Дом со шпилем возвышался в центре затерянного города. Окутанный

сумерками и туманом, он напоминал изысканную турель в колесе рулетки,

вокруг которой вились улицы. Его узкие окна, ребристые своды и

стрельчатые арки, переходящие в колонны, завораживали и притягивали

взгляд. Фасад мерцал малахитовыми и турмалиновыми разводами, а

парадная дверь была обрамлена витражами. Под покровом тьмы дом

походил на забальзамированный готический замок, а остроконечная

башенка на его крыше, наоборот, - казалась живым маячком, излучающим

свечение цвета вишнёвой наливки.

Филипп, задрав голову и спотыкаясь о разбитую брусчатку, обошёл

здание со всех сторон, рассмотрел орнамент фриза и капитель, сделал

массу снимков и заглянул сквозь витражное стекло. Внутри царили

безмолвие и запустение. Он достал из кармана связку ключей и стал по

очереди крутить ими в замочной скважине. Щёлкнула невидимая пружина,

лязгнул антикварный механизм и тяжёлая дверь нехотя, со скрипом

поддалась.

Луч фонарика выхватил из темноты очертания шёлковой банкетки и

старинное бюро с массивной чернильницей посередине, комод красного

дерева и жардиньерку, уставленную пустыми цветочными горшками.

Метнувшись к лестнице, Филипп помчался по крутым ступеням вверх,

минуя холлы и спальни, залы и библиотеку и шагнул в башенку, залитую

тёплым светом.

Достав из кармана телефон, он набрал номер последнего входящего

звонка.

- Видимо, вы уже на месте, - сквозь шум и помехи ответил ему

приглушённый мужской голос. – Станьте в центр - тогда шпиль будет

находиться прямо над вами. Почувствуйте его энергетику! Теперь откройте

раму и присмотритесь к окрестностям. Я хочу, чтоб вы нашли подходящее

место и спроектировали Зимний Сквер Чудес. Срок – от Рождества до

Рождества. Об оплате не беспокойтесь – будет исполнено ваше любое

желание.

* * *

Архитектурное Бюро сверкало серпантинами, гирляндами, шарами и

вездесущим золотым дождиком, а настроение коллектива, как всегда,

отражалось в положении шторы: с одного бока – приподнятое - для

веселья, с другого - поникшее - для работы. Все, без исключения, проекты

«застывшей музыки» были отложены на потом, а сейчас народ мечтал

лишь о метелях, романтике и чудесах!

Их долговязый шеф - средних лет, с серебристыми висками и еле

заметной серьгой в ухе, торжественно открыл коробку пастели. Выбрав

сине-зелёные мелки, он не спеша нарисовал на грифельной доске

альтернативную ёлку, прикрепил к ней именные конверты с премией и

воскликнул:

- Друзья, с наступающим Новым годом! Объявляю каникулы до десятого

января!

- Спасибо, Фил! С наступающим! Завтра – католическое Рождество! –

оживился народ и, заглядывая в конверты, наперебой, заговорил о

Куршавеле и Гоа, о штолленах и индейках, о праздничных скидках,

детских утренниках и приезде дорогих гостей.

Вскоре все весёлой гурьбой высыпались на улицу, а Филипп остался

стоять у панорамного окна, любуясь внезапным снегопадом. Будучи

агностиком, он привык ничего не принимать на слово и в любом вопросе

полагаться лишь на свой опыт.

«М-мм, Рождество Христово… - задумался он, полагая, что нет оснований

ни для подтверждения, ни для отрицания этого события. - Прежде всего,

мешает познанию кратковременность человеческой жизни. Рай, ад, колесо

сансары, нирвана… всё это недоказуемо и построено на домыслах, личных

убеждениях и вере. Стоит ли быть легковерным, доверчивым, ведомым?

Стоит ли всё подвергать сомнению и доверять лишь своим глазам, ушам,

чувствам? Где истина, а где заблуждение?»

