Самая обыкновенная простуда. Никакое не ОРЗ, не ангина и даже не банальный грипп.

А если быть совсем уж честным – примитивное ВХ, воспаление хитрости, то есть.

Подумаешь! На дворе слякоть, хоть и середина января. Зима бастует, а ему, значит – нельзя?! Тем более, что никакого больничного не требуется… позвонил на точку, раздал ЦУ, вперемешку с начальственными пенделями, и – порядок. Благо фирма не такая большая, в штате полтора специалиста – он и оператор… причём есть подозрение, что себя Нинка считает за полновесную единицу.

Конечно, развиваться надо. Есть, есть ещё два места, куда можно пристроить ксерокс, а то и мини-типографию. Бизнес надёжный, хоть и малый… чтоб не сказать мелкий, микроскопический. Ну – ничего, курочка по зёрнышку, а весь двор в этом… как его…

Скучновато, правда.

 

Работы много – новые люди, договора, расходные материалы. Отчётность. Суета будней. Придумать бы что-нибудь этакое… неординарное! Воплотить одну из идей, с которыми дружище Биттнер носится, он же Пашка Биденко, романтик конченый. Вот у кого фантазии… то концерн «Dark side of the moon», то производство супермощных грузовых лифтов на основе левитирующих платформ. Над сверхпроводником. У него всё – «сверх»! И ещё два десятка. Пока, правда, в стадии разработки - время мало, электриком частным подрабатывает. Ну и что? Цой, к примеру, свои нетленки в кочегарке ваял…

 

Сухачев без малейшего удовольствия рассматривал небритую физиономию в зеркальной двери платяного шкафа.

Ладно. Сегодня, если уж не пошёл, то надо хоть отчёты годовые подготовить – в налоговую и пенсионку. Он включил компьютер и пошёл заваривать чай с бергамотом.

В этот момент кто-то и нажал входной звонок.

Ни минуты не сомневаясь в том, что это или бодрые пенсионерки собирают деньги на ремонт чего-нибудь в подъезде, или, ещё хуже: «Вы в Бога верите?» - Вениамин Петрович, бормоча: «Верую, но денег нет…» открыл дверь.

 

- Привет, затворник… я как знал, что ты дома… ну, дай пройти! – Пашка был весел, возбуждён и расхристан. Огромный бежевый шарф, по-бендеровски опутавший хилую воробьяниновскую шею, удавом притягивал взгляд. Если бы «дружище Биттнер» убил кого-нибудь на глазах тысячи свидетелей, то все они, хором, описали б киллера однозначно: «Такой… э-э-э… в кашне светлом!». И всё. Рост, волосы, цвет глаз и одежда напрочь выпадали из памяти - бежевая тряпка сама передвигалась по жизни, принимая решения и свершая поступки.

На самом деле, старинный приятель по студенческим приколам никого не убивал, и был вообще очень добрый и коммуникабельный человек.

 

- Сидишь, значит, горе мыкаешь... – он быстро, по-спартански, вывинтился из кашне, куртки и прилично стоптанных ботинок, прошмыгнул в комнату и развалился на любимом диване хозяина. – Ничего, сейчас я тебя встряхну… такое поведаю… кофе – есть?

Бурча: «Шило у него, понимаешь… какое там шило?! Рапира гвардейская, по самую рукоять…» - Сухачев двинулся на кухню.

 

***

- Есть дело! Шанс, в смысле… такой, что, может, раз в жизни выпадает… - Биденко прихлёбывал из чашки, азартно блестя глазами, - ты, понятно, питекантроп, Фома Неве-рующий - я поэтому и не потащил сразу знакомиться. Прагматику всё разжевать надо, по полочкам расставить… короче – слушай!

- Может, не надо? Я, понимаешь, отчёты собрался…

- Вздор! Твои отчёты – суета сует, болото мирское. Тут, если получится, миллионами пахнет…

- М-м-м… опять? Микрочипы? Беглый перевод с дельфиньего на человеческий? Или рецидивистов ловить с помощью экстрасенсов… на коммерческой основе?

