ВОЛЧЬИ

ЗАКОНЫ.     

 

           

           

                                                Основано на реальных событиях.

            Не самая глупая девушка совершила очень глупый поступок: подарила своему

парню на день рождения подарок, о котором её никто не просил, а именно - живого

щенка. Мысль о том, что такой поступок является дурным тоном, ей, конечно же, в

голову не приходила. Напротив, она глупо полагала, что это довольно мило и

оригинально, тем более, что щенок так походил на их общего с именинником

знакомого по имени Ромка. Парень, которому был преподнесён такой "миленький"

подарок, тут же о нём забыл, выпроводив щенка гулять в дальние комнаты

родительского дома, а сам  занялся девушкой. Кто же будет критиковать поступки

той, с которой надеется на взаимность? 

          Так Ромка (это имя с лёгкой руки девушки прилипло к щенку) – полуовчарка,

полуэрдельтерьер попал в коттедж бизнесмена Олега Петровича. Сам хозяин дома,

в этот момент находящийся в служебной командировке, ничего не мог знать о

произошедшем в его доме форменном безобразии. Олег Петрович терпеть не мог

собак. Он считал недопустимым проживание собаки в доме, поэтому после

своего приезда из командировки хозяин коттеджа немедленно вышвырнул нового

жильца во двор. Не сыграли никакой роли ни возражения жены, уже смирившейся с

присутствием такого ласкового щенка, ни слова сына, пояснявшего, что Ромку ему

подарила его любимая девушка. Вскоре про щенка и вовсе все забыли. Однако

кормить его не забывали, и каждый день он получал целую тарелку замечательных

объедков.

Коль уж никто не занимался Ромкиным воспитанием, то он вёл себя согласно

своей собачьей природе, и всеми силёнками старался оправдать ожидания своей

стаи и вожака. Именно поэтому щенок звонко и доблестно тявкал все ночи на

пролёт... раз уж хозяин отослал его, как дозорного, на периферию стаи, чтобы он

вовремя оповещал об опасности. Когда поднимаемая хвостатым часовым тревога

наконец бывала услышана, обычно из открывшегося посреди ночи хозяйского окна

вылетал кроссовок или другой предмет, хлёстко и больно ударяя по морде, а следом

слышалось: "Да заткнись ты, сволота!" Щенок искренне недоумевал...

           Но Ромка не оставлял своих попыток заслужить любовь хозяев, встречая и

провожая их самыми чистосердечными  виляниями хвоста и радостными

повизгиваниями. Но по горло занятые люди его игнорировали. Целый день он сидел

в ограде один, жалобно поскуливал и чувствовал себя изгнанным из своей стаи. Для

собаки нет ничего хуже одиночества.

         Проявление щенячьего восторга никак не трогали и вечно спешащего Олега

Петровича, который  всегда старался обойти Ромку так, чтобы не дай Бог не задеть

дворовую собаку. И вот однажды произошло непоправимое: Ромка задел Олега

Петровича! Собака ела, когда во двор вошёл обожаемый хозяин. Щенок радостно

бросился к нему навстречу, и не просто замарал, а оставил несколько мокрых

крошек своей волосатой мордой на его дорогом костюме. С этой минуты участь

"сволоты" была предрешена. 

         Теперь Ромка был настоящим цепным изгнанником на заброшенном дачном

участке, находящемся за посёлком Водники. Навещали его не часто. Порой по

нескольку дней уже подросшей собаке приходилось сидеть без еды, а иногда и без

воды. А всему виной людская занятость... Зато сколько радостных визгов оглашало

окрестности дачи, когда калитку наконец открывала хозяйская рука. Чаще всех

отмечалась с визитами жена Олега Петровича, иногда сам Олег Петрович заезжал

по пути на работу, реже всех приезжал сын, а потом и вовсе уехал учиться в Штаты.

Но Ромка не собирался даром есть свой хлеб. Самоотверженно охраняя вверенный

ему участок, он каждый час с надеждой всматривался в дорогу, не появится ли на

ней машина хозяина. Но долгожданная машина появлялась всё реже, пока не настал

тот день, когда Олег Петрович приехал в последний раз. Дачный участок,

примыкавший к дороге, был продан весьма и весьма выгодно для его владельца. На

этом месте новым собственником намечалось грандиозное строительство.

           Олег Петрович в свой последний визит, покормив Ромку, снял с него цепь,

вывел за калитку и сказав странную фразу: "Я отпускаю тебя на свободу", сел в свой

дорогой автомобиль и уехал. Ромка остался растерянно стоять на дороге,

повиливая хвостом в ожидании возвращения хозяина. С наступлением темноты

собака легко перемахнула через ограждения и, оказавшись опять на даче, привычно

устроилась нести ночной дозор. Так прошли ничем не примечательных несколько

дней. Голод не щадил собачий желудок, но участок нуждался в охране, потому что

вдруг появившиеся чужаки в одинаковой спецодежде постоянно пытались

проникнуть на территорию дачи. Ромка налаялся до хрипоты, но их попытки не

прекращались. Рабочие, опасаясь грозной собаки, стали кидать ей куски колбасы

через забор, надеясь задобрить. Сторож, заглотив все куски, по-прежнему не считал

это поводом для нарушения им своих должностных обязанностей, поэтому у

рабочих не осталось другого выхода, как только надев на собачью шею петлю на

длинной палке, выпроводить его силком с территории. Первый раз в своей жизни

Ромка ощутил невероятный приступ злобы от того, что нарушитель так близок - а не

укусишь. Оказавшись за забором, охранник ещё долго и возмущённо лаял, потом

пытался проникнуть обратно, смотря на то, как незнакомые люди хозяйничают на

даче. Вся эта возня продолжалась ровно до тех пор, пока на участок не приехал

суровый и решительный бригадир и так напугал Ромку, что собака неробкого

десятка опомнилась только на соседней улице. Кучей  брошенные петарды

взорвались каждая с ужасающим и незнакомым звуком, а несколько ахнули прямо

под собачьими лапами. Ромка от неожиданности бросился наутёк, а вслед ему

продолжали лететь петарды, порой обгоняя его стремительный бег. 

                               

                                *           *          * 

             Соседи по коттеджу, заметили подросшего, но знакомого пса, который

скулил и пытался пролезти в ограду недавно проданного дома.

 - Смотрите, собака вернулась! И как только дорогу домой нашла?... А хозяева-

то уж новые хоромы себе отгрохали, - переговаривались меж собой две

сердобольные соседки, которые недолго думая, тут же позвонили в дверной

звонок.

       Вытянув шею и поскуливая, Ромка в надежде на долгожданную встречу

неотрывно смотрел на родное крылечко. Уличная дверь, ведущая в дом, медленно

отворилась со знакомым звуком; пёс отчаянно и радостно замотал хвостом, 

готовый с места броситься вперед. Но из-за двери показался заспанный и совсем

незнакомый человек, и вообще везде уже были совсем другие запахи, заглушившие

такой сладкий запах хозяев.                                 

-Позвоните прежним владельцам дома, скажите про собаку, - уговаривали

женщины незнакомца. Делать нечего - пришлось звонить.

-Олег Петрович сказал, что у него нет и никогда не было никакой собаки! - 

раздражённо сказал потревоженный человек и закрыл дверь. 

      Тётки поохали, поахали и, отыскав в сумке  пирожок, который Ромка тут же

проглотил на лету, разошлись по домам.

 

           Чем жил и как выжил герой моего рассказа следующей зимой, доподлинно

никому не известно. Судьба любой бродячей собаки незавидна. Жестокий голод гнал

его к людям, которые могли как бросить еды, так и бросить камнем. Ромка за эту

зиму узнал самую нужную для выживания правду о человеке и теперь боялся и

сторонился его, как любого зверя от которого не знаешь, чего ожидать. В его сердце

поселился страх, а когда ему было страшно - он рычал, и тогда ещё страшнее

становилось людям. Скиталец от бродячей жизни стал совсем другим. Всё его

существо было сосредоточено на выживании, а чтобы выжить - необходимо было

найти пропитание.

 

             Наступила весна и огородоведы из города опять потянулись на

возделывание своих грядок. Две соседки дачницы, не видевшие друг друга целую

зиму, непринуждённо ворковали друг с другом, приоткрыв калитки. 

 -Ах, Варвара Степановна, как же на даче-то хорошо. Ах, как дышится! Мы вот с

Пусечкой приехали на первом весеннем солнышке погреться.

- Как же тепло-то! Сегодня уж две грядочки засеяла.

