Размороженный отмороженный.

 

Эпилог.

 

История эта берет свое начало в одна тысяча девятьсот девяносто седьмом году, когда и страна, и люди, жившие в этой стране, были немного иными, более наивными, что ли, более романтичными, более растерянными и менее определившимися, находящимися в постоянном поиске того, как и куда применить накопленные опыт и знания. Тогда появились и почти состоялись новые русские, которые еще верили в добрую новую сказку о рынке, напоминавшем большей частью базар. А потому даже на этом, простом и примитивном базаре шла полным ходом купля- продажа, зарабатывались какие-то деньги, и эти самые заработанные деньги служили прекрасной мишенью, катализатором, порождающим целый класс отрицательных персонажей, старавшихся облегчить карманы и кошельки и бизнесменов, и простых граждан.

Итак…

 

1.

В палате номер шесть шестой городской больницы в коматозном отделении лежал странный пациент. Он не был президентом, губернатором и даже депутатом не был, но все равно, несмотря на отсутствие всех этих условностей, он был подключен к системе поддержания жизнедеятельности организма, и во многом благодаря этому продолжал дышать и жить, пускай, как растение, как овощ на грядке, но все же жить, получая все необходимые лекарства и витамины, помогавшие не загнуться в стойком забытьи. Это был Левчик, бывший бригадир одной из криминальных структур, попавший в коматозное отделение после несчастного случая, произошедшего с ним по нелепому стечению обстоятельств.

Пациент был уникальным образцом для науки, потому что продолжал жить, несмотря на получение им тяжелейшего поражения основных жизненно важных органов, травм, несовместимых с жизнью, и одному богу было известно, за какую ниточку была подвешена его жизнь. Когда он только сюда попал, в его черепно- мозговой коробке зияла огромная дыра, которую пришлось срочно заделывать, по-новому складывая раздробленные и проломленные косточки и сшивать воедино разорванные ткани, но со временем все видимые повреждения успели затянуться и зарасти, покрывшись новым густым волосяным покровом, однако сам Левчик продолжал беспробудно спать без малейшего намека на пробуждение.

По сути, он давно уже превратился в самый настоящий полигон для медицинских испытаний, а потому профессура коматозного отделения продолжала нещадно ставить на нем свои опыты, постоянно вводя в безвольное и обездвиженное тело то один, то другой новый препарат с целью изучения его воздействия на организм человека. И он умер бы уже много раз, если бы не могучее природное здоровье и крепкая сердечно- сосудистая система.

Родни у пациента шестой палаты не было, он был круглый сирота, а потому последствий за все эти опыты, или чьей- либо мести можно было не опасаться. Левчик продолжал жить, как растение, находясь практически постоянно под капельницей и под тотальным присмотром врачей, и ничто не предвещало его окончательного выздоровления, пробуждения и возвращения к нормальной, полноценной жизни.

 

2.

- Зинуля, а ты, деточка, вводила ему препарат Е-17? – низко наклонившись над Левчиком, произнес профессор Савченко, защитивший благодаря пациенту номер пятьдесят два диссертацию.

- Нет еще, Степан Викторович, не вводила. – в маленькой, тесной палате, где лежал пациент, голос прозвучал сухо и невыразительно.

Зиночка, молодая медсестра, симпатичная девушка двадцати семи лет, с потрясающей фигурой, как у фотомодели, и приятным голосом, заглянула в журнал, проворно в нем что-то отыскивая, а потом, оторвав свой взор от заполненной страницы, на которой была расписана схема инъекций, деловито произнесла:

- Степан Викторович, Е- 17 вводили вчера вечером, а потому следующую инъекцию можно делать только завтра.

Профессор взял из рук медсестры журнал, прочитал внимательно последние записи, буквально на минуту задумался, а затем, смакуя каждое слово, заговорщицки произнес:

- Так, значит, моторика по-прежнему отсутствует, но дисфункции сердечной деятельности, как мы видим, не наблюдается. Введите полкубика Е-17, а через полчаса еще полкубика. Этому овощу все равно.

