Кто бы спорил… конечно, Новый Год – самый любимый праздник. Почему? Да шут его знает! Многое сошлось: полное отсутствие политических мотивов (редкое явление для красных дат!), сказочная возможность начать всё сначала… и – неискоренимая людская вера в чудеса. Да, былое – быльём, а впереди - новый, большой отрезок жизни… есть возможность покуролесить с «чистого листа». И, понятно, генная память: все знают, что учредил торжество Пётр Первый, но мало кому ведомо, что поначалу ему, кесарю, пришлось буквально заставлять неразумных подданных гулять и веселиться. Ну, тут уж – никуда не денешься, приказ официальный, с инструкцией: « Поелико в России считают Новый год по-разному, с сего числа перестать дурить головы людям и считать Новый год повсеместно с первого генваря. А в знак доброго начинания и веселия, поздравлять друг друга с Новым годом, желая в делах благополучия и в семье благоденствия. В честь Нового года учинять украшение из елей, детей забавлять, на санках катать с гор. По знатным и проезжим улицам у ворот и домов учинить некоторое украшение из древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, чинить стрельбу из небольших пушек и ружей, пускать ракеты, сколько у кого случится, и зажигать огни. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять - на то других дней хватает». Конечно, некоторые сомнения вызывала последняя фраза… что значит – хватает? Кому хватает? Так, одной ложкой дёгтя, можно любое хорошее дело испортить… ладно, пошутил батюшка, видать. А тот Новый Год, что праздновали раньше - мы тоже что-нибудь придумаем… к примеру: первое сентября - День Школьника! И всё же, по-настоящему народным праздником, Новый Год стал не в петровские времена, и даже не в правление Екатерины. Хотя она очень старалась. Историки рассказывают легенду о диковинном блюде, которое придворный повар-француз изготовил для императрицы. Весьма замысловатое угощение обходилось недешево и требовало незаурядного мастерства. Рецепт кушанья был таков: в мясистые оливки вкладывались вместо косточек кусочки анчоусов, оливки являлись начинкой для выпотрошенного жаворонка, которого следовало вложить в жирную куропатку, а ту - в фазана. Последней оболочкой служил поросенок. Сначала секрет «царского» новогоднего угощения держался строго, но потом его выведал очередной фаворит. После этого блюдо стали готовить под новый год все, кому не лень, и кому было из чего. И всё равно – чего-то не хватало. Это «что-то» раздобыли аж в 1813 году, когда, войдя в Реймс, русские войска, на правах победителей, опустошили винные погреба знаменитого дома «Мадам Клико». Однако, госпожа-хозяйка даже не пыталась остановить грабеж, мудро решив, что убытки покроются... Проницательная мадам как в воду глядела: уже через пару лет предприимчивая вдова получала из Российской империи больше заказов, чем у себя на родине. Прошу заметить: ни о Санта Клаусе, ни о его русифицированном собрате, речь ещё не заводилась. Время бежало дальше. По традиции, Сочельник и Рождество, петербуржцы встречали дома, в кругу семьи. А вот в новогоднюю ночь заказывали столики в ресторанах, коих в то время в Северной Столице было великое множество - на любой вкус и кошелек. Были ресторации аристократические: "Кюба" на Большой Морской улице, или "Медведь" на Большой Конюшенной. Более демократичный «Донон» собирал за своими столиками художников, ученых, писателей и выпускников Училища правоведения. Традиционным напитком здесь была жженка, а достопримечательностью - "Альбом обедающих", в который заносились шутки, карикатуры, протоколы собраний и экспромты. Литературная молодежь обычным ресторанам предпочитала артистические кабаре. Самым колоритным из