Тыче Кубань, аж у лыман,

А з лымана в морэ.

Та й ны зналы козаченькы,

Якэ будэ горэ.

 

Из кубанской казачьей песни

 

Войдя в сени, Юхим тяжело опустился на старый сундук, в котором в лучшие времена его Дарья хранила солёное сало. Он прислонился к стене и вытянул обутые в старые постолы высохшие ноги. В голове только две мысли: дети и еда, еда и дети. Он представил, как они лежат в хате на деревянном топчане, накрытые рядном, и почти не шевелятся. Они уже не просят есть и пить. Часы их жизни сочтены.

Его жену, весёлую раскрасавицу Дарью, уже увезли подводой на Яму. Она умерла тремя днями раньше. Как он отчётливо теперь понимал, оттого, что свою пищу отдавала ему и детям. Говорила: «Я сыта. Да много ль мне надо?».

Сонно качая головой, он грезил о еде. Представил большую миску жирного борща, из которого выглядывает крупная мосластая кость, покрытая хорошо уваренным мясом. Рядом с миской на столе ломоть свежего белого хлеба... Юхим с усилием проглотил слюну. Какой-то шорох заставил его поднять тяжёлые веки. Прямо напротив его стояла на задних лапах здоровая жирная крыса.

«Нажралась трупов, – с ненавистью подумал Юхим, – ей сейчас раздолье. Ещё не умер человек, а уже можно его грызть. Всё равно сопротивляться не будет. Но я-то жив пока. Поймаю заразу. Ух, сала нагуляла, стерва!»

Юхим собрал все свои силы и поднялся. Крыса стала на четыре лапы и ощерилась. Тогда Юхим упал плашмя, всем телом, на неё. Но не придавил, как ожидал того. Тварь, тёплая и противная, шевелилась под ним.

Прижимая её животом к полу, он подвёл руки под себя и захватил ими ворошащийся мохнатый комок. Крепко зажав животное руками, с трудом поднялся и сел опять на сундук.

«Вот сварю заразу, накормлю мясным бульоном детей. Оклемаются, лапушки. Выживут, милые. Сейчас, сейчас я её разделаю», – мнил он. И вдруг с ужасом увидел свои окровавленные руки, сжимавшие остатки крысиной головы, ощутил тошнотворный вкус шерсти во рту и рвотные позывы. Едва сдерживая их, Юхим облизал языком нёбо, со злостью выплюнул ошмётки, ужаснулся: «Как же так, заглотал крысу почти целиком и не почувствовал!? Даже не заметил как. А дети? Дети!».

Натужно поднялся Юхим, цепляясь руками за стены и оставляя на них следы крови, вошёл в хату. Сев на край топчана, он вперил взгляд в своих детей. Пятилетняя Ариша и двухгодовалый Юрка , кажется, не дышали. Юхим дотронулся до ручки Ариши: она была холодная, как три дня назад у Дарьи.

«Надо отнести их на Яму, пока силы не совсем покинули», – подумал Юхим и, расстелив на полу рядно, уложил на него мёртвых детей. Затем связал крест-накрест его углы и поволок на улицу. Несмотря на то, что узел был совсем лёгкий, казак задыхался. На полусогнутых ногах, кряхтя и останавливаясь, он дотянул скорбный груз до дороги. Улица была пустынна. Уже проехала подвода, которая собрала сегодняшние жертвы голода и свезла их на Яму. Теперь до следующего утра, а может быть, и вечера, движения на хуторе не будет.

Выволокши рядно на грязный просёлок, Юхим сел на обочину, покрытую мокрой пожухлой травой, и удивился: слёз не было, как не было и жалости к детям, к себе. Как будто кто вынул из него душу и отдал дьяволу. Конечно, дьяволу. Разве иначе мог бы он проглотить живую крысу и не заметить? Почувствовав от земли холод, Юхим поднялся и продолжил свой горький путь.

У Ямы стояли две женщины, которые сбрасывали в неё трупы. Лица их Юхиму были не знакомы. Да разве теперь кто-нибудь похож на себя? Голодный год изменил всех до неузнаваемости. Казак передал узел женщинам.

- Диты? – горестно поджав губы, скорей подтвердила, чем спросила одна из них. Юхим ничего не ответил и, низко опустив голову, едва передвигая ноги, направился в сторону хутора.

Женщины развязали рядно. Им показалось, что мальчик ещё жив. Он слабо шевелил губками, словно искал грудь. Ему дали глоток водички и, укутав в тряпку, оставили на краю ямы. Сбросив в братскую могилу девочку, женщины решили, что на сегодня похорон хватит, и, поддерживая друг друга, поплелись домой.

Сам Юхим, придя в хату, лёг на топчан и больше не вставал. Его земные дела были закончены.

За окном, окрашивая синеву неба ярким пурпуром, садилось солнце. Завтрашний день обещал быть морозным.