          Вслед за хозяйкой через приоткрытую калитку вышла и её "Пусечка" -

вальяжная и абсолютно домашняя кошка. Она терлась обо всё, что встречалось на

её пути и щурилась от непривычно яркого весеннего солнца. Поластясь и попетляв

некоторое время вокруг ног соседок, она теперь беспечно точила коготки об

штакетник дачного забора, не переставая мурлыкать сама себе и довольно

щуриться. Шикарная шубка переливалась на солнышке, а беленькие "носочки" на

лапках казались такими чистенькими, что становилось ясно: они привыкли ходить

только по паркету и коврам. Дачница по своей беспечности и не подозревала о том

факте, что её самая любимая кошкой, для кого-то - не самая любимая еда. Ромка в

два прыжка оказался возле кошки, которая была настолько изнежена и залюблена,

что даже не среагировала согласно своей кошачьей природе. В следующую же

секунду собака схватила Пусечку за спину и одним мощным движением перекусила

кошачий хребет. Дачницы дико заорали, а хозяйка кинулась на огромную собаку,

желая вырвать из пасти свою любимицу. Ромка молниеносно отскочил и бросился

прочь, унося свою добычу в зубах. Хозяйка кошки после своего неудачного броска

просто упала наземь, больше от страшного горя, нежели от потери равновесия, и

теперь оглашала округу страшными криками, не в силах наблюдать за тем как

удаляется её Пусечка, перекушенная пополам и безвольно свисающая из собачьей

пасти. Для женщины оказалось большим потрясением увидеть такую страшную

смерть своего любимого питомца."Пуся!!!... Пусечка моя!" - рыдала дачница, она

далеко не сразу смогла подняться на ноги, чтобы с помощью своей соседки, уйти с

дороги.   

         

       А в дачном массиве жизнь шла своим чередом. Оживали дачи, которые нужно

было охранять, поэтому люди заводили  новых сторожей. С приходом осени часто

такой сторож получал пинок под зад... Каждый год в конце летнего сезона

брошенных собак в дачном массиве становилось так много, что они начинали

сбиваться в стаи. Собака, когда она одна, может быть жалкой и затравленной, но в

стае себе подобных она обретает силу подать голос. Никому не нужные "Тузики и

Жучки", вчерашние сторожа с дешёвыми ошейниками, а порой и просто с верёвками

на шеях теперь пугали округу своим количеством. Недавние милые щенки,

оказавшиеся выкинутыми на произвол судьбы, сегодня уже не развлекали детей

своим весёлым тявканьем, вместо этого, озлобленные голодом и бродячей жизнью

собаки, грозно облаивали прохожих, защищая свою территорию. Испуганные люди,

совершая беспорядочные движения, раззадоривали псов ещё больше, а уж если

кому-либо в голову приходила плохая мысль убегать от собак, то в таком случае не

обходилось без множественных покусов. Обстановка накалялась, разнеслись

ужасающие слухи о том, что по дачному массиву безнаказанно бродит стая собак,

насмерть загрызшая уже не одного человека. 

        На одной из улиц дачного посёлка три средних размеров собаки постоянно

облаивали проезжающего к своему гаражу велосипедиста. Когда тому надоело

бояться за своё здоровье, он заточенной арматуриной "воспитал" двоих из них так,

что одна оказалась с перебитой спиной, вторая мёртвой, и лишь третьей удалось

убежать. Все дачники этой улицы видели в тот день медленно ползающую по дороге

собаку на окровавленных передних лапах, через весь хребет которой зияла

рассеченная длинная рана, а сзади  волочились бесчувственные задние лапы. Много

кто пачками ел успокоительное, не в силах равнодушно смотреть на ещё живую

собаку, которая весь день то скулила, то жалобно тявкала, то визжала и постоянно

пыталась, но не могла, уползти от людей.

Никто не знал что делать, а добить страдающее животное не нашлось желающих.

Кто-то назвал велосипедиста "мужественно оборонявшимся героем", кто-то "зверем

и садистом", учитывая в какое месиво была покрошена мёртвая собака, которая

оказалась чьей-то, только как всегда бывает в таких случаях, неизвестно чьей.

Хозяин прилюдно не объявился, потому что никто не привык и не хотел отвечать за

агрессию своей собаки перед людьми; но злобу на убийцу принадлежащего ему

животного хозяин затаил. Спустя неделю под дверями отдельно стоящего гаража

велосипедиста ночью был разведён костёр. Сгорела новенькая машина. Погорелец

догадывался о причине случившегося, поэтому в ярости бегая вокруг гаража,

который тушили пожарники, и не в силах совладать с собой, орал на всю улицу,

чтобы все слышали: "Твари, защищающие тварей!!! Узнаю кто, перегандошу всех

вместе с вашими погаными псами!" Обстановку в дачном массиве можно было

назвать уже взрывоопасной. 

        Поэтому неудивительно, что на конечной остановке дачного автобуса

произошла ещё более чудовищная трагедия. Началось всё с того, что собака

некрупного размера жестоко поплатилась за то, что показала зубы. Возмущённый

собачьим беспределом бывший афганец, сбегал на дачу за самодельной 

ракетницей и выстрелил собаке в грудь. Картина была чудовищной!

Крупный самопальный, пиротехнический снаряд, влетев в собачье тело, не

собирался потухать. Собака, забившись в угол остановки, исходилась криком от

дикой боли, пока эта болванка шипела и дымилась у неё в груди, прожигая

внутренности. Мучения длились так долго, что две женщины не выдержав дикости

этой сцены, сами набросились на афганца, который молча стоял и смотрел на

собачьи муки. Одна из них огрела виновника по голове дачным коробом, да так, что

у того из рассеченного черепа хлынула кровь, заливая ему всё лицо. Обезумевший

от вида собственной крови афганец, повалив женщину на землю одним ударом в

лицо, мог запинать её до смерти, не смотря на все попытки второй женщины его

оттащить, если бы не вмешался водитель подъехавшего автобуса. Приехала

милиция. Если сравнивать собаку с человеком, иногда возникает ещё большой

вопрос: кто из них больше зверь? Права людей будет защищать милиция... А как

насчёт собак?

            Противостояние людей и брошенных ими же собак, ожесточалось, поэтому всё

чаще в дачном массиве слышались выстрелы из охотничьих ружей, и следующий за

ними короткий предсмертный визг подстреленной собаки. В человечьей стае

дачного посёлка воцарились "волчьи законы": страх порождал агрессию, агрессия

приводила к насилию, а насилие, как известно, способно породить только насилие.

"Волчьи законы" вопреки стереотипам не имеют никакого отношения к настоящей

волчьей стае, ровно до того момента, пока в жизнь волков не вмешается опять-таки

 

человек. Старые охотники знают, что если люди бездумно повыбьют ради трофеев

всех матёрых волков и волчиц, то нарушится природная структура волчьей стаи.

Благодаря человеку, лишившиеся своего альфа-самца молодые волки, начинают

длительное и кровавое выяснение, кто главнее, в результате чего и воцаряется

несравнимо более жёсткая иерархия, нежели когда стаей руководит опытный и

авторитетный волк. В итоге вместо матерого зверя к власти в стае приходит

"переярок" (молодой волк, не имеющий достаточно опыта) и тогда всё чаще и чаще,

волки и люди начинают опять сталкиваться, так как стая начинает задирать

домашний скот, как наиболее легкую добычу. И снова благодаря человеку слышится

стрельба и льётся кровь.                       

 

                             *          *          *

           Ромка продолжал свои скитания, пока вдруг не нашёл в собачьем понимании

"золотое дно". Была одна помойка, недалеко от леса, где собак ждала еда.

Домработница одного из особняков постоянно выставляла возле мусорки старые

тазики, до верху наполненные объедками с хозяйского стола.

Девушку звали Лера, она хоть и до смерти боялась собак, но всегда жалела

бездомную животину и не позволяла пропадать такому количеству еды. До чего же

сладко иногда пировали собаки! Правда, в еде им то и дело встречались случайно

попавшие туда, то оливки с дольками лимона и кусками экзотических фруктов, то

кофейная гуща, то салфетки и чайные пакетики; конечно же, и это всё подбиралось

потом и заглатывалось. Место было замечательным для собак и в стратегическом

плане: мусорные контейнеры стояли  недалеко от леса, в котором можно было

спрятаться и выжидать, не появится ли Лера со своей тележкой. Как всегда у

девушки в одной руке был газовый баллончик, а на тележке мусорные пакеты и еда!

Первым выходил из укрытия и приступал к еде Лобастый, собака отличающаяся

довольно крупной головой и треугольным туловищем. Никто не смел выходить и

есть перед ним; затем наступал черёд остальных, и лишь в самую последнюю

очередь допускались к остаткам щенки, которым чаще всего и перепадало что-то

вроде пропитанных супом одноразовых салфеток, потому что в собачьей стае они

всегда едят последними. Никто не помнил когда появился на этой помойке

Лобастый, но с его приходом всё сразу же изменилось. Он был лидером по своей

природе и по сути. Собаки такие вещи всегда чувствуют на уровне энергетического

превосходства одной особи над другой. Он обладал опытом, уравновешенной

психикой и явно превосходил всех своей силой, и не всегда эта сила была

физической. Такому вожаку от рождения, как Лобастый даже не пришлось долго

доказывать своё право. Пару раз несильно потрепав местных собак, он обозначил

своё безусловное доминирование и тем самым взял на себя ответственность за

судьбу всей стаи. Теперь по его знаку собаки всякий раз скрывались в лесу при

приближении незнакомого человека, а так же стая охраняла территорию помойки от

пришлых. 

