B Питере.

 

1

Аркадия Плавского по решению вышестоящих товарищей, которым он, по неопытности, доверил свое образование, направили на преддипломную практику в город Ленинград(ныне Питер). Вернее направили не только его, но ещё трех человек. Не потому, естественно, что Аркаше не доверяли, а просто на кафедру «спустили» всего четыре места.

Аркадий был высок, худощав, необоснованно весел, а иногда и умен. Кроме фешенебельных очков в роговой оправе с неестественно большими линзами, да окладистой профессорской бороды, он всегда носил немного засаленный узенький галстук и добротную импортную рубашку, на отворотах которой всегда можно было найти остатки пепла, рыбных консервов и прочих редкоземельных элементов. Выглядел он значительно старше своих двадцати двух лет, что еще больше подчеркивали увеличивающиеся с каждым годом залысины. Говорил он очень громко и всегда уверенно, тем самым обращая на себя внимание окружающих. Стремясь быть в центре событий и абсолютно все знать, Плавский с удовольствием получал крупные авансы одобрения на мелкие расходы самолюбия. Поэтому в любом обществе невнимание к своей персоне воспринимал, как личное оскорбление, если не сказать больше: намеренное желание унизить его. Но в общем Аркаша был неплохой малый, хоть в нем и уживались взаимоисключающие черты характера. Раньше про таких говорили «гусар», а сейчас таких называют просто «балбес».

Дома, под руководством мамы, Плавского собрали в дорогу. Пирожков ему никто не пёк, но сигареты и свежие трусы ему завернули.

-Ой , как ты там будешь один, целый месяц… Прямо не знаю,- причитала бабушка великовозврастного студента, украдкой засовывая в сумку любимого внука бутерброды с колбасой.

-Вот так, бабуля и буду,- весело улыбнулся Плавский, почесывая директорскую бороду,- скромненько.Оркестр просил не присылать. Я, говорю, этого не люблю! Я, говорю, бабушку люблю. Вот какой я хороший.

С этими словами он вытащил из сумки бабушкины бутерброды с колбасой и положил мамины сендвичи с черной икрой.

В город на Неве студент-дипломник доехал без проишествий, если не считать знакомство с очень скромной девушкой, которая съела половину его сендвичей. Предыдущая тройка, приехавшая днем ранее, уже ждала его на перроне мелко трясясь от холода. После традиционного приветствия Плавский глубокомысленно произнес:

-Чем больше я узнаю женщин, тем больше меня тянет к хорошей пище.

-Неужели ты сейчас питаешься у обходительной вдовушки?- позавидовали вечно голодные товарищи, рефлекторно щупая мелочь в карманах.

-Нет, современные дамы начали питаться моими бутербродами,- саркастически улыбнулся Аркаша и сняв очки стал протирать стекла.

Все почтительно замолчали, вспоминая его недавнюю пассию, Вику Седалову, инспектора по делам несовершеннолетних, которая в последствии сама оказалась малолетним преступником. Чтобы как-то развеселить расстроенного Плавского, друзья начали зло шутить по поводу студенческого общежития, куда их поселили. Дескать там нет клопов и тараканов, а зато есть горячая вода и красивые девушки. В общем мололи всякую чушь.

На следующее утро вся четверка, немного опухшая, но не от клопиных укусов, поехала на завод и предстала перед начальником проектного отдела.

Пока товарищи разбирали темы, наш герой солидно прохаживался между высокими кульманами, на несколько секунд останавливаясь возле каждого и критически поднимая бровь многозначительно хмыкал. Когда начальник отдела достал последнюю тему, Аркаша, под видом маститого специалиста, уже пытался познакомиться с Люсей Виляевой, молодым специалистом и года не работающей в отделе.

-В этой проекции у вас ошибка,- уверенно заявил начинающий мэтр, пытаясь накрыть своей ладонью люсины пальчики.

-Какая ошибка?- Виляева игриво убирала руку, делая вид что продолжает чертить.

-Вот тут. Дайте-ка мне карандаш.

-А вот и не дам.

-Вы это в глобальном смысле или только в отношении карандаша?

-Это мой рабочий инструмент. Вдруг вы мне его поломаете или затупите.

-Так точилка есть.

-Часто точить – только точилку тупить,- задорно подмигнула молодой специалист и загадочно улыбнулась.

-Молодой человек, вы еще успеете познакомиться с Люсей, а пока давайте решим наши дела,- грубо прервал сугубо научный спор руководитель дипломной практики.

-Конечно, конечно,- серьёзно прокашлялся новоиспеченный консультант,- мне просто хотелось помочь девушке. Хотя, знаете ли, после истории, которая случилась со мной в поезде я совсем было разуверился…

-Ваша тема – ковочный кран,- опять безцеремонно прервал Аркашу нач. отдела,-Теперь решим вопрос с листами, а то я после истории с одной дипломницей тоже перестал верить…

-Сублемативно с вами солидарен,- мгновенно поддержал тему Плавский, любивший вставить умное словечко,- женщинам никогда нельзя доверять. Мало того что съедят твои же бутерброды, так еще и не дадут себя же проводить. Ваша дипломница то же , наверное…

-Молодой человек! Дипломница не вернула в архив шесть калек, как раз по ковочному крану, в том числе и общий вид. Так что этот месяц вам предстоит попотеть,- сухо закончил разговор руководитель проекта.

-Я готов,- понимающе закивал Аркаша и почесав бороду громко добавил,- помогать кому-то – это мое хобби.

С этими словами он опять было направился к Люсе Виляевоей, но был решительно выдворен секретаршей в коридор.

Вечером, предварительно одолжив у товарищей почищенные итальянские ботинки, пыжиковую шапку и австрийский плащ, наш «гусар» встречал Люсю возле центральной проходной завода. Планы у него были довольно серьёзные.

Во-первых, Виляева ему действительно понравилась. Во-вторых, чем плохо перебраться в Питер из загазованного Запорожья? Но события могли бы пойти и по менее приятному сценарию если бы после окончания института его направили куда-нибудь в ПГТ или механиком в отстающий колхоз. По тем отметкам, которые у него были и уже вполне определенным намекам декана, перспектива крутить коровам хвосты была очень даже реальной. Подготовиться нужно было основательно.

Идя на встречу, Аркаша, забежал в центральную библиотеку, освежил в памяти историю древнего Рима, просмотрел местные газеты, а заодно и пролистал все 89 томов Брокгауза и Эфрона.