- Молчи, несчастье… э-э-э… преступники, говоришь… ладно, потом… слушай!

Павел замолчал, собираясь с мыслями, чтоб даже такому туповатому реалисту, как Венька, его рассказ был понятен и доходчив.

 

- Значит, так. Иду я неделю назад по городу. Закончил один заказ приличный, настроение очень даже… слышу, кто-то кричит: «Беда! Беда!» Кручу головой – ни пожара, ни аварии… и тут налетает на меня какой-то тип. Подержанный такой, а-ля бомж. Я – в сторону, а он за шарф уцепился и орёт: « Ты что, Биденко, совсем плох?! Своих не узнаёшь?! Точно – Беда, как есть…»

Смотрю – а это Витька! Витёк Перов! Однокашник мой, двадцать лет не виделись, с выпускного. А до восьмого класса, так не разлей вода были… ну, неважно. Пошли мы, понятное дело, в ближайшее заведение… он, правда, сразу предупредил, что на мели. Будто не видно! Но у меня-то в кармане – пара сотен, с халтуры!

Короче, пропуская всякую лирику – кто-там-где, тра-та-та, девочки… а помнишь?!. - рассказывает он мне дивную историю:

- Я, - говорит, - не поверишь! Год назад стал ясновидящим… узкой специализации! – Причём горько так говорит, вздыхая.

- Ну – бывает… - это я ему. – Ты, главное, держись, потому как по триста пятьдесят уже принято и пивом зашлифовано. - А он:

– Да брось, - говорит, - это мне – что слону в зад, из рогатки. Горохом. Ты, Паш, слушай:

 

- Я ж за всё это время так ни разу и не женился, с матушкой живу… ну, ты помнишь, частный сектор! И вот, с год назад, она меня достала: сделай ей розетку… развалилась старая, пластмасса треснула. Я, как раз, похмелиться собрался, ну, думаю, сейчас ублажу мать, и… Отвёртку сунул – тут как долбанёт меня! С табуретки свалился, головой не поправленной – ба-бах! – о ножку дивана. Отключился…

Пришёл в себя – ничего. Установил розетку на место и полез в погреб… там вино наше, из смородины. Только я его дорабатываю: в сто грамм спирта доливаю сорок пять грамм вина… на глазок, понятно… что ты ржёшь? – в аккурат получается, что доктор приписал.

Выпил, а голова, всё же, побаливает. Лёг я, телик включил – там фильм какой-то, про рыцарей всяких, в доспехах, и – заснул.

 

Виктор допил бокал и грустно уставился на приятеля.

- Только не сон это был. Я, Пашка, никогда сны не видел – ни в детстве, ни позже – никогда! А тут проснулся, и всё помню! Попал я вроде как в замок средневековый – мрачный, холодный… факела на стенах потрескивают. Мужики угрюмые за столом трапезничают - только мелковаты все, самый крупный из них, дядька одноглазый, седой – мне по переносицу, не выше. Но это не главное… не видят они меня! Я чуть очухался, стал по всему корпоративу гулять – не видят! И говорят не по нашему… вроде как по-английски, а вроде как и нет… опять ржёшь! - я ж, всё же, в школе что-то учил, «Аббу» слушал… Но запахи, запахи со стола – мама родная! Порося зажаренное, осётр здоровенный… а вина! Кубками литровыми жрут, кубками!

 

Ну, я как сообразил, что невидимый, решил тоже… выпить-закусить. И представляешь? Рука через всё проходит, как сквозь туман, ничего взять не в состоянии. Пробовал прямо с блюда, зубами – так рожа и сквозь тарелку, и сквозь стол прошла… стою раком, морду из столешницы вытягиваю… Хотел перстень с одного клиента снять – спал уже, шнобелем в осетрине - как мы в оливье! - нет, не получается.