Он поставил турку с молоком на раскалённую плиту, добавил мёд,

специи, листья чёрного чая и с дымящейся чашкой масалы сел в рабочее

кресло. Ночная вылазка не выходила у него из головы. Её вполне можно

было принять за сон, если бы не связка чужих ключей в кармане. Проект

диковинного Зимнего Сквера – заманчивая идея, но кто этот таинственный

заказчик?

Телефон завибрировал, и оглушительная тирада разорвала тишину:

- Филипп!!! Надеюсь, ты не забыл, что у тебя есть мать? Та, которая до

трёх лет кормила тебя грудью, болела вместе с тобой ветрянкой и была

вратарём в твоей детсадовской футбольной команде?!! Так вот, я жду тебя

на Рождество! Забудь эту свою, как её там… она ушла от тебя и, слава

Богу! Будь хорошим сыном, иначе… иначе я верну тебе твоего хамелеона!

- Ма, не драматизируй, - Филипп рассмеялся. - Я через час заеду, а

потом у меня будет много работы. Люблю тебя!

Весь следующий день он провёл в градостроительных и исторических

архивах, разбирался в старинной системе радиальных городов и техниках

витража, изучал месторождения малахита и турмалина. Он всюду искал

упоминание о доме со шпилем, но попадались лишь похожие здания в

стиле ампир, изуродованные реконструкциями и новыми веяниями. Когда

же он почти отчаялся, на глаза попалась старая затёртая папка с надписью

«Летопись рождественских чудес». Листая её жёлтые страницы, и бегло

читая заголовки о невероятных исцелениях, удивительных встречах и

головокружительных поворотах судеб, Филипп, наконец, наткнулся на

чернильный рисунок готического замка с башенкой на крыше. Её острый,

словно портняжная игла, шпиль был устремлён ввысь и увенчан самой

яркой звездой ночного небосвода.

«Станьте в центр - тогда шпиль будет находиться прямо над вами.

Почувствуйте его энергетику!» - вспомнил Филипп слова незнакомца.

- Так-так-так, - он задумчиво свёл брови. – Объективная реальность

существует независимо от того, верим мы в неё или нет. А вдруг, это была

та самая звезда, и её прикосновение свершило чудо. Интересно, какое? И

что это за летопись, в которой об этом ничего не написано… хотя, похоже,

тут просто вытравлены целые абзацы...чудо свершилось и исчезло...

Филипп положил папку на стол и обратился к архивариусу:

- Не подскажите, в каком году была издана «Летопись рождественских

чудес»?

- Чего? Чудес? Впервые слышу о такой.

- Но я её только что держал в руках! - он оглянулся – стол был пуст.

* * *

Всю ночь Филипп рисовал эскизы террас, беседок, мостиков и ледяных

скульптур, а на рассвете вышел из офиса и побрёл перекусить в

круглосуточное кафе.

Неутомимый снегопад всё ещё колдовал над деревьями, делая их

похожими на гигантские белые кораллы, а город безмятежно спал в снегу,

словно в облаках. Кое-где в окнах мигали экраны, транслирующие ночную

мессу из Ватикана и наполняя всё вокруг тонкой, как медовая нить, нотой.

Морозный воздух поскрипывал и, набирая силу, становился гуще, а потом

вдруг наполнился нарастающим издалека скрежетом.

Вдали заснеженного бульвара показался бесформенный тёмный силуэт,

извергающий лязг и грохот. Он решительно двигался Филиппу навстречу и

тот, близоруко прищурившись, разглядел необъятную женщину – в тулупе,

ушанке и меховых уггах. Она толкала перед собой кособокую - то ли

телегу, то ли коляску с песком и, широким жестом сеятеля, рассыпала его

по сторонам.

