Распахнуты ворота вестготских городов. Понурились их башни в предчувствии врагов. И даже на природу пал африканский жар - Не плодоносят пашни. Но назван Гибралтар И приняли мечети иуды первый взнос За сложенные крылья. Как предан был Христос, Погиб при Гвадалетте помазанник его. Так обернулось пылью величие веков. Поодиночке графы ведут войска на рать. И суждено героям бесславно умирать, Ведь больше нет державы, единства, короля, А множатся границы и делится земля. В сумятице безвластья раздробленной страны Берберский предводитель обещанной казны Не принял. В одночасье Толедо овладев, Её, как победитель, взял ифрикийский лев. Он весть послал эмиру, в которой восхвалил Богатство и обширность захваченной земли. И мусульманской вирой стал магрибинский флот. Вторжение свершилось на следующий год. Подобно переспелым с гнильцой внутри плодам Ложились маврам в руки без боя города. И были вои смелы, и стены высоки, Но брали на измену те города враги. Сжималось королевство быстрее, чем шагрень. Минул срок восьмилетний и вот настал тот день, Когда спасаясь бегством, в Кантабрийских горах Был окружён последний, невенчаный монарх. Он с долгой сотней воев. Арабов тьма и тьма. Испания христова - на пятачке холма! Заходит солнце злое и ясно, что рассвет Защитникам готовит. И вдруг на небе… Крест! И свет – не кровь заката, а злато райских врат, И звук – не гром грохочет, архангелы трубят! Последний луч. Стаккато!.. Упала наземь ночь. Знамение пропало. Да было ли оно?! «Мы зрели Крест Победы», - вскричал испанский вождь, - «Что был на Гвадалетте потерян! Но Господь Нас не оставил. "Предан, распят, но не разбит!" - Своим беспутным детям он это говорит». - И повелел из дуба срубить похожий крест - Отчаянья и веры, и злой надежды жест. Со скального уступа вождь людям так сказал: «Пускай, мы с вами смертны, но Бог нам показал, В грядущей битве в наших рядах пребудет он. Своим щитом укроет, мечи зажжёт огнём!» И ярую молитву испанцы вознесли. Но на весы их шансы пушинками легли. Едва настало утро, арабский командир К защитникам отправил иуду , чтобы мир Им предложить. «Вы мудро поступите, сложив Оружие», - лукавил священник. - «Хватит битв. Все армии Испаньи, сражаясь, не смогли Противиться арабам. Так вам по силам ли?» Тогда, как заклинанье, услышал он в ответ: «Ты говоришь, что слабы, языческий клеврет? Мы в нашей вере крепки и в помыслах чисты. И с помощью христовой с холма, что видишь ты, Сойдёт на землю готов вновь божья благодать, Как урожай умножит посев - идальго рать». И, возвратясь, с печалью иуда передал Арабам слово в слово всю речь и так сказал: «Ничем, как только сталью, вам их не убедить. Они дерзки так, словно им надоело жить». «Тогда они получат желаемую смерть», - Ему каид ответил, - «не стоит их жалеть. Возрадуемся лучше отчаянью врагов. Пока ещё день светел, мы разобьём глупцов». В долине Ковадонги вот-вот начнётся бой Двух армий, двух религий, культур, одна другой Враждебных и далёких, как солнце и луна. Поднялись знаменосцы, звучит трубы сигнал. Вновь, как на Гвадалетте, две армии сошлись. Предгрозовые тучи затмили неба высь. И мавры на последний Испании редут Вверх по холмистой круче атакою идут. Звенят тетивы дружно и крутятся пращи, И град камней и дротов почти неистощим. И кажется, что нужно ещё чуть-чуть нажать, И будут смяты готы, им некуда бежать! Но что случилось?! Буря! Арабов сносит шквал И собственные стрелы разят их наповал! И небеса ликуют, обрушив град и дождь, И в контратаку лучших бойцов бросает вождь! Под громом бьющих молний смутилась вражья тьма. И кажется ей будто, что демоны с холма Все в чешуе драконьей, багровой от крови, Несутся и не будет спасения от них! Тут паника напала на грозных сарацин. В бесформенную тушу вошел испанский клин И бойня всех смешала. Зачавкала земля, Пьянея с крови. Души рвал ветер веселясь. И светлым исполином шёл Иисус Христос. Его печальный облик страшней был адских гроз. Бежали сарацины, кровавый след стеля. А крест победы славной на небесах сиял!!! И чьё то было чудо? От бога? От людей? Пусть спорят казуисты церквей и королей. Но только с той минуты, как вновь был поднят крест, Продлится реконкиста почти семь сотен лет. Испанцы и арабы не будут мира знать, Но будет что поэтам стихами воспевать - Воителям их славу, правителям – дворцы, И будет что поэтам оплакивать навзрыд - Любимых, что погибли, сады, что сожжены. Но кто сейчас их помнит? И ты, и я немы. А у плиты могильной святого короля Стоит крест Ковадонги, как и тогда стоял. |