Я видел, как взошла на эшафот, Босая и в разорванной одежде, Страдая дни и ночи на пролет, Плененная Отчаяньем Надежда. И оставляя на помосте след, Прожженный кровью,она чуть дышала. И было видно,сил в ней больше нет Душа в разбитом теле умирала. В ее запястья впилась сталь оков, Втирая кожу нежную в железо. На вспухших деснах запекалась кровь В глазах бесцветных жизнь почти исчезла. Никто не знал за что ее казнят, И приговор никем не обсуждался Но было видно, все ОНИ хотят, Чтоб суд над нею все же состоялся. Она устало подняла свой взор, Как будто на мгновенье оживая, Пытаясь скрыть обиду и позор Но перед ней была стена глухая. Стена жестокости, и кровожадной лжи, Ни "за", ни "против",а скорее "между". Их мысли разрезали как ножи, На ней ее последнюю одежду. И встретившись с голодною толпой, Она все поняла, и не взмолила. Лишь плаху воспаленною щекой, Согрела, и закрыв глаза застыла. И заскрипев тяжелым сапогом, Под палачом ее помост прогнулся. Он стал над ней с огромным топором И плотоядно в спину улыбнулся. Рванул на ней дерюгу обнажив Следы от батогов на слабом теле. Как будто насладиться предложил Толпе, каков он мастер в этом деле. Никто не видел, как на эшафот, Ее слеза горячая сбежала. Как понимая, что вот-вот умрет, Она беззвучно будто прошептала: "Найди меня, и я к тебе вернусь, Я все прощу, ведь я еще живая. В душе твоей я снова поселюсь, И не предам, пока тебе нужна я". |