            Если бы Лера знала, какую роль в дальнейшей истории сыграет её

увольнение из особняка, то возможно,  она бы и не стала увольняться. Но она,

конечно же, не могла этого знать. Когда собаки перестали привычно находить

оставленную для них еду, они начали разрывать мусорные пакеты в поисках

объедков и растаскивать мусор по всей округе. Какое-то время это безобразие ещё

продолжалось, пока не пришли двое охранников из особняка, которые, попалив из

ружей в сторону леса, весьма доходчиво объяснили собакам перспективы на

будущее. Лобастый, слишком хорошо знакомый со звуком ружейного выстрела,

немедленно увёл свою стаю в лес. 

            Идти в сторону дач было нельзя, там тоже было полно людей, а значит

опасно. Поэтому вожак решил идти через лес в заповедник. Теперь собакам ничего

не оставалось, как кормить себя охотой. Ромка с остальными бродягами, оказался

теперь в стае самых настоящих диких псов.

Чаще всего им удавалось поймать зайца. Лобастый решал как и когда будет

охотиться стая, и по мере того, как налаживалась координация между её членами,

действия охотников становились более слаженными, а добычей уже всё чаще были

косули и даже маралы. Бедные косули вообще были беззащитными перед такой

сплочённой командой загонщиков. Ослабленные зимней бескормицей и выгнанные

четвероногими охотниками на открытый участок, они выбивались из сил, совершая

длинные прыжки по насту, который проваливался под их копытцами и резал им

ноги. Собаки же, в зависимости от веса, чаще всего имели возможность

передвигаться не проваливаясь, поверх снежного наста. Дальше ослабевшую

косулю собаки либо настигали, либо гнали на засаду. Егеря в заповеднике только

успевали вести подсчёт задранной дичи. 

       Отстрелить "местных гиен" не удавалась, так как территория была очень

большая и гористая. Собаки, в отличии от егерей, не только весьма ловко

взбирались по звериным тропам, но и лёгкой трусцой преодолевали за день

большие расстояния. Все особи в стае Лобастого были как на подбор: поджарые и

пусть не самые крупные, но все длинноногие, потому что, как известно "волка ноги

кормят". Коротконогие и таксообразные были не способны бегать быстрой трусцой

по проложенным снегоходами тропам, поэтому выжить в такой стае у них не было

никаких шансов. 

           У стаи теперь была чётко обозначенная территория с несколькими дневными

и ночными лёжками. Вожак прекрасно выбирал места для укрытия, которые

находились вблизи дозорных вышек и недалеко от ручейка, так как псовые никогда

не ходят далеко за водой. Зона логовищ и днёвок находилась в центре территории,

где держалось ядро и молодняк. Уже давно никто хаотично не присоединялся к

стае, а тем более её не покидал. 

      Когда Лобастый шёл через всю территорию дневной лёжки на демонстративно

выпрямленных передних лапах, высоко подняв голову, не выбирая пути и не глядя

по сторонам, прочие собаки всегда освобождали ему дорогу. Никто и никогда не

посмел бы перейти дорогу вожаку или пристально посмотреть ему в глаза. При этом

 

расходились они как бы случайно: одна увидела что–то интересное у берега, вторая

принялась выкусывать блох, третий кобель срочно занялся костью, служащей

игрушкой щенкам. Таким образом, собаки избегали тесного контакта с ним и

необходимости принимать формальные позы подчинения, что неприятно

взрослому животному, поскольку снижает его самооценку. Но в случае

возникновения конфликта зачинщики уже испытывали на себе его пристальный

взгляд и даже удостаивались предупреждающего оскала зубов, что заставляло их

немедленно прекратить всякое выяснение отношений. Собака более высокого ранга

тут же принимала позу подчинения, а собака более низкого ранга принимала позу

самого безусловного повиновения, упав на спину и оголив пах. 

           Самым задиристым псом в стае был "кавказец" - помесь "ублюдка" от

кавказкой овчарки с питбультерьером, которого люди натаскивали для собачьих

боёв. Когда-то на собачьем тотализатопе он даже принёс своим хозяевам пару раз

неплохой куш, но потом потерялся по хозяйскому недогляду, увязавшись за течной

сукой. "Кавказец" явно не обладал уравновешенной психикой и полностью

игнорировал ритуал принятия позы подчинения, если эту позу принимал его

соперник, прося пощады. Это его качество было целиком заслугой людей и

результатом тренировок. Когда соперник, повинуясь генетической памяти,

демонстрировал "кавказцу" опущенную и незащищённую шею в знак подчинения,

это не блокировало его агрессию. И только Лобастый своим авторитетом держал

"кавказца" в повиновении и пресекал каждую его попытку учинить в стае кровавую

расправу над теми, кто слабее. Те, кто слабее теперь получили защиту и

возможность выжить. Чем больше дичала стая, тем больше в ней просыпалась

волчья генетическая память. Стая теперь заботилась о воспитании молодняка.

Охотники, возвращаясь с охоты, приносили куски в логово, а щенки, вылизывая

морды взрослым собакам или вытягивая вперёд переднюю лапу  в сочетании с

припаданием грудью к земле, выпрашивали у вернувшихся охотников отрыжку. Это

было уже демонстрацией просьб (!), и становилось ясно, что стая приобрела свою

природную структуру, где всё решается не физической силой. Стая Лобастого всё

больше разрасталась и, даже близко не подходя к дачам и оставаясь всё время в

лесу, процветала, во многом благодаря своему вожаку. 

                                

                       *          *         * 

          А на дачах местные помойки уже не могли прокормить всех "Тузиков и Жучек".

Их скопища стали совершать набеги на окраины города. В городе поднялся

переполох, потому что проблема существовавшая всегда, обострилась в очередной

раз. Больше всех страдали жители крайних домов в посёлке Водники, так как

мусорные контейнера там стояли всегда прямо на улице.

Жители писали во все инстанции, но ничего не менялось. Когда власть ничего не

делает, всегда найдутся те, кто сделает...  вот они и сделали... Месть за собственный

страх была жестокой. Во дворах многоэтажных домов и на улице лежали собаки,

бьющиеся в предсмертных судорогах. У многих шла изо рта кровавая пена и

хрустели челюсти в результате конвульсивных мышечных сокращений. Накануне

отравители разбросали всюду ливерную колбасу, нашпигованную ядом вместе с

мощным противорвотным, чтобы у собак не осталось шансов выжить, так как яд в

таком случае всасывается полностью. Старый дворовый пёс Бимка, повинуясь

инстинкту, пришёл за помощью к тем, кого он любил и кому доверял - к детям

своего двора. Дети жалели и гладили свою любимую собаку и были не в силах ничем

облегчить эти страдания. А те из детей, кто понимал, что их старый добрый пёс

умирает, плакали. Кто-то постарше сбегал за родителями и собаке вкололи укол

Унитиола, как противоядие от неизвестных ядов. Но было уже слишком поздно, и

инъекция лишь продлила мучения славного пса. 

         Пострадали и две хозяйские собаки, имевшие дурную привычку "пылесосить"

улицу во время прогулки. А на подъездах висели расклеенные лихими  догхантерами

листовки со стихами:

 

Для собаки любого вида,

Нет средства лучше - ИЗОНИАЗИДА!

Бродячая свора мутантов помойных

Кусается, воет, под окнами ссыт,

Но есть Аргумент у нас самый убойный

Великий могучий Изониазид! 

 

    Жители трёх близ лежащих домов

высыпали во двор и организовался стихийный митинг. Женщины в слезах кричали,

что до сих пор не могут успокоить детей, которые видели как умирал Бимка. Все

хотели знать: кто отравил собак?! Кое кто говорил, что догхантеры правильно

сделали, тем самым устранив собачью угрозу. Мужчина весьма мужественной

наружности не мог сдержать слёз, рассказывая, как сынишка тащил его за руку к

бьющейся в агонии собаке и молил: "Папочка, миленький, ну ты же врач, ну поставь

укол! Ну спаси Найду!", и теперь он лично хочет передушить отравителей, только бы

узнать кто они. Другие кричали, что нужно линчевать "добреньких бабушек",

которые подкармливают здесь собачек. Нашлись те, которые желали самолично

перестрелять тех, кто гуляет со своими псинами без намордников и поводков.

Некоторые говорили, что давно надо было взять винтовку и перестрелять всех псов

к едрени фени; что не все поганые псины сдохли и расправу необходимо

продолжить... и тут же подвергались нападению со стороны зоозащитников,

которые обещали их привлечь к ответственности за жестокое обращение с

животными, но понимая безобидность таких угроз, уже намеривались выбить

садистам окна и сжечь машины. Тогда пострадавшие от покусов визжали: "Всех

добреньких зоозащитников на корм собакам! Пусть их собственные задницы собаки

разорвут в клочья! Вот тогда и посмотрим, как они запоют!!!"

- Ну чем ни собачья свора? - проговорил вполголоса себе под нос уже знакомый

читателю Олег Петрович, проходя совершенно случайно через толпу во дворе, и

спеша по своим личным делам. Он, как всегда, высокомерно полагал, что тема

бродячих собак его не касается и не коснётся.

           Громче и яростнее всех кричал об искусанных и изуродованных  маленьких

детях местный стоматолог Дмитрий Васильевич. Подняв святую в понимании

каждого нормального человека тему, он заручился поддержкой огромного хора

голосов. Больше всего было нападок на женщину с первого

подъезда, имевшую несколько неблагополучный вид, но жалостливое сердце,

которая постоянно подкармливала бездомных собак на пригорке за домами.

