫЛ МНЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ОТЕЦ. – НО ДАЖЕ ТЫ, – ОКАЗАЛСЯ ТАКИМ ЖЕ, КАК ВСЕ. – ТЫ – ТАКОЙ ЖЕ ОБМАНЩИК, КАК И ОНИ! – У МЕНЯ НЕТ ВРЕМЕНИ ЖДАТЬ. – Я ТОРОПЛЮСЬ. – МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ, НИЧЕГО, ЧТО ТЫ МНЕ МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ. – Я УЖЕ ВЗРОСЛЫЙ! – Я САМ МОГУ СЛЕДИТЬ ЗА СОБОЙ, И САМ МОГУ РАСПОРЯЖАТЬСЯ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ. – Я НЕ НУЖДАЮСЬ НИ В ТЕБЕ! – НИ В ТВОИХ ДЕНЬГАХ!

Саймон, видимо сказал, все что хотел. Он попятился назад, пристально вглядываясь в слепые глаза Джона, будто хотел запомнить что-то важное. Повернулся. И решительным шагом вышел из больничной палаты.

Адела сидела, как каменная. Джон молчал. Из его слепых глаз катились слезы. Потом слезы высохли, и Джон обратился к Аделе:

- Ничего не говори мне сейчас. Мне очень больно. Но он сделал то, что хотел. Он поступил честно. С этого момента я не хочу слышать о нем ничего: ни плохого, – ни хорошего.

С тех пор Адела не говорила с Джоном о Саймоне. Но последнее время она стала замечать, что Джон обманывает ее. Ему кто-то постоянно звонит. Он просит друзей отвезти его в банк. Старается чаще отослать сестру домой. Адела поговорила с одним из друзей Джона, с которым он ездил в банк. Друг сказал, что Джон посылал деньги в другую страну.

Вскоре Джон попросил Аделу просмотреть почту. В одном из писем была распечатка счета из банка.

Так Адела узнала, что Джон регулярно посылает деньги Саймону.

- Джон теперь сам отвечает на звонки и просит меня выйти из комнаты. О чем он разговаривает и с кем, – мне не говорит. Но теперь я догадываюсь. Не догадываюсь. – Знаю: Этот подлец и негодяй звонит ему и просит у него деньги. После всего, что он сделал с Джоном. После всего, что он сказал! А мой брат страдает, не спит по ночам, но все равно посылает ему эти несчастные деньги. – Адела уже не повышала голоса. Она тихо плакала, и было понятно, что она безумно устала от постоянно нарастающей тревоги за брата.

Четвертая встреча началась с того, что Джон сказал мне:

- Адела рассказала мне, о чем вы говорили с ней. Раз вы уже все знаете, я скажу вам, что история, которую она вам поведала, – абсолютнейшая правда. Но вот только эту правду мы с ней понимаем по-разному. Она ненавидит Саймона. И, может быть, имеет на это право. Но теперь она знает, и я хочу, чтобы и вы знали: Саймон для меня больше, чем приемный сын.

Он помог мне открыть в себе другого человека. Я не знаю, кем бы я был, кем бы я стал, если бы судьба не дала мне возможность прочувствовать отцовскую любовь. Я не могу перестать любить его. Я вчера долго разговаривал с сестрой. Она поняла меня. Я попросил у нее прощения, за то, что из-за моей дурацкой гордости, я никого не подпускал к обсуждению этой темы. Я не знал, вернее, – не хотел знать, что мое молчание приносит ей такие страдания. Я сказал ей, а теперь говорю вам, что никогда не перестану любить Саймона. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

- Не нападайте на меня,- сказал я, – я еще не произнес ни одного слова.

- Простите. Это оттого, что я ни с кем не умею говорить об этом!

- Я все понимаю. Ваше право поступать так, как вы хотите. Никто не может осуждать или давать советы. Тем более по поводу отношений отца и сына. Мне непонятно только одно; – ведь это вы вчера сказали: «мой характер не позволяет мне простить подлость и предательство». Не подлежит сомнению, что действия Саймона – это неслыханное предательство и невероятная подлость.

- Да, то, что Саймон сделал, – это ужасно. С этим я согласен. Да, я сказал, что не прощаю подлость и предательство. Это – истинная правда. Но не все, что мы говорим, – мы можем сделать. Мой характер, действительно мешает мне простить Саймона, но, даже не прощая его, я все равно люблю моего сына. Я знаю, что у меня есть право не прощать, но я также знаю, что у меня нет права отказаться от моего сына. И, если мой характер будет и дальше мешать мне любить Саймона, – я изменю свой характер,

- Меняйте! Я буду только рад. Вы не представляете, как вы облегчите мне мою работу.

- Я верю, что любая болезнь, а тем более, такая, как у вас, – результат всего опыта жизни человека, результат суммы действий всех составляющих человеческой личности:

Мыслей и воспитания; – Главных жизненных событий и мировоззрения; – Желаний и поведения; – Характера, жизненной позиции и моральных принципов; – То есть, – всего того, что, так или иначе, определяет личность человека.

Я верю в то, – что если меняется личность, – то это означает, что данная болезнь больше не относится к человеку. Болезнь теряет свою актуальность и от нее может страдать только тот неправильно живущий человек, которого в реальности – уже больше не существует. Если больной человек способен на кардинальные изменения своей личности, то для существования его болезни больше нет оснований. Вылечить изменившегося человека от болезни, которая теперь не имеет к нему никакого отношения, – намного легче, чем исцелить тех из нас, кто цепляется за свои трагедии и не хочет меняться.

- Тогда я порадую вас. Я чувствую, что сильно изменился за эти три дня. Я никогда столько не думал о своей жизни. И не принимал столько серьезных решений.

- Вы знаете, что меня трудно обмануть. Сейчас мы начнем работать и, если, правда то, что вы говорите, я, обязательно, – увижу это в вашем биополе.

- Смотрите, – сказал Джон. – Но вы не сможете увидеть в моем биополе того, что произошло со мной вчера поздно вечером.

- Что именно?

- Я занимался вчера перед сном Интуитивной Саморегуляцией лежа в кровати. Теперь, когда я лежу, у меня получается не хуже, чем сидя. Голова крутится на подушке, правая рука живет своей отдельной жизнью. Я не знаю, сколько времени я занимался. Я решил, что буду получать энергию до тех пор, пока сон не одолеет меня. Мысли были свободны, и я думал о Саймоне. На самом деле, я все время думаю о нем и о его последних словах.

Так вот мое тело получало энергию, а я думал. И, хотя так ничего и не придумал, все же польза от моих размышлений была большая. Надеюсь, вы не считаете, будто я не понимаю, что того, что сделал Саймон, – не прощают. Я и не простил. Но и не могу ничего с собой поделать. Я человек конкретный. А тут такая дилемма. В какой-то момент я разозлился на себя, и уже было решил, что перестану думать о Саймоне, как о своем сыне. Перестану любить его! Разозлился так, что рука моя сжалась в кулак и продолжала свои интуитивные действия уже не с раскрытой ладонью, а со сжатым кулаком.