Витька горько вздохнул, взлохматил давно не стриженую шевелюру и достал из пашкиного «Винстона» сигарету.

 

- Я понимаю… думаешь – бухает Витёк, белочка прыгает… - он махнул рукой. - Никто не верит, многим рассказывал. Доказать-то нечем! Только дело в том… слушай, братан, давай ещё по соточке… а?

- Э-э-э… а ты – это… не телепортируешь?

- Смейся, смейся… только с тех пор я уже раз сорок в прошлое нырял. И к Наполеону в гости, и в опочивальню Нефертити…

- Да ну?! И как? – тема заиграла, сюжет посвежел.

- Шо – как? Дубина ты… это ж издевательство: перед тобой баба голая, неземной красоты, а ты только и можешь, что проснуться побыстрей, да в ванную добежать… а другой раз они там такое вытворяют… понятно, тебе всё – гы-гы…

Павел от хохота разлил рюмку. Пришлось заказать ещё.

 

- Та-ак. Хорошо. То есть, ты хочешь с-с-казать… - язык уже прилично заплетался. Биденко утёр слёзы и взял себя в руки. – Сказать, что теперь можешь сам, по желанию, смотреть картинки прошлого?

- Угу. Только что это даёт? Ни пожрать, ни стащить что нужное… золото, там… колье какое-никакое…

- А как ты – вообще… ложишься, и говоришь: «Хочу к Брежневу на дачу»?

- Не. Во-первых, фишка не работает ближе, чем сто один год… во «вчера», или в революцию, к Ленину – не попадёшь. Так бы – конечно! Мотнулся в шестьдесят седьмой, посмотрел, куда дед мой, цеховик известный, золотишко закопал - перед тем, как арестовали, по статье расстрельной.

А во-вторых, говорить ничего не надо, подумать просто.

 

- И ты считаешь, что дело в той розетке, что тебя шандарахнула?

- Нет. Тут всё вместе: током ударило, головой треснулся, а главное – сразу, без паузы, сто пятьдесят настойки фирменной … а-ля Перов. Выпьешь что другое – не работает, хоть литр. Примешь спустя пятнадцать минут – вхолостую…

- Так что, и я могу попробовать? – Пашка, потихоньку, начал заводиться.

- Не, Беда. Не выйдет. Вон, кум – и пальцы в розетку совал, и мебель головой крушил… а уж настойки выхлебал… - Витёк округлил глаза и развёл руками. – Без толку.

 

***

Вениамин молча слушал.

«Дружище Биттнер» откинулся на спинку дивана и победно посмотрел хозяину в глаза.

Сухачев зевнул.

Павел вздохнул.

- Понимаешь, Вень… вижу, вижу – не проняло. Сейчас проймёт! Дело в том, что Витька – ну да, хлопец всегда был… э-э-э… не семи пядей и без фантазий… просто хомо, не очень сапиенс. Восемь классов, ПТУ… но! Но! Многое, из того, что он говорил, ему не придумать! Понимаешь?! И когда это до меня дошло, мы встретились ещё раз.

 

- Да… горе, конечно, не беда, но вот Беда – это всегда горе… слушай, Паш… чего от меня-то надо? Хочешь с эзотерикой возиться – давай, пробуй. А у меня отчёты… ещё кофе?

- А коньяк есть? Во-во, давай… всё равно до конца дослушаешь. Значит, так: пошли мы к нему домой, опыты ставить. Ему – что? Он хронически без денег, а выпить хочет перманентно! Взял я закуски, пляшку – на потом, и зашли в аптеку, за спиртом. Рецепт зелья, как говорит Витёк – суров… только медицинский, 96,6% ! Ты б видел, как на нас аптекарша зыркнула…

 

Пока ясновидящий колдовал над эликсиром, я осмотрелся. Да-а… хата заброшена, бедность, переходящая в нищету. Ничего не изменилось с тех, школьных лет, когда я пару раз бывал у них. Хорошо, хоть мать уехала куда-то, не встретились… ладно. Я о чём? Смысл эксперимента: вот ты, Веник… мужик начитанный, умный, продвинутый. Что можешь сказать… о Врубеле?!!