Наконец предмет вожделения появился.

-Люсиль, вам не кажется, что наш сегодняшний спор не окончен?- выпалил Плавский выстраданную за 20 минут ожидания фразу. После этого он небрежно вытащил спрятанные в полиэтиленовый пакет цветы и с серьёзным видом протянул их даме своего сердца.

-А-ах,- Виляева от удивления даже немного растерялась,- спасибо.

-Можно я вас провожу,-сразу же взял инициативу в свои руки Плавский,- параллельно ты мне и город покажешь.

-С удовольствием, только я и сама не слишком много знаю.

-Ничего, с таким красивым гидом никто по музеям и не ходит – сразу в ЗАГС.

Шутка с дальним прицелом понравилась и окрыленный гид так же решила не ударять лицом в грязь и повести своего нового знакомого в Эрмитаж. Плавский воспринял предложение без особого энтузиазма.

-А что, там хороший буфет?- как показалось Аркаше очень удачно сострил он.

-А тебя это сильно интересует?

-Конечно. А вдруг там свежего Брюлова завезут. Ха-ха-ха,- с удовольствием рассмеялся Аркаша, всегда очень хорошо относившийся к своим шуткам.

Войдя в автобус и подойдя к кассе, Плавский царственным жестом достал 20 копеек и громко, на весь трамвай, заявил:

-Я угощаю,- и уже намного тише добавил,- мы сейчас увидим кто кидает 10копеек и разменяем.

Но к кассе никто долго не подходил и недолго думая запорожский студент спрятал деньги обратно в карман, при этом весело подмигнув Виляевой.

-Ничего, доедем и так. Я обожаю приключения. А ты?- он обворожительно

улыбнулся, поигрывая бровями.

-У меня проездной,- довольно прохладно ответила Люся.

-О-о! С такой дамой просто приятно находиться в общественном транспорте. Ха-ха-ха. Ха-ха. М-да.

До музея ехали почти молча.Время от времени Плавский стремился блеснуть своим недюжим интеллектом, произнося что-то вроде: обидеть художника может каждый или: не нужно ждать милости от природы. После этого он доверительно поведал, что картошка это не фрукт, а овощь. И когда он был в деревне, то самолично копал её вот этими вот руками. Так как говорил он всегда громко, то очень скоро практически весь автобус,включая водителя, стал с большим интересом вслушиваться в содержание беседы колоритной пары. Заметив всеобщее внимание Плавский с еще большим энтузиазмом стал делиться своими, поистине библиографическими знаниями, которые каждый из нас усвоил еще сидя на коленях у матери. Так, например, благодаря Аркаше все с удивлением узнали, что Паганини скрипач и что ваш покорный слуга слушал его музыку вот этими вот ушами. Что Нева не только река, но и лезвие и Плавский как-то раз порезал ей вот это вот лицо. Причем каждая фраза произносилась с таким пафосом, что бедняга Галилей со своим: «А все-таки она вертится» – смотрелся бы весьма блекло.

Виляева, не привыкшая к такому вниманию, чувствовала себя неудобно, о чем и попыталась тонко намекнуть своему спутнику.Плавский лишь «толсто» пошутил, что неудобно лишь спать на потолке, а кому не нравится – пусть не слушает. Люся уже без намеков сказала, что еще в третьем классе знала, что будет если есть зеленые помидоры. На это Аркаша, добродушно улыбаясь, парировал: «Повторение – мать учения».

Несмотря на титанические попытки провинциального интеллектуала вести легкую светскую беседу, с участием всего автобуса, контакт явно не получался. Более того, по даме было видно, что все происходящее уже стало ей порядком надоедать. Но кавалер все же был доволен собой.

На выходе из автобуса, Плавский, спустившийся первым, галантно подал Виляевой руку и отечески поддержал за локоток.

-Ну, прямо как настоящий джентельмен. У вас все в Запорожье такие?

-Во-первых, не воспитанных из города не выпускают.

-А ты?- потихоньку начала оттаивать Люся.

-А я перед поездкой пошел к врачу. Так он мне так и сказал: Вам, Аркадий Семенович, с такими-то манерами, в Запорожье никак нельзя. Вам в Питер надо, чтобы поднять общий уровень кльтуры. Во-вторых, вежливость вежливостью, а помочь такой красивой женщине – мечта любого правильно ориентированного джельтельмена.

-Прямо уж, красивую,- немного покраснела Виляева.

-Думаешь я тебе сделал комплимент?! Отнюдь. Просто красивую женщину опытный глаз издалека видит.

-А у тебя что, большой опыт?

-Немалый,- самодовольно улыбнулся Плавский, почесывая хрустящую на морозе бороду.

Зайдя в Эрмитаж, Плавский деловито осмотрелся и критически заметил:

-У нас в Запорожье экспонаты поновее будут, но у вас помещение побольше.

Во время осмотра, к удивлению Люси, Аркаша большей частью молчал и внимательно ее слушал, лишь иногда перебивая объяснения восторженными возгласами : прекрасно, замечательно, блестяще, класс.

-Настоящий художник,- в экстазе тряс головой Плавский,- а настоящий художник, как говорил Клод Моне, всегда даст натурщице на аборт.

-Ты это где-то читал?

-Маленькая историческая справка. Моне писал только картины, поэтому читать у него можно только между мазков.

Слыша его восторженные возгласы в одном из залов, какой-то солидный старичок с уважением спросил:

-Вы тоже, молодой человек, любите Брюсова?

-Я бы не сказал, что я его люблю,- поправляя очки отчеканил Плавский,- я его просто обожаю! Кого сегодня из современных художников можно поставить с ним рядом?

-Э-э…,- замялся старичок,- ну, например, Ситурин, Правштейн…

-Нет. Увы, их нельзя поставить,- категорически заявил начинающий искусствовед,- так как Брюсов давно умер и поэтому рядом их можно только положить! Ха-ха-ха,- заразительно засмеялся Аркаша и довольный произведенным эффектом, оставил обалдевшего старичка с открытым ртом.

