. . . . . . . . . . . . Служил Гаврила хлебопеком... . . . . . . . . . . . . . . . . . . Н. Ляпис-Трубецкой Гаврила был мастеровит – что хлеб испечь, что баньку сладить… Сейчас о жизни говорит, на собеседника не глядя. А собеседник, – "городской", – молчит. И слушает Гаврилу. Они сидят в корчме пустой, где встретились, разговорились… Гаврила всё про старину да про рабочие уменья… А что рассказывать ему? Как не убили при Мукдене? Как сын ушёл – и нет его? Что жизнь – не жизнь была, темница? Что нынче хочет одного – напиться вусмерть и забыться? А городской ("Поэт!", – сказал) в тетради что-то пишет ловко… И щурятся его глаза… Он тоже пьёт. И ту же водку. Гаврила выстроит свой дом. В тридцатом будет раскулачен. Вернётся в тридцать пятом он. Зимой замёрзнет, псом бродячим. Поэт помрёт на Колыме. В тридцать восьмом пойдёт этапом, прибудет в лагерь по весне, – и в воду навернётся с трапа. А вот известные стишки, плодя обилие пародий (всех так и тянет пошутить), – живут и здравствуют в народе. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