После этого он отдал журнал медсестре, буквально на мгновение сфокусировал свой взгляд на зажигательных коленях молодой красавицы, а затем ловко развернулся на каблуках и уверенно вышел из палаты, направившись по длинному темному коридору в сторону своего кабинета, целиком погрузившись в свои мысли. В пациенте номер пятьдесят два профессор больше не нуждался, потому что показывать его никому уже было не нужно, и отчитываться перед кем-либо тоже было без надобности. Все это было в прошлом.

- Ну, какая радость от этого полумертвого полена? – подумал про себя профессор и сразу же постарался переключиться на другую тему. – Может, так будет лучше? Хотя, как знать, как знать?

В нависшей тишине больничного коридора прекрасно было слышно, как проворачивался ключ в замочной скважине, скрипели дверные петли, а потом все резко стихло, и все звуки умерли за захлопнувшейся дверью профессорского кабинета.

 

3.

Медбрат Александр Петрович Бастов (в простонародье – Петрович) совершал привычный обход коматозного отделения. Он мог бы всего этого не делать, ибо, как показала многолетняя практика, все равно ничего бы не случилось. Его пациенты никогда не буянили и не бузили, не шумели и не бегали по палатам и коридорам больницы. Напротив, они тихо лежали на своих железных с панцирной сеткой кроватях, и только легкое поверхностное дыхание говорило о том, что они еще живы и просто мирно и спокойно спят, хотя и очень долго.

Но инструкция есть инструкция, и свои обязанности Петрович выполнял всегда исправно. Коридор был длинный, и двери палат находились по обе стороны темного нескончаемого, как кишка пожарного шланга, помещения. Подойдя к двери шестой палаты, Петрович остановился и, приникнув ухом, очень осторожно прислушался, пытаясь сквозь дверь уловить, все ли в порядке за массивным деревянным каркасом. Он знал о введении пациенту лошадиной дозы препарата Е-17, а потому был готов к самому худшему, понимая, что даже сердце атлета могло не выдержать подобной инъекции, а тут – коматозник, овощ, полутруп.

За дверью было предательски тихо. Тогда Петрович вставил ключ в замочную скважину, отомкнул замок, а затем, переведя дух, нажал на металлическую дверную ручку вниз, осторожно приоткрыл дверь и аккуратно просунул в образовавшуюся щель свою голову, чтобы убедиться в своих самых худших предчувствиях.

В царящем полумраке стояла пустая кровать. Теплое шерстяное одеяло вместе с белой простыней валялось тут же на полу. Пациента на месте не было. Петрович испытал из-за этого легкий шок, а затем вдруг почувствовал, как чьи- то цепкие пальцы крепко схватили его за ворот рубашки у горла и с силой потянули на себя.

 

4.

Сна уже не было. Непривычная тишина делала свое дело, а потому было такое ощущение, что ты находишься в раю, в какой- то томительной неге, когда уже не спишь, но еще до конца не проснулся, а потому пытаешься догнать уже ускользающее сновидение, как будто бы досмотреть доставивший радость кинофильм.

- Интересно, который сейчас час? – появилась в голове первая мысль, говорящая о том, что вот именно сейчас, стоит только открыть глаза, и тогда до конца откроется та самая дверь, отделяющая любого из нас от привычной глазу действительности, и ты полностью вырвешься из грез ночных призрачных эскизов.

Человек открыл глаза. То, что он увидел, не было похоже ни на что, к чему он привык и что ему было знакомо, а потому тут же, в первые мгновения в сознание закралось сомнение, проснулся ли он на самом деле или продолжает спать, как ни в чем не бывало? Это не была его квартира, и не была его кровать, и это не была его одежда. Он лежал в маленькой тесной комнате, всем своим видом напоминавшей обыкновенную больничную палату. А стало быть, если это не квартира, а палата, то это не пробуждение, а сон, цветной и убогий, и неужели не может присниться что-нибудь интереснее, например номер в пятизвездочном отеле?

Человек снова прикрыл глаза, решив попробовать переместиться во сне в более экзотическое место, пусть даже без женщин, зато хотя бы с водкой, пивом и воблой. Он так и сделал, прикрыв глаза и пытаясь телепортироваться усилием воли, но ничего не получилось! Более того, воблой не запахло, а вот запах медикаментов стал еще сильнее.