Злость моя нарастала. Я кричал сам себе обидные слова. Я называл себя размазней. Говорил себе, что пора прекратить это безобразие. Пытался объяснить себе, что, в конце концов, люди вокруг меня правы, – и что Саймон, действительно, – негодяй и не заслуживает моей любви. В ответ на этот крик, откуда-то изнутри пришла спокойная мысль: «А чтобы ты делал, если бы твой сын совершил какое-нибудь преступление и его бы отправили в тюрьму? – Облил бы его презрением и никогда бы его больше не увидел? А как же быть тем отцам, дети которых уже в тюрьме? – Они все равно их любят и ждут их возвращения домой, чтобы помочь им стать на ноги и начать новую жизнь».

Кулак мой разжался. Злость прошла. Рука опустилась на одеяло. Я вдруг весь расслабился, меня прошиб холодный пот. Я понял, что был все это время неискренен даже наедине с самим с собой. Я все время помнил, что Саймон мне не родной сын. А значит, я думал, что могу в любой момент отказаться от него. Что смогу дальше жить, как будто ничего этого не было. Но ведь не в кровном родстве дело. – Я был действительно его отцом все эти годы. И если я откажусь от него, то и все эти годы, вся моя любовь, – окажутся обманом.

Моя здоровая рука, устав от напряжения, лежала поверх одеяла и слегка подрагивала.

Моя! Левая Рука! –

Моя левая рука лежала рядом с правой рукой и дрожала тоже!

Как в самый первый день, когда я к вам пришел, – помните? Но в тот раз я своей левой руки не чувствовал. А вчера я понял, что чувствую боль в ПАРАЛИЗОВАННОЙ руке. Я понял, что ощущаю ее слабость. Мне даже показалось, что я смогу шевелить пальцами. Я их чувствовал! Я открыл глаза. Закрыл их. Снова открыл. – Ощущения в левой руке не стали слабее. Половину ночи я пробовал шевелить пальцами. Ощущения усиливались. Но сдвинуть с места, хотя бы один палец, – не удалось. Несмотря на это, – я все равно был счастлив.

Счастлив вдвойне. Во-первых, – рука моя явно оживает, а во-вторых, – я смог четко определить свою позицию по отношению к Саймону:

Я его люблю, вопреки всему, что он сделал. В конце концов, – он никого не убил. А если он пытался убить мою любовь к нему, – то у него ничего не вышло! Моя любовь – жива! Не мне его судить! В любом случае:

Я – его Отец, а он – мой Сын. И этим все сказано!

Заснул я абсолютно счастливый.

Джон приподнял голову, показывая, что теперь он готов слушать меня. Мне же нечего было сказать ему в ответ. Мы начали работать.

Левая рука Джона начала подрагивать спустя несколько минут после того, как Джон закрыл глаза, и его голова медленно стала наклоняться назад.

В ауре Джона было светло, как в концертном зале перед началом представления. Головная чакра сияла уже не зеленым огнем, а так, как ей положено, – фиолетовым светом. Чакрам было далеко до совершенства. Но, тем не менее, – это были вполне нормальные «Насосы-Трансформаторы», вбирающие в себя энергию из окружающей среды и излучающие из себя «Возвратный Свет» в достаточно хорошем ритме.

Диагональ, отвечающая за получение вибраций братской поддержки людей, – была наполнена энергией. По меридианам мягко струились «Инь-и-Ян-Энергии». Серый камень на животе Джона все еще придавливал селезенку, но он был меньше и под ним, – в самом больном органе Джона, – поджелудочной железе, – пульсировала, оставшаяся со вчерашнего дня золотая энергия.

Спираль, исходящая из моей головы, легко достигла ауры Джона и начала передавать, одну за другой, – все ускоряющиеся волны фиолетового света. Скорость движения Энергии в чакрах и меридианах Джона усилилась.

Я перевел волны моей Энергетической Спирали с головной чакры Джона на серый камень, придавливающий левую половину живота. Камень сопротивлялся недолго. Он отлепился от тела Джона, отлетел влево и присоединился к большому серому шару, у левого плеча. Шар, в свою очередь, медленно тронулся с места и начал миллиметр за миллиметром отодвигаться в сторону.

Откуда-то сверху стал литься ровный Белый Свет.

Я поднял голову и увидел над головой Джона нечто прекрасное.

Его Серебряная Нить была накалена и излучала тепло жизни. Бесконечность, в которой, высоко-высоко вверху, – исчезала Серебряная Нить, – светилась Белым Светом. Спустя какое-то время я увидел того, кого в обычных ситуациях увидеть почти невозможно:

Энергетического Двойника Джона.

Это была точная копия энергетической конструкции Джона, с которой я до этого момента работал внизу, на физическом уровне. С той лишь разницей, что Энергетический Двойник был повернут головой вниз и смотрел в противоположную сторону. Двойник как будто отражался в зеркале, приставленном к голове Джона.

Двойник Джона не был похож на призрак. Он не был похож и на привидение. – Двойник мягко мерцал звездным серебром в лучах струящегося сверху водопада Белого Света. – Он был реален. – Также реален, как был реален тот факт, что парализованная рука Джона, благодаря невероятному душевному усилию, которое он смог совершить, – сейчас, – на моих глазах, оживала и двигалась.

Энергетический Двойник Джона был весь серебряный. Только середина его груди, – там, где сердце, – светилась розовыми лучами, расходящимися во все стороны с равной интенсивностью.

Из моего опыта следовало, что Двойник редко излучает цветную энергию. – Только Белую или Серебряную. Поэтому я удивился, увидев, что сердце Двойника Джона излучает розовую Энергию Любви. Приглядевшись, я понял, что это было не сердце.

Это была Душа.

Душа Джона, которую он, преодолев все препятствия, наполнил Светом Безусловной Любви.

«В тюрьме человека закрывают на замок снаружи. – Душа находится внутри человека, но закрыта изнутри», – вспомнил я фразу из очень давно прочитанной книги, название которой, по прошествии многих лет, – я забыл.

Все, что мешало Джону быть здоровым, – было на своих местах. Серо-коричневая сфера с «Датой смерти» напоминала о фатальной опасности. Шар у левого плеча, наполненный информацией о спрессованной силе конфликта, – все еще мешал энергии передавать ее целительную силу нездоровому телу. – Джон все еще был очень больным человеком, но Белый Свет пронизывал собою малейшие детали энергетической конструкции Двойника. Если Энергетический Двойник человека – это его Энергетический Эталон, то сейчас этот Эталон получал сверху и передавал вниз, на уровень физического тела, – настолько сильную Энергию, что она давала шанс Джону стать другим человеком, вернее, тем человеком, которым он бы мог быть, если бы не наделал столько ошибок в своей жизни.

На энергетическом теле Двойника явственно проступали информационные дыры «Отсутствия Энергии». Они находились в тех местах энерго-конструкции Двойника, которые были изъедены, как ржавчиной, сильнейшими психологическим стрессами и неразрешимыми жизненными конфликтами, которые сделали Джона одним из самых несчастнейших людей на свете. В левой половине живота, задней части головы, в правой ноге Энергетического Двойника Джона можно было увидеть, как Розовый Свет Любви, излучаемый его Душой, – мягко, слой за слоем, заполнял их зияющую пустоту.

Любовь сильнее смерти! Душа Джона, запертая изнутри, дождалась момента, когда Джон сам открыл все запоры и выпустил свою Душу на свободу. Душа Джона, освободившись из темницы человеческих условностей, законов морали, которые не всегда правы, – эгоизма, чрезмерной гордости и боли одиночества, – получила право использовать свою безграничную силу.

