В заоблачных далях жили херувимусы. Жили они поживали, малую нужду справляли, а большой, слава Богу, у них не было. Как-то вышел херувимус Никодимус на крылечко, сделал свое дело, и уже собрался десятый сон досматривать, как услышал с земли такую изумительную речь, что заинтересовался, вроде и по-русски, а непереводимо. Выглянул из облаков посмотреть на землю, видит - стоит на дороге мокрый мужик. В небо пялиться и костит почем зря, вдоль и поперёк. Восхитился херувимус, спустился к мужику, спрашивает: - Ты чего, мужик разорался? Спать мне мешаешь. Или не знаешь, что моя водичка, что Божья роса – прозрачна и духом приятна. Смотрит мужик на херувимуса, дивится. - Ты, кто таков будешь? – спрашивает мужик. - Я – херувимус Никодимус, личность известная, может слыхал? - Да, что-то запамятовал. Так, это по твоей милости я с головы до ног мокрый? - Моя благодать, не скрою. - Ах, ты … Как я в таком виде перед женой покажусь? Я ведь три недели не «просыхал», думал, что помирюсь сегодня, а тут «святая» водичка. - Да, ладно, не серчай, - Никодимус говорит, – Помогу тебе. Хватай меня за ноги. Только крепче держись, а то мало не покажется. Схватил мужик Никодимуса за упругие икры и вознесся. Горница у херувимуса была нарядной, всюду образа. Одежду мужик снял, повесил сушиться. Никодимус ему, ради техники безопасности на спину свои запасные крылья приладил. На стол графинчик с амброзией выставил, на закуску – опята малосольные. Сели, как полагается за встречу выпили. Мужик душой оттаял. Стали разговоры разговаривать. А Никодимус хобби имел, разные поделки мастерил, давай перед мужиком хвалиться. Показал разные занятные штуки: - чернила – перевертыши, напишешь – «Согласен», а через некоторое время надпись уже другая – «Возражаю»; - губозакатычную машинку с семилетней гарантией; - генератор кварковый и много других безделушек, названия которым люди ещё не придумали. Долго ли, коротко ли - стук в дверь. - Кто там? - Это, я - херувимус Гаврилус. - Эх, влипли мы, - Никодимус мужику шепчет, - Этот Гаврилус известный кляузник, немедля по инстанции доложит, чем мы здесь занимались. Сигай в нужник, и о доме подумай, в миг там очутишься. Схватил мужик свою одежду и ходу. Тот час, уже в избе своей стоит, вид молодцеватый, хер до пупка, крылья за спиной полощут. Как есть – орёл! Жена к несчастью блины пекла. Как увидела мужа в таком виде, с испугу – хлоп его по голове сковородой. Тефлоновое покрытие полетело в одну сторону, муж – в другую, а крылья херувимские – в третью. Очухался мужик, жена над ним склонилась, холодной водой компрессы ставит. Амброзия в голову мужа ударила, и он помирился с женой, даже три раза. На утро стала жена вещи мужнины разбирать. Железки непонятные нашла. Ту, что зелеными искорками потрескивала, под образа вместо лампадки поставила, другую со страшной ручкой во двор выбросила, а крылья херувимские бечевкой перевязала и мужу вручила, чтобы тот на базаре их продал и новую сковороду купил. Пришел мужик на базар, крылья на прилавок положил. От них сияние неземное разлилось. Народ дивится, приценивается. Заломил мужик цену неслыханную, аж сто рублей! Идёт поп, толоконный лоб, глаза завидущи, руки загребущи, рясу по земле волочит, не помяни такого к ночи. - Почём товар? Каков навар? - Бороду сбрей, сто рублей! - Дороговато просишь. - Зато в век не сносишь. Смотри, какие перья, мягче зада Лукерьи. - Врешь, поди. - Спроси у попадьи. - Ах, ты охальник. - Зато чист подсральник. Видит поп, что мужик прост, подозвал околоточного. Шепнул ему на ушко слова новозаветные. Тот – сделаем! Подскочил к мужику и к судье отвел. Тот и отсудил крылья попу. А в счет судебных издержек, прибрал к своим рукам чернильницу херувимскую, которая у мужика завалялась. Макнул в нее перо и приговор вывел: «Сто палок мужику по мягкому месту» Привели мужика на лобное место, закатали портки, готовы месить тесто. А по ту пору шел мимо царь, не ради фасону, а для моциону. Видит, народ толпится, перед ним не сторонится. Его любопытство взяло, протолкался он к помосту. А там известное дело, исполняют суровый приговор. Мужика палками раскатывают, а тот кряхтит, словно старый бочонок под грузом. - Это, что за самосуд без моего позволения устроили? Палки раздавать лишь моя пререготива, - возмутился царь. - Ваше величество, у нас всё по закону, - заюлил судейский исполнитель, и протягивает царю судебное решение, а там черным по белому: «Выдать мужику сто рублей, крылья вернуть, а с попа удержать приход - государству в доход». - Так то, вы решение судебное исполняете, - царь–император начал пунцоветь и рукава своей рубашки закатывать, - не доводите до греха, исполняйте, что указано моей волей. Тут, как в сказке, распахнулась дверь царских салазок, мужика на них к верху пузом уложили, чтобы ягодичные мышцы не беспокоить, сто рублей в дорогу дали и с почетом домой отправили, а крылья обещали с первой оказией прислать ему по почте. Приехал мужик домой, хоть и битый, зато с прибылью. Жену обновками и кухонной утварью порадовал, а вечером созвал гостей на праздник, по случаю счастливого избавления от мук незаслуженных. Пока добрые люди незатейливо отдыхали, темные людишки, столь же тёмные дела вершили. Среди гулянки услышали гости стук да гром. Сначала, конечно, подумали, что это лягушонка в коробчонке прибыла, да потом вспомнили, что её студенты для опытов в лабораторию киднэпили. Выскочили во двор, а там поп-расстрига собственной персоной на карачках ползает. Сердобольный народ к нему подбежал, чтобы помочь ему в горе. А горе, что ни на есть натуральное, крупного помола. Закатало неведомой машинкой страшной ручкой попу губы чуть ли не до ушей. Бедолага и рад бы, что-нибудь сказать, да способность оную утратил напрочь, мычит нечто невразумительное. Народ наш всегда к развлечениям не равнодушен, стали советовать какие позы попу принять, чтобы окаянную машинку с губ снять. Кто-то за ножницами в избу побежал, да там и остался, забыв за чем бежал. Но членовредительства не допустили. Хозяин дома только дотронулся до машинки, как она сама от губ попа отлепилась и в сторонку на невесть откуда взявшихся колесиках откатилась. Поп от срама губами прикрылся, и только его и видели. Ну, а гости с хозяином, обсуждая увиденное, вернулись в избу. И только уселись за стол, как снова стук. Да что такое, поесть спокойно людям не дают! Схватили гости, кто - ухват, кто - кочергу, кто - полено, и выбежали во двор, а там – нежданный дорогой гость, сам херувимус Никодимус с бутылью амброзии стоять изволит. Вот здесь и началось настоящее веселье. Гуляли целую неделю, съедено было не мало, про выпитое умолчу. По окончании гулянки, распрощался Никодимус с мужиком и гостями, игрушки свои забрал, мотивируя тем, что не созрело ещё мужицкое сознание до фундаментальных основ абсолютного вакуума, но обещал поделиться рецептом своего напитка. На том и поладили.