Человек снова открыл глаза, но картинка не поменялась. Он по-прежнему лежал на железной кровати, накрытый белой простыней и шерстяным одеялом, в маленькой тесной комнатушке, где царил полумрак. Посмотрев на окно, человек отметил, что оно было снабжено решеткой.

- Значит, это не больница! – подумал он тоскливо. – Тогда что это? Где я?

Так думал нежданно очнувшийся и вышедший из состояния летаргического сна Левчик. Он совершенно не знал, да и представить себе не мог, как очутился здесь, и что до сих пор тут делает, а потому стал собирать разбежавшиеся в разные стороны мысли в одну общую кучу.

- Неужели это меня менты повязали? – подумал Левчик, старательно вспоминая все последние события.

- Точно! – чуть было не прокричал он, немного погодя, и сбросил с себя шерстяное одеяло вместе с ненавистной простыней. – Все из-за этих тварей!

 

5.

Левчик был рекетиром, обиравшим ларечников и лоточников на рынке в Апраксином дворе. И все ему исправно платили дань, и никто из них никогда даже не спорил со своей участью, ежедневно отдавая лично Левчику кровно заработанную мзду. Так было принято.

Вообще, что касается всех торгашей, то им, в принципе, без разницы было, кому отдавать часть своей прибыли, а потому даже такой урод, как Левчик, их совершенно не смущал. А то, что он был страшно нервным и несдержанным и вспыхивал, как спичка, при любом недоразумении, так то было только на руку всем, особенно когда речь шла о сборе денег, ибо Левчик при всех своих качествах, был еще и непроходимым педантом, а потому ускользнуть от своевременного побора не удавалось никому и никогда. Все обирались регулярно и в полном объеме, а посему обидно никому не было, и никто никому не завидовал. Приходилось платить даже тогда, когда дневная прибыль была гораздо меньше суммы сбора, а потому плативший просто уходил в «минус», надеясь, что завтра он сполна отобьет все эти деньги и покроет произведенные вынужденные расходы.

В общем, все платили исправно, и это поначалу очень нравилось Левчику, создавая в его голове сладкую иллюзию богатства. Но прошло время, и Левчик привык к собираемой сумме. Она стала для него до тошноты привычной, своеобразным потолком, планкой, которую со временем все сильнее и сильнее хотелось преодолеть, перепрыгнуть, перешагнуть. Левчик прекрасно понимал, что повышать сумму сбора с торгующей братии до бесконечности невозможно, а потому самая обыкновенная жадность заставила его изыскать новый источник добычи, и этим источником стали покупатели, самые обыкновенные люди, которые приходили на рынок за покупками, ни сном, ни духом не ведая об имперских притязаниях нового Наполеона. Под «раздачу» Левчика и его быкообразных отморозков мог попасть кто угодно, независимо от возраста, пола, семейного положения и прочих характеристик.

Обычно Левчик со товарищами окружали намеченную жертву и со словами:

- О, ребята, с вас двадцать тысяч.

Требовали выплаты испрашиваемой суммы в ту же минуту. И очень многие не спорили, а просто, скрепя сердцем и, скрежеща зубами, платили браткам. Обычно подобное вымогательство срабатывало, даже несмотря на недовольство и явное нежелание людей расставаться со своими капиталом.

Казна, называемая общаком, стала пополняться еще стремительнее, что не могло не радовать. Ведя такую жизнь, Левчик полностью уверовал в свою исключительность и безнаказанность, а потому стал требовать денег даже тогда, когда находился один в то время, когда его перепитая бригада трясла кого-нибудь в другом месте. Он деловито подходил к жертве, как в дореволюционной России барин подходил к своим холопам, и требовал денег с теми же словами:

- О, ребята, с вас двадцать тысяч.

А если люди не соглашались платить, то он сурово предупреждал, что сейчас позовет своих братков, и те злостных неплательщиков просто отметелят прямо тут, даже не уводя за убогие железные лари. После подобной угрозы обыкновенный его величество инстинкт самосохранения заставлял покупателей расстегнуть свои кошельки и рассчитаться по-хорошему, не вынуждая применять к ним санкции.

Только вот на этот раз, при всей своей прыти и наглости, Левчику не повезло, потому что он наткнулся на переодетых ментов, а точнее, на сотрудников городского ОМОНа, для которых вся эта приблатненная шелупонь, именуемая бригадой и обирающая лоточников, всегда была жертвой. И любой из братков тут же превращался в барашка для заклания.