Дмитрий Васильевич, свято веря в свою правоту и чувствуя поддержку, грозился

устроить расправу над "сердобольной" во имя общего спокойствия. Дело бы дошло

до суда Линча, но на митинг пожаловал молодой, но тем не менее всеми уважаемый

участковый Попков Владимир Николаевич. В его присутствии все примолкли.

Белозубый участковый был так похож на Гагарина, что невольно все взоры

обратились на него и не только как на представителя власти. Помимо схожести со

знаменитым космонавтом участковый обладал какой-то весомой значимостью и

притягательностью. Все ждали, что же он скажет. Попков Владимир Николаевич

пристально посмотрел на раскрасневшегося и митингующего стоматологога...

-А помните, Дмитрий Васильевич, Веньку?... Ну Веньямина вашего... - неожиданно

начал участковый, - Так если не помните, то я вам напомню. Шарпей у вас был,

который заболел стрептодермией и вы его, по вашим словам, к тёще, якобы,

отвезли? Видать тёща-то ваша совсем загнулась от стрептодермии, раз Венька

среди прочих собак по помойкам кормится... Я сам его видел. А ваша соседка с

первого подъезда как раз ходит на гору кормить таких, как Венька. А я, пожалуй,

займусь такими, как вы!

           Участковый имел природный дар быть услышанным,

и вдруг в толпе послышалось: "Вот именно, вот именно...", и  Дмитрий Васильевич

сдулся, как оратор. 

 - Так вот, я к чему задаю эти вопросы, - продолжал участковый,- К тому что, зная

лично каждого на своём участке, я ещё и лично морда

к морде знаком с каждой собакой. А потому имею персональную инициативу, и если

хотите, прямой интерес привлечь каждого к ответственности.  

           После этого весь митинг из стихийного поиска виноватых перешёл в

неожиданное русло "необходимости несения ответственности". Народ, не

привыкший отвечать за своих собак, роптал. Те же, кто давно отчаялись призвать

некоторых граждан к ответственности, встрепенулись и оживились. А молодой и

симпатичный участковый продолжал:

-Если вы, Дмитрий Васильевич, продолжите подстрекать

народ на расправу, или ваша новая собака окажется на улице, то придётся

вспомнить все ваши старые грешки, и не нарушая рамок законодательства, слить

информацию о вас Зоошизе! - при  этих словах участковый так искристо подмигнул

персонально Дмитрию Васильевичу, что тот услышав страшное для себя кодовое

слово "Зоошиза", зашёлся всем своим гнилым нутром. А "Гагарин" продолжал ему

лукаво улыбаться, давая понять, что весьма и весьма осведомлён о подлинных

причинах переезда стоматолога из другого города. "Вот же, гнида осведомлённая!" -

подумал Дмитрий Васильевич, заходясь бессильной злобой. 

           Общество защитников животных, иногда не имея возможности юридически

ничего доказать, по инициативе отдельных своих членов, порой прибегало к весьма

хулиганским методам воздействия. Стоматолог до сих пор не мог без душевных

страданий вспоминать (а дело было в соседнем городке) свою любимую машину,

которую шизонутые зоозащитники всю исцарапали надписями. Первая надпись

изобличала владельца и гласила: "Я урод! Я говно! Я убил свою собаку! Я бросил

умирать свою кошку! Люди, плюньте мне в лицо!", а сбоку ещё какой-то остроумный

зоошизник приписал: "Машина заминирована. Сгори в аду, мразь!" И это не считая

обмазанных собачьими  фекалиями дверей квартиры, залитой в дверные замки и

почтовый ящик монтажной пены, пропитанного кошачьей мочой коврика под

дверями, а так же анонимных звонков и испорченных нервов. Вспомнив всё это и

содрогнувшись, Дмитрий Васильевич не только больше не открывал рта, но и всем

своим видом теперь больше напоминал сдувшийся дырявый матрас.          

Участковый явно хотел донести до собравшихся простую истину: за собачье племя

несёт ответственность человек, с того самого момента, как он приручил собаку.

Милиционер уважал права человека не меньше, чем любил собак. Только что может

сделать один участковый, если у нас в стране такие законы? Другой бы и не стал

пытаться изменить ситуацию, но только не Попков Владимир Николаевич.

- Вот, к примеру, - продолжил он свою речь, - если я ещё раз увижу, что ваш,

гражданин Черкасов, огромный ротвейлер гуляет сам по себе без намордника и

поводка, житья вам от меня не будет, гражданин Черкасов! Конечно, как от

представителя закона. Кого вообще интересует ваша наивная отговорка, что у вас

удивительной доброты собака!? Во дворе дети гуляют, которые могут заикаться

потом всю жизнь, после попытки вашей собаки с ними поиграть. Бумаг будет очень

много, да только я не ленивый и никуда не спешу... Так что, начнём... Если ещё раз

сварливая болонка гражданки Анисимовой тяпнет кого-нибудь во дворе за пятку

из-под тяжка, я лично буду курировать заявление пострадавшего, потому как это

происходит уже не первый раз, и я не считаю это пустяком, не стоящим моего

внимания. Так что берегитесь, гражданка Анисимова! Конечно же, в рамках

действующего законодательства... Или если ваш, гражданин Соболев, спаниель ещё

раз оправится в детской песочнице, приму самые строгие меры. И всё в рамках

действующего законодательства.            

У участкового всегда всё было "в рамках действующего законодательства", но

при

этом обязательно с огоньком, или даже с каким-то мальчишеским азартом и личной

заинтересованностью. Старожилы помнили его ещё  совсем необстрелянным и

всегда весёлым желторотым воробышком, появившимся на их участке. С тех самых

пор он и слыл человеком принципиальным и никогда не бросающим слов на ветер.

Он мог, с неизменной своей Гагаринской улыбкой, так замордовать своими

бумажками, что никто из присутствующих уже давно не ставил его угрозы под

сомнение. А за принципиальность свою, да правильность, такие как он по службе

вряд ли продвинутся, так что он действительно никуда не спешил...

- Следующими по списку у меня на заметке состоят гражданин Корастылёв, супруги

Матвеевы, гражданка Панова, гражданин Осипов, гражданин Зарецкий, а также

бабушка Кириченко со своей обильно плодящейся сукой. Бабушка,  Кириченко! -

заговорил участковый голосом, рассчитанным на пожилых и глухих, - Вы когда суку

свою стерилизуете?! Долго она у вас ещё приносить будет по 12 никому не нужных

щенков в одном помёте!? А? Бабушка Кириченко? И куда только вы умудряетесь их

всех

раздавать, якобы, "добрым людям". Вот из-за таких как вы и пополняются ряды

бездомных собак. Даю вам последнего срока два месяца. После - приму меры! -

милиционер, как тонкий и интуитивный психолог, умел где надо мастерски

блефовать. Конечно же, никакими методами участковый не мог принудительно

заставить владельца стерилизовать свою собаку, тем более "божьего одуванчика"-

бабушку Кириченко. Но бабулька, памятуя о том, как немилосердно её оштрафовали

за мусор, кинулась выполнять приказания местного Гагарина чуть ли ни

сиюминутно.  

        Перечисленные участковым граждане не сомневались, сказал

"приму меры", значит точно - примет. И хоть каждый подспудно догадывался, что

на практике статья за жестокое обращение с животными не работает, а

оштрафовать многих владельцев иногда нереально, но в том, что участковый "не

ленивый" и что на тормозах ничего не спустит, никто  не сомневался. 

          Люди стали расходиться. Многие понимали, что такие меры, как капля в море,

но не могли не согласиться с правотой "Гагарина", о том что прививать людям

ответственность за тех, кого приручили, необходимо когда-то начинать. На

остальных же участках, участковые, похороненные под огромным ворохом бумаг,

порой даже света белого не видели, а уж тем более не было им никакого дела до

собачьей проблемы, существующей в каждом дворе города.

 

*                  Так как посещение заповедника для туристов в понедельник было

закрыто, то и облава на одичавших собак была назначена именно на этот день. С

ликвидацией стаи тянуть было больше нельзя - в заповедник с визитом ожидали

очередную комиссию по бюджетным вопросам, а тут дикие гиены по территории

бегают; сколько уже за два года заповедник не досчитался маралов... не ровен час

не то, что туриста, а члена комиссии можно не досчитаться. 

           Все силы были

брошены на качественную организацию облавы, чтобы не получилось как в

предыдущие разы, когда только силами егерей без должного оцепления весь день

бесполезными выстрелами сотрясали воздух и пугали ворон, а стая как будто

водила людей за нос и посмеивалась над ними. К операции были привлечены члены 

охотничьего клуба "Тигр", часть из которых была на снегоходах, чтобы надежно

оцепить равнинный участок, а также все имеющиеся милицейские подразделения в

режиме усиления.

       Участковый милиционер соседнего с природоохранной зоной

участка, Попков Владимир Николаевич, уже знакомый читателю, участвовал в

организации облавы в первых рядах, как член охотничьего общества "Тигр", как

привлечённая в режиме усиления милицейская боевая единица, и как человек, к

советам которого прислушивался старший егерь. Кроме всего перечисленного, у

участкового при себе была прекрасная собака по кличке Шайтан, чутье которой

было тем ценнее, что в заповеднике затруднялось применение оптических приборов

из-за сложного рельефа местности.