Правая рука Джона оторвалась от подлокотника кресла и зависла в воздухе на уровне плеча. Пальцы правой руки зашевелились в каком-то странном ритме. Складывались вместе. Раздвигались. Пальцы скрещивались между собой в необычных сочетаниях. И, наконец, правая рука добилась своего!

Левая рука Джона слегка приподнялась над подлокотником кресла, буквально на два сантиметра. Сначала неуверенно, но затем, уже совершенно спокойно, – пальцы левой руки Джона стали пытаться повторить движения пальцев правой руки. Это было почти незаметно. Очень слабо. Но левая рука Джона явно шевелилась, и пальцы определенно двигались. За три года неподвижности мышцы парализованной руки ослабели. Напряжение было очень сильным. Связки предплечья натянулись. Левое плечо приподнялось вверх. Джон улыбался.

- Мне это не кажется? Это действительно происходит?

- Да, – ответил я.

- Рука поднялась сама собой. Без усилия с моей стороны. Пальцы очень болят, но я чувствую, как они шевелятся! – продолжал удивляться Джон.

Пальцы правой ладони сплетались в очень сложные конфигурации. Левая рука Джона опустилась, отдохнула на колене Джона и снова приподнялась. Пальцы зашевелились чуть сильнее. Это походило на какой-то танец.

Я вспомнил. – Такие сплетения пальцев производят индийские танцовщики. Это – называется «Мудра».

«Мудра» – это древняя система движений, придающая потокам энергии, идущим через пальцы человеческой руки, особое усиление. Рука человека – самый совершенный инструмент из всего, что сотворено в этом мире. Рука человека может очень многое. Может даже влиять на движение энергии во всем теле. Джон, ничего не зная об этом, сам того не понимая, – заново получил знания, целительная сила которых известна уже тысячелетия!

Я вдруг почувствовал, как что-то неуловимо изменилось вокруг меня. Посмотрел в сторону кровати, на которой лежал сын. Убедился, что он по-прежнему крепко спит, обнимая подушку. Посмотрел вокруг. – Нет, – ничего не изменилось.

В ушах зазвенело, сердце ускоренно застучало. Но что-то все же произошло. Я только не мог понять, – что именно!

Встал с кровати. Сделал несколько шагов по комнате.

Наконец, меня осенило:

Птицы перестали петь и наступила – тишина!

Я подошел к окну. И увидел:

- С О Л Н Ц Е В З О Ш Л О !

Птицы встретили Восход Солнца восторженным молчанием. Оно было – сильнее любого пения.

Восход солнца в это утро был розовым.

Розовыми были облака. Розовыми были деревья и первые, редкие машины на дорогах. Строгий восточный орнамент голубой мозаики на стенах Духовной Школы, построенной Великим Правителем, отсвечивал розово-сиреневым светом старого китайского фарфора.

Солнце излучало розовый свет своей Любви! Весь мир был освещен этим светом. Розовая ласковая нежность бережно будила всех, кто должен был очнуться ото сна в это утро. Все было таким прекрасным и наполнялось, спешило пропитаться розовой нежностью утренних лучей.

Но у меня в голове, почему-то, – продолжали звучать слова Саймона:

- ТЫ ОБМАНУЛ МЕНЯ. – ВРАЧИ СКАЗАЛИ, ЧТО ТЫ СКОРО УМРЕШЬ, А ТЫ ВСЕ ЖИВЕШЬ И НЕ ХОЧЕШЬ УМИРАТЬ! – Я УХОЖУ. – ТЫ МНЕ НЕ ОТЕЦ!

Я даже встряхнул головой, пытаясь избавиться от назойливой навязчивости этих слов. – Они отозвались болью в виске и продолжали упрямо повторяться. Непонятная, бесчеловечная жестокость смысла того, о чем говорил Саймон, была так неуместна рядом со сказочно красивым зрелищем «РОЗОВОЙ ЛАСКИ И НЕЖНОЙ ЛЮБВИ ЛУЧЕЙ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА».

- Почему? – Ведь мир – так прекрасен, – пытался я урезонить себя. – Почему я смотрю на эту розовую феерию и вместо того, чтобы радоваться и восхищаться этой красотой, – думаю о предательстве и подлости?

- ...Сын возглавил дворцовый переворот и стал отцеубийцей, – он своими руками отрубил голову Великому Правителю. – ВСПОМНИЛ Я.

- Это было четыреста лет назад. Тогда это было так, – сказал я себе.

- А! – Много ли! – Изменилось! – С тех пор? – гулкими ударами отстучало у меня в виске.

- ...Из дома в дом, от человека к человеку идет молва о неминуемом возмездии. После каждого нового преступления тирана, могильный холм над прахом Святого Даниила удлиняется. Чем хуже на земле, тем быстрее растут кости Святого под землей. Вся страна ждет прихода того момента, КОГДА РУКА ПРОРОКА ДОТЯНЕТСЯ ДО ДВОРЦА ТИРАНА.

- Такова легенда. Такова была Мораль четыреста лет назад. Таким тогда было представление народа, – который и сложил эту поэтичную и мудрую легенду, – о возмездии, о каре за преступление, о трагедии времени, в котором сын способен предать отца ради власти, денег, короны, – возразил я своему внутреннему собеседнику. – Тогда, – это считалось одним из самых страшных грехов.

- Но, неужели! – Неужели ничего нельзя сделать? – упрямо спросил я себя.

- Нет, – пока еще ничего нельзя изменить, – ответил я себе же. – По-прежнему такой же океан подлости вокруг. По-прежнему сын способен предать отца, а ученик – учителя. Это случается каждый день, в каждом городе, в каждой стране, на каждой улице. Нет конца и края человеческому невежеству. Предательство стремится жить вечно. Люди не могут устоять перед соблазнами этого мира. И если Любовь к Отцу встает препятствием между жаждой удовольствий и ДОЛГОМ ЧЕЛОВЕКА ВСЕГДА ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ, – то сын становится хуже зверя и совершает предательство. Даже зверь помнит добро! И не будет кусать того, кто помог ему хотя бы один раз в жизни. Поэтому, предатель – не только хуже всех людей, он – хуже животного. И не быть ему уже никогда – ЧЕЛОВЕКОМ!!!

- Получается так, что и сегодня – одна надежда на возмездие Высших Сил. Неужели и сегодня нам остается только одна-единственная наивная НАДЕЖДА на то, что РУКА ПРОРОКА БУДЕТ РАСТИ ПОД ЗЕМЛЕЙ И ДОТЯНЕТСЯ, в конце концов: – до каждого гражданина, предавшего свой народ; – до каждого ученика, предавшего учителя; – до каждого сына, предавшего отца; – до каждого человека, предающего законы этого и Высшего миров?

- Получается, что так!

- И нет выхода?

- Есть, – ответил я себе. – Досмотри кино о «Джоне и Саймоне» до конца.

Пока я был занят внутренним спором с самим собой, Солнце поднялось выше и добавило к розовому свету раннего утра золото наступающего дня.

- Птицы снова запели. Теперь их голоса славили начало Нового Дня, а значит и пробуждение Новой Надежды. Я закрыл глаза, прислонился к краю окна, подставив лицо розовым и золотым лучам. Лучи солнца пробивались сквозь завесу опущенных век. Пляшущие цветные пятна солнечного света долго не могли успокоиться.

