Любовь не исчезает в никуда,

Она с тобой навечно остаётся,

Она ещё, быть может, отзовётся

Известными своими "нет" и "да".

 

Пасмурным декабрьским днём по Невскому проспекту шел к Московскому вокзалу высокий пожилой мужчина с сумкой через плечо. Было около пяти часов вечера. Падал редкий мокрый снег. Мужчина вошел в вокзал, задержался у расписания поездов и направился на перрон. Прибывал поезд из Москвы. Перрон вдруг наполнился шумом пассажиров и встречающих, носильщиков и проводников. Но вскоре платформа опустела, и только одна женщина продолжала стоять у поезда, беспомощно озираясь по сторонам. Мужчина направился к ней. И она, вначале скользнув по нему безразличным взглядом, теперь не сводила с него глаз.

- Маша?!

Женщина медлила с ответом. Её лицо выдавало сложную палитру чувств и намерений, вплоть до желания броситься к нему в объятия. Но его лицо казалось бесстрастным. И стоял он на почтительном расстоянии.

- Да, - подтвердила она наконец. - Здравствуй, Иосиф! Спасибо, что встретил. Я всего на несколько часов. У меня в кармане обратный билет в Москву.

- Здесь недалеко есть уютное кафе, - предложил он.

Она не возражала. Огибая вокзал слева, они попали на Лиговский проспект и вошли в кафе. Расположились у окна, подальше от бара. Появился официант.

- Что-нибудь горячее. Рыбу тушеную с капустой, салат, кофе. И по сто грамм белого вина, - Иосиф заказывал, поглядывая на Машу. Она кивала в знак согласия. - А как насчёт пирожных?

- Это исключено, - отозвалась она.

Официант ушел. Теперь они сидели друг против друга в преддверии какого-то важного разговора. Маша была инициатором их встречи, и первое слово было за ней.

- Я долго не решалась позвонить тебе, - начала она, - но у меня просто не было такого права.

- Права не позвонить? – он иронически поднял брови. - Мы уже давно друг для друга не существуем.

- Я долго думала так же. Но когда осознала, что это ошибка, было уже слишком поздно.

- О чём ты? - его интонация была почти издевательской. Он, похоже, ничего не забыл и не простил.

- Я сейчас тебе кое-что покажу, - она торопливо открыла свой чемоданчик.

Подошёл официант и стал расставлять на столе заказанные блюда. Как только он удалился, Маша положила перед Иосифом какой-то заполненный бланк с иностранным текстом.

- По-английски читаешь?

- Ты же сама учила меня английскому, - усмехнулся он. - Что это?

- Там есть подчёркнутая строчка. Можешь её прочесть?

- Экспектед лайф ейт манс. То есть, ожидаемая жизнь восемь месяцев. Что это значит?

- Это мой приговор, - объяснила Маша.

Теперь уже она смотрела с холодным любопытством, а он вынужден был задавать вопросы.

- В каком смысле?!

- В прямом. Это заключение лондонского профессора, сделанное в октябре. У меня рак печени.

- Медицинские светила совсем не застрахованы от ошибок, - с его стороны это была реакция сочувствия воспитанного человека перед лицом чужого несчастья.

В ответ Маша отрицательно покачала головой. Наступила длительная пауза.

- Я, кажется, начинаю кое-что понимать, - прервал молчание Иосиф. - Значит, ты, исходя из этой бумаги, решила попрощаться со старыми знакомыми? И поэтому ты здесь?

- Ты считаешь меня такой глупой?! – резко возмутилась Маша. - Думаешь, я не понимаю, что моя смерть для тебя ничего не значит? Ты же сам сказал, мы давно не существуем друг для друга!

Она могла позволить себе эту резкость по праву приговорённой к смерти, на которую уже никто не станет обижаться.

- Тогда что? – поинтересовался он.

- В момент нашего разрыва... – не решаясь продолжить, Маша прервала речь, якобы для того, чтобы отпить глоток кофе.

Её собеседник немедленно воспользовался возникшей паузой.

- ...то есть, в момент, когда ты предала нашу любовь и вышла замуж за какого-то состоятельного дипломата, - спонтанно уточнил он и сам удивился своей патетике. За тридцать пять лет эти угли всё ещё не остыли?! И он тут же смущённо добавил: - Ну, хорошо, продолжай!

- Да, - вздохнула она, - предала. Ты прав. Так вот, в тот самый момент я была... я была беременна.

На её последнем слове Иосиф поперхнулся и, прикрывая рот салфеткой, стал откашливаться. Потом достал из своей сумки розу и положил её перед Машей.