Их было двое шкафообразных мужчин с бычьими шеями, с огромными сумками в обеих руках. Они приехали в Апрашку на рынок, чтобы купить продуктов побольше, затариться, так сказать, на целый взвод, потому что одному из них именно сегодня исполнилось двадцать пять лет. Они закупали продукты оптом, в больших количествах, а потому не могли не привлечь к себе внимания, не могли не заинтересовать.

Левчик нарисовался перед ними один. Он к тому времени совершенно потерял чувство страха, а потому, преградив путь двум амбалам с четырьмя сумками марки «Смерть оккупантам», он, ни минуты не размышляя, сразу же предложил поделиться с ним деньгами. Мужчины только переглянулись между собой, не обмолвившись ни словом, затем тот, который находился к Левчику поближе, поставил одну из своих сумок на землю и этой же рукой профессионально, без замаха ударил Левчика по физиономии.

Сознание горе- рэкетир потерял сразу же, еще в момент соприкосновения кулака амбала с челюстью Левчика, а далее находящиеся рядом в этот момент люди наблюдали полет бесчувственного тела в сторону железного ларя и удар головой о стену этого самого ларя.

- Бом! – раздался звон, напоминавший по тембру звон колокола на колокольне.

- Бом! – глухим эхом отозвался резонанс в Левкиной голове, попутно выведя из строя все системы, застопорив все без исключения мыслительные процессы и отключив условные и безусловные рефлексы.

После этого амбалы с сумками ушли, как ни в чем не бывало, а вокруг лежавшего без признаков жизни Левчика собрались азербайджанцы. Они еще ни разу не видели, чтобы человек так парил в воздухе параллельно земле. Они разговаривали на своем родном языке возле него, грызли семечки, а потом послали одного из своих за Левкиной бригадой.

Те подошли минут через десять, не раньше. Они тоже, как кони в стойле, толкались у надежно вырубившегося бригадира, слушали сбившиеся версии случившегося, а потом кто-то самый сообразительный догадался вызвать скорую помощь, которая приехала через сорок минут и увезла Левчика в больницу на улице Костюшко.

Но всего этого Левчик уже не чувствовал. В реанимации он пролежал неделю, а потом был переведен в коматозное отделение, где был подключен к системе искусственного поддержания жизнедеятельности организма, и ровно через месяц попал в чуткие руки профессора Савченко, ставившего все последующие годы свои опыты на обездвиженном теле, превращенном в овощ одним профессиональным ударом. Однако не стоит думать о профессоре, как о звере или злом гении, ведь именно благодаря его экспериментам, жестоким, и, как может показаться на первый взгляд, бессердечным, все системы впавшего в продолжительный сон пациента, включая мышцы, поддерживались в надлежащем тонусе. Именно благодаря этому очнувшийся Левчик чувствовал себя вполне нормально, а потому мог передвигаться без посторонней помощи, а его мышцы за долгие годы сна не потеряли своей силы и не растратили своей эластичности. И вообще, для Левчика все произошедшее показалось одним днем.

Он отчетливо помнил, что произошло на рынке в тот злополучный день, как ему казалось, вчера. Свежи были и воспоминания о том, как он в одиночку, что делал, в общем-то, часто, решил докопаться к двум, как он посчитал, колхозникам, как подошел к ним со своим коронным вопросом. Эти двое с четырьмя огромными, набитыми до краев продуктами, сумками показались ему ходячим клондайком, мистическим эльдорадо, а потому Левчик решил испросить не двадцать, а целых сорок тысяч, и он почти произнес эту магическую сумму, практически почти получил ее. Почти, в том-то и дело, что почти.

А потом почему-то вдруг погас свет, внезапно, как будто бы кто-то совершенно не вовремя, преждевременно и безо всякого предупреждения нажал кнопку выключателя. Это было вчера, и Левчик это понимал, вот только он никак не мог понять, где он находился теперь, а спросить было не у кого, ведь в незнакомом помещении он был абсолютно один в дурацкой безразмерной пижаме землисто- серого цвета с широкими рукавами. Он лежал на железной койке, укрытый по горло зеленым шерстяным одеялом с тремя белыми полосками поперек.