Наконец, моя память смогла утихомирить неистовство веселой пляски утренних лучей и стала плести из их света финал фильма о «Джоне и Саймоне»:

Таким же ранним розовым утром меня разбудил звонок Аделы.

Речь ее путалась. Было трудно понять: плачет Адела или смеется. Я заволновался, что с Джоном произошло что-то плохое.

- Адела, успокойтесь, и скажите мне, – что случилось, – сказал я.

- Я не знаю, что с ним делать, – приглушенным голосом говорила Адела, – Джону скоро ехать к вам в клинику, а он спит. Но он всю ночь не спал! Только утром я смогла уложить его в постель! Я не могу его будить. Ему нужно обязательно выспаться.

- У него опять что-то болело? – спросил я.

- Нет, нет, – что вы! Шепотом возмутилась Адела. Дело не в этом. Случилось такое! Это невероятно! В это невозможно поверить! У него ничего не болит! Я не могу в это поверить, но это так! Он ночью ездил на море, а спит сейчас, потому что вернулся только два часа назад.

Я проверил свое расписание:

- У меня есть свободное время в три часа дня. Пусть Джон спит столько, – сколько ему будет нужно, – постарался я хоть как-то успокоить Аделу.

Только, увидев Джона, я понял, почему даже мне Адела не смогла сказать правду, – для нее то, что ночью случилось с ее братом, было настолько невероятным, что она не верила сама себе.

В назначенный час Джон приехал и вот, что он рассказал:

– После вчерашнего сеанса я вдруг почувствовал необычайно сильный прилив сил – физических и душевных. Лег в кровать очень поздно. У меня был важный телефонный разговор. Я долго не мог успокоиться, но все же смог заставить себя начать заниматься Интуитивной Саморегуляцией. Дождался, когда тело стало ощущать давление уже знакомой мягкой и теплой силы и это давление повело меня из стороны в сторону, голова уже привычно потянулась назад. Перед глазами опять появился голубой Глаз. Если раньше я думал, что он смотрит на меня в ожидании, то в этот раз он смотрел на меня так обещающе, как будто он знал что-то такое, что могло бы стать для меня приятным сюрпризом.

Моя левая рука, – которую еще три дня назад я даже не чувствовал, – совершала очевидные движения. Я тихо, про себя, радовался каждому ее шевелению. Перед моими закрытыми глазами проплывали круги зеленого и фиолетового цвета, сменяя один другой. Они исчезали в середине голубого Глаза в самой глубине экрана перед глазами. Голубой Глаз все время менялся. Он становился то больше, то меньше. Пульсировал. Дышал энергией.

Занимался я долго, надеясь заснуть, но не получалось. Я думал о Саймоне. Я так давно не видел его! Мне так хотелось снова говорить с ним, ощущая его присутствие. Разговоры по телефону не могут заменить даже одной минуты, – пусть даже проведенной в молчании, – когда Саймон держал меня за руку. Его рукопожатие было сильнее слов. Саймон держал меня за руку так, будто старался вытащить меня с «того света». Я пытался уговорить себя, что мы скоро опять увидимся. У него всегда есть хотя бы один повод... Просто деньги, которые я послал ему в последний раз, – еще не закончились.

- Терпение – это все, что мне остается, – решил я. – Буду терпеть и ждать. Терпеть и ждать, потому что сейчас это состояние означает для меня, – «Любить!»

Мои руки успокоились, голова остановилась. Я почувствовал сильное расслабление во всем теле. Но я знал, что продолжаю получать энергию, потому что голубой Глаз ускоренно и жадно впитывал в себя зеленые, фиолетовые и даже желтые круги света. Я лежал и думал о том, как много мне еще надо этой Энергии. Будто в ответ на эти мысли, цветные круги перестали появляться. Глаз увеличился в размере. За ним появилось очень яркое белое свечение. Оно разгоралось все ярче и ярче. В какой-то момент в середине Глаза, будто что-то открылось. Белое свечение прорвалось вперед и залило все видимое внутреннее пространство. Я полежал еще с закрытыми глазами. Белое светящееся «молоко» клубилось, дышало, но больше никого другого цвета не появлялось.

Я открыл глаза. Подумал, что в темноте моей слепоты хорошо думается, и стал думать о том, что все не так уж безнадежно. Хотелось жить и радоваться жизни, даже той, что у меня есть – жизни калеки. Глаза мои, – мои слепые глаза не могли сомкнуться. Я лежал и смотрел незрячими глазами вверх и думал о том, что в свой новый дом меня перевезла сестра уже после того, как я ослеп. Раньше я жил на 4 этаже многоквартирного дома, и это оказалось очень хлопотно для инвалида. Очень трудно было спускаться вниз и подниматься обратно в инвалидной коляске.

Два года назад, когда я в очередной раз попал в госпиталь, – Адела без моего участия продала квартиру, в которой я больше не мог оставаться, и перевезла все имущество в новый дом. Ей очень хотелось, чтобы я мог в те редкие моменты, когда боли были не такими сильными, – выехать на коляске во двор, – подышать свежим воздухом.

Таким образом, я не видел ни дома, в котором теперь живу, – ни цветов в маленьком саду, запах которых так мне нравился,- ни даже того, как стоит мебель у меня в доме.

Мне уже вторую ночь мешали назойливые круги света перед глазами. Прошлой ночью эти круги не были такими яркими, и я смог заснуть. Сейчас они были намного ярче и надоедливее. Это бывает у слепых. Когда это несколько раз случалось до встречи с Вами, я думал, что, может быть, я что-нибудь вижу, и поспешно обращался к врачам, надеясь, что проверка подтвердит мои надежды. Но мне объясняли, что это ничего не значит, что так бывает и что на возвращение потерянного зрения рассчитывать не приходится.

Так вот, – перед моими открытыми глазами что-то слабо светилось: какие-то матовые светящиеся шары слегка качались из стороны в сторону. Я не сразу обратил на них внимание.

Вдруг, я понял, что с этими светящимися шарами что-то не так. Они двигались, вернее, двигалась моя голова и шары оказывались от меня то справа, то слева. Я осознал, что шары качаются вдоль одного и того же места. Что они видны не внутренним зрением, что они мне не кажутся!

Догадка обожгла меня и заставила рывком подняться с подушки.

- Адела! Где ты там? Иди сюда! Скорее! – крикнул я.

Адела прибежала ко мне из кухни и стала возмущаться:

- Джон, что случилось? Три часа ночи! Почему ты не спишь?

И тогда, произошло самое главное.

Сестра зашла в мою темную комнату. Раздался щелчок. Это Адела зажгла лампу, которая стояла в углу на столике.

Я был ослеплен, как будто молния сверкнула прямо перед моим лицом. Резкая боль в глазах насквозь пронзила все мое тело. Инстинктивно я закрыл глаза рукой. Я понял, что Я ВИЖУ!!!

- Адела, выключи скорее свет, – сказал я, – и скорее дай темные очки. Очень больно глазам.

- Джон, ты сошел с ума, зачем слепому очки от солнца? Что случилось? Не пугай меня, пожалуйста! – не поняла меня Адела.

- Не бойся, Адела. Все хорошо, – сказал я и еще сильнее прижал руку к глазам.

- Джон! Перестань издеваться надо мной, прошу тебя. Я так устала!

- Адела! Слушай, что я говорю! – Я ПРОЗРЕЛ! Я снова могу видеть! Дай же скорее очки. Мне больно. Я так долго был слепым, что любой свет для меня сейчас, – слишком ярок.