Странно, но шутка, несмотря на свою сомнительность, Виляевой понравилась. Последний раз она так дурачилась в девятом классе, когда их послали на две недели в колхоз и они пугали местных жителей рассказами о расчлененных трупах, наркотиках и приведениях. Собравшиеся так же сидели в изумлении раскрыв рот, не зная плакать им или смеяться. В следующем зале, вошедший в азарт, Плавский остановился возле какой-то статуи и громко(в соседних залах подумали,что включили трансляцию) начал процесс восхищения:

-Фантастика! Замечательно! Какое единство формы и содержания. Чудестно!

Какие линии! Застывшая пластика. Гениально!

На представление стали подтягиваться люди из соседних залов. Никому и в голову не могло прийти, что такой солидный мужчина, за тридцать, хочет всего-то навсего повалять дурака, чтобы повеселить свою даму. Собравшиеся, а их было уже около сотни, естественно приняли Плавского за экскурсовода и с нетерпением ждали углубленных объяснений. Убедившись что народу собралось достаточно, Аркаша, выдержал небольшую паузу и категорично сказал, недовольно хмуря брови:

-Все же в этом углу свет падает не удачно. Без сомнений, статую надо переставить в противоположный угол. Молодые люди,-обратился он к трем крепким солдатам,- беритесь снизу, только аккуратно и неспеша двигайте в том направлении.Так, отлично.Паркет не царапаем. Товарищи, а вас всех я попрошу проследить, чтобы ребята ничего не испортили,- обратился он к окружающим,- Я скоро подойду. Так, Люся, а вы чего стоите? Нам еще в запаснике надо проверить запасы.

Не спеша выйдя из окружения зевак Плавский с Виляевой преспокойно направились в буфет, покатываясь от смеха от удачно проделанной операции.

-Вот так вот большевики и сделали революцию,- философски заметил начинающий организатор народных масс, рассыпая крошки «бизе» на скатерть,- народ главное надо организовать, а дальше дело само пойдет.

-Ну, а если бы смотрительница или охрана вмешались?

-Пришлось бы тебе, Люсиль, носить мне в тюрьму бутерброды с черной икрой, а потом разделить со мной все тяготы ссылки.

-Во Франции, хоть завтра.

-Так в чем же дело? Скоро лед начнет таять и мы, перепрыгивая с льдины на льдину, через Финляндию уйдем в Париж и оттуда будем засылать агентов для перемещения статуй во всех музеях. Далее, под тем предлогом, что Советы не могут сохранить русскую культуру, спровоцируем беспорядки, которые автоматически перерастут в революцию.

-А мы приедем попозже в запломбированном вагоне.

-Молодец, Наденька! Мы привезем плакаты: «Хлеб – голодным», «Диету – сытым», «Больным – лекарства»…

-«Запорожцам – красные шаровары». А все же, если бы, действительно, милиция нас…

-Ой, да брось ты, в самом деле. Меня лягаши десятой дорогой обходят. Вот , например, в прошлом году, иду я со дня рождения, почти никого не трогаю, хоть и немного навеселе. Тут патруль. Проверка документов. А я, как назло, свое удостоверение своему близкому корешу одолжил. Короче, взяли меня в участок.

-За что взяли? Ты же ничего не делал. И что за удостоверение?

-Во-первых, я тебе всего рассказать не могу, сама понимаешь, меня на секретность подписали. У нас, уж простите, не Питер. Во-вторых, я тогда возглавлял институтский оперотряд на общественных началах, всего за 80руб. в месяц. Маленький такой отрядик – человек на 150. Ты же знаешь, я компромисов не люблю, и поэтому, когда мы накрыли деток из высокопоставленных семей, Аркадий Семенович молчать не стал. Кое кого из моих друзей, увы, посадили. Повесили на бедных ребят пару нераскрытых убийств, а меня самого, матушка еле-еле отмазала от «химии». Отделался строгим выговором без занесения и без оглашения. Короче, эти менты у меня потом на коленях прощения просили. Простите, говорят, Аркадий Семенович нас, засранцев. Ладно уж, жалко мне их стало. Попинал я их немного ногами и отпустил. Так что если меня ваши ленинградские менты только спросят «который час» – завтра же вся запорожская милиция…

-Подожди, подожди. Я ничего не поняла. Ты же вроде приехал к нам на преддипломную практику. Ерунда какая-то.

-У меня родители в торговле, сама понимаешь, не последнии люди. Связи, кореша всюду, а КГБ тоже кушать хочет. Да, а как тут у вас с преступностью? Менты не зверствуют? Я,кстати, сегодня с удостоверением и одну тебя домой не отпущу. Сдам, как говорится, из рук в руки. Под расписку. Аркадий Семенович привык смело смотреть в родительские глаза своих девушек.

С этими словами Плавский встал и раскрыв ее плащ, помог Люсе одеться.

На выходе из музея они услышали какой-то шум и повернулись. Вдалеке, возле окошечка администратора стоял наряд милиции и те самые три крепких солдатика, которых Аркаша попросил передвинуть статую. Положение их явно

было серьёзным. Так, один из них что-то горячо доказывал, нервно жестикулируя руками, а двое других ватирали слезы и обреченно кивали. Аркаша сделал вид, что ничего особенного не произошло и со словами: «Сейчас бойцам прочитают политинформацию об искусстве и отпустят», настойчиво подтолкнул свою спутницу к выходу.

Чтобы как-то сбить неприятный осадок и отвлечь Виляеву от дурных мыслей, запорожский студент доверительно поведал ей, что в детстве был большой сволочью и бедные его родители очень даже намучались с ним. Что в колонию несовершеннолетних преступников его не взяли, так как боялись еще больше испортить и без того оступившихся подростков. Однако, каждый в Запорожье, в первую очередь слабый пол, знают что Плавский никого не оставит в беде. Далее, он выразил нарочито искреннее расскаяние по поводу невинного задержания «бедных солдатиков» «тупыми ментами» и торжественно пообещал при первой же встрече с генералом все уладить. С «тупыми ментами» Аркаша тоже пообещал разобраться по крупному, и отправить их на охрану коровника в самом бедном колхозе Вологодской области.

-Все равно глупо получилось,- резонно сказала Виляева,- А что им будет?

-Да ничего. Посидят пару дней на «губе», чтобы больше не повадно было по музеям болтаться.Но ты согласись, эти пацаны сами виноваты. Какой-то чувак просит их подвинуть статую и они рады стараться. А если бы я их попросил картину домой себе оттарабанить или с пятого этажа вниз головой прыгнуть. Думать же хоть немного надо, даже в армии. А если бы я был диверсант?