Подойдя ближе, румяная толстуха расплылась в улыбке:

- Вот, скользкие дорожки посыпаю! Эх, хоть бы все спали подольше,

чтоб я успела притрусить и детскую площадку, и остановку, и все-все

улочки…

- Не женское это дело - с телегой по морозу бродить, - заметил Филипп.

– Давайте, помогу… и возьмите мои перчатки, а то – пальцы отморозите!

Как вас зовут?

- Не-ее, в Рождество всё будет хорошо! А зовут меня Марией.

- И давно вы, Мария, этим занимаетесь?

- А с пяти утра… мне нынче сон привиделся про скользкие улочки вокруг

старого зАмка. Они были будто лабиринт – путаные, бесконечные, а

верный способ отвести дурной сон – сделать наяву всё наоборот.

- Чем же плох лабиринт?

- Да всем! Это же – неразбериха и в мыслях, и в делах… и

безысходность, а иногда - тупик. Да и не люблю я скользкоту – не надёжно

это.

- А зАмок, какой был?

- Ой, красивый и страшный одновременно. Мне о таком бабушка ещё в

детстве рассказывала. Жил в нём барон фон Зиг с молодой женой, которую

привёз из края алмазов и вечной зимы. Всего у них было вдоволь, да

только тосковала она по северному сиянию и морозам лютым. Барон для

неё дом самоцветами да цветными окошками украсил, чтоб полярное

свечение напоминал, и в разгар лета целый холм белого сахара насыпал,

чтоб на санях каталась. А она всё одно тосковала по родным местам, а ещё

оттого, что детей Бог не дал. И вот как-то в канун Рождества привиделся

ей из окна башни огонёк посреди озера и плач детский послышался.

Выбежала она в метель, добралась до полыньи и видит – ледяной

рыбацкий фонарь со свечой внутри, а рядом, в корзине – младенец. Взяла

его на руки, полами шубы укутала и бегом в замок – чудо ведь! Смотрит,

наглядеться не может - мальчик, словно её копия – глаза чёрные раскосые,

скулы высокие, ротик маленький. Да только барон не признал ребёнка,

вместо него виделась ему рыбина озёрная. Хмурился он, хмурился и

однажды тайком отнёс находку рыбаку. Как узнала про то баронесса,

превратилась в белую сову и навсегда умчалась в свою далёкую вечную

Зиму. Правда, потом из года в год на Рождество возвращалась – сядет на

высокий шпиль, поплачет-поплачет, а на рассвете улетает с северным

ветром...

- Вот оно как. Что ж, спасибо! Мне это было важно знать, поверьте. А

теперь, предлагаю поскорей закончить песочную благотворительность и

разбежаться по домам — холодина, однако!

Они рассмеялись и, словно цветочной пыльцой «освятили» пешеходные

аллеи, зигзагами посыпали бульвар, проложили узенькую тропку на

площадку для выгула собак и обезопасили пятачок у таксофона. Первые

прохожие зашагали по хрустящему снегу, не догадавшись поблагодарить

странную пару, толкающую коляску - развалюху… и тут вдруг Мария

ойкнула и замерла.

- Как-то мне нехорошо, - пролепетала она и вцепилась в рукав Филиппа.

- Что? Что такое?!

- Ой, кажется, я рожаю! – сказала она и, присев на край своей колымаги,

застонала: - О-ооой!

Расстегнув ворот тулупа и стянув с головы лохматую шапку, она

повернулась к Филиппу – совсем девчонка, с рыжими косами и синими

глазами.

Он даже смутился на мгновение, а потом - впрягся в повозку и с криком

«По-осторони-иись!»,­ помчался по песочным «зигзагам» в сторону

городской больницы.