Что тут началось! – Слезы Аделы. Шум, смех, крики, звонки по телефону. Сестра подняла такую панику, она была просто в шоке, – по-моему, большем, чем я.

Прошел час, и я смог в темных очках уже без боли смотреть на свет. Круги света, – то, – первое, – что я увидел, – были китайскими фонариками в коридоре, которые светили мне в открытую дверь. Адела повесила их, когда я переехал в новый дом. Я их никогда не видел, и поэтому долго не мог распознать, что же это такое.

Было три часа утра. Я попросил Аделу отвезти меня к Морю. Я долго сидел на берегу и смотрел в серебряную черноту ночи, подсвеченной волшебным Светом выглядывающей из-за облаков яркой Луны. Было Полнолуние. Я думал о том, что Луну я не видел почти три года! Это было так красиво!

Море было неспокойным. Штормило. Белые гребни высоких волн с шумом обрушивались на прибрежные камни. Я замер от восторга, когда понял, что вижу у горизонта огни плывущего далеко от берега большого корабля.

Я так люблю Море. Я думал, – я его уже никогда не увижу! Слезы катились по моим щекам из моих прозревших глаз, и я не хотел их останавливать.

Потом я попросил отвезти меня домой. Пока я ехал, солнце всходило прямо перед лобовым стеклом машины. Глазам было больно, но я смотрел на него и не мог наглядеться.

Я смог увидеть свой новый дом. Я смог рассмотреть цветы у моего крыльца и зеленую траву на заднем дворе. Еще вчера я мог только слышать их запах. Только, когда Солнце поднялось уже очень высоко, я вдруг почувствовал, что сильно устал и лег спать.

Я проснулся оттого, что увидел во сне восходящее солнце и во сне же понял, что я действительно его вижу. Я сильно обрадовался и стал во сне звать Аделу. И проснулся от звука собственного голоса. Сестра сидела рядом и ждала, когда я проснусь. Она сказала, что уже далеко за полдень, и я проспал все на свете. Я расстроился, что не увижу вас сегодня, но Адела успокоила меня. Она уже разговаривала с Вами и договорилась о другом времени для нашей встречи. Я сел за руль машины и приехал сюда.

Тут уж я не выдержал и в первый раз перебил Джона:

- Я не ослышался? – изумился я. – Сел за руль! Сам?!!!

- Да! САМ!!! Кроме Моря я еще до безумия люблю сидеть за рулем. Мне этого так долго не хватало все время, пока я ничего не видел. – Все они так плохо водят машину, – это так действует на нервы! И это было так хорошо для моей левой руки. Я ее чувствовал. Она напрягалась и шевелилась, как будто хотела помочь правой руке, когда я на поворотах крутил рулем.

Джон еще долго не мог успокоиться. Я был счастлив не меньше его. Но надо было работать.

В ауре Джона все было таким же, как и вчера. Ничего нового. Я пытался понять, откуда пришла сила, принесшая Джону «ПРОЗРЕНИЕ». И не мог ничего «такого-особенного» обнаружить.

Да, – Душа Джона продолжала лучиться розовым сиянием.

Да, – все его чакры были наполнены энергией достаточно хорошо.

Да, – «Дата смерти» стала еще меньше и ушла еще дальше.

Да, – серый шар с энергией конфликта его «Неразделенной Любви» над его левым плечом отодвинулся влево и был совсем не таким тяжелым, как раньше.

Я понимал, что на физическом, материальном уровне произошло Обыкновенное Чудо! – Опухоль мозга, которая образовалась в голове Джона в результате процесса метастазирования, УМЕНЬШИЛАСЬ! Зрительные нервы Джона освободились и получили возможность для нормального функционирования. Я втайне надеялся на это еще со времени первой встречи, когда парализованная рука Джона начала оживать. Уже тогда я понял, что эта опухоль поддается моему энергетическому воздействию и поэтому может исчезнуть.

И вот опухоль уменьшилась и перестала давить на зрительные нервы.

Джон прозрел!

- Но ПОЧЕМУ?- спрашивал я, направляя все свои исследовательские энергетические лучи во все стороны. – Что именно произошло с «Энергией Жизни» Джона? Где та Сила, которая, спустя всего четыре дня работы, смогла повлиять на раковую опухоль и заставить ее отступить?- Я должен ее видеть. Я должен ее знать!

Я чувствовал, что за этим чудом что-то кроется. У любого чуда есть причина. Многие люди этих причин не видят и удовлетворяются простым ответом: «Это просто чудо!» – И поэтому считают, что искать причины бесполезно!

Но я же причины ВИЖУ!

Я сейчас внутри ауры Джона и могу узнать все, что происходит на невидимом уровне!

Джон сидел спокойно. Голова его не двигалась.

Только в полной тишине медленно двигались руки Джона. Правая и ЛЕВАЯ. (Да, да, – и левая, – бывшая парализованная рука, – тоже.) – Две руки Джона двигались, сплетая пальцы в ритуальных, мистических сочетаниях индийских «Мудр».

- Здорово? – А? – первым взволнованно заговорил Джон. – Как это вы делаете?

- Что именно, – спросил я.

- Без вас у меня так не получается.

- Получится и без меня, когда у вас будет больше Энергии, – ответил я.

- А когда это «Больше Энергии» у меня появится?

- Все зависит от вас. От вашего старания и желания.

- Ну, – этого у меня теперь будет много.

- Значит «много Энергии» у вас будет очень скоро.

- Это хорошо. Мне очень нужно, чтобы Энергии у меня прибавилось. Я должен получить ее, как можно скорее.

- То, что вам нужна сильная Энергия Жизни, – это очевидно. Но почему она нужна вам, как можно скорее? Почему вы так торопитесь?

- Есть причина.

- Могу я знать ее?

- Да. Вы можете знать причину моей торопливости. Это не секрет. – Много энергии – означает много сил. Когда у меня будет много сил, – я смогу увидеть Саймона.

- Вы ни разу не видели его с того дня, когда он заявил, что считает вас обманщиком из-за того, что вы продолжаете жить наперекор всем врачебным прогнозам?

- И вас не останавливает даже то, что он явно не хочет вас видеть.

- Нет. Меня это не останавливает. И не будет останавливать никогда.

- Вы говорите об этом так уверенно.

- Я говорю так, потому что я вчера ночью разговаривал с Саймоном по телефону. Он сам позвонил мне.

- Адела сказала мне, что вы отправляете ему деньги в какую-то другую страну? Это правда?

- Он давно уехал?

- Три месяца назад.

- Почему в Индию?

- Это была его давняя мечта. Он заработал деньги на билет и уехал.

- А теперь деньги кончились?

- И он позвонил вам из Индии и стал просить у вас деньги? После всего того, что он натворил?

- Саймон не звонил мне из Индии. Я сам нашел его там и позвонил ему. Я очень волновался, потому что его дедушка с бабушкой сообщили мне, что он не звонит им, и они очень боятся, что с ним что-то случилось.

- Что-то, действительно, произошло?

- Да. Саймон сломал ногу. На пути из Дели в соседний город Саймон упал, спускаясь с холма. Я поднял на ноги всю полицию Индии и нашел его в деревенской больнице.

- Сейчас ему лучше?