- Ну-у… э-э-э… это Михаил, который? Художник… «Царевна – лебедь», демоны…

- Правильно. И – всё. – Пашка, как бы невзначай, налил коньяк не в кофе, а в кстати подвернувшуюся чашку. – И это ты! Ты - умник пополам с эстетом… Витька и фамилии такой не знает! А я подготовился…

Он запил остатками кофе и с сожалением посмотрел на почти пустую бутылку.

 

- Подготовился. Есть легенда, что Михаил Александрович, обнародовав своего «Демона поверженного» на московской выставке 1901 года, а потом и в Питере, каждую ночь оставался дорабатывать шедевр. Представляешь, что чувствовали специалисты, ежедневно глядя на нового Демона?!!

Вот я и поставил задачу: посетить московскую галерею под утро, в определённое время – дату я нашёл в интернете – и рассказать, что там происходит. Ничего больше не сказал, даже фамилию и название картины!

Сухачев внимал, открыв рот. История уже не казалась бредом.

 

- Венька! – дружище Биттнер встал перед развалившимся в кресле хозяином, покачиваясь на носках и пристально глядя в глаза. – Он действительно там был! Когда этот алкаш проснулся – где-то через час – он рассказал, что какой-то тип, с полусумасшедшим взглядом, дорабатывал полотно! Описал его внешность и картину… как мог. И даже прочёл фамилию – Врубель!!!

Вениамин Петрович вернул челюсть на место и пошёл на кухню.

За коньяком.

 

***

Прошло три дня.

За это время зима, всё же, очнулась, и набросала приличные сугробы. Дорога к новоиспечённому офису – Витькиной развалюхе – была заметена, пришлось добираться до калитки, утопая по щиколотку в снегу.

Виктор был трезв и важен – он уже осознавал свою значимость. Его ещё никогда не приглашали в соучредители фирмы, пусть даже будущей. Быстренько поставив задачу и обработав уникума волшебным раствором, партнёры уложили хозяина спать, на тахту, а сами расположились в скрипучих, продавленных креслах, ожидая результата.

 

На этот раз цель была практична, носила реальный коммерческий оттенок: подсмотреть, а затем тщательно проанализировать местность, где екатеринославский купец первой гильдии Платон Аристархович NN припрятал от корыстных родственников несметные сокровища, прежде чем окончательно двинуться рассудком и завершить свой жизненный путь затяжным прыжком с башенки дома. Информация была взята из того же интернета и проверена: дело происходило в девятьсот пятом, родичи до сих пор ходили унылые, с большими отвисшими носами.

 

- Сложность – в чём? Во-первых, это чудо – Биденко кивнул на мирно похрапывающего Витьку – может находиться там ровно час. Ровно. А с его способностями за это время мало что понять можно… да, конечно - и дважды, и трижды «слетает», если надо, но – время… сеанс возможен только раз за сорок восемь часов. Чаще – не работает…

- А если двойную дозу влить?

- Ни-ни! Пустое это, только перерасход продукта…

- А если подключить триста восемьдесят?

- Ну, что ты за человек, Петрович?! Сказано ж: от добра - добра не искать! Народная мудрость! Его сейчас вообще ток не бьёт… внешне, по крайней мере. На вышки высоковольтные он, понятно, не лазал, но 220… да ты ж сам видел, перед тем, как хлебнуть… Пальцы в розетку, на полминуты – зарядиться чтоб, значит… щекотно, только - говорит.

 

- Да-а… - Сухачев подошёл к спящему и стал разглядывать.