            Собак гнали очень организованно и

планомерно. Целью было выгнать из мест с большим количеством укрытий на

открытый участок, а там хоть из ружья, хоть с карабина... вся стая как на ладони

будет. А если кто и убежит, так  "Тигровцы" на снегоходах обязательно беглеца

настигнут. 

           Оцепление приближалось к укрытию многочисленной стаи

Лобастого. Дозорные уже давно сообщили о приближающейся опасности. Стая была

поднята по тревоге, собаки  беспокойно метались. Пора было принимать

судьбоносное решение. Лобастый напряженно нюхал воздух. Шум приближался со

стороны леса, а человеком пахло  со всех сторон; со стороны равнины ветер

доносил слабый запах  бензина. Вожак принял единственно верное и спасительное

для стаи решение не бежать туда, куда  гнали загонщики. Он как будто своим

звериным чутьём осязал, а быть может даже прекрасно знал, что такое люди с

ружьями на снегоходах на открытом участке. Решив не покидать леса, он

вынюхивал слабое звено в цепи оцепления. Если удастся подняться по гористой,

прикрытой лесом местности наверх, стая окажется выше своих преследователей, и

тогда можно будет выскользнуть, они даже из ружей их в лесу не достанут.             По

 

одним только ему известным звериным тропам, спасая стаю бегством, Лобастый

несколько раз менял направление при подъёме наверх. Слабое звено в цепи

оцепления было вычислено феноменально! Действительно, два милиционера, по

виду простые ППС-ники, один из которых отлучался по нужде, растянулись на

приличное расстояние друг от друга, образовав коридор для выхода из оцепления.

Этот проход был единственным шансом для стаи. 

         Шайтан злобно заворчал, а

потом и дернулся с поводка. Участковый не мог поверить, что стая решилась

прорываться сквозь оцепление, а не бежать туда, где их поджидали. "Едрить-

пердрить! - выругался Владимир Николаевич, - Вот ведь, суки, какие продуманные,

хоть в музей таких сдавай!  Прямо жалко стрелять...  Только теперь это уже

настоящие звери. Эх, люди, люди, во что вы превратили друга человека! "           

Сообщив по невероятно шипящей в горах рации, новость о местоположении стаи,

участковый поспешил в ту сторону, куда рвался Шайтан, и, не рассчитав, выскочил

из леса прямо перед носом уже преодолевших оцепление собак. Лобастый кинулся

на врага, это был приказ: "Драться!!!"  В ту же секунду пуля, выпущенная из

вскинутого карабина, прошила ему грудь, но он как будто этого не заметил.

Стремительный прыжок зверя уронил на землю человека, потому что устоять

против такого натиска было не возможно. Опрокинутый навзничь жалкий  человечек

- это пустяк... один раз сомкнуть челюсти на горле и стая спасена! Но упавшему

удалось обмануть зверя, и в собачьей пасти оказалось не горло, а подставленная

рука, другой рукой человек лихорадочно шарил... Табельный пистолет выстрелил

только один раз, зато метко: в упор... прямо в ухо Лобастого. Зверь обмяк, и в ту же

секунду, уже мёртвого, его стал трепать за загривок Шайтан. На звук выстрелов уже

подоспели те двое ППС-ников, что были совсем рядом. Члены стаи увидев, что их

мёртвого вожака треплет чужая собака, дрогнули, но не сдались. Теперь они дрались

за свои жизни, как им и приказал перед смертью Лобастый. Слышались ещё

выстрелы, собачий визг, треск рвущейся под клыками одежды, крики людей,

собачий предсмертный хрип...  

    Ромка, молниеносно приняв спасительное решение,

первым ринулся наверх на дальнейший прорыв, это был  пример, а возможно, и

приказ: "Всем спасаться бегством с поля боя! Все в лес!!!" За ним кинулись

уцелевшие собаки.

        Несколько собак, что до последнего вздоха дрались, дав

возможность убежать другим, уже лежали, не шевелясь, это была, возможно, лучшая

половина стаи. Другая половина, спасшаяся бегством, под предводительством

Ромки мчалась как можно быстрее и как можно дальше от этого места. 

          

Уцелевшая стая зализывала раны, но недолго. Стае нужен был новый вожак.

Разгоряченные пролитой кровью собаки, готовились выяснять отношения. Больше

всех злобствовал, как всегда, "кавказец". Из собак высокого ранга не уцелело почти

никого, кроме Ромки, "кавказца" и серо-седого кобеля.

           У Ромки были все

шансы стать новым вожаком, не смотря на свой молодой возраст, ведь именно он

спас остатки стаи, а кроме того он был ближайшим к Лобастому псом из его

окружения. Ромка, уже достаточно заматеревший к тому времени, как метис

немецкой овчарки и эрдельтерьера, сочетал в себе лучшие качества этих

замечательных пород. Почти человеческий ум служебной собаки и отличные

охотничьи качества лучшего из терьеров, делали его самым вероятным и самым

достойным претендентом на роль вожака. Но "кавказец" явно претендовал на

доминирование не меньше и был грозным соперником. В таком случае поединок

был не минуем. Ромка намерен был драться, как тигр, и хоть "кавказец" был шире

его в груди, но зато и ниже ростом, так что  эрдель-полукровка не только превышал

рост своего соперника в холке, но и явно был психически сильнее и умнее.  Лучший

кандидат на роль лидера приготовился осуществить все положенные в  таком

случае  собачьи демонстрации. Претенденты едва начали сходиться, в соответствии

с ритуалом дальше следовала дуэль взглядов, затем оскал... но вдруг, вопреки

всяким законам у соперника немедленно последовал боевой бросок, что говорило

об  абсолютно анормальным поведении "кавказца" и не состоянии довести до

конца  ни одной демонстрации. Получилось так, что пока Ромка соблюдал собачьи

законы, его противник вероломно и незаконно одержал верх за счёт подлости  и

неожиданного натиска. Почти тоже самое произошло и в отношении серо-седого

кобеля, только тому повезло меньше, он был слабее, и "кавказец", будучи по сути

бойцовской собакой, превратил поединок в акт нанесения увечий противнику. При

Лобастом всего этого случиться никак не могло. И теперь собака, с изуродованной

людьми психикой, пришла к власти. Установилась несравнимо более жестокая

иерархия, диктующая стае новые законы с позиций тирании. Проигравшему схватку

Ромке, пришлось подчиниться, закон иерархии самый незыблемый собачий закон.  

        Положение дел сразу ухудшилось, так как охота перестала быть всегда

успешной, и собаки начали голодать. Распределение еды в собачьей стае никогда не

бывает равномерным, а лишь чётко в соответствии с рангом. Теперь же "кавказец"

гораздо выше закона о рангах ставил своё право вожака и не подпускал к добыче

загнанной стаей никого, пока сам не поел несколько раз. В стае случалась беда за

бедой. Два молоденьких кобелька получили жесточайшую трёпку от "кавказца"

буквально ни за что, и теперь тоже выбыли из рядов охотников. Отношения двух

течных, а потому агрессивных сук, которые обычно имеет право контролировать

только подлинный вожак, испортились до того, что одна из них выпускала кишки

побеждённой, когда та лежала на спине, полностью открывшись, и заходилась

предсмертными воплями боли. Эта сука вообще не верила ни в милосердие, ни в

пощаду. Её бывший хозяин слишком часто плакал пьяными фальшивыми слезами,

прося прощения у побитой им же собаки, а когда собака выходила из укрытия, то

пьяница мог опять её отпинать, срывая  злобу на весь мир за свою никчёмную

жизнь. Так продолжалось до тех пор, пока пропойца не сгорел от водки, и собака не

оказалась на улице. (Интересно, что для сук вообще поза пассивного подчинения

не является безусловным блоком агрессии, подобным тому, как она действует на

всех нормальных кобелей. Тем, кто видел женские драки в туалетах и на дискотеке,

становится понятным почему некоторых представительниц женского пола так

часто, а  иногда и вполне заслуженно награждают эпитетом "сука!") И как в

человеческой, так и в собачьей стае навести порядок среди сук может только

доминантный кобель, такой, каким был Лобастый. Но его больше не было, а был

"кавказец", который не только не наказал суку-убийцу, а ещё и автоматически

повысил её положение в иерархии, вступив с ней в спаривание. Теперь во главе стаи

уже стояла деспотичная и крайне агрессивная альфа-пара. 