Он мог бы еще долго рассуждать, не сильно заботясь о сказанном и постоянно меняя свою точку зрения, но они уже пришли.

На прощанье Аркаша с достоинством поцеловал даме руку и приподняв брови нахально добавил: «Несмотря на холод и голод, мне бы не хотелось ставить тебя в неловкое положение, поднимаясь к ужину, а уж тем более оставаться на ночь.»

-Может, действительно, зайдешь?- так, для приличия, ляпнула Виляева.

-Вообще-то я спешу. Но если уж ты так настаиваешь, то такой очаровательной женщине хорошо воспитанные мужчины не отказывают,- с этими словами он решительно открыл дверь подьезда.

Люся уже где-то смутно предчувствовала, что если ее постигнет участь тех трех солдатиков, то она еще хорошо отделается.

Квартира была не плохой, с высокими потолками, но дом был старый и, очевидно, давал осадку, так как через весь коридор и салон тянулась серьёзная трещина.

-Сразу видно, что мужика в доме нет, - безцеремонно заметил Плавский, не успев даже переступить порог.

-Просто папа сейчас болеет.

-Позвольте, милочка моя, да эта трещина еще помнит выстрел «Авроры».

-Ты ещё скажи: восстание декабристов.

-Да у нас в Запорожье, за это, жена гонит мужа поганной метлой. А где, кстати, твои родители? Я сейчас живо пристыжу твоего папашу.

-Ну конечно! Они вот-вот прийдут и посмотрим какой ты смелый.

-Да о чем ты говоришь. Сейчас твой батя подрулит и мы её за пол-часа замажем. Алебастр есть? Или мастика.

-А черт его знает. Если тебе уж так загорелось, то возьми стремянку и посмотри на антресолях. Кажется алебастр все таки есть.

-А шпатель?

-Так у тебя же удостоверение. Оно тебя ведь всегда выручает.

-Чем богаты. А вообще-то я эти пятиэтажки не зря не любил.

-Можно подумать, что в девятиэтажных потолки не трещат.

-А причем здесь потолки? Там хоть лифты есть.

-А лифт тут причем?

-Как причем? Пока он на девятый и обратно смотается – глядишь и банку раздавили. Ха-ха-ха.

-Ой, да ну тебя. С таким длинным языком вполне можно и без шпателя обойтись.

В последствии, не раз рассказывая друзьям историю с посещением квартиры Виляевой, Аркаша так и не смог внятно объяснить зачем он полез делать этот ремонт. Живой алебастр и шпатель он видел последний раз где-то лет семь тому назад, когда его родители наняли какого-то маляра из ЖЭКа для ремонта собственной квартиры. Аркашу, пребывающего тогда на каникулах оставили присмотреть за квартирой. Дежурство оказалось на редкость удачным. Всю неделю он не отходил от маляра ни на шаг, так как тот, предварительно выпив, щедро делился с ним своим сексуальным опытом и с удовольствием отвечал на всякие щекотливые вопросы.

Дело оказалось в общем не хитрым, тем более на пачке была написана подробная инструкция. Люся, поначалу скептически наблюдавшая за Плавским, потихоньку втянулась в технологический процесс, время от времени вставляя критические замечания. Увлеченные работой, молодые люди даже не заметили как пришли родители.

Как ни странно, они не особенно удивились застав свою дочку поздно вечером за отделочными работами с неизвестным молодым человеком.

-О, а это что за потолочная инициатива?- весело спросил папаша.

-А вы бы предпочли половую?- фривольно отреагировал Аркаша, продолжая зачищать стыки.

-Да вы, молодой человек, извращенец. Я в вашем возрасте, пока родителей не было дома…,- начал было отец Виляевой в том же тоне, но осекся о строгий взгляд супруги.

-Ты хоть человека чаем напоила?- люсина мать сразу же перевела разговор в другую тональность.

-Если можно, кофе,- ничуть не смущаясь влез Плавский не отрываясь от работы.

-Ой, кофе у нас закончилось,- расстроилась хозяйка квартиры и обращаясь к мужу полуутверждая спросила,- может сходишь к соседям?

-Знаете этот старый анекдот?- продолжая работать как с трибуны вещал Аркаша,- звонит мужик в квартиру, а ему никто не открывает. Странно, вроде должны быть дома. Тут соседка выходит и говорит: «Да дома они, дома. Просто или мясо жарят, или кофе варят». Ха-ха-ха,- с этими словами, под собственный аккомпонимент он наконец повернулся.

-Плавский?! А вы что тут делаете?!- строго спросил люсин отец в котором Аркаша к не меньшему своему удивлению узнал начальника отдела.

-А Люся сказала что вы сечас болеете,- лишь на секунду смутился он, - А вообще-то я кофе пришел попить. Мне Люся говорит: Ты, бедняга, в командировке, а у меня как раз кофе у соседей вкусное и родителей дома нет. Вот я и клюнул, по молодости, а меня сразу в оборот.

-Трещину вы, конечно, замазали неплохо, но кофе нет,- ехидно улыбнулся начальник отдела.

-Что и следовало ожидать,- подитожил Аркаша,- кофе нет, ковочного крана нет. Хорошо что хоть алебастр нашелся.

-Это я нашла,- гордо заявила Виляева.

-Давайте все-таки попьем чайку,- опять засуетилась мамаша,- у нас есть настоящий цейлонский. Только от одного запаха можно с ума сойти.

-Чай, так чай. У вас, я так понял, эта традиция с блокады,- окончательно осмелел не званный гость.

-Ну уж, извините. Это только на Украине сразу с порога сало с горилкой,- повеселел папаша, уже смирившийся с присутствием Плавского и даже находя определенную прелесть в его «гусарской» манере поведения.

-А як же! Мы, хохлы, всегда поесть хорошо любили. Моя матушка мне всегда говорит: тебя легче убить, чем прокормить.

-Намек поняла, идем делать бутерброды,- с этими словами мать с дочкой удалились на кухню.

Мужчины остались один на один.

-Тебя, маляр, хоть как зовать?

-Аркадий Семенович.

-Ух ты. Ну, держи пять, Аркадий Семенович. А меня, Виктор Сергеевич.

-Приятно познакомиться.

-Хм. Дык… Мг..м.. Это когда же ты успел с Люсей познакомиться? За те пол-часа, что болтался в отделе?