Вообще, до знакомства, он представлял Перова совсем иным – маленьким тщедушным «алканавтом», затёртым жизнью. На деле Витёк оказался крупным добродушным увальнем, не зря средневековые рыцари едва до носа доставали – метр девяносто, не меньше. Лицо круглое, доброе, с наивно-детскими, широко распахнутыми глазами.

- Да-а… - повторил он, - чудеса… но если получится… это ж мы сейчас – так, по мелочи, а можно будет и библиотеку царя Ивана, Грозный который, поискать… да что там! – и за Граалем погоняться…

 

Ровно через час, минута в минуту, подопытный открыл глаза и бодро вскочил с тахты – будто и не спал.

- Мужики! – заорал он так, что тощий кот Чукча вышиб собою дверь и унёсся куда-то в огороды. – Мужики!!! Есть! Есть… получилось, по-ходу…

Пашка уже резал сало, бочковые огурцы, и наливал обычную, общедоступную водку – выныривая из астрала, Витька всегда был страшно голодный и неприлично трезв.

- Ну?! Ну?!!

- Видел! Видел - удачно попал, дату правильно вычислили… башка ты, Петрович!

- Да говори уже, не томи, горе наше…

- Ну что ж ты за фрукт такой, Сухарь! Чи не православный… дай человеку выпить!

- М-м-м… он там… купп-ш-ш-ына этттот...

- Не спеши, Витёк, не спеши… давай, закусывай… огурчик, вот…да хватит жрать, Гагарин!!! Говори наконец, убогий!!!

 

Скрупулёзно, как мозаику, приятели складывали сумбурные впечатления рассказчика в единое целое.

С датой и временем они попали в десятку. Платон Аристархович как раз был занят делом – замуровывал большую массивную полу-шкатулку, полу-сундучок в основании стены какого-то подвала. Услышав это, друзья чуть не получили инфаркт.

- Какого подвала?! Ты ж место найти должен! Местность, понимаешь! Ориентиры, от чего отталкиваться!

Но Витька жевал сало с такой хитрой рожей, что стало ясно: он – парень не промах, не вчерашний и не пальцем деланный.

 

- Эт – точно. Купчина был сам… только с головой у него, действительно, не всё в порядке: бормочет, руками машет. А то замрёт на полуслове, крышку откроет и уставится на сокровища свои глазом нехорошим. И – опять: «Хрен вам, упыри-кровопивцы… и Сонька – тоже хороша!» - Сонька, это как выяснилось, полюбовница его, тоже не в милости… но клад он замуровал именно в её доме. «Не найдёт, - бормотал – девка шалавная, шлюха рыжая»… и смеялся, гад… противно так! А то достанет брошь какую, диадему, и любуется. Один перстень даже…

- Что – даже?

- Ничего… а золотишка там, с камушками – килограмма три!

- Ну!!! А дом где – знаешь?

- А то… я, когда он дырку замазывал, из подвала вышёл, и на улицу… интересно, скажу вам! Брички старинные, дядьки в картузах… да и воздух – другой, прозрачный.

- Адрес!!! – в две глотки, фальцетом. Куда там Преснякову, не говоря о Лепсе…

 

Адрес был. Елисаветградская улица, хозяйка – Софья Павловна. Номер неизвестен, но недалеко двадцать третий… и перекрёсток… с чем, собственно – разведчик узнать не додумался.

- Елисаветградская… это где? – Пашка уже одевался.

- Тундра ты, дружище Биттнер, непроходимая. Свой город знать надо! Улицу Савченко - ферштейн?

Витёк, нахлобучив повидавшую жизнь ушанку, уважительно посмотрел на Сухачёва.

- Значит – так. Едем, гардемарины, осматриваемся на местности. Если находим – не орать, пальцами не тыкать… доходчиво?

- Понятно…

- Виктор, повтори!

- Ну - Вы что, Вениамин Петрович… думаете, я уж совсем…

 

***

- Вот!!! Вот, точно… оно! – Перов орал, тыкал пальцем, и чуть не в присядку ходил по сооруженным дворниками сугробам, опоясывающим полуразрушенное двухэтажное здание.

