Я с детства питаю слабость к цифрам. Правда, слово бухгалтерия у меня всегда вызывало дремотную скуку, но со временем я понял, что в жизни очень важно знать и сохранять баланс, некое состояние, когда активы и пассивы, хотя бы в первом приближении, равны. В народе это состояние называли просто – «чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось», а в известном кавказском тосте то же самое звучало, как «выпьем же за то, чтобы наши возможности всегда совпадали с нашими потребностями». Это, наверное, золотое правило баланса. И еще. В нашей стране мы привыкли ко многим формальностям, одна из них это право на юбилей. Всегда считалось, что первый юбилей у человека – это достижение возраста в 50 лет. Регламенты были разработаны на все случаи жизни. Заранее было определено, что к такому-то возрасту человек дорастет до ордена «Знак почета», а только потом к «Трудовому знамени», ну, а особо приближенные к «столику», при достижении патриархального возраста, могли рассчитывать, что сумма их лояльности и любви к строю будет оценена «Звездой» с вручением «ордена Ленина». Сейчас ордена раздают примерно по тому же принципу, вот только лояльность сегодня ничего не стоит, она вообще никого не интересует, больше нет такой доблести, хотя осталась еще масса каких-то критериев, по которым определяется сортность заслуг перед Отечеством – от четвертой степени до первой. Впрочем, награды не имеют никакого отношения к балансу, промежуточному балансу, который я хочу подвести, приближаясь к своему первому юбилею.

Я родился в огромной могущественной стране, занимавшей в то время одну шестую часть всей суши Земли. Родился через два месяца и четыре дня после смерти одного из самых страшных тиранов, существовавших когда-либо на Земле. Значит, мне очень повезло! В стране было всегда счастливое детство, и такое же детство было у меня. Оно пришлось на «оттепель», позже я спокойно пережил и Карибский кризис, и подавление Пражской «весны», и многие годы продолжал свято верить в идеи всеобщего равенства, величия и превосходства строя, который, в зависимости от времени, называли то социалистическим, то развитым социализмом, то социализмом с человеческим лицом, не меняя при этом сути самого строя, не подозревая, что живу во времена «застоя». Я беззаветно любил Родину, восхищался пионерами-героями, воодушевлено читал Маяковского, пламенел от стихов Багрицкого и Светлова, а потом на всю жизнь запомнил строки Евтушенко: «Если будет Россия, значит, буду и я!»

Так, видимо, устроен мир, что человек рождается среди уже прозвучавших и часто даже занесенных на скрижали афоризмов, правил, законов. Он растет и впитывает с молоком матери эти перлы чужих мыслей и утверждений, воспринимая их, как аксиомы, а затем, не отдавая себе отчета, часто не удосуживаясь вообще задуматься об их истинном смысле, следует им, как по проторенной кем-то до него лыжне, чтобы стать еще одним, гражданином, может быть, двухсотпятидесятмиллионным. Вот и я вырос, считая, что человек рождается для исполнения долга или долгов, прежде всего, перед Родиной. Помните, «раньше думай о Родине, а потом о себе». У меня был пример перед глазами – маниакальная страсть моего отца к своему делу – строительству, созиданию, причем утолял он ее в местах неприютных и жестоких. Вот и мне хотелось совершать гражданский подвиг, добиться высокого профессионализма, стать человеком с большой буквы (только вот какой?).

Мне многое было дано от родителей ли, от природы ли, сегодня этого никто не знает, – феноменальная память, ум, способности к творчеству. Я вообще назвал бы себя человеком больших задатков и возможностей. Видимо, это и послужило причиной того, что я решил приносить пользу не в строительстве, как мой отец, – деле, несомненно, творческом, но слишком уж грубом в те времена, а потому поступил на физико-технический факультет Томского ордена Октябрьской революции и ордена Трудового Красного знамени политехнического института, самого крупного института за Уралом, причем на совершенно секретную специальность, и это при наличии в своем паспорте пресловутого пятого пункта, который должен был мне закрыть путь в мир секретных технологий. Впрочем, до таких технологий дело так и не дошло: после зловещей подписки о неразглашении государственной тайны мне показали две железяки, составляющие гордость отечественной секретной промышленности. Это были элементы разделительного каскада имени Иосифа Сталина и, еще более современного каскада, имени Лаврентия Берия. Позже, мне, опять же, несказанно, повезло увидеть сверхсекретное производство «тяжелой воды» с использованием трофейного немецкого оборудования, которое наша промышленность не смогла скопировать даже спустя тридцать лет после войны. Я получил диплом инженера-физика, но мое везение теперь состояло в том, что меня, все-таки, не взяли на «закрытое производство», так как мои соплеменники его уже достаточно хорошо разработали и теперь уезжали с чувством глубокого удовлетворения на свою первоисторическую Родину под бравые звуки марша и скандирование: «Убирайтесь в свой Израиль».