- Как в молодости?! - она подняла на него восхищённые глаза. – Я помню, ты никогда не приходил на свидание без розы. Но где в Ленинграде можно в декабре достать такие цветы?

- В Ботаническом саду Академии наук.

- А помнишь, как мы познакомились? Ты сразу поразил меня своими паранормальными способностями.

- Я ничего не забыл.

Их общение вдруг стало многословным. Они торопливо говорили о чём-то второстепенном, не решаясь вернуться к теме её неожиданного сообщения. Это напоминало охотничьих птиц, которые кружат над намеченной целью, прежде чем решительно атаковать её.

- Ты перечислил все мои родинки на левом плече под одеждой, - вспомнила она. - И сейчас можешь?

- Могу.

- После замужества я часто ловила себя на мысли, что ты незримо находишься рядом и всё видишь.

- Нет. Я старался вычеркнуть тебя из памяти. Только раз, года через три, моя душа не сдержалась, бросилась к тебе ночью, во сне. Но то, что я увидел... После этого я больше никогда не пытался.

- Подожди, - смутилась она, - года через три? Где же я тогда находилась?

- В гостиничном номере с каким-то мужчиной. И не просто находилась... Тогда-то я понял, что такие женщины, как ты, хороши для развлечений, но никак не для брака.

- Я объясню, - торопливо пробормотала она, заливаясь краской, в то время как он должен был холодно сказать, что ему всё это безразлично, но не сказал.

- Ты можешь не верить, - продолжала она, - но, выйдя замуж, я не находила себе места, хотя у меня всё было. Квартира, машина, дача, наряды. А этот мужчина, коллега моего мужа, казалось, мог избавить меня от тоски. Он был одержим идеей русского национального варианта Камы Сутры и говорил о ней, чуть ли не как о теории социального переустройства. Сначала он делал карандашный набросок новой позы и давал ей звучное русское название, вроде «Марфа Посадница», или «Княжна Тараканова». Затем мы её уточняли на практике. В этот момент, видимо, ты и смотрел на нас.

- Меня не очень-то интересуют подробности, - холодно заметил Иосиф.

- Я знаю. Хочу только сказать, что вскоре мы перестали встречаться. Я пыталась говорить с ним об экстрасенсах, подобных тебе. Но его это не интересовало. Ничего, кроме Камы Сутры.

- Ну и что?

- В своём следующем романе я преуспела больше. Моим новым партнёром стал психиатр с учёной степенью. Он не на шутку влюбился и предлагал мне руку и сердце. Наша связь продолжалась дольше, потому что он не избегал интересующей меня темы.

- В самом деле? - оживился Иосиф. – И что ты от него узнала?

- Он уверял, что тело человека окружено лептонной информационной оболочкой - материалистическим аналогом души. И она может удаляться на большое расстояние, сохраняя с телом связь.

- При каких условиях?

- В состоянии шока, и даже просто во сне. Он считал, что человека можно тренировать на очень удаленные отлучки его информационной оболочки с целью сбора ею ценной информации.

- Странно, - удивился Иосиф, - ничего подобного я не встречал в публикациях. – А как его звали?

- Евгений Иванович Бехтерин. Мы познакомились на дипломатическом рауте. Подозреваю, он сотрудничал с МИД как представитель спецслужб. Потом мы перестали встречаться, и вскоре он умер. Как и почему, никто не знал.

- Такие люди, обычно, не болтают лишнего. С чего это он так с тобой откровенничал?

- Не знаю. Он был влюблён и не мог не заметить, что эта тема мне очень интересна.

- История твоих любовных похождений могла бы увлечь какого-нибудь беллетриста, – в словах Иосифа звучала недосказанность в том смысле, что ему-то всё это глубоко безразлично.

- Извини, - понимающе отозвалась Маша. – Но здесь есть момент, прямо связанный с тобой. Общение с Бехтериным привело меня к решению вернуться к тебе.

- Неужели?!

- Ты можешь иронизировать сколько угодно, - не смутилась она, - но к концу четвёртого года замужества я поняла, что ни с мужем, ни с любовниками у меня никогда не будет того, что было с тобой.

- Свежо предание, - буркнул Иосиф. – А Бехтерин-то здесь причём?

- Он говорил, что я представляю собой прекрасный психотип русской женщины, которой дано всю жизнь любить только одного человека. И он был бы счастлив стать им. Но это было невозможно, потому что такой человек у меня уже был. И я ежедневно видела его в глазах своего сына.

Разговор вдруг вышел к своей завуалированной цели. И Иосиф не преминул воспользоваться этим.

- Моего сына?

- Да, - подтвердила Маша. - У него были твои глаза. И тогда я с ним поехала на твою квартиру. Ты однажды приводил меня туда. Других возможностей связаться с тобой у меня не было.