них была «Бродячая собака» на Михайловской площади. Ежегодно «Петербургская газета» информировала своих читателей о том, сколько тысяч поросят, индеек, гусей, уток и кур было и съедено в Петербурге в новогодние и рождественские дни. К примеру, под зимние праздники 1912 года было продано 250 тысяч поросят, 75 тысяч индеек, 110 тысяч гусей, 260 тысяч кур и уток. Итак, имидж праздника постепенно формировался. Последний штрих был нанесён в Эру Великих Реформ, когда новые императоры сначала отменили народные гуляния, а потом, в середине 30-х годов прошлого века, вернули их на место. Указом, понятно… Секретариат ВЦСПС вынес решение: «Поскольку празднование Нового года стало и есть всенародный праздник и празднуется трудящимися, этот праздник нужно узаконить». Цитата. Четыре «праздника» в одном предложении. На этот раз, наконец, всё было сделано правильно, и торжество возглавил добрый волшебник Дед Мороз, в помощь которому была выделена якобы его внучка Снегурочка. Кумовство, конечно… *** Денис Дмитриевич, для старых друзей и близких родственников – ДэДэ, или попросту «Дед», вернулся домой из магазина. Кличку он заработал давно, в те времена, когда и папой-то становиться не собирался. Просто, поступив на первый курс «Кулька» - Культпросветучилища – он оказался единственным, прошедшим армию. Дедом, стало быть. Плюс – метр девяносто, даже не принимая стойку смирно… и небольшая «ленинская» бородёнка, заведённая на спор под четвёртую бутылку «Агдама». Но это бы – ладно. Дело в том, что у будущего директора сельского клуба Дениса Дмитриевича, была обычная, совсем даже не редкая фамилия, шибко распространённая, как в России, так и на берегах родного Днепра – Мороз. Да этих Морозов, в каждом селе – полно! Не Петренко, конечно, но и до Красной Книги, как «Черноморцу» - до «Барселоны». Зато, когда приходила нужда расписаться в какой-нибудь ответственной бумаге, эффект получался сказочный - меж двух «дэ» он вписывал лихую завитушку, где-то так: Д-е-Д. Мороз. И росчерк – на полстраницы. Казалось бы, имея такой уникальный автограф, в сочетании с располагающей к веселью профессией… так – нет! За все свои шестьдесят четыре года, Митрич только дважды был в роли Хозяина Зимы, и то – по несчастию. Впервые - где-то в конце семидесятых, когда к Лёньке, штатному Деду их клуба, приехали двое городских друзей. Приехали нормально, двадцать пятого декабря, но к детской Новогодней Ёлке, двадцать восьмого, главное действующее лицо было всё ещё не в форме. Оно - лицо, в смысле - больше походило на сильно опохмелённого кота Базилио, чем на доброго старика Санту. Пришлось отыграть самому, хотя дети совершенно справедливо смеялись, а некоторые – дразнились. Второй раз лучше вообще не вспоминать… Дело в том, что завклубом заикался. В нормальных ситуациях – не сильно, но стоило хоть чуть-чуть, хоть немного разволноваться… представляете?! Как возглавляющему Очаг Культуры, это практически не мешало, но сказочный волшебник с дефектом речи… Сейчас, конечно, смешно. Денис Дмитриевич, улыбаясь, загружал холодильник праздничными деликатесами. Расстраивало то, что он напрочь забыл о пирожных… жаль, сладкое он любил. Горожанином ДД стал недавно, пять лет назад, когда старшая дочь с мужем уехала в Штаты. Вообще, нажили они с Галиной – Царство ей Небесное! - троих дочерей. Все умницы, все замужем... Только вот пошли сёстры по стопам матери – шесть внучек, и ни одного внука! Правда, Тонька, младшенькая, всё ещё грозится пацана родить… если муж, конечно, пошевелится… Дед закрыл холодильник и посмотрел на часы. Пирожные, блин. Ну, не идти же опять… Всё было хорошо. Новый Год ещё далеко, только начало четвёртого. До приезда Катерины – пару часов. Средняя дочь с мужем собирались гулять где-то в компании, и на любимого дедушку возлагалась ответственная миссия: встретить праздник с шестилетней Лизой, по сравнению с которой девочка из «Операции «Ы», доведшая Шурика до судорог, была тишайшим ребёнком. Продержаться следовало немало, почти сутки… где-то в обед, первого числа, возможность амнистии становилась реальной. Опыт бэби-ситтера ДД имел. Лизочка уже оставалась присматривать за дедушкой в конце августа, когда родители уезжали на какой-то корпоратив. И ничего страшного: костёр на лоджии Митрич потушил легко, почти сразу, а котёнок, без которого леди наотрез отказывалась уходить с прогулки – прижился, и стал всеобщим любимцем Шреком. Старую подушку, разрисованную акварельными красками в стиле Кандинского, давно было пора выбросить, а волнистый попугайчик Урка, охреневший, поначалу, от появления на его территории плохо воспитанного гадёныша с повадками рыси, научился членораздельно произносить: «Ур-р-рою!». На этот раз всё должно было быть ещё веселее. Дело в том, что до того, как Екатерина объявила отцу, что на Новый Год у него будет дама, он пригласил в гости приятеля по дворовому преферансу и доминошным битвам – Шурку Саныча. С женой. А у них, как выяснилось, тоже есть дети, которые знают, куда деть на праздники пятилетнего внука и семилетнюю внучку… - Да-а… - сказал Александр, узнав о том, что компания растёт, - ну – что? Двадцать первое декабря пережили, может, и здесь, даст Бог, обойдёмся малыми жертвами! Но сказал это неуверенно. *** На самом деле, Денис Дмитриевич внучек очень любил, а Лизочку, младшенькую, больше всех. И детская кутерьма его не то что не пугала, а даже радовала. Поэтому, когда около шести позвонила Катька, и сказала, что планы меняются, у него вытянулось лицо. - Понимаешь, пап… к Шульгиным, куда мы идём, неожиданно приезжают ещё друзья – ну, ты не знаешь! – и они будут со своими двойняшками, Ленкой и Леркой… тоже шести лет… на полгода старше. Лизок с ними знакома, если её не взять – теракты обеспечены до следующего Рождества, минимум! Причём такие, что специалистам из «Аль-Каиды» ещё работать и работать… - Т-т-ак – как же… я тут всё приг-г-отовил… - Ну и чудно! Мы ж к тебе всё равно приедем… часиков в пять, в смысле – первого, вечером… да, папуль? Не обижаешься? - Нет. Смотрите, чтоб ам-м-азонки с вас, сонных, скальпы не пос-с-нимали… под ут-ро… Ещё в начале разговора, он автоматически взял сигарету и вышел на лоджию. Открыл окно и увидел, что пошёл снег. Жиденький такой, мелкий, но и то – дело! Если продержится хотя бы полчаса, унылый город, закатанный в черноту асфальта, посветлеет. Да и вообще – что за Новый Год без белых мух… Опять запиликал мобильник. - Слышь, Митрич… ты это… - Шурка говорил приглушённо, свистящим шёпотом, - ты ж … в порядке, да? Скупился? - Ну. А свистишь – ч-ч-чего? – кроме голоса, в трубке ясно слышался шум спущенного унитаза. - Так я из ванной говорю, а то Райка – она, знаешь… так я – шо? Ты ж две взял? - Две. И к-к-коньяк.И шампанское. - Во… так ты одну – спрячь, на кухне там… где-нибудь. От греха… Щупленький Сан Саныч, майор в отставке, не боялся в этой жизни ничего и никого, кроме своей жены. По правде говоря, её побаивалась вся доминошно-пенсионерская рать двора… и уважала, однако. Ибо ушла Раиса Юрьевна со службы цельным полковником, а постоялицы женской ИТК, в тот день - все, как одна, изъявили желание сходить в церковь… кто исповедаться, кто свечку поставить. Нет, по большому счёту, баба она была правильная и справедливая, но гоняла полковничиха своего адъютанта за выпивку сурово. Целенаправленно и нещадно. - Я ж и говорю… мою заначку она уже нашла и