Этот праздник жизни прошел без меня, а я попал на пока еще слабо обжитые просторы леденящего Севера, в маленькую бревенчатую избенку на краю оврага, с пышным названием «Лаборатория охраны окружающей среды и промсанитарии нефтегазодобывающего управления Сургутнефть». Оружия для охраны я не получил, впрочем, охранять было нечего, да и никто с нас этого и не требовал. Боролись, в основном, с комарами, опыляя просторы ядохимикатами, а вместе с просторами и все живущее на них. Кроме этого, как обычно подтасовывали цифры, чтобы убедить окружающих, что в порядке не только среда обитания, но и производственные условия, в которых они работали. Зудящая голова не давала покоя, поэтому я пошел снова учиться, получил еще один диплом, теперь уже горного инженера, но и это не помогло мне стать инженером, видимо, я не там и не тому учился. С детства я трепетал перед величием и чистотой помыслов науки, и не найдя себя в суровом и прозаическом производстве, где мои творческие способности вызывали лишь раздражение, а доказательства правоты неизменно отрицательную реакцию, я решил уйти в науку. Сначала это была область разработки нефтяных месторождений, но я быстро сделал фундаментальное открытие, что на физику и характеристики нефтяного пласта больше всего влияют решения обкома партии и инициативы бездарных руководителей. На мои физические аргументы и цифры в руках они отвечали с пафосом, более чем убедительным: «Не спорь со мной, я тебя накажу!». Тогда я посчитал, что такое нечистое дело, как добыча нефти, требует соответственно такой же нечистой науки. И я оставил леденящие просторы с благородного размера заработками, сменив их на холодные, продуваемые всеми ветрами, мозглые улицы серого Новосибирска, но с возможностью прикоснуться к академической науке, святость и непорочность которой подтверждались нищенским материальным вознаграждением, самим фактом оного подтверждая бесконечность вознаграждения морального. Представления об академической науке, как о Храме с белыми стенами, на которых высечена истина в последней инстанции, были развеяны быстрее, чем замок из высохшего песка. Под сенью сталинского ампира фасадов происходила грязная мелкая мышиная возня, в которой об Истине просто никто и не помнил. Очки, баллы, и как следствие, премии в 12 окладов в конце года за «изнурительное» высасывание из пальца чепухи в течение всего трудового года, участие в общественной жизни, рейды по дворам, дающие долгожданную трехдневную прибавку к отпуску, сопение на семинарах и ощущение вседозволенности и полной свободы после окончания рабочего дня, когда можно было заняться, наконец, тем, к чему лежала душа – все это слабая тень на истинно происходящие коллизии под гулкими сводами, с торжественно звучащим хоралом, называвшимися Академией Наук.

В общем, так или иначе, но с глубоким сожалением я должен констатировать, что за целую жизнь сделал мало чего истинно полезного, что могло бы быть измеренным материально и записанным в учетную тетрадь или карточку. Контроль за разработкой нефтяных месторождений, к моему великому разочарованию, был фикцией, как и сама разработка, вместо которой было лишь хищническое, практически варварское, ограбление недр, в конце концов, как-то незаметно и непроизвольно ставших частной собственностью Вагита Алекперова и других начальников. Сегодня жалкие крохи с их барского стола составляют большую часть государственного бюджета моей сильно урезанной Родины. Карты характеристик нефтяного пласта, которые я строил, тоже были фиктивными, ибо только в этом случае наше славное нефтяное управление могло получать премию в размере 60% от окладов и надбавок. Нет, из простых людей никто не разбогател – все, что мы праведно и неправедно получали, мы оставляли на этом Севере, плюс еще к этому здоровье и бесцельно прожитые годы.