* * *

Три дня и три ночи ушло на проектирование, и больше недели – на

изготовление макета, который еле поместился на необъятном рабочем

столе. Зимний Сквер Чудес представлял собой огромный круг, в центре

которого возвышался Дом со шпилем. Вернее – его филигранная

маленькая копия. Всё, до мельчайших деталей, соответствовало оригиналу

- узкие вытянутые окна, ребристые своды и стрельчатые арки,

переходящие в колонны. Фасад был окрашен малахитовыми и

турмалиновыми разводами, парадную дверь обрамляли овальные витражи,

а на крыше «вишенкой» горела остроконечная башня. У входа сверкала

блёстками длинная «сахарная» горка с парком детских и финских саней.

По сторонам разбрелись застывшие озёра и плывучие айсберги, скалистые

ледники с пингвинами, деревенька с домиками-иглу и алмазный дворец

Большой Белой Медведицы. Упряжки северных оленей были готовы к

состязаниям, а над заснеженной поляной, стоило лишь щёлкнуть

выключателем, загоралась северным сиянием, стеклянная небесная сфера.

А ещё были - самоходная тележка, посыпающая скользкие дорожки

песком, и совсем не страшные лабиринты, и шахматное поле с резными

ледяными фигурами в человеческий рост.

За время работы, практически без сна и отдыха, Филипп ещё больше

исхудал и даже отрастил бороду, но сумел выполнить заказ в срок – от

Рождества до Рождества, от католического – до православного. «Даже боги

не рождаются дважды, - размышлял он. – Вот ещё одно подтверждение

тому, что кто-то заблуждается, полагаясь на недостоверную информацию.

А кто именно, выяснить опять же – невозможно. Так уж лучше праздновать

дважды, чем ни разу - наверное, это мудрое решение»

Мама ворчала, но навещала его по нескольку раз на день, нося судочки

со стейками, салатами, выпечкой и передавая пламенные приветы от

хамелеона.

А в сочельник, прямо у макета, Филиппа, наконец, сморил сон. Он

плюхнулся на шаткую раскладушку, успев сунуть под голову край

окончательно оборванной шторы, и моментально захрапел. Ему снился

барон фон Зиг - смуглый, черноволосый, с изящными тонкими усиками и

золочёным мундштуком в уголке рта.

- Мои благодарности! - кланялся он. – Теперь я целую вечность буду

спокоен и потому готов исполнить, как обещал, любое ваше желание.

Говорите, что угодно вашей душе и отправимся поскорее в Сквер Зимних

Чудес! У меня мало времени, ведь рождественская ночь подходит к концу.

Просите же!

Филипп улыбнулся и тихо произнёс:

- Я хотел бы не всё подвергать сомнению, хотя по-прежнему,

предпочитаю доверять лишь своим глазам, ушам и чувствам… короче, я

хочу увидеть Марию.

- А-аа, Мария теперь с младенцем на руках, и это – чудо на все времена,

поверьте! Кстати, мальчик... хотите взять в жёны?

- Нет, я вовсе не поэтому... просто... к тому же... ну, в общем... вы не так

поняли...

- Хорошо-хорошо, она уже ждёт вас. Скоро рассвет, нужно торопиться.

Они вышли из мастерской и вмиг оказались у Дома со шпилем. Филипп

достал связку ключей и стал крутить ими по очереди в замочной

скважине... щёлкнула невидимая пружина, лязгнул антикварный механизм

и тяжёлая дверь поддалась. Луч фонарика выхватил из темноты очертания

шёлковой банкетки и старинное бюро с массивной чернильницей

посередине, комод красного дерева и жардиньерку, уставленную пустыми

цветочными горшками. Метнувшись к лестнице, Филипп помчался по

крутым ступеням вверх, минуя холлы и спальни, залы и библиотеку и,

добравшись до последнего этажа, шагнул в башенку…

На тонком, покрытом изморозью, шпиле, сидела белоснежная полярная

сова. Барон фон Зиг протянул руку, и она опустилась ему на ладонь.

Восходящее солнце, словно манной небесной, окатило их потоком

ослепительного света, и они растворились в нём, словно волшебный

рождественский сон или обычный ночной туман…