- К тому времени я уже уехал из Москвы, - сухо сообщил Иосиф.

- Да. Там жили люди, с которыми ты обменял жильё. Они дали мне твой ленинградский телефон, и я им воспользовалась. Ответила твоя жена. Она порекомендовала мне перезвонить позже.

- И ты больше не звонила?

- Я не считала себя вправе ещё раз разрушить твоё счастье. И тогда я сосредоточилась на сыне. Он стал для меня и смыслом и оправданием всей моей жизни.

Наступила длительная пауза. Маша занялась рыбой, которая оставалась почти не тронутой. А Иосиф стал пить своё вино небольшими глоточками, не сводя с неё глаз.

- Извини, - улыбнулась она, - мы говорим только обо мне. А как сложилась твоя жизнь?

- Тебе это интересно? – он снова попытался вернуться к исходному, холодному и ироничному тону.

- Это не то слово, - спокойно объяснила Маша. – Перед тем как позвонить тебе, чтобы договориться о настоящей встрече, я испытывала почти мистический страх.

- Почему?

- Боялась, что тебя уже нет. После смерти Бехтерина ...

- Так ты всё-таки была к нему неравнодушна?

- Нет. Я объяснила ему, что ценю его дружбу, но полюбить не смогу, потому что люблю другого. И он произнёс фразу, которую я хорошо запомнила: "Из этой пропасти мне уже не выбраться!".

- Это имеет какое-то отношение ко мне?

- Прямое, - подтвердила Маша. - Ты когда-то восхищался моей красотой. И не ты один. Я вызывала у мужчин энтузиазм. Говорят, что красота спасёт мир. Но в моём случае она убивала.

- Ты приняла смерть Бехтерина на свой счёт?

- Да. И после его смерти сразу же подумала о тебе. Ты, к счастью, был жив. Но как сложилась твоя судьба? У тебя есть семья?

Иосиф отрицательно покачал головой.

- Если я начну рассказывать о своей жизни, получится с небольшими вариациями почти то же, что и у тебя. И причины те же. Я три раза был женат. Но браки быстро распадались.

- А чего ты достиг в работе? У тебя же был такой уникальный дар познания.

Иосиф смотрел невидящим взглядом куда-то в глубину зала.

- У тебя был дар редкостной красоты, - прервал он недолгую паузу, – и он мог бы нести людям счастье. А мне достался уникальный дар познания, который сулил важные открытия. Но мы не реализовали свои возможности. Как ты думаешь, кто в этом виноват? Мы сами, или эпоха была такая удушливая?

- Последние годы я обратилась к Библии, - она взяла свой бокал вина. - Там есть ответ на твой вопрос.

- Я знаю. Пророк Иезекииль, эпоха Вавилонского плена: Человек лично ответственен за свои дела.

- Да! – обрадовалась Маша. – По-моему, это наиболее яркое место в Библии, а, может, и во всей человеческой культуре. Ответственен сам, а не обстоятельства, учителя, власти, или эпоха.

- Ну и пусть, - улыбнулся Иосиф. - Зато теперь я знаю, что у меня есть сын. Как его зовут?

- Его звали Иосиф. Я не без труда настояла на этом имени.

- Почему звали?!

Иосиф, во власти тяжелого предчувствия, не сводил с неё глаз. Эта женщина была для него Богом и Сатаной. Когда-то она вознесла его на самую вершину человеческого счастья, чтобы потом за ненадобностью швырнуть наземь, как недокуренную сигарету. А сейчас она осветила его тоскливую жизнь радостным лучом надежды. У него есть сын! Как приятно даже просто думать об этом.

- Он умер в прошлом году от передозировки наркотиков, - пробормотала Маша. – И тогда я поверила в Бога. И в неотвратимость наказания за предательство по отношению к тебе и к нашей любви.

Она сидела напротив, не решаясь поднять глаз, беспомощная и жалкая, готовая разрыдаться. Господи, какие у него могут быть претензии к ней, уже стоящей одной ногой в могиле.

- Он был красивый? – неожиданно спросил Иосиф.

- Очень! – её лицо сразу просветлело. – Вокруг него был почти зримый ореол очарования.

- А кому-нибудь ещё известно, кто отец твоего сына?

- Пока нет. Я и сама узнала об этом только через три недели после свадьбы, когда у меня вдруг обнаружилась полуторамесячная беременность.

Они снова молчали. Она испытывала необходимость что-то суетливо делать, чтобы удержаться от провала в гибельную пучину воспоминаний. Его же, напротив, пучина эта властно влекла к себе.

- Наркотики? Как же такое могло случиться? В такой благополучной среде?