Левчик скинул одеяло на пол, сел на кровати, хаотично осматривая помещение, а затем, немного успокоившись, стал прислушиваться к звукам, пытаясь уловить хоть что-нибудь в нависшей тишине, но – ничего! Тогда он ступил босыми ногами на пол и бесшумно подошел к двери. На поверку дверь оказалась заперта снаружи. Левчик наклонился в попытке рассмотреть хоть что-нибудь в замочную скважину, но эта попытка тоже была тщетной. Тогда Левчик приник правым ухом к замочному отверстию, снова полагаясь на свой слух. В глухой тишине темного коридора были отчетливо слышны чьи-то приближающиеся шаги.

 

6.

Петрович был обнаружен только утром во время обхода в палате, где раньше лежал коматозник. Он был жив, но без сознания. Его обнаружила медсестра, принесшая капельницу для пациента номер пятьдесят два, но вместо него на кровати под небрежно наброшенным шерстяным одеялом с тремя белыми полосками поперек лежал медбрат Бастов. В левой части головы Петровича красовался застывший и запекшийся сгусток крови. Очевидно, кто-то ударил его по голове чем-то тяжелым, а затем раздел и уложил на кровать. Сестра от неожиданности вскрикнула, выронила из рук на пол капельницу и побежала за главврачом, оставив Петровича там, где обнаружила.

Через пять минут тихая и размеренная жизнь коматозного отделения внезапно оборвалась. В палату, где лежал оглушенный и раздетый донага медбрат, примчались все, кто только мог, и еще через пятнадцать или семнадцать минут с помощью медикаментов Петровича привели в рабочее состояние, помогли ему кое-как одеться в больничную одежду и накинулись на него с вопросами. Тот только тупо мотал забинтованной головой, но толком объяснить произошедшее с ним не мог.

- Было темно, когда я шел по коридору. – излагал скороговоркой Бастов. – Потом, помню, я открыл дверь ключом. А потом погас свет, и теперь я здесь.

- А где пациент номер пятьдесят два? – сверля Петровича глазами, нервно спросил профессор Савченко. – Где наш коматозник? Или ты хочешь сказать, что он испарился? Так я в это не поверю. Он не Копперфильд! Или ты хочешь сказать, что тебя оглушило бесчувственное тело?

Но Петрович только головой качал, неустанно, как робот, повторяя одно и то же:

- Не знаю!

По всему было видно, что узнать что-либо еще у контуженного, во всяком случае, сегодня, не удастся.

- Дайте ему успокоительное. – распорядился профессор, низко склонившийся над рядовым сотрудником и внимательно его осмотревший. – А коматозника найти! Подключите охрану.

 

7.

Левчик выбрался из больницы рано утром. Одежда, снятая им с оглушенного ударом табурета по голове санитара, оказалась ему как раз впору. На счастье медбрат был точно такой же комплекции и такого же роста, что и Левчик.

При выходе из отделения Левчику сильно повезло уже только потому, что охранник был новым человеком, заступившим на свое второе дежурство в клинике, и еще не знал в лицо весь персонал, а потому он выпустил из отделения человека в белом халате без каких-либо вопросов, приняв его за медработника, совершающего утренний обход. Левчик спустился на первый этаж по лестнице, проигнорировав лифт, беспрепятственно прошмыгнул мимо второго охранника на главном входе в больницу и оказался на улице.

Этот район он знал плохо, а потому имевшие место изменения в архитектуре города, произошедшие за время его вынужденной отключки, его не насторожили. Малознакомая местность нисколько его не смутила. Кроме того, несмотря на свое решение продвигаться дворами, Левчику все же удалось выбрать правильное направление следования, а потому примерно через полчаса он был у станции метро Московская, где без труда смешался с толпой прохожих.

Порывшись в карманах позаимствованной у медбрата одежды, Левчик обнаружил в кармане куртки пару метрополитеновских жетонов. Опустив один из них в желоб турникета, он торопливо засеменил вниз по эскалатору, превратившись в самого обыкновенного пассажира.

 

8.

Левчик был в возбужденном состоянии, а потому сразу не обратил внимания на изменения, произошедшие за десять лет в городе, тем более что станции метро остались прежними, несмотря на стенды с новой рекламой. Но Левчику было не до чтения и не до каких-либо сопоставлений и сравнений.