-Дурное дело не хитрое. Э-э… В смысле… Откуда же я мог знать, что у вас там семейный подряд. Иди знай, что я попаду в такую ситуацию.

-Умный человек не тот, который умеет выпутаться из плохой ситуации, а тот, который в нее не попадает. Ты меня понимаешь?

-А чего здесь не понять. Вам дипломница кальки не вернула, а я теперь должен кран с самого начала рассчитывать.

-Ни черта ты не понял, хоть и с бородой,- раскатисто рассмеялся Виктор Сергеевич,- ладно, я тебе помогу, тем более ковочный кран – это моя слабость. А за ремонт спасибо. Это ты мне, действительно, помог. А то меня супруга уже третий год за это дело пилит. Короче, молодец! Правильно сориентировался.

-Конечно правильно! У меня правильная ориентация. Я , конечно, дико извиняюсь, но я так и не слышал, как зовут вашу супругу.

-Светлана Борисовна. А зачем тебе?

-Да не удобно как-то.

-Тебе что ли? Ну , ты меня, Аркадий Семенович, разочаровал. А еще хвастался что правильно ориентированный.

-Не все коту…То есть, еще не вечер. Хотя уже вечер…А утро вечера мудренее!

Несмотря на небольшие заминки, беседа продвигалась на удивление легко и свободно. Виктор Сергеевич поинтересовался обстановкой в Запорожье, аркашиными планами, чем занимаются родители и так, вообще, о студенческой жизни. Далее, он с удовольствием стал вспоминать свою преддипломную практику, весело проведенную в Мурманске. Так как большую часть времени моряки проводили в плавании, то в городе сильно чувствовался дефицит мужского населения. По словам Виктора Сергеевича, он черезмерно злоупотреблял этим обстоятельством, каждый раз попадая во всевозможные переплеты, где спуск по обледенелой водосточной трубе с пятого этажа был самым легким трюком, о котором даже как-то и неинтересно рассказывать. «Но трещин я, правда, не замазывал» - честно признался хозяин квартиры.

Потом все вместе пили долгожданный чай. Несмотря на то, что Плавского знали чуть больше часа, обстановка была на редкость непринужденной. На столе как-то сама собой появилась вишневая наливка домашнего производства и кое что покрепче, для спайки бывших и современных студентов. Люся, знакомая с Аркадием целых четыре часа, уже по-свойски пару раз толкнула его в плечо и даже отвесила легкий подзатыльник, когда одна из шуток Плавского была особенно смела.

Правильно ориентированный гость был в ударе. Он делал провокационные комплименты мамаше, то нахваливая ее бутерброды, то громко восхищаясь ее фигурой и хорошим вкусом. Без обиняков, с присущей ему прямотой, Аркаша честно признался Виктору Сергеевичу, что он ему «по-белому» завидует и что такие красивые жены на дороге не валяются, уж поверьте его наметанному глазу и богатому жизненному опыту. Далее Плавский посетовал, что Светлана Борисовна, к сожалению, люсина мать, иначе он бы за ней обязательно приударил, даже несмотря на то что очень уважает Виктора Сергеевича и как ведущего специалста по кранам и, естественно, как человека.

Начальник отдела, неожиданно повышенный до ведущего специалиста, от души смеялся и немного забывшись, тоже стал рассказывать двухсмысленные анекдоты своей молодости. Светлана Борисовна, которой не было и сорока пяти, давно отвыкшая от такого повышенного внимания, смотрела на Аркашу влажными глазами, полными любви и обожания.

Незаметно стрелка часов приблизилась к двенадцати. Несмотря на настойчивые уговоры остаться переночевать, поздний гость, сославшись на большую занятость, категорически…согласился!

Ему постелили в салоне, хотя у Плавского и были несколько иные планы.

Если же вы, уважаемый читатель, думаете что сейчас начнется описание бурной декамероновской ночи, во время которой Аркашино ложе поочередно делили мать и дочь, то вы, увы, не ошиблись! События начали развиваться по абсолютно невероятной траектории, затмив любые, даже самые смелые картины подогретого алкоголем воображения.

Минут через двадцать, когда все улеглись, уже почти заснувшего Плавского, безцеремонно разбудил Виктор Сергеевич, которому не спалось. Всю ночь, не сомкнув глаз, они вместе рассчитывали ковочный кран и набрасывали эскизы основных узлов. Да, такой бурной ночи, у него еще не было!

Аркаша покинул гостеприимных Виляевых утром, когда уже было совсем светло, унося подмышкой фактически готовый дипломный проект, который нужно было только оформить. Возвращая взятые на прокат вещи, он, потирая кулаками красные от бессонной ночи глаза и непрерывно зевая, отечески наставлял взволнованных его ночным отсутствием друзей:

-Путь к сердцу женщины лежит через ее мать! Только хорошо обработанная мамаша, лично проверившая способности жениха, всегда будет внушать дочери, что я - самая лучшая кандидатура.

С этими словами, оставив обалдевших от таких намеков слушатей, Плавский практически мгновенно уснул, даже забыв снять очки.

 

 

 

2

На следующий день люсина мать, которая была просто в восторге от Плавского, подняла на ноги всех своих близких и дальних знакомых и, несмотря ни на какие препятствия, достала два роскошных билета в ложу Мариинского театра. Отец, который так же высоко оценил неординарные аркашины способности находить контакт с людьми, довольно определенно высказался за субботним обедом:

-Столица всегда процветала благодаря притоку свежих и здоровых сил из провинции. Наши Толстовско-Достоевские комплексы только мешают людям нормально жить. Эти самокопания, сомнения, удобно – не удобно. А тут пришел нормальный парень, как он мне сам по секрету признался: с правильной ориентацией, и никаких проблем. Трещину замазал, потравил анекдоты, если бы не Люся, то того и гляди за мамой бы поухаживал. Что ни говори, а я думаю он далеко пойдет. Так что, Люська, ты к нему присмотрись повнимательнее. Да и внешне он тоже ничего. Видный парень, с бородой.

Сразу же после обеда Светлана Борисовна с дочкой начали подготовку к театру, перебирая разнообразные комбинации вечернего туалета и кое каких драгоценностей.