- Да. Но у него закончились деньги. Они у него закончились давно, но он что-то зарабатывал и поэтому мог продолжать свое путешествие. Лежа в больнице, он не может работать.

- Он там один?

- Нет. Он поехал в Индию с другом, которого я не знаю.

- Вы сильно волнуетесь за него?

- Да, конечно. Вы не представляете, как я проклинал мою болезнь, из-за которой я не смог вылететь в Индию и помочь сыну.

- Вы и сейчас хотите лететь туда?

- Да! – Хочу! – А после вчерашнего звонка Саймона, – хочу еще больше.

- Он извинился перед вами? Попросил прощения?

- Нет. Саймон не извинился. Он даже не пытался оправдываться. До вчерашнего дня у нас были только сугубо деловые разговоры. Мы говорили только о том, куда я могу послать деньги. Что говорят врачи по поводу его ноги. И больше ни о чем.

- Что же произошло вчера?

- Он впервые спросил о моем здоровье. Я рассказал ему о наших встречах и о том, что у меня ничего не болит и начала шевелиться парализованная рука.

- Саймон был рад этому?

- Да. Но реакция его была неожиданной.

- Он заплакал.

- И ничего не сказал?

- Нет сказал.

- Что жалеет о том, что спросил меня. Что не хочет ничего слышать об этом. Что он устал верить всем моим обещаниям. Что я постоянно обманываю его. Тешу себя и его несбыточными надеждами. Ему это очень больно. Что поэтому он и уехал так далеко. Он так устал от моей болезни. Он не верит ни в какие чудеса. Потому что их нет.

- А почему вы говорите об этом таким довольным голосом?

- Потому что теперь я знаю причину его страшного поступка.

- Да. – Это называется «Синдром брошенного ребенка». Людям, которых в детстве оставили родители, невыносимо ожидать, что их снова кто-то оставит. Поэтому они уходят первыми. Саймон не выдержал напряжения ожидания моей смерти. Он каждый день приходил ко мне в больницу. Он видел, что в соседних палатах все время кто-то умирает. Мою болезнь, мою возможную смерть он начал воспринимать, как еще один уход близкого человека от него. ОТ НЕГО. Все его детство прошло в постоянном страхе, что его бросит родная мать, как это уже сделал отец. Это не моя жизнь оставляет меня. А я, – его новый отец, – ухожу от него. Опять его бросают. Вот как он это понимает. Нет, не понимает, – чувствует! Поэтому он и ушел первым. Ему стало невыносимо мучительно ждать моей смерти. Моего УХОДА. Ухода от него.

- Я думаю, что вы правы.

- А я думаю, что я виноват в том, что с ним происходит.

- Почему? В чем вы можете быть виноватым?

- Моя дурацкая затея с адвокатом и с завещанием. Я хотел сделать «как лучше». Хотел успокоить Саймона тем, что все, что у меня есть, остается ему.

- Не понимаю, что в этом может быть плохого.

- Вы взрослый человек. Дети понимают иначе. Саймон понял, что теперь все, и, прежде всего, – я, – будут думать, что он заботится обо мне из-за денег.

- Вы все это поняли перед тем, как прозреть?

- Да. Сначала я понял причину странного поведения моего сына и прозрел в сердце моем. И только потом я прозрел в глазах моих и смог увидеть Белый Свет. Луну. Море. Вас. Свой новый Дом. И теперь смогу увидеть Саймона. Не знаю, когда это случится. Я не буду звонить ему первым. Я дождусь его звонка.

- Вы знаете, когда Саймон собирается возвращаться?

- Нет. Он сказал, что собирается пробыть в Индии не меньше года. Я так понимаю, что по его расчетам, за этот год я обязательно умру. И он вернется домой, когда меня уже не будет. Он больше не может видеть того человека, который уходит из жизни и бросает его.

- Вы уверены в том, что вы правильно понимаете Саймона?

Я задумался. Замолчал.

Джон тоже больше ничего не говорил. Он сидел спокойно и руки его продолжали вести свой странный диалог с Энергией.

Какое совпадение, – думал я, – Саймон в Индии. То, что сейчас делают руки Джона, так похоже на индийский танец. Быть может, – так проявляют себя мысли Саймона о его приемном отце?

Время нашей встречи подходило к концу. Я еще раз проверил все, что удалось сделать сегодня в ауре Джона. Обратил внимание, что вибрации чакр и меридианов как-то странно изменились. Они стали более воздушными, трепетными и теплыми.

Я стал проверять одну чакру за другой. Так и есть. Какая-то необычная вибрация наполнила ауру легким дрожанием. Дошел до головы Джона. Прикоснулся своей «Мыслью-Энергией» к седьмой чакре. И вдруг получил ответную реакцию. Необычную реакцию!

НИКОГДА! – НИКТО! – НЕ ВОЗВРАЩАЕТ МНЕ ЭНЕРГИЮ ВО ВРЕМЯ РАБОТЫ!

Все люди приходят ко мне за тем, чтобы получить от меня силу. Им не до обмена Энергиями. Они больны. Им нужно много новой, дополнительной Энергии.

Седьмая чакра Джона лучилась фиолетовым светом. И свет ее был направлен прямо на меня. В ее центре я увидел белую яркую точку. Седьмая чакра Джона сейчас стала похожа на Глаз.

Глаз чакры смотрел на меня, не мигая. Какая-то сладостная истома окутала меня.

Невыразимое блаженство любви и ласки изливалось в этот мир через «глаз» чакры Джона. Я был всего лишь малой частью этого мира.

Такого я еще не видел. Не ощущал.

Я закрыл глаза. Сосредоточился. Увеличил размер моего экрана. Придвинул седьмую чакру Джона ближе к себе.

Белая Точка в середине фиолетовой спирали стала больше. Она светилась очень ровным БЕЛЫМ светом. Не ослепляла. Но, в то же время, – была очень яркой.

Свет был «неземной», фантастический!

- Что это? – спросил я сам себя.

- Это – «ВОСЬМАЯ ЧАКРА», – получил я ответ.

Ответ всплыл в моем сознании сам собой. Я никогда не слышал о существовании восьмой чакры. Но я был уверен, что это она.

Это было «Другое» Измерение.

Это был Свет «Другого» Мира.

Мира, где не бывает зла. Где не бывает болезней. Куда уходят праведники. И откуда Пророки получают свои провидения.

В этом высшем мире правит Духовность. Из этого мира Душа человека получает силы для жизни в нашем реальном мире, все еще полном страданий и болезней.

В нашем же реальном мире хорошие люди все еще уходят раньше плохих, а дети первыми бросают родителей, из-за страха, что их оставят, обманут опять. И все это только из-за того, что еще так мало людей, способных открыть свое сердце, возвысить свою Душу, подняться выше самого себя и открыть миру излучение Другого Измерения.

Измерения Восьмой Чакры.

Джон получил исцеляющий свет от своего Высшего Духа.

Свет Восьмой Чакры вернул ему зрение.

Видимо, «Восьмая чакра» открывается у людей, которым пришлось пережить ДУХОВНОЕ ПРОЗРЕНИЕ, – понял я.

Я почувствовал, как что-то меняется во мне.

Меняется в Джоне.

Я почувствовал, как меняется МИР вокруг меня.

Я открыл глаза. Солнце светило мне в лицо. Посмотрел на часы. Еще час и надо будет будить сына. Машина заказана на десять утра.

