С лица я не похож на мудреца, но со спины - Спиноза я вполне. Судьба меня швыряла, сорванца, к героям пьесы Горького "На дне". Ту пьесу изучал я в средней школе, и Сатина запомнил монолог. С тех пор все чаще думал я: доколе - одним объедки, а другим - пирог? Такая мысль Ульянова вскормила. И Сталина Ильич наполнил ею. И с этой мыслью я стоял, верзила, у мраморной хоругви мавзолея. Так я прожил почти что четверть века в родной коммунистической стране. Хоть и с лица - нисколько не Сенека, но со спины - был Фейербах вполне. Работал, в институты шастал стойко. Читал стихи и девушек любил... Как вдруг заговорил о перестройке сам во плоти Архангел Михаил. Ему тогда поверил, как планктон киту в океаническом болоте. Пусть и с лица ничуть я не Платон, но со спины - почти что Аристотель. Про гласность пело нам политбюро, с улыбкою отеческой на лицах. И это не казалось мне игрой: вернулся Сахаров, издался Солженицын. Открылось на чуть-чуть окно в загранку. Давали по талонам никотин... Затем Борис парламент бил из танков, и теннис стал игрой номер один. Сменился век и президенты-клоны менялись как разбитые ракетки. Не изменилась только суть закона: Одним - пирог, другим - его объедки. Я поливаю времени бегонию, а жизнь бежит, как лебедь на пуантах. Прости меня читатель за иронию, Ведь со спины я даже круче Канта. |