- Надо же… - задумчиво сказал притихший Биденко, прикуривая. – Сколько раз его видел, мимо проезжал…

- Да. Занятно. Но скажем «гоп», когда сундук будет в машине… - Сухачев так и не вышел из своей немолодой «Тойоты», рассматривая дом, просто приоткрыв дверь. – Давай, забирай дитя природы… где оно, кстати?

Отряхивая снег с куртки, Перов появился из провала в стене.

- Завалено. Вход в подвал… но расчистить можно. Лом, лопаты…

- Поехали, скоро стемнеет. Завтра утром берём инструменты - нам повезло! Дом заброшен, никто не станет мешать.

 

Им везло и дальше.

Через полтора часа после начала работ троица очутилась в большом подземелье, захламленном боем кирпича, обломками старой мебели и прочей чепухой, которую прилежно хранит любой подвал. Виктор с решительным видом направился в дальний угол и ткнул пальцем в кучу мусора – вот.

- Там… кусок стены под ней… разгребаем.

 

Над отходами Истории они трудились слажено, предчувствуя близкую добычу. Наконец угол левой стены обнажился до пола, и неугомонный Павел тут же грохнул по ней черенком лопаты, на предмет обнаружения пустот.

Пустошь была.

Она настолько «была», что не стала отзываться глухим таинственным звуком. С десяток кирпичей элементарно провалились… кто назад, кто вперёд. Поскуливая от азарта, в шесть рук мигом очистили тайник.

Он был пуст.

Да и тайник ли? Ну – дырка в стене, мусор…

 

- Алло, следопыт? Что скажешь?!

- Блин! Та нет… здесь, точно здесь… я ж помню…

- Придурок… шпион недоделанный…

- Кто – я? Вы что, не верите? Мужики… ага, сейчас… - неожиданно Перов схватил лом, сделал какие-то расчёты на противоположной стене, и стал методично крушить кирпич на уровне своего пупка.

- Вот! - Взревел он, поднимая небольшой грязный обломок, торжественно подсовывая его под свет фонаря. – Ясно? А вы не верили…

В разломе битого кирпича, замазанный с одной стороны цементом, хищно поблескивал крутым жёлтым боком массивный золотой перстень.

 

Минут через пять, когда прекратились охи, цоканье языком и восхищённый мат, лучи двух фонарей сошлись на переносице экстрасенса.

- Так. И ты ничего сказать не хочешь? Умный, да?!

Витёк молчал, понимая, что Штирлицу было гораздо легче объяснить, откуда его отпечатки на рации, чем ему – с чего это он стал лупить стену…

 

- Короче… ну, забыл, запамятовал… да, да! – видел… этот перстень мужик замуровал отдельно, а шкатулку – вот те хрест, кто-то до нас нашёл…

- Запамятовал, говоришь? Ты – крыса, Витька… а все великие фирмы развалились от внутреннего крысятничества!

- Мужики… это… бес попутал… - крыть было нечем.

Стыдя и морально пиная хитрого жадюгу, друзья выбрались из подземелья и отправились на офис, строить планы.

 

***

Прошёл месяц.

Он был отмечен мелкой победой (20 червонцев в чудом сохранившемся фундаменте помещичьей усадьбы) и крупным поражением – дата была вычислена верно, но в тот момент, когда Лёвка Бык пытался зарыть награбленное на хуторе под Одессой, он был атакован полицейской засадой, убит, а золотишко – по умолчанию – распределилось между пятью стражами закона. Полицейские были не дураки, легенда о спрятанных сокровищах лихого бандита дожила до наших дней, обрастая подробностями и увеличивая размеры клада до неприличного. Картину «экспроприации экспроприаторов» Витька наблюдал самолично, о чём рассказывал с горящими глазами и демонстрируя, как Лёвка падал в куст малины, прошитый градом свинца.