Я отошел от окна и лег на кровать. Солнце из окна все равно продолжало светить мне прямо в глаза. Я накрыл голову одеялом. И стал смотреть окончание фильма про «Джона и Саймона». Моя память хранит этот фильм уже многие годы. Ни одна деталь не забыта.

В этом фильме моей памяти записано «Событие, изменившее Мир».

Через месяц в доме самых близких друзей, был устроен праздник в честь «Прозрения Джона». Было очень много людей: Родственники. Одноклассники. Друзья. Ученики.

Был и я с женой.

Многие не видели Джона очень давно. Почти все уже мысленно попрощались с Джоном навсегда. Радостная весть о ЧУДЕ, собрала всех, кто его знал. Те, кто еще не видел его, не могли поверить даже в возможность того, что Джон снова сможет видеть и водить машину.

Джон ничего не знал об этом празднике. Все было приготовлено втайне от него.

Свет не включали. Все сидели во дворе за домом в густой темноте осеннего вечера. Наконец, те, кто смотрел на дорогу, дали знак, что он подъезжает. Все затаили дыхание.

Джон уже мог сам перелезть с водительского места в автомашине на свою коляску. И мы слышали, как он бранился, когда хозяева дома, вышедшие ему навстречу, попытались ему помочь:

- Я сам! Не трогайте меня!

Джон въехал в дом и хозяева сказали ему, что дома очень душно. Лучше бы посидеть на воздухе. Не дожидаясь дополнительного приглашения, Джон быстро поехал на веранду. Он остановился сразу же за порогом дома:

- Здесь совсем темно. Я уже не слепой. Мне нужно видеть, куда я еду на моей коляске. Включите свет!

Над всем пространством двора было подвешено множество китайских фонариков. Таких же, как и те, волшебные, – свет которых был первым, что увидел Джон после трехлетней слепоты.

Китайские фонарики зажглись все, – одновременно!

Джон увидел большой двор, ГДЕ НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО СВОБОДНОГО МЕТРА. Везде были люди. Он хорошо знал их всех. Многие приехали издалека. Некоторых Джон не видел десятилетия.

Объятия, возгласы узнавания, слезы, хлопанье по плечам. Люди долго не могли успокоиться. Все были так рады!

Начались тосты за здоровье Джона. Ему налили воду и долго, с удовольствием шутили по этому поводу.

Я не спускал глаз с Джона. Несмотря на неожиданность праздника и нескрываемую радость от встречи с друзьями, Джон был чем-то сильно обеспокоен.

Он все время смотрел по сторонам, – будто искал кого-то.

Я знал, кого он ищет.

Саймон не приехал, хотя знал об этом празднике. Друзья Джона разыскали его и в Индии. Он молча выслушал приглашение, и поблагодарил в ответ, не сказав, – приедет или нет.

Не приехал!

В конце праздника. После десятков тостов за Джона, за его друзей, за тех, кто помог ему прозреть, Джон сказал:

- Я снова с вами. Я выздоровел! Потому что я люблю вас! Потому что я люблю жизнь! Теперь я знаю, что такое любовь. Теперь я знаю, что такое жизнь! Поверьте мне, – я останусь с вами хотя бы для того, чтобы любить вас всех и мою новую жизнь так же сильно, как я сейчас умею любить весь мир и всех людей!

Женщины стали доставать носовые платки из сумочек. Мужчины, стесняясь, тоже вытирали глаза. У меня тоже невольно защипало в глазах. Я не хотел, чтобы кто-то видел мои слезы. Я закрыл глаза и увидел, что:

...Восьмая чакра Джона соединила свой свет со светом всех китайских фонариков над головами друзей Джона. От всех фонариков к головам веселящихся и счастливых людей протянулись тысячи лучей. Свет китайских фонариков и Восьмой чакры Джона уходил вверх в ночное небо, прорезая его темноту множеством светящихся нитей. Ни один фейерверк не мог бы быть ярче этих нитей ослепительного белого света, стремительно летящих в бесконечность бесконечного неба.

Звезды ощутили прикосновение лучей Белого Света и, стронувшись со своих мест, придвинулись к нам ближе.

Я подумал, что, на самом деле, звезды смотрят на нас СНИЗУ ВВЕРХ. Ведь мы же находимся в их ночном небе, у них «над головой». Они внизу, а мы – вверху. Восьмая чакра Джона посылала звездам свет Духовности и Любви. Этот свет связал воедино всех людей, все созвездия, все пространство «НАД ГОЛОВОЙ» у нас и у «тех, кто живет на звездах и так же, как и мы, смотрят сейчас вверх в ночное небо».

Еще через два месяца в выздоравливающем Джоне, прибавившем в весе килограмм пятнадцать, было трудно узнать того бледного, худого калеку, каким я его увидел впервые.

Он замечательно ездил на машине и навещал своих друзей.

Быстро, двумя руками крутил колеса инвалидной коляски, на спор обгоняя молодых и здоровых, которые бежали с ним рядом, но не могли его перегнать.

Джон хорошо и с удовольствием жил.

Восьмая чакра светила в ауре Джона все эти дни.

Джон становился все здоровее и сильнее. Мы работали над «оживлением» его все еще неподвижной ноги. Большой палец на парализованной ноге уже начал слабо шевелиться.

Джон был очень занят. Расписание встреч со мной он составлял на месяц вперед. Но довольно часто отменял их.

- Джон работал!

Джон стал заниматься с учениками любимой математикой уже на третий день после прозрения. Учеников было много. Очень много!

Джону нужны были деньги! Потому что Саймон продолжал свое путешествие. Потому что Джон не хотел, чтобы Саймон останавливался в дешевых гостиницах или перемещался по Индии пешком.

Джон никому не позволял говорить с ним о Саймоне. Все, – даже Адела, – оставили его в покое.

Ученики и их родители были рады, что Джон преподает математику так, как это не делает никто. – С любовью! С любовью не столько к математике, сколько к самим ученикам. Самые отсталые осваивали математику так, что их ставили в пример на уроках в школе. Джон лучился счастьем. Джон лечился счастьем. Рядом с ним всем становилось хорошо, спокойно и весело.

Восьмая чакра светила не только Джону. Она светила всем, кто с ним общался. Она светила всему Миру!

Прошло еще три месяца. Начали шевелиться не только большой палец парализованной ноги Джона, но и два соседних пальца. Рука Джона ожила в течение нескольких дней. Оживление парализованной ноги потребовало многомесячных усилий.

- Скоро мне придется прекратить наши встречи, – сказал мне Джон после того, как отшумели праздники окончания Старого и встречи Нового года. – Новые обстоятельства моей жизни больше не позволят мне приходить к вам.

- Что это за «новые обстоятельства»? – спросил я.

- Я больше не могу ждать. Саймон что-то скрывает от меня. Я собираюсь поехать в Индию и разобраться на месте.

- Почему вы считаете, что Саймон что-то скрывает от вас?

- Он уже больше месяца находится в Дели и не собирается никуда ехать. Его путешествие окончено, но он не хочет, а я думаю, что, скорее всего, – не может вернуться. Он путается во время разговоров со мной, не договаривает до конца. Отмалчивается. Что-то мешает ему быть откровенным.

- Вы подозреваете его в чем-то?

- Да. Но не хочу сейчас обсуждать это ни с кем.

Джон не пришел на следующую встречу.