О пользе научной деятельности говорить не приходится – она была, оказывается, общеизвестной еще в те наивные годы. Самая простая формула звучала примерно так: наука – это удовлетворение собственного интереса за государственный счет. Но можно было еще бесконечно добавлять: не только интереса, но и амбиций, честолюбия, жажды власти, «теплого места», «синекуры» и так далее. Все, что я делал, отдавая при всей своей неорганизованности, вдвое больше времени, чем позволялось трудовым законодательством, сотни, тысячи экспериментов, с применением, якобы, самых современных приборов и материалов, результаты анализа и деятельности моего ума, записанные в папку, так и незащищенной (но представленной) диссертации, пролежали безотзывным аккредитивом много лет, а потом были сожжены мною на огороде, как ненужная макулатура. Но, все-таки, свободы было больше (хотя бы в том, что никто всерьез не думал, что умрет от голода), фальшь тоньше, козни не такими жестокими. А в бесконечную подлость и полную бездарность никто не хотел верить до последнего, людям хотелось верить в лучшее и хорошее. Большинству платили символическую плату, но зато позволяли проникать в тайны мироздания, и в тихие ночные часы ощущать себя Человеком, разгадавшим еще один штрих в диффузионной пленке или в повторяющимся профиле потенциала. Мне вновь повезло, и в течение целой вечности – пяти лет, я изучал механизм реакций, придумывал себе задачи и справлялся с ними, подтверждая свои способности и умения, хотя бы для себя самого. Это были воистину счастливые годы.

Потом пришли долгожданные, казалось, новые времена, но вскоре выяснилось, что, создав научно-производственное акционерное общество, вы только вслушайтесь в эту музыку, в этот бравурный марш, так ничего полезного ни я, ни мои компаньоны и сотоварищи не сотворили. Эти годы я потратил на окончательное развеивание мифов. Когда неимоверными усилиями, за огромные, баснословные деньги, превозмогая технические трудности и климатические условия, на Самотлоре была выстроена станция с использованием установок, разработанных самым авторитетным специалистом страны, лауреатом Государственной премии с более чем тридцатилетним стажем, а потом выяснилось, что они – эти установки не могут работать в принципе, а позже, что все установки, которые были им изобретены и изготовлены за все эти тридцать лет никогда не работали, я понял, что «крест бесполезности и бессмысленной деятельности» выпал мне от рождения до последнего моего дня. Обидно было до слез, что деньги, которые так легко проходили через мои руки, вместо того, чтобы обналичить и вывезти, как все разумные предприимчивые люди, из страны, я потратил на многолетнее содержание «товарищества с неограниченной безответственностью», вкладывая их в безумные или просто глупые проекты, распустив слюни в мыслях о счастливом и созидательном будущем. Теперь, справедливости ради, необходимо уточнить вышеприведенную фразу о том, что я - человек больших задатков и возможностей, дописав – «нереализованных никогда». Эдакая гора нереализованных возможностей. Именно так отозвался обо мне мой сердобольный однокашник, построивший за те же годы карьеру примерного ученого, кандидата наук и проректора университета.

Что ж, баланс в этой области нулевой. Это значит, что все, чему я учился, все, что я делал, получая за это большую или маленькую зарплату, было фикцией, профанацией и глупым переливанием из «пустого в порожнее». И то, что рядом со мной этим же занимались сотни, тысячи, а может быть, даже миллионы людей, совершенно меня не утешает. Что мне до них, если впустую потрачена моя жизнь?

Там же в детстве родилась и вторая моя мечта. Это была мечта о счастливой семейной жизни, о семье, в которой обязательно будет моя дочь, в детстве я думал пока только об одной дочери. Впрочем, в семье Стариковских о дочерях мечтали несколько поколений мужчин, а выпало такое счастье только мне. Но самой семейной жизни не получилось. Рассуждать об этом сейчас бесполезно, ни объяснений, ни причин, ни оправданий не вспомнить, да и кому они интересны, ведь ничего нового и необычного в этом нет. И если я сильно поднатужусь, то за отчетный период вспомню, может быть, одну, две или три семьи, которые не просто казались счастливыми, а были таковыми на самом деле. Как нельзя построить коммунизм или другую форму человеческого рая в отдельно взятой стране, так нельзя быть счастливой семье, в этой самой отдельно взятой стране. Все-таки, мне вначале повезло дважды – у меня родились две дочери, но потом, видимо посчитав, что это перебор, мою старшую дочь судьба в лице противовоздушной обороны братской Украины отобрала. Правда, в утешение все это назвали «трагическим совпадением самых невероятных факторов», хотя, что невероятного в том, что целились в пятиметровый макет, а попали в стометровый самолет, я понять не могу. Так мальчишки пытаются оправдаться, что целились в воробья, а попали в витрину, так ведь наши бравые защитники только и могут так попадать, это еще на них не было войны…