- Материальный достаток это ещё не благополучие, - возразила Маша. – Мой муж дослужился до зам. зав. отделом МИДа. Достаток был. Но эта среда уже начинала разлагаться. И я, чувствуя опасность, решила женить сына.

- Так он был женат?

- Был. Но всё пошло не так, как хотелось. Начать с его избранницы. Это была Фаина, дочь Гольдина.

- Кинорежиссёра?

- Да. Слава отца открывала ей доступ в элитные круги. Но еврейка. Свекровь и муж возражали.

- А ты?

- Я понимала, что сын этим губит свою карьеру. В конечном счёте сыграли свадьбу. Но этот брак не стал счастливым. Каждый из них был единственным ребёнком в семье, самовлюблённым центром вселенной. Они развелись уже через полтора года. А потом у сына началась какая-то беспорядочная жизнь. В этот период он, видимо, и подсел на иглу.

Лицо Иосифа было обращено к Маше, но рассеянный взгляд бесцельно скользил где-то в глубине зала. Она приехала, чтобы вытряхнуть на него объёмистый мешок своих несчастий? Нет, он не злорадствовал. Но, в конце концов, она уже давным-давно ушла из его жизни.

- Извини, Иосиф, ещё минутку, - чутко отреагировала она. - Сейчас закончу. Я уже у самой цели.

- У какой цели? – удивился он.

- А ты не догадываешься? - Маша мерила его испытующим взглядом. - У тебя есть внук. Мишка. Ему уже десять лет. Очень способный мальчик.

Цель наконец была достигнута. Теперь она уже не смотрела на Иосифа. Значимость её слов не нуждалась в подкреплении взглядом.

- Меня скоро не будет. Но во внуке мы должны вернуться друг к другу, – в её голосе чувствовалась убеждённость. – Иначе цепь несчастий распространится и на него. Нельзя растоптать чью-то судьбу и рассчитывать на счастливое будущее для себя и своих потомков. Но Мишку ты можешь спасти.

В этот же вечер Иосиф проводил Машу на московский поезд.

 

Прошло пять месяцев, и двадцать седьмого мая Иосифу позвонила из Москвы Фаина, бывшая невестка Маши. Она сообщила, что прошлой ночью Маша скончалась. Хоронить её будут тридцатого около двух часов на Ваганьковском кладбище. Фаина назвала номера кладбищенского квартала и могилы и добавила, что звонит по просьбе покойной, которая хотела, чтобы Иосиф присутствовал на похоронах.

Он приехал на кладбище чуть пораньше. Вскоре подъехал траурный кортеж. Гроб с телом Маши установили возле свежевырытой могилы. Похоронная церемония началась речами сослуживцев и родственников. Потом для последнего прощания к гробу подходили её близкие, включая и молодую женщину, держащую за руку десятилетнего мальчика. Иосиф был последним. И когда он клал розу на грудь покойной, малыш не сводил с него возбуждённых глаз. Иосиф направился к нему, стоявшему с матерью несколько в стороне.

- Вы Иосиф Яковлевич? – робко спросил мальчик.

- А как ты догадался?

- Бабушка сказала, кто придёт к ней с одной единственной розой, тот и есть мой дедушка.

- И ты меня опознал только по этой розе? Ничего больше обо мне она не сообщила?

- Ничего. Она сказала, этого вполне достаточно.

- Значит, ты Мишка? Тогда давай знакомиться, - Иосиф протянул ему руку.

- А меня зовут Фаина, - почти шёпотом подключилась к их разговору мама мальчика. – Незадолго до смерти свекровь мне о вас рассказала. Так что, Иосиф Яковлевич, добро пожаловать к родному внуку в гости, сегодня к шести вечера. Здесь мой адрес, - она протянула ему записку. – Вы придёте?

- Обязательно. Очень вам благодарен.

На этом их разговор закончился. А между тем, кладбищенские рабочие опустили гроб в могилу, и вскоре над ней вырос земляной холмик. На него положили венки и траурные ленты. Потом все, кто провожал Машу в последний путь, сели в ожидавший их автобус.

А Иосиф остался. Его не покидало ощущение, что Машина душа тоже осталась. Потому что в её жизни он был главным человеком, как и она в его. Он должен был сказать ей что-то очень важное. Другого случая уже не будет.

- Спасибо за внука, моя хорошая. Я всю жизнь любил только тебя и буду любить до конца дней своих, - у него, стоика, закалённого долгой, непростой жизнью, покатились по щекам слёзы.

Потом Иосиф повернулся и зашагал к кладбищенским воротам. И, вспомнив о предстоящей встрече с внуком, он улыбнулся. Теперь его жизнь снова была полна смысла.