          Настал такой день,

когда еды стало не хватать не только периферийным собакам, но и даже альфа-

паре. И это было неудивительно: стая с каждым днём лишалась своих лучших

охотников. Не только из-за агрессии вожака, но и потому, что, к примеру, марал, в

отличии от косули, способен защищаться, и иногда весьма эффективно. При

Лобастом смелые охотники, обычно нападавшие на марала в числе первых и

получившие травмы, чаще всего выживали. Это происходило потому, что в стае

было образовано немало так называемых "лояльных союзов", и поэтому выбывший

из строя охотник, получал еду от своего "лояльного союзника", а говоря

человеческим языком: от своего друга, который возвращаясь с охоты, тащил кусок

мяса для своего временно нетрудоспособного товарища или отрыгивал тому запас

из желудка. Теперь же в стае не было ни одного (!) лояльного союза. "Кавказец" не

допускал их образования потому, что случись это, то, возможно, его абсолютной

власти пришёл бы конец. Мог появиться новый претендент на роль вожака, и не

просто претендент, а имеющий поддержку другого кобеля, или даже нескольких

кобелей. Но такое течение событий было крайне маловероятным, потому что стая

скорее могла разорвать своего соплеменника, как преступника, нарушившего закон

иерархии, чем мог получить развитие другой сценарий. Хотя кинологам известны и

невероятные случаи исключения из правил. В высоко социализированных стаях

псовых, как и у людей, порой могло случиться всё, что угодно, вплоть до Революции

и свержения Абсолютной Монархии. А домашняя собака своими сложным

социальным поведением, будучи по сути волком, который прожил с человеком бок о

бок столько столетий, вообще порой способна поразить и одновременно восхитить

любого опытного кинолога. 

          Когда голод коснулся "кавказца", он принял

решение, которое никогда бы не принял Лобастый: вожак повел стаю в сторону дач

на охоту.                               

 *     *    *            

 

  Чёртов двигатель! Хозяин снегохода уже

достал из заначки новенький комплект свечей и поменял отсыревшие, а он как не

заводился - так и не заводится! Видимо, дело не в свечах было... пробита прокладка

под головкой цилиндра или между цилиндром и картером... или пригорели и

поломались поршневые кольца,  или... да хрен его знает, мало ли что ещё может

быть! Чёрт, вот непруха-то! 

           Олег Петрович уже не раз пожалел, что решил

именно сегодня прокатиться. Развеяться и отвлечься от изматывающей работы не

получилось, зато нажить себе проблем удалось вполне: уже вечерело, надежда на то,

что снегоход заведётся испарилась, и нужно было выбираться пешком до того

места, где ловит сеть сотовый, в крайнем случае придётся идти до дач. Скорее всего

поднявшись на пригорок,  удастся позвонить, чтобы приехали и забрали.

          Злой и раздражённый человек шёл вперёд, проклиная снегоход вместе со

всеми его создателями, которые утверждали, что в этой надёжной экстремальной

технике

ломаться буквально нечему. Проваливаясь в глубоком снегу, горе-экстремал

пытался заранее предугадать, по какому склону ему лучше подняться на горку,

затратив при этом меньше усилий. Может проще дойти до старой колеи,

проложенной другим снегоходом и по ней добраться до дачного массива?... А там и

связь по пути появится... 

       Размышления человека, стоящего посреди белой

пустыни были прерваны появлением на горке силуэта какого-то небольшого зверя.

Тень постояв с минуту, тут же скрылась из вида. Разведчик вернулся, чтобы

сообщить своим.    Олег Петрович не придал этому никакого значения, мало ли

зверья разбегалось в разные стороны при звуке приближающегося снегохода, здесь

же начало природоохранной зоны....

        Человек, оставив снегоход, продолжал

пробираться по глубокому снегу, как вдруг почти в том же месте появилось

одновременно сразу три силуэта, которые скрылись, так же быстро, как и

появились. Если бы Олег Петрович не знал, что никаких волков здесь быть просто не

может, то подумал бы, что только что их видел. Усмехнувшись своим мыслям, он

продолжил свой путь, матерясь уже не только на триклятый снегоход, но и поминая

в том же ключе и  Сибирь с её снегами.  

        С пригорка цепочкой, одна за одной

спускались тени, не слышно скользя по крепкому весеннему насту... не три и не

пять... и даже не десять насчитал разом оторопевший Олег Петрович. Тени

приостановились, но лишь на  секунду и продолжили свой путь, неслышно и пока

ещё осторожно ступая по синеющему в начинающихся сумерках снегу. Путник

растерянно попятился назад к снегоходу. Тени приближались, то выстраиваясь на

секунду в цепочку, то чуть расходясь и опять соединяясь, они продолжали

приближение к человеку, чернеющему на бело-синем снегу одиноким пятном.

Повадки неопознанных зверей были удивительно знакомыми и одновременно

пугающе звериными.  

         Олег Петрович, вернувшись к снегоходу, в последней

отчаянной попытке его завести дрынькнул ключом зажигания... конечно же,

бесполезно. "Да это же обыкновенные собаки!" - мелькнуло в мозгу. Но ужасал тот

факт, что эти собаки не только почтительно не сторонились человека, а напротив,

шли хоть и не торопясь, но совсем не опасаясь, и от вида этой картины у Олега

Петровича захолонуло в солнечном сплетении. Первобытный страх мерзкими

мурашками стал расползаться по всему телу. "Дикие собаки!!!" - резануло

открывшейся правдой мозг. С долю секунды длилось оцепенение, сердце

заколотилось в дикой пляске где-то в горле, потом от его быстрых и мощных

ударов стали сотрясаться лоб и виски. Олег Петрович лихорадочно рылся в

багажнике снегохода... трос,  балаклава, верхонки, зажигалка! - в карман;... пробка,

проводка, тряпка - горит! авторучка, ножик! - тьфу, не нож, а херня, и всё же в

карман; отвертка!- а вот это уже кое что!!! Ключ - слишком маленький; жевачка - на

хрена!?; салфетки -горят! Аккумулятор малоёмкостный, может часа на два-три

хватит... Олег Петрович включил центральную фару снегохода. Свет резанул

голубоватое спокойствие снега, тени метнулись, но не от испуга, а от

неожиданности. Приближающиеся звери чуть сменили направление и стали

заходить с правого бока снегохода. "Как их много! Значит, я для них... как добыча...

Охотятся!... Сожрать хотят!!! Я  здесь совсем один... Некому мне помочь!..." Человек

начинал сознавать своё положение; и что помогать самому себе долго не получится

- тоже приходилось признать, от этого Олегу Петровичу стало так страшно, что в

пору начинать  молиться, потому что кроме Господа, надеяться больше было не на

кого... А молитва, как известно, самая искренняя почему-то только тогда бывает,

когда человеку в глаза заглядывает смерть. 

     Шеренга полукругом... а впереди

самый наглый, видимо, вожак... он делает шаг, и остальные сужают полукруг. И всё

же человек - не косуля, поэтому они ещё медлят. Какая-то невидимая и хрупкая

черта ещё их удерживает... но псы, доведённые голодом до способности вот-вот

перейти эту самую последнюю черту, хотят во что бы то не стало сегодня наполнить

свои желудки мясом... Собаки, нет это уже не собаки, это волки! Тускло

поблёскивают в отражённом снегом свете мокрые носы... сверкают хищными

бликами глаза. Но в отличии от волков быстро убивать свою добычу они не умеют,

значит будут жрать ещё живым! Господи! Какая же страшная смерть меня ждёт! Да

за что же мне такая лютая смерть!?! 

          Пока команды атаковать не было, и  "волки", не торопясь, сужают круг. Вот

сейчас вожак оскалится, собирая гармошкой

нос и обнажая клыки, и подаст сигнал... 

  Но человек, не желая быть овцой на заклании, вдруг поджёг самодельный фитиль,

сделанный из опущенной в бензобак тряпки. Тряпка, намоченная бензином,

загорелась и... ПЫХ! - бензин в баке, наполненном до половины, взорвался с

хлопком, не таким убойным, как в боевиках, и не таким ужасающим, каким  бы

хотелось сейчас человеку, но всё  же с довольно резким и реалистичным звуком.

Стая вздрогнула, самые пугливые резко отпрыгнув назад от снегохода, начали

беспокойно метаться на безопасном расстоянии. Пламя разгорелось и вот уже

объяло весь снегоход. Человек, оказавшийся в круге, который сам собой

расширился, воодушевился и отчаялся одновременно: подожжённый снегоход 

вечно гореть не будет. Отчаяние и безумие овладело им и, бросившись с отверткой в

руках в сторону собак, он теперь сам похоже озверел. 

-Ну!... Суки! Кто хочет первым сдохнуть?!!! 

       Собаки, дрогнувшие после неожиданного взрыва и не

ожидавшие нападения от того, кто ещё некоторое время назад выглядел таким

жалким, боязливо попятились ещё дальше. Олег Петрович больше не был похож сам

на себя, ему безумно хотелось жить, и поэтому первые же кинувшиеся на него -

будут им растерзаны!  Да только собаки сейчас кидаться на него не собирались, для

этого они были слишком умны. Они выжидали: снегоход когда-нибудь догорит, а

человек станет более уязвимым, если подождать. И они ждали.

       Первый и такой

сильный накат ярости отступил; человек продолжал стоять в боевой стойке, держа в

одной руке нож, а в другой отвертку.

"Ну, суки... Ну, суки!..." - продолжал повторять

он, но когда ослепившая его пелена стала спадать, ему пришлось признать, что как

бы отчаянно он ни бился, сколько бы собак ни продырявил, всю стаю ему не

перебить. "Шансов - ноль. Надежды - нет." - стучало в мозгу. "Неужели, шансов

ноль?! Неужели, надежды нет?!"-  Я не хочу сды -хать!!! - заорал вдруг человек в

новом приступе отчаяния. Подбежав к дотлевающему снегоходу, Олег Петрович в

состоянии аффекта, схватил снегоходную раму и в ярости рванув её, вырвал.

