«Прощайте, далёкий, родной, безучастный разрушитель моей души. Ах, как я Вас понимаю, как понимаю. Как, должно быть, тяжело иметь дело с обитателями миров в переплётах . Вы безумно устали. Я безмерно счастлива, что наконец-то вырвусь из душных объятий Вашей привычки. Наверное, Вы вовсе не то искали в лабиринтах , что измерялись годами, и я зря обременила Вас властью надо мной. Не мне тонуть ночами в Ваших узких зрачках , не мне вырывать Вас по утрам из пропасти сна, не мне днём строить с Вами города на голых стремлениях и россыпи стихов. Вы обременяли меня не тем счастьем, всё скользили по гладкой поверхности, хотя и умели нырять. Я дарила Вам мир, а Вы боялись туда заглянуть – оттуда веяло музеем. Мир, дрожащий на весах противоречий, остался для Вас ненужной загадкой. Вы брезгуете чистыми душами. Мне жаль: Вы не потратили на меня ни одной бессонницы. Слишком пугающая перспектива: остаться наедине со своей опасной душой глухой ночью, когда мир сползает с основ и впивается в небо яркими пиками телебашен. Как мне трудно будет отмыться от Вашего взгляда. Как трудно будет стереть Вас со скрижалей моей жизни, куда Вы успели прочно и бессовестно вкорениться. Вы не существуете во мне – Вы протекаете, как тяжёлая болезнь, и я обожаю Вас за поэтапность, с которой Вы жадно разрушаете меня. Знаете, я всё равно умру без Вас так же, как и от Вас. Вы такой бескомпромиссный, Вы не оставляете мне выбора. Поэтому я ухожу, а Вы оставайтесь, мои замки готовы пасть от Вашей руки. Все эти дни, вылепленные причудливой мозаикой, это ожидание длиной в вечность, это непростительное вожделение – всё это было началом конца. С Вами трудно подогнать свою жизнь под мечту о ней, и теперь всё чаще петли стягиваются и забежать назад уже невозможно. Приходится искоренять саму болезнь, а не её причину. Я даже завидую Вам – теперь Вы можете действовать рассредоточено. Я останусь для вас тонким воспоминанием, шелестящим на горизонте стайкой тополей, поблескивающим на дне синих глубин прошлого. Вычеркните меня из списка своих жертв – я не гожусь для этой роли: в Вас слишком много профессионализма, во мне слишком мало правды . Вы так и не узнали, чем Вы были для меня. И не узнаете. Нечего пачкать руки об пыль дешёвенькой возвышенности. А для меня Вы будете каждую ночь зажигаться огнями раскинувшегося внизу города, опадать влажной листвой с деревьев, стекать потоками ливня по горячим тротуарам . В скрипе половиц, в кирпичном фасаде здания, в колышущейся занавеске, в танцующих искрах костра, в окнах, наполненных небом, в мириадах пылающих золотом лесов – во всём этом будет намёк на Вас. Прощайте, Вы ничем мне не обязаны, я не привязала Вас ни единой нитью. Жизнь компенсирует мне убытки – через годы выстроит память о Вас десятком томов на пыльной полке. Это потому, что Вы останетесь. Ухожу я. И если Вы когда-нибудь узнаете меня в сплетении созвездий над головой, в запахе мяты апрельских полей, в мелькающем огоньке сигареты, в блеске музейной балюстрады – знайте: мне воздалось сторицей. Оставайтесь таким же как дань Эстетике. Светлых Вам снов.» |