изъяла… одну. Ту, что на завтра, в парадном кителе – нет. Пока. А если увидит на столе больше одной пляшки – пиши пропало… да иду уже, иду!!! – унитаз взревел повторно. – Да, Митрич! Твоей Лизке, похоже, не повезло… мы сами будем, без внучат. Что-то у них перекроилось там, переиначилось… звонили тока-шо… вот, салаты докрошит, и собираться будем. Телефон замолк. Бравый майор ринулся на кухню, к благоверной. Руководить. Снег, похоже, усилился. Дед закрыл окно и вернулся в комнату. Ну, значит, втроем встречать будем, по-стариковски. Тихо-мирно… сначала Путин чо-нибудь скажет… хорошее. Куранты, салют, Лещенко с Киркоровым… а там, глядишь, и наш подтянется. Новый Год, в смысле. Он начал устанавливать стол. Стол-книжка – знаете? - это целое дело! Сначала тумбу надо вытащить из угла на свет божий, потом по очереди взмахнуть прижатыми крыльями-столешницами, выхватив из загадочных недр упорную рамку… и – всё! Осталось только подложить под ножки два томика Пушкина, чтоб конструкция была геометрически выверена. К встрече Российских Курантов, которые, как всегда, лезут «поперед батьки в пекло» - аж на два часа! – комната дышала праздником. Телевизор включён на ОРТ, сыр – колбаса – хлеб, и снова колбаса - нарезаны, бокалы сгруппированы вокруг спиртного. Салаты, а главное - пюре с курицей, должны принести товарищи офицеры… во, обращение было!!! Что мужик, что леди – товарищ и товарищ! Не ошибёшься… С минуты на минуту позвонят в дверь. Запиликал телефон. - Димка! Дед… алло, ты слышишь… - майор был трезв и деловит. - Вы ч-что – совсем?! Я д-думал, уже в п-подъезде… - Авария, Митрич. У Райки приступ… сердце. Да нет, не шуми… всё уже ничего, скорая уехала. Но мы, сам понимаешь, не придем. Лежать сказали… Так что – давай там, празднуй… и за меня полтишок накати… - До-он! ДО-ОН! – огромные часы на весь экран. Стрелки совместились. *** - Вот такие дела, к-котяра… - сказал он трущемуся о ноги Шрэку, налил и выпил коричневого пойла из фигурной бутылки, с наглой этикеткой «Коньяк». Никогда, ещё ни разу, за свои почти шестьдесят пять лет, он не встречал Новый Год сам. Один. Он вообще, по жизни, был очень компанейским парнем, всегда среди людей и в гуще событий. Большая семья, клуб, сельская жизнь, когда знаешь всех и каждого, и тебя знают – как облупленного… Галька, опять же, тишину в хате не любила. Их двор постоянно был открыт для соседей, особенно – детворы. А уж праздники… Да и перебравшись в город, когда жены не было уже больше года, ДД относительно быстро завёл новые знакомства. Дворовая Рада пенсионеров с удовольствием приняла добродушного весёлого дядьку, не дурака выпить и с массой анекдотов, звучащих ещё смешнее от лёгкого заикания. Дочки не забывали, внучки любили… нет, брошенным он себя совершенно не чувствовал! И вот – пожалуйста. Один за столом, по телевизору орёт и скачет какое-то раскрашенное чучело, совершенно неопределённого возраста, пола и принадлежности к биологическому виду… Вариантов было несколько. Позвонить Антонине. Младшенькая родила одиннадцать месяцев назад, вряд ли соберутся куда-то. Да и зятёк, Вовка, был из домоседов… а живут рядом, недалеко, пешком - минут тридцать… ну, сорок. Для городских, понятно – конец мира, для него – пару пустяков. И время есть, до двенадцати ещё около часа. Трубку долго не брали. А когда подняли, стало понятно, почему – веселье шло полным ходом, темп набран. - Аллё… аллё… ты, пап?! С наступающим! А я думала уже после двенадцати звонить… да прикрутите музыку, блин! Не слышно же… алло! Вы как там? Ты ж говорил, тоже полроты соберёшь… - то ли приглушили музыку, то ли дочь вышла на кухню, но слышно стало лучше. - Да вот, доця… не получилось. Лизку заб-б-брали, а