Раскалённое железо обожгло руки даже через снегоходные спецперчатки, которые

всё же уберегли его от того, чтобы не оставить мясо с ладоней на снегоходной раме.

На мгновение эта боль отрезвила человека и придала ему решимости. Надев сверху

верхонки, он в приступе почти безумства стал раздирать догоревший снегоход,

вырывая обгоревшее железо и швыряя им в собак. Послышался визг, запахло

палёной псиной... выжидание их резко оборвалось, и собаки ринулись в разные

стороны, уворачиваясь от железяк. Все навесные детали и вообще всё, что

получилось оторвать от снегохода, было отодрано. Осталось только то, что

оторвать было нельзя от чёрного остова, который у обезумевшего человека не

получилось швырнуть в собак и тогда он почти заплакал от бессилия и отчаянья.

Скинув прогоревшие рукавицы и верхонки, он опять сжал голыми обожжёнными

руками рукоятку отвёртки. Почувствовав боль, пересилил приступ отчаянья и,  опять

встав в боевую стойку, взял нож в другую руку. Ему удалось внести настоящее

смятение в ряды врага. Может побежать в сторону дороги?... Нет! Это только

заставит всех немедленно организоваться и кинуться в погоню. Была совсем слабая

надежда, что кто-то увидел издали горящий снегоход и теперь спешит на помощь...

Есть ещё промасленная тряпка и салфетки... надо сделать факел из снегоходной

рамы и ткнуть им прямо в разинутую пасть самой наглой твари... Не буду ждать!

Сам ринусь! Мозги работали лихорадочно, а обожжённые руки, не отвлекаясь на

боль, делали задуманное...  Собаки ещё не успели сомкнуть круг, но скоро это

произойдёт.

-Ну?! Суки! Кому?!!! 

       Но, к сожалению, в этот раз Олег Петрович

просчитался, и сюрприз для "волков" не удался: горящая бумага вместе с тряпкой,

слетев с конца факела, упали на снег несколькими горящими кусками. Поджигать

морды было больше нечем... 

     Собаки приходили в себя, перестав метаться, они

поглядывали на человека, размышляя, каких сюрпризов ещё от него ожидать. Все

преимущества и фактор времени были на их стороне, человеку от них деться

некуда... Поэтому они опять собирались выждать некоторое время.     Собака

чепрачного цвета с волосатой мордой!- Ромка! - вдруг закричал Олег Петрович

неожиданно для самого себя. Собака вздрогнула и повела ушами, но даже не

повернулась в сторону своего бывшего хозяина. Она была уже давно дикой собакой,

у которой просто не может быть никакого хозяина! 

   "Это он... Это Ромка..."  Олег Петрович, вдруг почти ослабев, присел на корточки. А

услужливая память напомнила ему его же собственные слова: "Я отпускаю тебя на

свободу." "Какая насмешка... Вот тебе свобода... На... Получи!... Собственная собака

тебя сейчас и сожрёт..." - сказал безжалостно сам себе Олег Петрович, при этом уже

почти спокойно и довольно саркастически. Сил сопротивляться уже не осталось, он

исчерпал все возможности: у него не было больше того, что горело; того что

взрывалось; а тем более того, что стреляло... Больше ничего придумать он не мог.

Противостояние бесконечным быть не может, рано или поздно это должно

закончиться... лишь бы сразу за горло... лишь бы  смерть настала побыстрей и чтоб

не долго мучиться...

-Ром-ка... Ром-ка-а, - звал человек почти отрешённо и

спокойно. Собака повернулась в его сторону и замерла, навострив уши.  -Прости

меня, Ромка. Совсем ты одичал... - разговаривал человек вполголоса толи с

собакой,

то ли сам с собой. Чепрачного цвета пёс продолжал напряженно слушать, не

шевелясь... и вдруг, совсем слабо и еле уловимо дёрнулся хвост, который когда -то

так радостно мотался из стороны в сторону при виде обожаемого хозяина. Но

хозяин, во все глаза смотрящий теперь на свою собаку, не мог не уловить этого

движения. 

      Круг неумолимо сжимал свои смертельные объятья, когда смыкается

кольцо, дальше только смерть... Вперёд  вышел "кавказец"... но человек как будто не

замечал происходящего, он теперь сидел почти на коленях, безвольно опустив руки

с отвёрткой и ножом. Он звал, почти просил: "Ромка. Ромка... " Собака  теперь

смотрела на него, и вдруг... всего лишь на мгновение растянула брыли в слабой

собачьей улыбке... В той самой  улыбке, которая так хорошо знакома каждому

собаководу, когда и без слов ясно, что написано на собачьей морде.

-Ромка... - продолжал то ли звать, то ли молить человек. Скорее всего молил...    

Ромкин  хвост совсем слабо мотался из стороны в сторону. Пёс сделал несколько

шагов вперёд, остановился, опять сделал несколько шагов вперёд... Оказавшись

впереди

"кавказца", он вдруг опустил перед человеком шею, чуть повернув голову на бок, как

будто желая, чтобы человек протянул руку и погладил. Теперь пёс  стоял в той

самой

позе, генетические корни которой идут из поведения совсем маленького щенка,

подставляющегося под  вылизывание языком матери. На собачьем языке это

означало только одно: подчинение и признание. 

        Подчинение и признание человеку! Как?!!! Он же добыча!!!  Это длилось

несколько секунд, но этого хватило для того, чтобы "кавказец" и вся стая поняли: на

их глазах совершено тяжелейшее преступление! Нарушен закон иерархии,

преступник посмел выйти вперёд, опередив вожака; он признал добычу,

полагающуюся стае, своим новым вожаком!

Случившееся было невероятным, преступление вопиющим. Наказанием за это -

смерть! Смерть преступнику!  

        Знал ли Ромка, что теперь он обречён? Видимо, не

мог не знать, потому что в ту же сукунду он сам кинулся на того, впереди которого

посмел выйти перед стаей. Они встретились в стремительном броске на полпути

друг к другу. Стая, стремящаяся немедленно покарать преступника, буквально за

секунды успела образовать живой перекатывающийся ком вокруг смертника и его

противника.  

 

          Человек бежал со всех ног. Оглянувшись на преследователей, он

краем глаза посчитал, что их всего двое. Вся стая рвала Ромку на части, и лишь две

совсем низкоранговых собаки, не посчитавших себя вправе кого-либо наказывать,

пусть даже за самые чудовищное преступление, помчались вслед человеку, не

желая упустить добычу. Олег Петрович бежал так, как не способен бегать ни один

бегун, не имея на то мотивации такой, какая была у него, а именно: собственная

жизнь! Пока стая раздирала его собаку, человек убегал всего от двух

преследователей, а не от целой стаи. А это был реальный шанс всё-таки выжить! Вот

только люди никогда не будут способны сравниться в скорости бега с собакой. Ещё

секунда, и преследователи настигнут его и тогда они вдвоём обязательно его

повалят... Понимая это, беглец вдруг круто и неожиданно развернулся, и одна из

собак в тоже мгновение, возможно, опрокинула бы человека, если бы он, ринувшись

сам вперёд, тоже не налетел на неё с примерно одинаковым ускорением. После

столкновения с одним из преследователей у беглеца получилось устоять на ногах и

даже вскользь задеть эту тварь отверткой. Другая гиена, уже вцепившись в одежду,

не могла сразу разодрать материи очень плотного снегоходного комбинезона.

Страшной силы удар, нанесённый ей отверткой прямо в ухо, буквально отшвырнул

нападавшую в сторону. Теперь оставалась только та, что отлетела после первого

броска и получила пустяковую рану. Где-то и когда-то виденные кадры всплыли в

памяти, и Олег Петрович сунул ей в зубы нужное предплечье, чтобы рука с отвёрткой

смогла снова повторить свой  смертельный удар. Но собака вцепилась не в

предплечье, а в запястье и теперь с силой мотала головой. Человек чувствовал

кроме невероятного сжатия ещё и очень сильную боль, но прежде чем от этих

рывков Олег Петрович потерял равновесие, он успел загнать отвёртку по самую

рукоятку в собачью шею...  

 

      

Какой-то мужчина выскочил со стороны равнины на

снегоходную трассу и буквально упал на колени перед снегоходом. Люди

остановились и слезли посмотреть, что случилось с этим человеком, который так

внезапно появился, тяжело дышал и явно не выглядел адекватным. Двое мужчин в

камуфляжных костюмах, водитель и его пассажир, склонились над упавшим,

пытаясь понять, чем ему помочь. Сейчас выбившемуся из сил беглецу, прямо в

глаза бил свет от центральной фары, но он как будто этого не замечал, протягивая 

вперед руки и обнимая снегоход, он повторял:"Люди... люди... слова Богу! Как

хорошо, что люди..."   

             

*          *          * 

           Весна со своей весенней капелью

оживляла всё вокруг. Светило яркое солнышко, таял снег, бежали ручейки вдоль

дорог. Вечный цикл перерождения и обновления всего живого, даже человеческой

души...   