Плавский, за прошедшие после ночного визита два дня, успел перезнакомиться с доброй половиной общежития, принявшей его по наивности за аспиранта перед защитой. Он, пользуясь своей солидной, явно за тридцать, внешностью и тут по привычке начал гусарить. Не то чтобы он тривиально врал, как это иногда делают некоторые буржуазные экономисты (о наших я даже не хочу говорить), ну, просто любит человек чуть-чуть прихвастнуть. Помаявшись минут двадцать без дела и без внимающей каждому его слову аудитории, Аркаша тут же организовал компанию преферансистов, которые уже через пару часов едва шевелили пропитанным в алкоголе языком. Далее, собрав в коридоре человек сорок, Аркаша, авторитетно затягиваясь сигаретой, рассказывал как его внедрили на овощебазу и он, рискуя вот этой самой головой, раскрыл преступную группировку, а заодно и подал две заявки на технологию засолки и закваски. Когда же собравшиеся окончательно созрели, он очень подробно описал свой визит к Виляевой, который в окончательном варианте оброс таким колличеством интерпретаций, что даже его запорожские друзья, слышавшие каждую версию с интересом открывали для себя все новые и новые подробности. Так например, отец Виляевой, с легкой Аркашиной руки стал доктором наук, без пяти минут членкором. Мать, оказывается происходила из древнего дворянского рода и ее прямые родственники, по понятным обстоятельствам, временно проживающие во Франции, имеют право на престол. Дочка же в нем души не чает и давно мечтает женить его на себе. Вот, намедни, силком затащила его к себе на дом и воспользовавшись отсутствием родителей, незаметно уложила его в постель и потихоньку хотела овладеть им. Но, что-то нет у него к ней страсти, хоть, в общем-то она ему и нравится. Но вот так, насильно?! Да Аркадий Семенович не тот мальчик, с которым проходят такие вещи! Он, лежа на спине, и несмотря на щекотливость обстоятельств, увидел далеко не дворянскую трещину в потолке. Нечеловеческим усилием воли, чтобы как-то сбить волну почти захлестнувшего его возбуждения, бывавший и не в таких скользских обстоятельствах, он, тактично предложил сделать ремонт. В этом месте, во всех версиях, Плавский делал паузу и тяжело вздыхая снимал очки. «Эх, я же все-таки мужик!- с напором говорил он, протирая вспотевшие от волнения линзы,- а с другой стороны, чего еще надо? Женюсь, заведу детишек, к родычам в Париж на выходные, винца попить. Шердонэ, Мэрло или, на худой конец, просто пивка. Как думаете, мужики?». Окружавшая его публика наперебой пыталась дать «новому лидеру» дельный совет, но Аркаша лишь критически отвергал все поднимаемые на обсуждение предложения.

На этот раз на свидание его собирало все общежитие. Внешность его, и без того солидная, преобразилась до неузнаваемости. Запорожскими на его теле были только трусы и очки. Кто-то из наиболее «продвинутых» друзей великодушно ссудил Аркаше начатую пачку презервативов. Скурпулезно пересчитав содержимое, Плавский задумчиво пробормотал, как бы обращаясь сам к себе: «Восемь, восемь. Ладно, для начала хватит, а там что-нибудь придумаем. Если что, у таксистов всегда можно подкупить».

В Мариинском театре запорожский студент, несмотря на широкие связи родителей, еще не был. Поэтому на какой-то момент он потерял свою привычную самоуверенность и с большим интересом впитывал окружающий его интерьер. Театр настолько поразил его своей красотой, что он совершенно позабыл о своей спутнице.

-Прекрасно. Класс. Европа. Умеют же, когда захотят,- только и повторял он постоянно поправляя галстук.

-А как тебе мое новое платье?- не выдержав столь одностороннего восхищения архитектурой, напрямую спросила Люся.

-Изумительно. Я бы тоже хотел иметь такое.Ха-ха-ха,- как всегда довольный своей шуткой негромко рассмеялся Плавский, но в радиусе 50метров его явно услышали, так как многие повернули голову в их направлении.

-Нет, я серьёзно.

-И я серьёзно. У меня в таком платье бабушка в тридцатых Днепрогэс строила. Ха-ха-ха. Шучу конечно.Хорошее платье. Хорошее. Только если бы его еще из другого материала сшили, да цвет нормальный подобрали, и еще мастер хороший – ему бы цены не было. Ха-ха-ха. Бу-га-га,- на этот раз на них обратили внимание практически все присутствующие. Люся, уже один раз пережившая совместную поездку в автобусе, с ужасом представила как Аркадий на все фойе начнет рассказывать какой он был в детстве сволочью, и с каждой минутой все больше убеждаясь, что с тех пор ее кавалер практически не изменился, а лишь с успехом развил это качество.

-Это я сама сшила,- Люся обиженно поджала губки. Её опять начал раздражать этот самоуверенный бородатый очкарик с неотесанными гусарскими манерами провинциального полка.

-А-а, тогда другое дело. Покрой - во! Материал прекрасный. Классное платье! Молоток! Ты хорошо шьеш. Я сразу понял что это индивидуальный пошив. Ты, наверное, училась где-то?

-Нет. Это меня мама научила,- начала немного успокаиваться Виляева. После такой дозы комплиментов, Плавский уже казался ей не то что самоуверенным, а просто черезмерно веселым.

В фойе было много иностранцев.

-Англичане,- авторитетно заявил Аркаша,- наверное, из Лондона, но очень может быть и из Шотландии.

-А ты откуда знаешь? Может быть это американцы или ирландцы.

-Только не надо со мной спорить. Я тоже Рембранта читал. Ха-ха-ха. В смысле Гамлета. У ирландцев произношение тверже. Дзэ-дзэ,- он театрально выгнул язык и прижал его к нижнему ряду чуть пожелтевших от курения зубов,- а у англичан более изящней. Тзе-тзе. Я это хорошо чувствую. Как никак - опыт.

-Ты что, бывал в Англии?

-Да что там Англия. Бери выше. Учился в английской школе.

-Правда?! Ух ты. Нет, точно правда?

-Правда. Зачем мне врать. У меня даже справка есть, что я никогда не вру.

-А в каком городе? В Лондоне?

-Каком еще Лондоне. В Запорожье. Есть такая 11-я спец. школа с английским уклоном. Будешь в наших краях – заходи. Меня там все знают. Директор меня, как сына родного любил, хотел, правда, стервец в колонию отправить. Но я ж тебе говорил, у меня родители в городе не последние люди. Ему популярно так объяснили, что колония для колонизаторов, а у меня справка, что Аркадию Семеновичу вредно в колонии…

-Так ты хорошо говоришь по-английски?

