КОБА Исповедь современника Сталина - 1 – Я был с ним ровно тридцать лет И только раз встречался лично. Остался лишь Его портрет, Как символ прошлого величья А знойным летом у Кремля Пол суток в очереди млея, Был все же удостоен я Спуститься в темень Мавзолея, И вот Он - мой кумир и враг В обличье дьявола и бога. Хранил стеклянный саркофаг Не просто Сталина, а Кобу. А Коба смирненько лежал В своем безмолвии, не зная, Что новой власти сторожа, Его, как старого бомжа Однажды ночью закопают, Да так, чтоб лучик не проник В его подземные покои. Но жив курилка, жив старик В облатках тысяча улик, Но чувствует себя героем. - 2 – В своем историческом френче И трубкой – колечками дым, Казался он всех человечней , Заботливым, добрым, родным. И голос с грузинским акцентом, Разумная речь без длиннот. Он всем улыбался приветно В документальном кино, Мы верили в светлое завтра, К нему с вдохновением шли. И, пусть одежонка в заплатах И сытно поесть не могли, Пусть холодно - голодно, тесно Пусть век наш не баловал нас - Мы шли поднимать Днепрогессы, Магнитку, Кузбасс и Донбасс. - 3 - И чтобы не деялось, чтоб не случилось, Страдая подчас от обиды и ран, Мы верили: Сталин - сама справедливость, Что он - воплощенье любви и добра. Его величали и в песнях воспели, И бурей оваций встречал его зал. А то, что рукой его Киров застрелен Испуганный мир терпеливо молчал. Предчувствие страха терзало мой город, Невидимый меч над страною висел. И каждую ночь колесил «черный ворон» Безвинных людей, увозя на расстрел. С опаской, косясь на отца и на брата, На лица коллег каждый думал о том, Что всюду шпионы, враги, диверсанты, Что ими кишит каждый город и дом. - 4 - Фашисты войной угрожали Отчизне, Натянуты нервы страны, как струна. Всерьез мы военному делу учились И пели в строю "Если завтра война". Фашисты готовились яростно к "блицу", Орудий и танков стволы расчехлив. Об этой опасной возне на границе Знал Сталин, но был он угрюм, молчалив. Войны маховик набирал уже скорость И самой грозящей отметки достиг. От Сталина ждали лишь слова - "Готовность!" И тысячи жизней он мог бы спасти. Как дороги были минуты, секунды В преддверии трижды проклятого дня, А Сталин, невозмутимый, как Будда, Раздумывал, "трубкою мира" дымя. В Генштабе, в Кремле телефоны охрипли: Чего же Он медлит, молчит, как немой?! Но вождь опоздал. И такая ошибка Могла быть последней для нас, роковой. - 5 - "Товарищи, братья и сестры, Друзья мои!" - Слышишь, страна! Тепло, по-отечески, просто Наш вождь обращается к нам. Суровую правду поведал, Призвал весь народ на войну Уверенность в нашей победе Он в каждое сердце вдохнул. …Мела над Москвою пороша, Дома и асфальт серебря, И строгую Красную Площадь В торжественный день Октября. Казалось нам непостижимым: Бои у столицы гремят, А здесь волевая решимость Устроить военный парад, И Сталин в солдатской шинели, Войска, провожая на фронт, Знал: этот парад, как сраженье, Продумал и выиграл Он. - 6 - Надолго запомнится чувство, Когда по команде "Вперед!" Цепляясь руками за бруствер, В атаку пехота встает. По снегу, по рыхлому снегу, По снегу, где пятнами кровь, В пути, задыхаясь от бега, Теряя отважных бойцов, Мы шли с Его именем насмерть На огнедышащий дзот Но рядом снаряд разорвался, К земле нас прижал артналет. И думалось нам: неужели Под этот неистовый гул В крови и примерзших шинелях Лежать на январском снегу. Нет! это притихли гвардейцы. Натянута мускулов сталь. И вдруг, по велению сердца Наш полк неожиданно встал. Когда же к немецким окопам Остался последний бросок, Призывно, размашисто, громко - За Сталина!- крикнул парторг. Мы ринулись огненным валом, Звучал как металл этот зов. Ничто в этот миг не сдержало, Идущих в атаку бойцов. - 7 – Как богу я Сталину верил, И мог ли подумать о том, Что станет он болью моею И раною в сердце моем. Но пасмурным мартовским утром, Шестого, в бессонницу, в шесть Расплылся в глазах репродуктор, Принесший ужасную весть. Нет, этому трудно поверить. И сердце ответило: - Нет! Но в настежь раскрытые двери Ворвался холодный рассвет. Дрожали и губы и руки, Жгла мутная горечь глаза. И черная лента - гадюка На красное знамя ползла.. Шахтеры скупые на слезы, Потупили горестный взгляд. И детские лица серьезны Мучительной скорбью горят. Была безвозвратной потеря. Мы только не знали того, Что скоро угаснет и вера, В Него, в справедливость Его. - 8 – Был он для всех товарищ Сталин. Он и другое имя знал. Подпольной кличкой называли Его лишь старые друзья. И говорили: - Здравствуй, Коба! Подчас беседовали с ним. Кто знал, что Коба станет коброй Над всем великим и святым. Легко он расправлялся с теми, Кто не угоден и не мил. А Берия зловещей тенью Суд инквизиторский творил. Тогда в Политбюро единство Во всем сводилось к одному: Подобострастье, подхалимство И поклоненье лишь Ему. Витал слащавый воздух лести Над белокаменной Москвой, С годами, превращаясь в плесень, А там, где плесень - там застой. - 9 - Я помню: неистовый голод Ворвался и в детство мое. Без хлеба деревня и город. А кто виноват? – Кулачье? Репрессий ползла колымага, Сердца бороздя, словно плуг. Попал середняк- работяга В "отродья кулацкого" круг. И было обидно до жути, Страдали без всякой вины Кормильцы, двужильные люди - Крестьянская совесть страны. И вечно мы с кем-то боролись, Виновных, не видя в глаза, За все отдавали свой голос, Как скажут: и против и за. - 10 – Беда же тому, кто пытался Хоть в чем прекословить ему. Тот был поначалу обласкан, Потом познавал Колыму. Кошмары допросы и пытки, Тупой приговор без суда. О, сколько людей знаменитых Исчезло бесследно тогда! О, сколько загублено судеб, Разбитых сердец и семей Руками неназванных судей, Доносчиков и палачей. - 11 – Ты спросишь, мой читатель: где же Был я тогда, где были мы? Как знать могли мы, что замешан В делах коварных наш кумир. Мы ж только "винтики", "детали", А кто повыше и важней - Тех назначал товарищ Сталин На должность " приводных ремней". Кто там "зубчатка", кто "пружина», "Масленка" и "коленный вал"... А государственной машиной Один лишь Сталин управлял. Все что задумал, что захочет Осуществлял бессменно Он - Великий рулевой и зодчий, Вождь всех народов и племен. - 12 – Бывала кровавой и грубой История власти Кремля Бывало и головы рубят, За то, чтобы стать у руля. Стоять до беды и обвала, Но власти не сдать, хоть убей И первым сбежать от штурвала, Идущих ко дну кораблей. Мои опасенье без скобок: Из гроба, сквозь камень, гранит Не дай бог поднимется Коба И трубка Его зачадит. |