Первую ударную волну шока Левчик испытал тогда, когда эскалатор вынес его на поверхность Сенной площади. Тут его взору предстала совершенно иная картина, не вписывающаяся в его обычные представления. Внешний вид площади изменился до неузнаваемости, как будто бы кто-то из рода волшебников за одну только ночь убрал старые железные лари с традиционным «Voimix» в каждом из них и поставил вместо них просторные стеклянные павильоны. Кроме того, этот кто-то умудрился возвести позади самой станции многоэтажный фантасмагорический центр «Пик» с броской рекламой.

Это было настолько неожиданно и так непривычно, что Левчик минут пять ошалело озирался по сторонам, пытаясь придти в себя и найти разумное объяснение всему увиденному, но все оказалось тщетно. Объяснения он так и не нашел, а спрашивать у кого-либо не решился, чтобы его не сочли умалишенным и снова не упекли в больницу, только на этот раз на Пряжку, где коротали сутки те, кто лишился ума, а вместе с ним здравого смысла.

Оставалось одно – идти на рынок, там разыскать своих пацанов и осторожно, как бы невзначай, попытаться расспросить обо всем.

 

9.

Нарядный вид Апрашки с обилием новых магазинов поразил Левчика еще больше. Это не была прежняя, знакомая Апрашка с ее бесконечными коробейными рядами, это было невероятное зрелище из области фантастики, преображенное и видоизмененное чьими-то немалыми усилиями.

- Не может быть! – прямо, как по классике, воскликнул Левчик.

В это мгновение ему снова показалось, что он спит, и видит все это во сне, а потому, чтобы проснуться, он вышел с рынка назад в Апраксин переулок, нашел там самое безлюдное место и, убедившись в том, что за ним никто не наблюдает, с силой ущипнул себя за ягодицу.

- А-а-а! – вырвалось у него непроизвольно.

Потирая больной участок, Левчик пришел к окончательному выводу, что не спит. Второй вывод напрашивался сам собой, и он говорил о том, что раз осталась способность логически рассуждать, значит, он не сошел с ума.

- Тогда в чем дело? – нервно подумал Левчик. – Что могло произойти за одну только ночь в этом большом и бестолковом городе, чтобы он так скоро смог изменить свой облик?

Это был сакраментальный вопрос, философский, так сказать, требующий немедленного объяснения. Озарение на Левчика нашло позже, свалившись на голову, как снежный ком. Он вдруг отчетливо вспомнил чей-то рассказ о том, как в старые добрые времена, которые он порядком подзабыл, всего за одну ночь покрывали улицу, и даже не одну, свежим асфальтом, готовя город к приезду высоких гостей из Москвы. Или, например, как в армии за одну только ночь приводили в надлежащий вид целую воинскую часть, покрасив и побелив бордюры, асфальт, стены казарм и прочих помещений, а также перекрасив в зеленый цвет высохшую и пожелтевшую траву на всех без исключения газонах, и все ради самой обыкновенной показухи.

- Значит, в город приехал Президент России, вот все и перестроили. – сделал вывод Левчик. – Молодцы!

Такое, пусть неубедительное, объяснение слегка успокоило растревоженную душу мужчины и расслабило напряженное доселе тело. После этого Левчик повернул свои лыжи обратно на рынок, ставший совсем чужим, как ему показалось, всего за одну только ночь. После пятнадцати или двадцатиминутной экскурсии он все-таки нашел на площади бывшего муравейника знакомые лотки блошиного рынка, спрятавшиеся за нарядными фасадами современных бутиков, и облегченно вздохнул. Только вот знакомых торговцев он не встретил. Их не было, как не было и тех, кто вместе с Левчиком составлял костяк его организованной преступной группировки, сокращенно ОПГ. Тогда Левчик подошел к одному из лотков, решив уточнить, куда все подевались, но его вопросов там никто не понял, а так как Левчик не растерял свои привычки считать, что все, что продается на рынке, принадлежит ему, то он стал есть азербайджанские помидоры, как гласила надпись на квадратном бумажном ценнике, просто беря их с прилавка и препровождая прямиком в рот.