-Сейчас, конечно, уже не так чтобы свободно, но понимать, естественно, все понимаю.

-А сможешь с кем-то из них сейчас поговорить?

-Ой, Люся. В самом деле. Ну о чем я буду с ними говорить?

-Подойди и попроси закурить, а потом спроси что-то. Ну, пожайлуста.

-Как здоровье королевы? Или может быть сразу попросить 50 долларов на аборт любимой овчарки?

-Фу ты какой. Если бы я знала, что ты…

-Слава богу что ты не знаешь. А вдруг меня увидят? Подумают еще, что я прошу политического убежища. Что тогда? Я ведь о тебе забочусь.

Аркаша не успел до конца развить эту мысль, так как прозвенел звонок и народ поспешил на свои места. В четвертой ложе, куда попали молодые люди, пока было пусто. Их места были самыми задними. Плавский, под восхищенные взгляды с соседних лож, театрально пододвинул своей спутнице кресло, а лишь потом сел сам.

-Ну, как ты оценила мои манеры?- не совсем удачно, зато просто, пошутил он,- это чисто английские манеры. Меня этому в школе вместе с языком учили.

-А скромности тебя, случайно, там не учили?

-Это девочек учили. И еще их учили, что не красиво приставать в театре к незнакомым англичанам со всякими глупостями. Кстати, что за вещь сегодня?

-Какой-то балет.

-А какой?

-Не помню. Посмотри в программке.

-Но у меня нет программки.

В этот момент дверь распахнулась и в ложу, негромко переговориваясь, вошли две сухощавые англичанки в пепельных париках и вельветовых джинсах. Им было лет за шестьдесят. Они что-то объясняли друг другу, время от времени тыча пальцем в программку. Проходя мимо Плавского, одна из иностранок задела его не совсем удачно выставленную длинную ногу.

-Sorry!-естественно улыбнулась англичанка искусственными зубами.

-It’s a pleasure (не стоит благодарности),- бойко ответил ей Аркаша, искусственно улыбаясь естественными зубами.

-How do you do?- решила поддержать своего спутника Люся, не потерявшая надежды на контакт с англичанами.

-Fine. Thank you, - с удивлением ответила пожилая дама.

-Sit down please,- обворожительно улыбнулся бывший выпустник английской школы, подвигая стул,- this is a chair (это стул).

Англичанка, так же улыбаясь, что-то быстро ему ответила и продолжила разговор со своей подругой. Понять бегло брошенную фразу не составило бы для Аркаши ни какого труда, если бы он не пропускал школьные уроки. Ну кто же тогда мог знать, что он будет в Мариинском? Что грянет перестройка. Что простые советские люди увидят «живых» иностранцев.

-Что она тебе сказала?- Виляева прямо-таки сгорала от нетерпения.

-Она говорит, что я хорошо воспитан,- и еще больше осмелев, Плавский решил продолжить легкую светскую беседу,- give me please, э-э… программку.

Слово «программку» он произнес с рычащим английским акцентом и для большей наглядности стал нервно вычерчивать в воздухе правильные четырехугольники, отдаленно напоминающие о его прсьбе.

-Please,- она машинально протянула ему программку не прекращая разговор.

Для приличия глянув в листок, и весомо приподнимая брови, Аркаша нарочито громко обратился к своей спутнице.

-Very good! Very good! Like. Я бы даже сказал бьютэфол!!

-Yes, - неуверенно ответила Люся, которая было совсем разуверилась в аркашиных способностях. Но слово «good» было сказано с таким пафосом, как будто Плавский с трибуны ООН объявил о конце света.

Не только с соседних лож, но и с бельетажа народ стал направлять свои бинокли в их сторону. Чувствуя нарастающее внимание запорожский англичанин во весь голос стал делать громогласные «заявления для прессы». Для начала он принялся выкрикивать простые варажения типа : «Я хочу кушать» и «Вчера было очень холодно». Немного размявшись и убедившись что зрители у него в кармане, Аркаша перешел к фразам покруче : «Театр – хорошо, болеть – плохо» и «Дорогие друзья, английский – это очень трудно».

Произносил он это все, естественно, со свойственной ему патетикой и напором хаотично вставляя их между другими русскими фразами и выражениями. И наконец, почувствовав прилив сил, Плавский уверенно подошел к англичанкам, протянул программку и с улыбкой тертого повесы сказал:

-Thank you, madam. Э-э…, простите, это вот, women. То есть, как вас там… э-э…А-а, леди.

-Don’t mention it (не стоит благодарности),- вежливо улыбнулись обе представительницы туманных островов, особенно не стремясь продолжать этот странный, пародийно-комический разговор.

Но уходить так просто фешенебельному выпустнику английской школы отнюдь не хотелось, хотя, если признаться честно, со школьной скамьи он помнил, и то смутно, лишь тему «Моя семья».

-My name Arkadi,- нахально начал Плавский,- I am вот-вот engineer. I am приехал from town Запорожье. Вот. It’s a big town. Very big town. Да! Э-э…yes.

Англичанки перекинулись парой фраз и прыснули от хохота, что запорожский интеллектуал сразу же приписал своему интернациональному остроумию. Он тоже добродушно рассмеялся и сняв очки стал протирать запотевшие от нечеловеческих усилий линзы. Окрыленный таким успехом, с его уст как-то сама собой сорвалась с детства засевшая в подсознании фраза:

-Who is duty today? (кто сегодня дежурный?)- веско произнес Аркаша, непринужденно почесывая бороду, и немного подумав вспомнил еще одно школьное выражение,- a piece of chalk (кусочек мела).

Сказать что старушки засмеялись, это все равно что сравнить Карнеги-холл с Тель-Авивской Синерамой. Несчастные старушки, с выступившими на глазах слезами, буквально сползли со своих кресел, захлебываясь от неудержимого хохота. Ближайшие несколько лож, и часть бельетажа, волей-неволей вынужденные выслушивать весь этот цирк, целиком и полностью поддержали представителей далекой Британии. Некоторые уже не в силах были себя контролировать и потому начали икать в промежутках между приступами смеха. Люся, пытавшаяся в начале сохранять серьезное лицо, судорожно булькала и стонала, вытирая катящиеся по щекам слезы.

-А че? Пусть не думают что у нас тут все вертолеты,- самодовольно заявил Плавский с гордостью взглянув в зал.

