Ели мохнатые, лапы колючие, ёлочный месяц, подвешенный криво… Помнишь – «тепленько, тепленько и ключики»? Кашу сорока-ворона варила, кликала деток, считая по пальчикам: этому – в чашечке, этому – в миске. Сколько же было их – девочек, мальчиков? Сколько осталось – далеких и близких? Влажные радужки, палочки-лучики – хмурится осень, седая до срока. Чудится, слышится: «ключики, ключики…» - в лапах еловых стрекочет сорока. *** Антоновна …и все постепенно сходило на нет - и запах зеленой антоновки, и брошенный на пол торшеровый свет, и юбки старухи Антоновны, не снятые утром с веревки - всегда хвалилась: мол, «ситца не нашего». … и все постепенно сходило на да, а как получилось – не спрашивай. *** Колька Трещали небеса. В припадке дождь колотился сорок дней, и грудой вымокших камней казался город. «Взятки гладки, чего там», - маялся дичок, растрепанный, упавший на бок под стук дождя и мелких яблок. Молился Колька-дурачок в привычной темени: проводку слизала сырость. Плыл сарай. И сорок суток Николай, светлея ликом, строил лодку. *** Анна Ивановна Бедная Анна Ивановна (Бедная — это фамилия) постичь не сумела главного: каждая женщина — лилия, даже если при галстуке и в пиджаке на все пуговки, и подчиненные: «Здравствуйте», - слишком учтиво, до буковки. - «Ан-на И-ва-нов-на», взглядами - вниз. До испарины, пота ли Анна ругается — надо ли? Надо, чтоб лучше работали! День пережит — осилили. В небе луна медная. «Глупость какая — лилии», - думает Анна. Бедная. *** Джулия Милая Джулия, это всего лишь игра, всё начинается с вешалки, ей же закончится: дуб – на шкатулку, яйцо – на глазунью, игла... Пусть на удачу. Искусны швея и закройщица: платье – змеиная кожа. Шарман, хороша! Брызжет софитовый день на картонную кровлю. «Что же любовь, - улыбаешься, кутаясь в шарф, – против двойного бифштекса? Естественно, с кровью». |