Что ж, получается, что по двум генеральным направлениям человеческой жизни результат нулевой, а то и минус единица. То есть, две главные мечты моей жизни не сбылись при всем моем старании. Не нужен я оказался ни стране, ни миру, бесполезно прожил, наград и званий не нажил, и вообще, оставил ли след на земле, непонятно. Так, это все в графу пассивы, а вернее, голимые убытки.

Но человек я был мечтательный, можно даже сказать, из последних романтиков, таким, видимо, и остался. И были у меня тысяча маленьких и не очень маленьких желаний и мечт, вот они то и сбывались, то ли в утешение за проигрыш в крупном, то ли только такой калибр и был по мне. Не скажу, что доставались эти исполнения желаний легко, нет, не было вообще ничего легкого в нашей стране, но, все-таки, были и у меня свои маленькие, потому что они были только во мне, радости и достижения.

Мне часто везло в жизни: я был старшим барабанщиком в пионерском лагере, потом в меня влюбилась самая красивая девочка микрорайона, что было не понятным для меня настолько, что я так и не смог в это поверить. Я был участником команды КВН своей школы, и вместе с ней выиграл чемпионский титул в далеком 1969 году. Я с детства увлекся путешествиями, и на этом пути преодолел немыслимые для меня ранее препятствия, я выковывал свой характер, терпел через силу, заражал своими идеями людей, сплачивал их в команду, и воспитывал их, по мере возможности, и, прежде всего, себя. На этом пути я прошел почти 150 горных перевалов, простых и сложных, но, все-таки, перевалов, почти 15 тысяч трудных километров по горам и рекам, а впрочем, дело даже не в цифрах, сколько прошел, где и какое количество людей за все эти годы были моими попутчиками. Ясно, что никаких рекордов я не побил, разве что, был постоянным чемпионом Советского Союза по спортивному туризму в тяжелом весе? Это неоспоримо! Но кроме этого, я пережил тысячи счастливых мгновений, замирая от красоты увиденного, на последнем, казалось бы, дыхании достигая цели, спасая товарища из-под завала или вытаскивая его на последней минуте из обморочного окоченения. Я мечтал, грезил о дальних странствиях, о не пройденных еще никем маршрутах в самых труднодоступных уголках нашей необъятной Родины, а потом, достигая их, исполнял свою мечту, наслаждаясь ею и убивая ее этим, но тут же придумывал другую, к которой стремился с еще большими усилиями. Огромное количество своей позитивной энергии я потратил не на строительство эфемерного социализма, а ради своих собственных, наверное, поэтому и «корыстных», целей. Поэтому, наверное, я не слишком убивался, когда выяснилось, что строительство социализма оказалось «сизифовым трудом». Я же не смогу привести сейчас в активной части своего баланса то неимоверное, бесчисленное множество счастливых моментов, которые мне доставили мои путешествия.