          В открывшуюся дверь загородного особняка вошёл его хозяин, но это

было ещё не всё, ожидалось появление ещё кое-кого. Не закрывая двери, человек с

гипсовой лангетой на руке продолжал делать кому-то невидимому пригласительные

жесты переступить порог дома. Этот "кто-то" никак не решался этого сделать. Но

человек, который  прикормил загадочного гостя, теперь к жестам присоединил свой

спокойный и уверенный голос. Наконец после долгих уговоров на пороге появилось

"нечто". Жена, вышедшая встретить мужа, отлучившегося на непродолжительное

время, остолбенела от увиденного, но через минуту всплеснув руками, она звонко и

удивлённо воскликнула:

- Батюшки! Олег, где же ты такого нашёл!? На помойке?! 

- Это не я его нашёл. Это он сам меня нашёл. Подошёл и заглянул мне в глаза... а

глазищи такие бездомные. 

    К порогу подошла молоденькая и веснушчатая домработница и повела себя 

как в детской игре, когда дети кричат друг другу: "Море волнуется раз, два, три! -

Морская фигура замри!" (Домработница с тряпкой - замри!)  Девушка от увиденного

буквально застыла вместе со своей неразлучной тряпкой в руках. Она не понимала,

как же мог такой требовательный хозяин дома, который способен заметить на

ковре пятнышко размером с маковое зернышко, зять и привести в свой дом такой

ужас! Глядя на неё, Олегу Петровичу так и хотелось шутливо сказать: "Ото-мри!" 

Наконец веснушчатое личико ожило, и девушка тихо вымолвила:

-Олег Петрович, но это... это же... исчадие антисанитарии! - наконец нашла она

нужный эпитет.

-Вот поэтому, Катенька, я и хотел попросить вас оказать мне немедленную помощь,

- сказал привычно выдержанным и вежливым тоном хозяин, - А то я один, будучи

ещё инвалидом, не справлюсь с его помывкой, - шутливо добавил он, мотнув своей

загипсованной рукой. После раздробления собачьими зубами мелких костей

запястья и последующей  после этого операции, он уже довольно долго ходил с

фиксирующей лангетой. 

       В большой гостиной гостья жены пила чай и жеманно вкушала суфле из

креманки. Выйдя к порогу и увидев странного гостя, она наиграно и высокомерно

состряпала брезгливую физиономию и заставила всех обратить на себя внимание

своей трагичной фразой:

-Но это же

заразно! Блохи, вши, черви и глисты! Какой ужас! Как можно! Мы же все сейчас за-

ра-зим-ся!!! 

      Олег Петрович, уже привыкший постоянно подтрунивать над

красивой, но недалёкой подругой жены, выдал совет, с усердием пряча улыбку:

-Вот именно поэтому, милая Анжелика, я бы вам пока настоятельно не

рекомендовал

спать с ним рядом и кушать из одной тарелки.

         Жена, как всегда, не без удовольствия понаблюдала, как изменилось лицо её

подруги, и не смогла сдержать улыбки, размышляя над тем, каким же именно

образом Анжелика приготовилась заразиться всеми паразитами сразу. 

     А предмет переживаний, облезлый и буквально уделанный до самого брюха

весенней грязью, повиливая  хвостиком и трясясь всем телом, боязливо

и выжидательно заглядывал в глаза единственному человеку, который его здесь

приветил. Олегу Петровичу вопреки всякому здравому смыслу этот доходяга,

похоже, очень нравился.  Вскоре четвероногий бомж был со

всеми предосторожностями немедленно эвакуирован в помещение с запасной

ванной. 

     Пенящиеся струи тёмными извивающимися змеями стекали в

канализацию, унося с собой грязь улиц и помоек. Катюша намыливала бродягу вот

уже в пятый раз дорогим шампунем, и наконец он расслабился и перестал дрожать

всем своим худым тельцем под тёплыми струями и ласкающими руками.      

 Намокшая шерсть облепила худое и нескладное туловище на длинных ногах. Это

был щенок-подросток породы двортерьер. Теперь он стоял посреди ванной

комнаты, а хозяин промакивал дворнягу полотенцем и успокаивающе и ободряюще

трепал по голове здоровой рукой. "Надо бы кличку дать, - рассуждал Олег Петрович,

- Не хотелось бы ничего пафосного. Нужно подумать, чтобы подходила. Ну вот кто

он по сути своей?... Бывший обитатель помоек... бродяга. Так может и назвать

именно так. И хватит голову ломать. Бродяга... Пусть будет - Бродька. Точно,

Бродька!" 

       На пороге ванной комнаты стояла жена. На её высоком и открытом

лбу удивлёнными дугами выгнулись красивые брови.

-Я уже ветеринару позвонил, он часа через полтора приедет и сделает всё

необходимое, - отчитался Олег Петрович.

-Олег, если уж ты надумал завести собаку, то мог бы сказать, я бы хоть тойчика или

шпица купила. Они такие милые!

- Зачем же кого-то специально покупать, когда можно сделать так, что на одну

бродячую собаку станет меньше? - резонно возразил муж. 

-Но этот... какого-то непонятного цвета... Да и вообще... уж больно он

облезлый да и просто уродливый! - не смогла сдержаться женщина.

-Да? - искренне удивился мужчина, который после её слов оценивающе и как будто

первый раз посмотрел на приблудыша, - Да... похоже ты права. Красота - не его

сильная сторона.

И действительно, бродяга даже уже будучи помытым и причёсанным, был

настолько некрасив, что своим видом  больше напоминал уродливую гиену, нежели

милого щенка. 

-Но, это же не баба и не картина, чтоб на красоту любоваться! А

цвет... да какая разница для тебя какого он цвета, коли это не платье и не интерьер?

- добавил Олег Петрович шутливым тоном, - К тому же я читал, что у дворняг с

иммунитетом нет никаких проблем, а уж ума им точно не занимать.

-Читал... Про собак?! Ты?... Олег, это так на тебя не похоже... Ты точно решил, что он

будет жить у нас в доме?

-Дом большой, места полно. Мы должны соблюдать несколько правил.

На диваны не пускать, лапы - мыть. Пусть ходит где хочет, кроме нашей с тобой

спальни, там отдыхают вожаки, и там ему делать нечего; это первое. Второе: когда

ест семья в столовой, дверь должна быть закрыта всегда, кормить строго после

всех. И никогда не позволяй ему идти впереди себя, даже в дверной проём ты

должна всегда, как особь более высокого ранга, проходить только первой, и тогда, я

думаю, не возникнет никаких проблем с его послушанием. А если и возникнет, то

разбираться с этим буду я. Сама его не наказывай, потому что в этом доме мужик -

я, значит я - вожак ; он - кобель, а ты - су... впрочем, дорогая, пожалуй, остальные

тонкости я тебе потом объясню.

 

          Олег Петрович работал в своём кабинете, а

внизу под столом, преданно сложив к хозяйским ногам свою морду и вообще всего

себя, беспечно задремал бывший четвероногий бомж. Бродька за две недели

отъелся и толи от того что он и вправду похорошел, толи от того что жена не смогла

к нему остаться равнодушной, но она больше не называла его окрас "пастозный

цвет", а с улыбкой говорила "окрас пастельных тонов". Мужчина устало откинулся в

кресле и с удовольствием потянулся. Уловив хозяйское движение, тут же

встрепенулась и собака, она преданно и вопросительно заглянула хозяину в глаза,

как бы говоря: "Что бы не случилось, я здесь, я  у твоих ног. Я люблю тебя, хозяин!

Ни за что. Просто, потому что ты есть!" Олега Петровича, привыкшего мерить жизнь

категорией "за что-то", эта бескорыстная и безусловная собачья любовь подкупала,

не переставая удивлять. Даже жена заметила, что он стал больше улыбаться.       

Хозяйская рука приятной и привычной тяжестью легла на Бродькину голову.

"Почему же я раньше не замечал, что у собак такие умные глаза? У Ромки были

такие же... Эх, Ромка, Ромка..." - Олег Петрович тяжело вздохнул и совсем тихо

сказал толи своему хвостатому собеседнику, толи самому себе: "Понимаешь,

Бродька, иногда не так важно какие человек совершил ошибки, гораздо важнее

какие он из этого сделал выводы... Есть такой учитель по имени жизнь, за свои

уроки этот учитель, правда, берёт  очень дорого, зато объясняет весьма  доходчиво.

А от ошибок, к сожалению, никто не застрахован, нет святых и нет безгрешных." И

как будто в подтверждение  этого последнего факта, внимательно слушающий

своего хозяина щенок, ещё не привыкший жить сытой жизнью, громко и комично

пукнул.

- Опять нахватался кусками, обжора, - пожурил его хозяин, - Ничего, ничего.

Это тебя с голодухи такая жадность одолевает. Скоро пройдёт.

     Бродька, услышав голос любимого человека, обращающегося к нему, радостно

завилял хвостом, а его морда расплылась в искренней собачьей улыбке, на которую

хозяин уже не смог не ответить такой же человеческой. Теперь у Бродьки  были не

только своя стая и свой дом, где его любили, но и самое главное - человеческая

преданность (!), а это дорогого стоит