потом… - для чего-то он рассказал ситуацию, хотя прекрасно понимал, что зря. - Ну-у…- пауза затягивалась, Тоня искала выход из неловкого положения. Нашла. - Так давай к нам, пап! Тут, правда, банда пьяных студентов брэйк танцуют, рэп горланят и безобразия нарушают… но скоро угомонятся, часам к трём… не вечные же… - Ой-ой! Можно подумать, т-ты не горланишь… л-ладно, а Каринка – шо? Вы дитё там не з-з-затопчите? - Каринка спит в нашей спальне… причём вместе с папой… представляешь, Вовка, этот супермен, проиграл пари, и выпил залпом целый бокал водки! Грамм двести… - Пф-ф… тоже мне… - Тебе-то - понятно… а гениальному программисту, не пьющему даже пиво… так что, придёшь? - Д-д-да ну вас, охальников… соп-п-пьюсь ещё с вами… - Ладно, папуль, не скучай… телик смотри! С наступающим! Чмоки – чмоки. Так. До курантов сорок минут… меньше. Коту надоело гонять неуловимого попугая, выучившего целую фразу: «Шрэк, урою!». Теперь он царапался в балконную дверь, желая выйти на лоджию. Митрич открыл. Вот это – да! Мелкий снежок, которому он пожелал полчаса жизни, превратился в настоящий снегопад… крупный, пушистый, безветренный. Город напялил белую рубаху и был готов к праздничному действу. По сути, он смирился. Ещё три звонка были нанесены, скорее, для очистки совести – в двух местах приятели сами находились в гостях, а третий номер тупо не отвечал. *** Первый раз в жизни ДД встретил праздник сидя. Нет, поначалу он всё сделал, как полагается: с первым ударом часов налил коньяк (шампанское открывать не стал), с пятым – нацепил на вилку сэндвич из колбасы, сыра и маринованного грибочка, с девятым встал перед огромным, на весь экран, циферблатом… и сел. Сел. Кричать: «Ура, с Новым Годом!» в пустую квартиру… не с руки, как-то… Даже чокнуться было не с кем! Тут, правда, он додумался: быстро перещёлкнув пару каналов, нашёл подходящего типа, с бокалом в руке произносившего здравницу, и лихо звякнул рюмкой по фужеру виртуального собутыльника. Дело пошло. Наливая, закусывая, и переключая программы, он довольно плотно поел и выпил грамм этак триста с известными актерами, культовыми ведущими и популярными певцами. Стратил Дед только один раз, минут через двадцать, когда чуть замешкался, и, бормоча: « Ну, Ёся – д-д-давай!», попал не по бокалу Кобзона, а в лоб Лолите, так как сюжет в эту секунду изменился. Пить с ней он не собирался категорически, и тост пришлось пропустить. На седьмой стопке развлечение надоело. Почему-то никто не звонил. Обычно, до часу ночи, телефон гремел, не умолкая – дочки, зятья, старые и новые приятели – все пытались побыстрее отзвониться, отметиться, потому что дальше – неизвестно как пойдёт… А тут…он даже проверил трубку – да нет, заряжена. Обязательно звонили «американцы». И всенепременно – пару звонков из села, от бывших соседей. Нет. За балконом громыхало. Город светился миллионом огней и ревел тысячью залпов. Митрич выключил телевизор, закурил и сел в кресло. Когда-то он смотрел передачу, в которой рассказывали, что такое «Глаз Тайфуна». Ураган. Вокруг всё летает, падает, ломается. Воет и стонет. Природа стала на дыбы, жизнь бьёт ключом. А внутри, посередине, на небольшом пятачке – тишь да гладь, порядок, ни ветерка. Вот, значит, куда его занесло. Сидит себе по центру тайфунового глаза, сигаретку, понимаете ли, курит. Нет, так не пойдёт. Он решительно встал, открыл шкаф, и долго там копался. Наконец оделся и вышел на улицу. *** Оказывается, из былых запасов сохранились только борода и шапка. Старая, светло-жёлтая дублёнка, под шубу волшебника ещё как-то сойти могла, но чёрные ботинки вместо валенок…да-а, халтура. Цельной идеи не было. Просто – в люди, в народ. Снегу намело, елка, что