- Всё! – сказал тогда гендиректор предприятия Сухачев В.П. – Хватит! Побаловались, набрались опыта… пора за дело!

 

Мнения разделились. Пашку, и приодевшегося на часть реализованных червонцев Виктора Викторовича, сильно привлекало золото Мазепы. Петрович тоже не имел ничего против сокровищ предателя и изменника, но его, как личность утончённую, давно интересовала библиотека Ивана Грозного. К сожалению, гайдамаков было двое и пришлось уступить.

Операция буксовала. Витёк уже трижды нырял в восемнадцатый век, набрался непонятных слов и даже пытался говорить на малороссийском сленге того времени, но в тему золота так и не попадал. Хитрый гетман Левобережной Украины занимался чем угодно, только не казной.

Мозг коллектива Венька перерыл массу литературы, изнасиловал интернет до полной фригидности, но отыскать тот самый, ключевой день, когда Иван Степанович займётся укрытием казны, пока не мог. Информация Витьки тоже мало помогала – в силу малого времени (один час!) нахождения в штабе противника, и в силу ограниченных способностей лазутчика.

 

- Всё. Сейчас вернётся – Пашка посмотрел на часы и перевёл взгляд на уже открывшего глаза Перова. – Ну что, Штирлиц, что на этот… о-па! – ты чего, Витька? Ни фига себе… ты – что?

Витёк не вскочил, как обычно, и не потянулся к столу. Он сел на тахту, угрюмо глядя перед собою.

- Всё, мужики… приплыли. Наигрались.

Пауза висела. Руководство проекта молчало, выкатив глаза.

Дело в том…

Дело в том, что у Витьки был бланш.

Синяк. Настоящий здоровенный фингал, синего цвета, закрывающий весь левый глаз и часть щеки.

 

***

… сижу я это, значит, в горнице, на окошке, в замке его Батуринском – никого не трогаю. Степаныч за столом, пишет чего. И вдруг, прямо сквозь стену – ну, я тоже так могу! - заходит девица и садится рядом, на подоконник. Мазепа и ухом не ведёт. Я гляжу – мама мия, да она в джинсах! И странная какая-то… вроде, всё на месте – грудь там, фигура, но – как это… во! – непропорционально! Ноги чересчур длинные, талия - чересчур узкая… грудь – размер, этак, пятый. И голова! Сама мне по плечи, а башка – как моя, не меньше! И молчит! Глядит на меня глазищами синими, лыбится, ёжик рыжий, пацанячий, за ухом чешет…

Дела, думаю… я – привидение, так ещё одно чмо появилось.

 

- Ну, что – говорит, - партизанишь? Золотишком балуешься?

А меня как заклинило. Глюки, думаю… ну и – на автомате! – руку протягиваю, чтоб потрогать…и случайно – случайно! – всей пятернёй за левую сиську ухватил…

Витёк замолчал и осторожно потрогал глаз. Синяк был уже тёмно-фиолетовым.

- Короче… пролетел я через всю горницу. А ведьма эта и говорит:

- Вы там, в двадцать первом веке совсем охренели. Без лицензии по Истории шляетесь, сокровища неучтённые таскаете. Ещё раз на своей территории поймаю… И вообще: тебе повезло, что на Арвидаса не нарвался, он бы тебя быстро в спираль закрутил и к нам, в двадцать третий, юлой запустил. В архивы, полы мыть. Знаем вас, Археологов Чёрных…

 

***

Всю дорогу ехали молча.

Возле универмага Биденко попросил остановить.

- Гадство, конечно, - пробормотал он, протягивая руку, - только разогнались. Но одно, всё же, хорошо - если она с 23-го века, значит, там понятие о бабской красоте имеют…

- Чхал я на их вкусы. – Сухачев пожал пятерню. – У меня из-за твоих фантазий два отчёта до сих пор не сданы… штраф будет.

 

***