1.Депрессиониссимо Ничего не вдохновляет, иссякает интерес. Каплей в трещине бокала жизнь сползает за обрез, иссыхает. Я цепляюсь, эти строчки не поставишь мне в вину. Под защиту многоточий прячусь… Нужен ли кому нудный умник? Всё уходит: осень – в вечер, лето – в холод; а зимой ночи бденно бесконечны, но не хуже, чем весной сверлят мысли. Бессознателен в природе управляющий инстинкт: бесконечно виды родит или, правильней, родит – для чего же? Сердце в зыбкой аритмии в сцепке с бабочкой-душой: слиплись нервы, крылья, жилы – телу чуется покой…, где ты, милый?.. 2.Темное время зимы Светлел, размазывался сумрак… Безлично вдавливался день, как грязный бок дорожной фуры, на повороте давший крен. Муть монотонной жизни дланью тянулась ленно из окна. Сквозь перекрестья шторной ткани ехидно скалилась луна. Нещадно ветер на балконе терзал жестянки, прочий хлам; и песнопение воронье усугубляло общий гам. Ввинтить бы голову в подушку – абсурд любого сна принять, но мысли-змейки жалят-сушат, трактуя день, как благодать. Ну, встану…, обихожу тело, вжую энергию еды. Везде оставит свет умело свои невнятные следы. Прикинусь бодрым, оттанцую в объятьях выползыша-дня: ведь близок вечер – сброшу сбрую – и заполучит ночь меня. 3.Под уклон В память об отце, и с теплом, в назидание – сыну… В любом старике узнаю отца и себя, поневоле, и жизнь отпускаю свою без видимой страсти и боли. Я жизнь отпускаю – дотечь – дождинками с крыши покатой, - но вместо дождинок картечь ссыпается вниз воровато, цепляясь за почву, за миг, за плоть, за колбасный огрызок… Кто сущность ухода постиг!? – тот станет свободным, как призрак, свободным от воли, забот, от быта, от близких-любимых… Кривится ухмылкою рот – нет призраков непогрешимых. Ведь даже у вечных икон смиренно мучительны лики, и к ним мы спешим на поклон, - томимы стремлением диким, - продлить свой поход по земле, без смысла себя размножая… Я помню отца – на столе – недвижным, улыбка чужая. 4.Истощение строки Я не могу запеть, хоть голос не утерян. Скрипит сухая ветвь. Открыты в душу двери – в мой дом отживших чувств. Там пыль и затхлый мрак, разбитых стекол россыпь, далекий вой собак… Бессмысленны вопросы, когда ты слеп и пуст. Как будто кто чужой в тебя вмещен-впрессован, недвижим – поражен оледененьем крови – металлом в ребра врос. Я быть им не хочу, но как сей груз отторгнуть?.. Рукой тянусь к плечу и – к сердцу – до упора. Всемилостивый Гос- поди, спаси… 5.Послесловие Стихам своим я знаю цену. Мне жаль их, только и всего. Но ощущаю как измену Иных поэзий торжество.Г.Адамович Мои стихи – сироты времени – для избранных спасительный приют, надменное лихое поколение они не остановят, не проймут. И, Слава Богу, семя пустоцвета когда-нибудь не примется землей. Мне радостно, что понимаю это, и горестно за путь короткий свой. Душа саднит: оставить без присмотра сей тонкий мир, что дал себя изречь – я не хочу, он так любовно соткан!.. И все же суждено ему истечь. Стихи мои, напитанные светом, мне жаль вас, как покинутых детей. Я не ловил «счастливые» билеты публичных конъюнктурных лотерей. «Иных поэзий торжество» - не славил и в свитах министерских не сновал. Но не кичусь, что действовал вне правил, и жизнь не ощущаю, как провал. Пусть не добыто светское признанье, но Слово в чутких душах прорастет: ведь рядом Тот, кто управляет нами – хранит, воспламеняя на полет. |