Когда-то это место было самым прекрасным местом на всей Земле, благодаря одной маленькой услуге людей. Всем известно, что человек может быть полезен природе только тогда, когда он в ней отсутствует. А здесь он именно отсутствовал. Не добрался. Почти.

Только мне одному известно, где находится это место. И только мне одному известно время, когда будут происходить события, о которых я сейчас поведаю. Конечно же, ни координат, ни даты я Вам не предоставлю, но исключительно из самых чистых побуждений. Посудите сами, каково будет жить одному из будущих поколений, покуда они будут знать, что вот, в таком-то году, совсем скоро, их ждет большое разочарование. Такую ответсвтенность я на себя не беру. Сейчас Вы поймете, что это не просто моя выходка или прихоть.

Мне приходилось бывать здесь пару раз. Я собственными глазами видел девственную красоту этого места, нетронутую чистоту всего, что здесь есть и, что окружает этот уголок. Оттого мне становится гораздо больнее, когда я представляю скорое здешнее будущее.

Что именно я вижу? Высоченные и толстенные дерева уже не так высоки и толсты, хотя стоят они все так же гордо, как и раньше. Ничуть ни сгорбившись, они медленно покачивают остатками веток и листвы на них, и во всем их виде видно презрение ко всему, что сделал для них человек, безразличие ко всему происходящему. Все верно, людишки, отобрав у природы все, что возможно было отобрать, вымерли еще на той неделе, а этим могучим, благородным созданиям суждено мучаться еще не одно десятилетие. В лучшем случае, конечно. Черная инородная смола стекает по каждой извилине в коре каждого дерева, оставляя возможность получения воздуха ровно на столько, чтобы не погибнуть быстро и без мучений. Сантиметровый слой пыли на всяком листочке, отбирает у дерева самое дорогое - Солнце! - последнее, что осталось у Земли необезображенным. Да-да, ведь уже и на единственном спутнике Земли, на Луне, дальновидные людишки учредили автономный перерабатывающий завод и свалку; да еще таких масштабов, что и в полнолуние Луну невозможно увидеть целой. Она выглядит обглоданой с разных концов. А озеро? Это голубое, зеркальное, излучающее сияние озеро! Почему оно теперь какое-то ржавое и неприятно пахнет? Не знаю, по-моему теперь об этом не знает никто. Что и говорить, даже рыбы в замешательстве плавают кверху брюхом. Неприятно много говорить об этом. Добавлю лишь, что все остальное находится в таком же состоянии: некогда цветущая всем, чем можно лесная опушка устлана маленькими шерстеными трупиками, пение всевозможных птиц сменилось болотным бульканьем, а на смену благоуханию цветов и ягод, пришел затхлый смрад от того, что человек называл "богатством" или "силой".

Жил тогда здесь один человек. Он был один, старался соблюдать законы природы и от того своей деятельностью не сильно ей мешал. И вот, он тоже был там в тот день. Я сейчас вижу его и чувствую, как он сморщенный, грязный, обросший черт знает чем, кроме волос, сидит около своей провалившейся землянки и дышит черт знает чем, кроме воздуха. Он сидит не шевелясь, тихо улыбается, смотрит щурясь на Солнце. И вот он, такой же человек, как и все другие люди, надругавшиеся на над своей матушкой Землей, думает лишь о том, что замечательно было бы сейчас вернуть всю былую красоту этим местам, да и всей Земле, конечно. И невдомек бедалаге, что этот долгожданный процесс начнется только ровно с той секунды, когда погибнет он, последний человек на этой несчастной планете.

И вот он сидит, доживает свои последние минуты, потеряв все надежды на возрождение всего живого. Вместе с тем, на лице его какой-то наивный трепет. Не прекращая улыбаться, он опускает лицо вниз, чертит что-то ослабевшим пальцем на земле. И вдруг... Ему что-то показалось. Такого чувства у него не возникало с самого приезда сюда. Он насторожился, стал медленно ворочать головой на обмякшей шее, прислушиваться. Продолжалось это около минуты. "Видно, показалось" - подумал он и, снова заулыбавшись, взглянул на Солнце. Но не прошло и четверти минуты, как его настороженность к нему вернулась. Он точно что-то слышал. Но что? Его ослабевшие уши едва различали звуки. И вот, снова! Сделав над собой усилие, он пытался не потерять больше этот звук, чтобы понять, наконец, что это такое. Это было что-то между тихим размеренным свистом и непрерывным шипением. Его осенило:

- Насекомое, - сделал он вывод вслух. И сам же ответил себе спустя некоторое время, - не иначе.

В следующую минуту человек почувствовал благоговейную дрожь, пронизавшую все его тело. Он, словно спятивший, бросал взгляды из стороны в сторону, желая лишь увидеть создание, которое издает эти звуки. Так продолжалось около двух-трех минут, пока он не почувствовал на своей с некоторого времени чувствительной коже легкое щекотание. Глаза, бегающие из стороны в сторону, резко направились на руку. Лицо человека озарилось широченной улыбкой, серые глаза засветились ярким огнем. Ему хотелось кричать от радости, но боясь спугнуть эту драгоценность с руки, он сдержал свой порыв. С огромной радостью и всеобъемлющим участием смотрел он на это создание, - то был комар. Всего-то навсего. А человек, казалось, совсем потерял голову: он смотрел на комара с такой чистейшей и нежной любовью, с какой некогда влюбленные не смотрели друг на друга.

Комар тем временем переступал с лапки на лапку, тщательно готовясь к своей трапезе. Спустя секунду он уже не мешкая запустил свой хоботок под кожу человеку, а тот в свою очередь испытал истинное блаженство. Он умирал, и последние минуты были будто счастливее, всех лет его жизни. Комар, надо сказать, тоже был счастлив. Еще бы. Время такое, что покушать не всегда получается, от того и напился в волю сейчас.

- Пей, дружище, еще пей, - говорил ему шепотом человек, - именно тебе предстоит стать новым родителем всего живого на Земле. Я верю в тебя, друг.

С этими словами человек умер. Как мы все понимаем, комару до этих слов было мало дела. Он лениво достал свой хоботок, постоял на месте около минуты, затем сделал несколько неуклюжих покачивающихся шагов по руке человека и, после неудачной попытки взлететь, шлепнулся бездыханный на земь, растряся все содержимое своего полного тельца - всю дрянь, какую он высосал помимо крови, ибо не та нынче кровь пошла - не та, что далекие предки сосали.