Гоша называл меня сестричкой, а я его – братиком. Корейская внешность моего названого брата меня нисколько не смущала. Дело в том, что мои кровные родственники Дима и Серёжа тоже отличались своеобразной внешностью. Меня с Димой связывала только мамина кровь, а от своего папы он унаследовал чёрные глаза и курчавые волосы. Серёжа вообще был седьмая вода на киселе, а именно: сыном двоюродного брата моей мамы и жгучей западной украинки.

Серёжа приехал в Баку поступать в Мореходное училище. Желание было большое, а кругозор – маленький. То же самое можно было сказать о Диме. Между тем оба троечника лелеяли надежду стать моряками, уповая на мамин авторитет.

Моя мама была необыкновенной женщиной – штурманом дальнего плавания. Расставшись с морем, она сохранила множество моряцких и человеческих достоинств: честность, порядочность, доброту, трудолюбие, смелость, жизнестойкость, практичность… А ещё моя мама имела много друзей в самых разных местах – и в Мореходном училище в том числе.

Так что непутёвые братья рассчитывали не столько на свои знания, сколько на мамины связи. Несмотря на отсутствие математического таланта, они правильно рассчитали свои шансы – и поступили в училище.

В этот незабываемый день бравые курсанты прогуливались по Приморскому бульвару, выставляя напоказ морскую униформу. Отдыхая от восторженных девушек, они приблизились к мрачному юноше, распластавшемуся на жёсткой скамейке.

«Ничего себе накирялся», - присвистнул Серёжа.

«Давай растолкаем?» - предложил Дима.

Братья дружно пнули нарушителя порядка – и тот, как куль, свалился на асфальт.

«Что будем делать?» - ахнул Дима.

Серёжа молча наклонился над омертвелым парнем и стал хлестать его по щекам. Через минуту парень открыл раскосые глаза и бездумно взглянул на курсантов.

«Закусывать надо», - попенял Серёжа.

«Нечем», - выдавил из себя «живой труп», продолжая лежать на асфальте.

«Тогда рассказывай», - посоветовал Дима, водружая неуправляемое тело на прежнее место.

Уронив голову на спинку скамейки, парень сбивчиво поведал свою печальную историю.

Гоша (так звали парня) был родом из города Ош (разумеется, не французского, а киргизского). Его мать недавно овдовела и осталась с тремя детьми на слабых женских руках. Однако во вдовьем звании она пребывала недолго. На её относительную молодость, а также на относительную зажиточность позарился пожилой кореец. Пораскинув мозгами, вдова решила, что на безрыбье и рак – рыба, и отдалась в надёжные мужские руки – вместе с детьми и хозяйством. Войдя в дом, молодожён выгнал из него одного Гошу, так как больше никого выгнать не удалось. Получив деньги на дорогу, Гоша отправился в Баку – поступать в Мореходное училище, вспомнив о своей детской мечте. Он срезался на первом же экзамене и, выйдя из училища, оказался на бакинской улице. Избегая милиции, он ночевал где придётся и ел что попало. Три дня назад у него кончились последние копейки, и с тех пор в его рот не попала ни одна крошка.

Серёжа вынул из кармана семечки, а Дима покрутил пальцем около виска:

«Ты ему ещё водки предложи. Сейчас сбегаю за пирожками».

Пожевав пирожки, Гоша ожил и попытался улыбнуться.

«Ну, вот и хорошо», - обрадовался Серёжа.

«Отвезём тебя к нам домой. Отъешься, а потом мама устроит тебя в Мореходное училище», - самонадеянно заявил Дима.

Сказано – сделано. Через полчаса новый знакомец моих бесшабашных братьев трескал вкусный мамин борщ и называл меня «сестричкой».

Сначала я решила, что он – наглый парень, и не отвечала на его расспросы. Но очень скоро я переменила мнение на противоположное. Наевшись борща, Гоша, пошатываясь, пошёл мыть свою тарелку и заодно перемыл всю грязную посуду.

Я была очень любопытным ребёнком и, не отрываясь, следила за гошиными манипуляциями.

«Сестричка, а где у вас веник?» - ласково спросил хозяйственный гость.

За меня ответил заглянувший на кухню Серёжа:

«Ну ты даёшь! Пошли отсыпаться. Тётя Женя придёт – и всё устроит».

Гоша неуверенной походкой добрался до диван-кровати – и бухнулся рядом с братьями.

Мама пришла с ночной смены рано утром. Она насчитала шесть спящих ног – и в недоумении направилась в мою комнату. Я успела проснуться и вовсю наслаждалась «Незнайкой на Луне».

