1.

 

Помнишь, как здорово

в первые минуты после грозы, когда мчатся по улицам резвые мутные потоки

запускать в них бумажные кораблики,

стремительно мчатся они, поспешают,

к морю, к океану, успеть бы,

они так скоротечны эти потоки воды

сразу после грозы,

не каждый кораблик успеет до моря добраться в назначенный срок.

Нет, не закрывай ставни! Но там же гроза, сильный ветер, слышишь, как хлопают ставни. Пусть хлопают, давай ещё окна откроем,

пусть ветер врывается,

пусть рвет занавески,

пусть стеклами вдребезги провозгласит

о неминуемом, всёпобеждающем

скором, приходе грозы.

Озорной свежий ветер,

смотри, опрокинул скамейку в саду,

и ведро покатил по дорожке,

похоже, сильная будет гроза,

спеши торопиться, нужно успеть.

Куда? Не важно куда.

Настало ведь время великих свершений,

то самое время когда

необходимо придумать что- то такое,

что-нибудь бесконечно большое

что- то подобное этой грозе!

В смысле?

Ну, в смысле эмоций таких же и силы.

Ну, например, листовки расклеить по всему городу,

на столбах, остановках, домах и заборах,

автомобилях, киосках, деревьях,

на спины прохожим, на урны, на двери

сараев, заводов, больниц, министерств,

разных учреждений таящих в удушливых недрах своих

учредителей всяческих нагромождений

указов, законов, повесток и правил, справок и предписаний…

листовки же, призваны им возвестить

о неминуемом и беспощадном

скором приходе грозы

что грозно ворвется в их кабинеты

озорным свежим ветром, стеклами вдребезги

всё раскидает, закружит, сметёт

все их бумаги, печати и бланки,

справки, повестки и дыроколы

скоро!

ДА БУДЕТ ГРОЗА!

А что там, в листовках? В листовках – стихи.

И всё? Да, всё. А автор? Автор не важен, вот только представь,

стоит гражданин на остановке автобуса номер такой то, ждет автобус, нервничает, автобус опаздывает, гражданин на часы то и дело поглядывает, спешит в своё учреждение, вдруг видит, прямо перед собой на остановке листовка наклеена, он подошел, читает:

 

«в зрелые лета не так опечален скорым уходом весны

радует новое время года деревьев зеленый наряд

и вдохновившись стихи напеваю солнце идёт на закат

двери закрою ведь певчие птицы нынче почти не слышны»

 

и гражданин тот на месте замрет от удивления

от внезапно нагрянувшего всеоткровения

так и будет стоять перед листовкой, смотреть

и даже автобус ему уж не нужен

забудет куда так спешил

автобус подъедет и двери откроет

а люди не входят, стоят

недвижимые

сгрудились возле какой то листовки

кем- то наклееной на остановке

водитель сигналит, не слышат его

он любопытствует, из автобуса вышел

«извините, простите, пропустите пожалуйста»

тоже листовку прочтет

внезапно, что- то такое поймет

что- то такое бесконечно большое…

забудет автобус свой номер такой то

забросит ключи

руки в карманы

и пойдет себе прочь, босиком, тут же разувшись

встретив торговца воздушными шариками

на все деньги свои он все шарики скупит

тут же отпустит их

они разлетелись все, в небо

смеется водитель, дивится торговец

а шарики уж улетели.

А двое, смотрите! Желтый и синий

сцепились, сплелись меж собою

и парой летят!

К солнцу решили пробраться.

Вот это любовь! Как красиво! Они выше всех.

Так высоко как невозможно

это опасно, там, в верхних слоях атмосферы, опасные для шариков нежных

температуры и ветры.

Но у них же любовь, их не остановить

к солнцу летят они, к солнцу!...

Сгорят же!

Ну что ж, это любовь, здесь иначе нельзя.

 

2.

 

Забраться на старый чердак, достать велосипеды, себе и ей. Я всё быстро настрою,

тут лишь подкачать колесо, да пару болтов подкрутить

я утром заеду перед рассветом она будет ждать

у неё еще спят все, не нужно шуметь,

когда собрались мы тайно сбежать,

нет не через калитку, тут рядом в заборе есть потайная доска, давай отодвину,

на велосипеды и прочь покатили

спешим торопиться ведь скоро рассвет,

едем же в поле, в луга…

Ты не забыла сачёк? Нет, а зачем он?

Как же, нельзя без сачка

когда в поле собрался на велосипеде

ловить будем бабочек, потом отпускать

рассмотрев хорошенько…

Так было.

Точно, ты не ошибся?

Нет, не ошибся.

Но, по моему, она совсем не любила

ловить насекомых.

Что ж, вполне может быть.

Зато она точно любила, куда то уехать, сбежать,

где её никому не найти…

мы с ней убегали,

было так увлекательно

мы – судьбы испытатели

мчим по дорожке, на велосипедах

сворачиваем в лес, а там, через поле, чем дальше, тем лучше,

где нас никому не найти…

 

Ещё мы любили лазить по деревьям,

помню, добрались до сада тутовника, залезли на дерево, ягоды рвем

их много там, спелые, сочные

мы их срываем, едим,

глядим друг на друга, смеёмся,

"а у тебя губы синие!"

"и у тебя!"

Стоп, что ты болтаешь, всего этого не было.

Может, и не было, может, было другое:

лежим, утомились, в глубокой траве,

смотрим на небо:

«а это похоже на лошадь, а это…»

Да о чем это ты?

А Ты разве не понял, мы любили лежать и смотреть на облака,

угадывать разных существ среди них,

она мне ещё сказала тогда, что было бы здорово,

так вот лёжа вытянуть руку, коснуться облачка,

на ощупь оно словно мыльная пена

и пальцем ему новую форму придать,

как- то назвать,

желательно чем- то неслыхимым

и запустить его вдаль.

Да, давно это было, иль не было вовсе…

Опиши мне её.

Ну, слушай. Мы пишем друг другу письма. Я пишу письмо, иду гулять в лес, накалываю его на ветку и ухожу. Гуляя по лесу на следующий день, я нахожу ответы, также на ветках наколотые…

Подожди, я просил описать её внешность.

Но мы никогда друг друга не видели,

в этом лесу очень трудно нам встретиться,

лес он большой…

А имя её?

Имя её, словно море,

синее море, бескрайнее море,

совсем потерялся в просторах морских

бумажный кораблик, что добрался, доплыл,

преодолел бесконечные вёрсты, долгие годы,

с того самого места, где в путь он пустился

в первые минуты после июньской грозы.