Мне повезло прожить жизнь без войны, без наветов и лагерей, без эпидемий и катастроф с миллионными жертвами. На моем веку рухнул «железный занавес» и я, не мечтавший даже о таком, смог побывать в чужих странах, увидеть Акрополь и Босфор, дворец Мальтийского ордена крестоносцев и гавань Родоса, где возвышался когда-то Колосс, подняться на Голгофу к гробу Господня, пройдя «страстным путем» из самого Гефсиманского сада, постоять у «Стены плача». Мне повезло побывать в Америке и даже подняться на одну из башен несуществующих сейчас «близнецов», повидать Бостон, побывать в Гарварде, ощутить солоноватый ветер Северной Атлантики на побережье Новой Англии. В Вашингтоне, прикоснувшись к «твердыням» типа Капитолия, Белого дома, мемориалов Линкольну и Джефферсону, сокровищнице мирового искусства в Галерее, я успел открыть для себя еще и правду о «космическом превосходстве» моей страны, узнав грандиозную, подлинную историю покорения Луны. Мне довелось увидеть Париж, и не только не умереть после этого, а побывать в нем не единожды, так, что, исходив его вдоль и поперек, я мог ориентироваться в нем с закрытыми глазами. Эти пятьдесят лет, выпавшие на мою жизнь, были самыми мирными на Земле, а в моей стране все эти годы были годами надежд, чаяний, истинно русских ожиданий, когда же придут новые светлые и счастливые времена. То, что, наконец, пришло, оказалось обычной «обманкой», наподобие кирпича в коробке из-под торта, подложенной на обочине. Как говорят, «за что боролись, на то и напоролись», впрочем, как боролись, так и получили. Можно теперь сколько угодно размышлять о глубинных причинах «несчастливой звезды» России, ее особого, умом не понимаемого пути, но горечь от гнилостного нутра подсунутых перемен неизменно остается, и изменить ее уже не удастся, по крайней мере, на моем веку. Кто-то со мной не согласится, например, сегодняшние владельцы нефтяных промыслов, шахт, заводов, газет, пароходов, кто-то скажет, что и тогда было море подлости, вранья, лицемерия и коварства. Было, но при этом равнодушное государство, отбирая все, что производили его многочисленные граждане на просторах одной шестой всей суши мира, оставляли пайку и твердую уверенность, что той мизерной пенсии, что будет в конце пути, хватит на крышу над головой и кусок хлеба, а остальное можно будет вырастить на шести сотках. Да, миллионы людей стояли у станков и точили болванки под снаряды и ракеты, но они верили, что делают праведное дело, защищают Родину, которая никогда их не предаст. Всей правды не сказали и сегодня. Те, кто холуйствовал при эре КПСС, те и сегодня легко прогибаются под новых хозяев, какая разница кому служить, а вот треть населения, отброшенная безвинно за черту бедности и нищеты, теперь обречена не только вымирать, но и плодить новое поколение без веры в будущее, без веры в себя.

Я подвел черту, вышел из игры, уехал, чтобы не участвовать и не видеть, но от себя и судьбы еще никому не удавалось убежать. Мне представляется, что жизнь это некое поле, а в нем кто-то косит и скирдует, кто-то под этими скирдами валяется пьяный или тискает девок, а кто-то идет проселочной дорогой, глядя в даль, в поисках лучшей доли и смысла жизни, которого нет. Так и я всю свою жизнь размышлял и искал, шел по разным дорогам, но вели меня надежды и мечты, теперь я остановился, подумал и понял, что самое главное в моей жизни и была эта дорога. Она дарила и радости, и горести, были в этом пути встречи и расставания, все было, и этого уже никто у меня не отнимет. Это и заполняет всю активную часть моего баланса, покрывая как бык овцу, все то горькое и жалкое, с чем мне пришлось столкнуться. Да, люди в большинстве своем, оказались хуже, чем я о них думал, но ведь это я о них думал лучше, чем они есть, значит, они мне ничего не обещали, но эта вера скрасила самые большие трудности и неприятности в моей жизни.

Недавно я получил письмо: «Вообще, Вы единственный из моих знакомых, с таким количеством происходящих в жизни событий на единицу времени, даже уединившись в своей "полярной станции" умудряетесь найти приключения. Причем, все эти события по человеческим меркам крупномасштабные - пожар, развод, переезд в другую страну и т.д. Вы сами являетесь организатором и мотором всех этих событий и не удивительно, что именно с Вами они происходят».

Как бы там ни было, но я знаю, что мне не пришлось в моей жизни ни прогибаться, ни предавать, ни унижаться, ни попирать собственные принципы ради куска или денег. Большую часть жизни я прожил, влекомый собственными иллюзиями и желаниями, я генерировал их в огромных количествах, а значит, я прожил свою собственную жизнь, насыщая ее так, что теперь все, происходившее в ней, можно спокойно разделить на три нормальные жизни. И теперь, оглянувшись, вспомнив все или многое, я понимаю, как счастлив я в своей жизни был!