на бульваре, горит и манит публику… Возле пятиметровой красавицы, горящей разноцветными огнями, хороводили аж четверо Дедов – трое самостоятельно, один на пару с весёлой Снегуркой, пожилой и не очень красивой. Песни, конечно, пели, но в основном предлагали сфотографироваться с ними на память, по установленной таксе. - Слышь, Санта! – сказал один из них, как только ДД пробрался к подножию ёлки, - ты б валил отсюда, видишь – люди работают, мест нет… перепроизводство Дедов нынче… - Так я не… - но тут из веселящейся толпы, смеясь и размахивая бенгальскими огнями, выскочили три барышни, и, ухватив Митрича под руки, стали позировать перед объективом. Щёлк! – мощная вспышка… - Понял, Дед? – сзади ему под рёбра уткнулся посох одного из местных Сант. - Давай, не порть праздник… Настроение упало. Он выбрался из массы танцующих, пьющих и поющих людей, и двинулся домой – короткой дорогой, срезая путь. Народу становилось всё меньше, а когда вышел к своей, последней на жилмассиве девятиэтажке, подивился – двор был пуст. Ну, и ладно – начало третьего, поди… спать пора. - Эй, Морозко! Мороз Иванович! Ты – настоящий? Яви чудо… огоньку не найдётся? Надо же! На скамейке, возле его подъезда, скрючившись и кутаясь в богато расшитую шубу, сидел ещё один Дед Мороз! Вот уж точно – перепроизводство… Сидел он на расчищенной от снега лавке, подложив под зад практически пустой подарочный мешок. В руках вертел не зажжённую сигарету. Денис Дмитриевич протянул зажигалку. - Садись, коллега… - волшебник прикурил и подал руку, - Коля… Николай. Чего один-то гуляешь? - Денис… э-э-э…Мороз. Так и ты, г-г-гляжу – без свиты. - Эт правда. Сани сломались, Снегурка сбежала… будешь? – он протянул красивую фигурную бутылку. – Давай, не боись… на дубовой коре, сам настаивал. Снегопад закончился. Январское небо, украшенное миллиардом праздничных гирлянд, включило звёзды. Два чародея, попивая качественный первач, сидели в центре Вселенной. - Да вот, как-то так… - закончил свой рассказ Митрич. – А ещё говорят, что к-к-ак встретишь, так весь год и п-п-ойдёт… - Глупости. На то мы и кудесники… хочешь – во, щас поколдую чуток… где твой мобильник? - Телефон… - Дед зашарил по карманам, - тю, надо же… д-д-ома оставил…слышь, Колян! - ему пришла в голову отличная мысль, - а пошли ко мне, там грибочки есть, и Шрэк, зараза, от скуки мается… - Не. Не могу – я уже такси вызвал. Снегурка-то моя на последнем адресе осталась, любовь там полыхнула… - он сделал глоток и закашлялся, - с первого взгляда, понимаешь… да Бог с ней, её из театрального ещё в том году вытурили… А ты – иди, всё будет пучком… зажигалку только оставь… *** Не успел раздеться, как заверещали оба телефона – одновременно. Спотыкаясь о путающегося по ногами котяру, он бросился к стационарному. - Папуль! Ура! С Новым Годом! – голос с другой стороны земного шара был слышен, как из соседней комнаты. – Ты где гуляешь? Второй раз набираем! Привет из Америки, сейчас внучку услышишь… Поговорить толком не дали, мобильник орал не переставая. Ого! Пропущенных… - Ты чо, Митрич? В загул ахнул?! – бравый Шурка что-то жевал, явно закусывая. – Мы щас-с будем… та – конечно… ты шо, мою Райку не знаешь? В час уже дала мне по шапке за вызов "скорой"… слышь, Дед – уймись! Если не перепробуем все её блюды… блюда… И тут позвонили в дверь. На пороге стоял Вовка - начинающий пьяница, он же гениальный программист и любящий муж его младшей дочери. В руках держал что-то большое, плоское, завёрнутое в целлофан. - Вот… - удивлённо сказал он, пялясь на так и не сбросившего маскарадный наряд тестя. – С Новым Годом… Тонька прислала. Э-э-э… «Наполеон». На сладкое, говорит… Вы ж пирожные купить забыли! *** |