Неожиданно потух свет. Послышались первые звуки духовых инструментов. Через несколько мгновений к ним присоединились струнные и, наконец, оркестр заиграл в полную силу. Делать было нечего, и запорожскому студенту, с прекрасными английскими манерами пришлось вернуться к Виляевой, уступив свое место профессиональным артистам.

Все первое отделение, делая вид, что с интересом смотрит на сцену, Аркаша мучительно вспоминал хоть какие нибудь английские слова, чтобы продолжить так удачно начатую беседу. Однако, кроме слов : стол, стул, кот, дерево, папа и мама в голову решительно ничего не приходило.

Долгожданный антракт застал Плавского врасплох, так как он уже почти построил предложение «Что вы думаете о высоких прыжках советских артистов?». Англичанки встали, собираясь выходить. Чтобы им легче было пройти, Аркаша так же встал и услужливо отодвинув свое кресло в сторону солидно сказал:

-Please.

-Спасибо,- весело ответили англичанки. Акцент был не очень сильный.

-О! Так вы говорите по-русски?

-Да, но не хорошо. Мы знать русский, как ты английский. Но мы хотеть чтобы лучше и учить дети в школе,- с большим трудом выговаривая русские слова сказала первая иностранка.

-Мы любим русский очень. Наша мама была русский. Она была в балет и танцевать здесь в Мариинский, но давно,- добавила вторая,- а мы был учитела.

-Учителя,- веско поправил Плавский.

-Почему? Дом – дома. Учител – учитела.

-Ну, во-первых приятно встретиться с коллегами. Я тоже кончал английскую школу.

-Что это коллегами?

-Вот вы и я, мы коллеги.

-Не понятно. Но ты есть студент, почти инжениир.

-Есть – это каждый студент всегда хочет. Просто вы и я коллеги,- тут Аркаша, поочередно тыча палецем то в свою, то в английскую грудь, принялся объяснять примерно как Маугли : мы одной крови, ты и я.

Несмотря на мелкие трудности в общении, которые англоговорящий запорожец с лихвой компенсировал жестикуляцией, разговор протекал довольно живо. Вошедший в раж Плавский, совсем позабыл о своей девушке и полностью переключился на иностранок. Широким жестом бывалого театрала он пригласил всю компанию в буфет, где не считая денег, заказал бутерброды с черной икрой, миндальные пироженые и шампанское.

В общем, контакт с интуристами прошел довольно удачно. Плавский опять подробно рассказал как он учился в английской школе и как его все любили, хотя он был лоботряс и бездельник. Как он сбегал с уроков пить пиво, а по ночам играл в преферанс. Конечно же он не приминул вспомнить о том, что в детстве был большой сволочью, пытаясь точно перевести это слово на чистый английский с помощью энергичной жестикуляции и смелой мимики. Виляева, по неопытности, пытавшаяся поучавствовать в разговоре или хотя бы намекнуть, что в театр они собственно пришли не для того, чтобы развлекать английских пенсионеров – довольно быстро успокоилась и лишь понуро ходила за привлекающей всеобщее внимание троицей. Настроение ее, и без того не театрально-приподнятое, еще больше испортилось в буфете, когда неосторожно жестикулировавший Плавский, посадил ей жирное пятно на новое платье. Как всегда, не смущаясь, он отечески похлопал ее по плечу и весело подмигнув «изящно» пошутил: «Ничего, до свадьбы отстираешь. Ха-ха-ха.». Расплачиваясь в буфете и находясь в нездорово-перевозбужденном состоянии, Аркаша, по инерции, вместе с кошельком достал ту самую начатую пачку презервативов, которая выпав от его резких движений, веером рассыпалась по полу. Впервые за этот вечер возникла неприятная пауза. Англичанки смущенно посмотрели на Виляеву, покрасневшую до кончиков ушей и практически потерявшую дар речи. Плавский же с деловым видом пытался собрать зеленовато-розовые кружочки из-под десятков людских ног, которые и не думали обойти место событий.

Поле театра Люся, на которую весь вечер практически ни разу не обратили внимание, не считая неловкой ситуации с презервативами, холодно попросила ее не провожать. Плавский, изрядно поиздержавшийся в буфете, пытаясь пустить пыль в глаза перед подданными Её Величества, особенно и не настаивал.

-Ну как?- спросили друзья, встречая пылкого влюбленного, пришедшего среди ночи, который из-за отсутствия транстпорта добирался пешком.

-Напрашивалась ко мне в общагу. Посадила себе пятно на платье и говорит что неплохо бы застирать, а то мамаша заругает. Но я-то сразу понял куда она клонит. Я ей сразу дал понять, что тут и без нее места мало, и что я с друзьями, а друзей не продают!- эффектно закончил туманный рассказ Аркаша.

-А где ж ты был столько времени после театра?- не отставали непродающиеся друзья.

-Да, так… Зашли в какой-то крутой кабак на Невском. За нами еще увязались две англичанки. Пришлось вспомнить молодость, хоть я уже пять лет не говорил на английском. Но в общем все полный «гуд», в смысле ОК. Только приехали в кабак – я сразу две банки на стол! Англичанки от восторга визжат. Моя зазноба меня, ясное дело, к англичанкам приревновала, а Аркадий Семенович этого не любит! Я парень прямой, тем более у нее дядя - полковник милиции, а от ментов, не мне вас учить, нашему брату подальше надо держаться. Тем более эти англичанки, несмотря на возраст, еще очень даже… Как говорят: нет старых женщин – есть мало водки. Так что я подумал и заказал Люське такси, а самому пришлось высоко держать знамя советского студенчества. От вас ведь помощи все равно не дождешься. А ударить лицом в грязь перед капиталист…

-Ну, тут ты Аркаша не прав…,- начали было возражать обиженные товарищи.

-Я не прав?!- Плавский, кипя от возмущения вскочил со стула,- тогда слушайте какая история произошла со мной в Харькове с дочкой ментовского генерала…

Тут я прерву свое повествование, так как все Аркашины истории очень похожи друг на друга и высокие чины быстро сменяются красными удостоверениями. Зато, если вы сейчас встретите Плавского в его родном Запорожье, он с удовольствием вам расскажет, как самые красивые женщины Ленинграда водили его за свой счет по театрам, где он в антрактах беседовал с иностранцами, которые восхищались его королевским воспитанием и безукоризненным английским произношением.