«Машенька, кому принадлежат лишние ноги?» - обеспокоенно спросила мама.

Я в мельчайших подробностях поведала ей гошину историю.

«С нашими ребятами не соскучишься», - задумчиво отреагировала мама – и пошла на кухню.

Через час к ней ворвались легкомысленные братья, а за ними робко вошёл Гоша.

«Мама, мы обещали, что ты его устроишь в Мореходное училище. Вот такой парень!» - с порога объявил Дима, держа вертикально вверх большой палец правой руки.

Мама от души расхохоталась.

«После вас меня туда не пустят», - выговорила она сквозь неудержимый смех.

Отсмеявшись, мама обратилась к сжавшемуся в комок Гоше:

«Я уже всё знаю: мне Машенька рассказала. Советую делить надвое всё, что говорят эти оболтусы. Вот что я решила: ты поживёшь у нас годик и как следует подготовишься к экзаменам. А в будущем году поступишь самостоятельно».

Гоша, действительно, как проклятый, корпел над учебниками. В перерывах он выносил мусор, пылесосил ковры, натирал полы, мыл посуду, жарил картошку, стирал бельё… и защищал меня от братьев-сорванцов. (Особенно мне доставалось от Серёжи, который взял за привычку отрабатывать на мне приёмы самбо).

За год я привязалась к Гоше всей душой и полюбила его, как брата. Я очень переживала за корейского «братика», когда он сдавал экзамены… и с трудом пережила его провал.

«Видать, для училища ты ещё не созрел, - покачала головой расстроенная мама. – А как ты относишься к Мореходной школе?»

«Хорошо отношусь», - чуть не плача, проговорил Гоша.

Засучив рукава, мама устремилась в Мореходную школу – прямо в начальственный кабинет – к своему бывшему подчинённому.

«Надо устроить моего сына», - без обиняков заявила строгая мама.

«Как его зовут?» - сразу же подчинился начальник.

«Гоша Хегай – прелестный мальчик».

«Он что – не русский?» - поднял брови начальник.

«Почему же? Я ведь русская, - напомнила мама. – А вот отец у него – кореец».

«Скажите откровенно: откуда он взялся?» - потребовал начальник.

«Откуда-откуда… нагуляла», - дерзко ответила мама.

«Ни за что не поверю», - развёл руками ошарашенный начальник.

«Ты меня недооцениваешь, - обиделась мама. – Меньше слов – больше дела».

Все дела были официально оформлены за кратчайший срок – и Гоша стал учиться в Мореходной школе. Прилежный и старательный курсант был единственным корейцем во всём учебном заведении, и мама следила за тем, чтобы никто не оскорблял национальность моего «братика».

Всё шло как по маслу – до первого рейса, когда неожиданно выяснилось, что Гоша не переносит малейшей качки. Такой моряк не был нужен ни одному капитану… кроме моего дяди Толи. В этом его уверила моя тётя Лида. Гроза морей обожал свою жену, часто с ней считался и даже немного побаивался. Тёте Лиде хватило полчаса, чтобы убедить мужа взять Гошу к себе на судно, «потому что мальчика больше никто не берёт». Дядя промучился с протеже примерно год, по истечении которого Гоша принял решение сойти на берег.

Возмужавший, уверенный в себе молодой мужчина уезжал на родину – в Ош. Кроме меня, его провожали мама и тётя Лида. Сёстры крепились изо всех сил, а я, не скрываясь, рыдала в три ручья. Гоша тоже плакал и обещал писать каждый месяц.

И он сдержал своё обещание. Ежемесячно мама, тётя Лида и я получали от него по письму. Из переписки мы узнавали, как складывалась дальнейшая гошина жизнь. Мой любимый корейский «братик» устроился учителем в школу, женился на кореянке, родил чудного узкоглазого мальчонку. Пока я разглядывала его фотографию, мама зачитывалась очередным гошиным письмом.

«Машенька, твой «братик» приезжает!» - радостно воскликнула взволнованная мама.

Не откладывая в долгий ящик, мы начали судорожно готовиться к приезду Гоши.

Однако в назначенный день «братик» не приехал. Из СМИ мы узнали, что в Оше начались националистические беспорядки…

P.S. Я написала тебе гору писем, а ты не пишешь и не звонишь. Мама и тётя Лида тебя не дождались. Пусть земля им будет пухом! А я не теряю веры. У меня есть любимый муж и взрослая, самостоятельная дочь. Но нет ни одного брата… кроме тебя. Я верю, что ты не получил мои письма, потому что находишься где-то далеко. Может быть, ты прочтёшь эту весточку и, наконец, отзовёшься? Я жду по-прежнему.

С теплом, твоя сестричка.