С того дня я не видел его ни разу.

Джон позвонил мне через две недели:

- Все мои подозрения подтвердились. Саймон тяжело болен. Он пережил шок от передозировки наркотика. Его доставили сюда на самолете в бессознательном состоянии. Сейчас он в госпитале. Сегодня утром к нему вернулось сознание. Он никого, кроме меня не хочет и не может видеть. Я не могу отойти от него ни на шаг. Простите меня. Я благодарен вам за все. Вы же знаете, что я могу заниматься Интуитивной Саморегуляцией абсолютно самостоятельно. Я буду заниматься. Обещаю вам! Вы вернули мне здоровье и жизнь. Теперь я должен сделать это для моего сына. Я надеюсь, что вы меня поймете.

Джон звонил еще несколько раз. Наркотики в Индии оказались очень «грязными». Саймон выздоравливал трудно. Джон стал для него единственной надеждой и опорой.

Каждый раз Джон обещал приехать в клинику повидаться. Но так и не смог.

Помню, как я еще очень долго первым бежал к телефону, боясь пропустить звонок Джона. Все надеялся, что смогу еще раз поговорить с ним. Узнать, как идут дела у Саймона, как себя чувствует сам Джон.

Через год я уехал далеко-далеко от Джона. Весь этот год ко мне приходили люди, слышавшие об его чудесном исцелении. Многие знали его лично. От них я узнавал все его новости.

Новости были хорошими и плохими одновременно. Саймон был переведен в самую лучшую частную клинику. Когда Саймону позволят оставить клинику, было неизвестно. Джон оплачивал все расходы. Много работал. Навещал Саймона каждый день. Чувствовал себя прекрасно. Выглядел отлично. По крайней мере, так говорили все, кто видели его. Нога Джона так и не начала шевелиться.

В первое время после переезда в другую страну я все ждал звонка от Джона, хотя и понимал, что не дождусь. Первые годы и здесь меня находили люди, которые знали Джона и поэтому искали меня, в надежде, что я помогу им, так же, как помог ему.

Восьмая чакра светила не только Джону. Она светила всем, кто с ним общался. Она светила всему Миру!

Раз в неделю я смотрел на расстоянии ауру Джона и видел, что Восьмая чакра светит, не переставая. Я верил, что и с Джоном, и с Саймоном все, в конце концов, будет хорошо.

Прошло еще три года. И вот, – однажды моя Интуиция подсказала мне, что сейчас Джон не хочет пускать в свой внутренний мир никого. Даже меня.

Но сегодня!

- Сегодня, – после того, как я решился рассказать сыну о моей первой встрече с Белым Светом.

- Сегодня, – после того, как я увидел Белый Свет руки пророка Даниила.

Но сегодня! – Я не мог закончить просмотр кинофильма «О Джоне и Саймоне», не посмотрев энергетическое состояние того, кто прозрел, благодаря открытию Восьмой чакры. Вернулся к жизни, благодаря великому исцеляющему воздействию Белого Света.

Я решил попробовать. Может быть сегодня интуиция меня не остановит.

Картина Ауры Джона открылась мгновенно:

В ауре Джона было светло, как в концертном зале перед началом представления. Информационные «шары» его старых конфликтов, по-прежнему были на месте. Только количество лет с тех пор, как они возникли, – изменилось. Уже не один год, не четырнадцать и двадцать пять лет, – а больше. Гораздо больше. Белый свет со всех сторон обволок давние энергетические конфликты своим сиянием, и они стали походить на старые шрамы давно заживших ран.

Сфера «Даты смерти» была маленькой и находилась в почтительном отдалении от правого плеча Джона.

Сердце Энергетического Двойника Джона лучилось розовым светом Любви.

- Он жив, – понял я. – Джон любит. – Любит и живет. – А значит и с Саймоном все в порядке. Не может не излечиться человек, который получает такую ЛЮБОВЬ и такой БЕЛЫЙ СВЕТ. Никакие наркотики не могут сравниться с их силой. Саймон выправился. Я знаю! Потому что Саймон должен, в конце концов, понять, что он – сын такого ОТЦА, который НЕ БРОСИТ ЕГО НИКОГДА!!!

Я посмотрел вверх и увидел звезды, которым светил Джон. Мир перевернулся. Звезды оказались внизу. Джон – наверху. Звезды смотрели на Джона снизу вверх. К каждой из них от него тянулся светящийся Луч БЕЛОГО СВЕТА. Все живое, что было на звездах, получало Энергию Духовной Жизни от Джона, потому что он смог прорваться к самому себе наперекор страшной болезни и самым серьезным испытаниям, которые только могут выпасть на долю простого смертного человека.

Ко мне тоже протянулся Луч Белого Света. Я почувствовал себя звездой. Увидел, как лучится мое тело серебряным светом. Ощутил свое единение со всем миром. Всего со всем.

Я услышал льющийся сверху бархатный голос виолончели.

Высоко вверху я увидел «Созвездие Джона». Пальцы Джона складывались в немыслимые сочетания индийских «Мудр». Звездные руки Джона плавно двигались в движениях священного танца. Танец «Созвездия Джона» был так завораживающе прекрасен, что звездное небо не выдержало и стало аккомпанировать ему звуками поющей виолончели.

Восьмая чакра, – по-прежнему, – светила не только Джону. Она светила всем, кто с ним общался. Она светила всему Миру!

«Событие, изменившее мир», – действительно произошло. Мир действительно изменился после Прозрения слепого Джона. Пока он жив, Белый Свет соединяет ВСЕ СО ВСЕМ.

Около моего уха зазвонил телефон. В руках Джона я увидел светящуюся трубку. Он поднес ее к своему уху.

- Это Джон! – Джон звонит мне! – понял я. – Я уверен, что это он! – Наконец-то!

Не открывая глаз, – я схватил телефонную трубку со столика у кровати.

- Такси, которое вы заказывали, будет ждать вас через пятнадцать минут, – сказал мне приветливый женский голос и вернул меня в реальность.

Кино «О Джоне и Саймоне» закончилось.

Я не выдержал и уснул под конец. Я понял, что спал в эту ночь не больше получаса. Но я чувствовал себя совершенно свежим и хорошо выспавшимся. Мой сын безмятежно спал рядом и не слышал ничего и никого.

- Вставай, сын! – громко и весело сказал я. – У нас есть пятнадцать минут на умывание и сборы.

На самом выезде из древнего города я попросил водителя такси подъехать к могиле пророка Даниила. Я хотел подойти к Древу Желаний и сказать еще раз мое самое «Главное Желание».

Солнце стояло высоко. Сейчас оно было ярко-оранжевым. Горячим и радостным.

Я посмотрел на гнездо на куполе Башни Смерти и увидел парящего прямо над ним Белого Журавля. Мне показалось, что частые взмахи его крыльев выдают волнение большой белой птицы. Через минуту я понял, что мне это не кажется.

Из гнезда поднялся и взлетел еще один Белый Журавль. Он был немного меньше своего отца, но также прекрасен. Не совсем уверенные взмахи крыльев не могли скрыть юную силу Журавля-Сына. Сравнявшись высотой с полетом Журавля-Отца, Сын стал повторять за ним все его движения. Пара журавлей сделала несколько кругов над родным гнездом на куполе «Башни Смерти» и Журавль-Сын полетел вверх к оранжевому Солнцу.