Опешившая от такой наглости торговка подняла крик, совершенно не понимая, почему на ее глазах без спросу и без оплаты какой-то незнакомец спокойно поглощает ее товар, предназначаемый для продажи. На ее крик прибежал хозяин, маленький толстый азербайджанец, одетый в черный костюм и белую рубашку без галстука. На ногах у него были надеты остроносые черные туфли без шнурков с потешно загнутыми к небу носами, как у маленького мультяшного Мука. По всему было видно, что он очень нервничает, и немудрено, ведь он всерьез не знал, что делать в сложившейся ситуации, потому что на сумасшедшего грабитель похож не был, напротив, он держался спокойно и уверенно, продолжая поедать красные сочные помидоры.

 

10.

У Левчика к тому времени разыгрался аппетит, а потому он старался поскорее наесться, чтобы распоясавшийся червяк голода не сожрал его самого изнутри. Левчик вошел в свою бригадирскую роль снова, а потому, как и прежде, увидев, что к нему ни с того, ни с сего приблизился какой-то чужеземец, решил уделить ему несколько минут своего драгоценного времени.

- Ты кто такой? – по-хозяйски задал он вопрос азербайджанцу, аппетитно при этом чавкая.

- Я – Вугар. – ответил азербайджанец несколько обескуражено и задал точно такой же вопрос уже Левчику. – А ты кто такой?

- Я кто такой? – удивленно переспросил Левчик, отчего по его подбородку побежала то ли слюна, то ли помидорный сок. – А ты не знаешь? Я – Левчик, бригадир.

Его удивлению в тот момент не было предела! Какой-то торгаш, маленький и толстый, да еще приехавший сюда с далекого юга, где говорят на другом языке, вдруг решил на него наехать! Да где это видано?

Поведение торговца одновременно и удивило, и обозлило Левчика, а потому он завелся с пол-оборота, как мотор дорогой иномарки, и уже просто не мог прятать свои эмоции. Белесая пелена бешенства затуманила его мозг окончательно, он сделал шаг навстречу оппоненту и, глядя зло ему в глаза, просипел:

- Да я с тебя, урода черножопого штраф возьму! И вообще, работать ты здесь больше не будешь!

Тут настала очередь удивляться азербайджанцу Вугару.

- Не ты меня ставил сюда, - произнес он, волнуясь, а потому с наибольшим акцентом, - не тебе и решать. Я продаю свои помидоры, а ты их ешь, даже не заплатив.

- Твои? – взревел, как паровозная сирена, Левчик. – Твои? Ты их что, сам выращивал на огороде? Фермер?

Азербайджанец не понял последнего слова, ибо слово «фермер» в его словарном запасе отсутствовало, а потому он посчитал его каким-то неизвестным ругательством.

- Самид! Агадада! – вдруг громко закричал он, взывая, что есть мочи, к своим землякам, а потом что-то затараторил на своем языке.

Теперь уже не понял Левчик, и это разозлило его еще больше.

- Так ты решил собрать вокруг меня вашу сборную по футболу, крашеная импортная обезьяна? – воскликнул он, в сердцах от негодования раздувая ноздри и попутно отмечая взором, что из-за соседних прилавков, подобно призракам, всегда возникающим из ниоткуда, к нему устремились пять или шесть сотоварищей Вугара.

- Нет, совсем чурки озверели! – с этими словами Левчик ткнул Вугара кулаком в челюсть, пролив, таким образом, первую кровь.

Вугар по инерции отлетел в сторону, визжа, как опоросившаяся свинья, и покатился по грязному, заплеванному семечками асфальту к своему лотку с овощами и фруктами.

- Распространители гнилых помидоров! – кричал Левчик, раздавая тумаки подоспевшим и приблизившимся к нему на расстояние вытянутой руки азербайджанцам.

Однако, к превеликому сожалению, у Левчика было всего две руки, а потому они не могли противостоять целому десятку слаженно работающих загорелых кулаков. Быстро сообразив, что противник имеет численный перевес, и еще немного, и его одолеет, Левчик ринулся в сторону лотка с помидорами – единственной бреши в том кольце, в котором оказался бывший бригадир. Попутно он пнул ногой пытавшегося подняться на ноги Вугара, но хлесткий удар у него не получился, а потому, запутавшись ногами в своей жертве, Левчик потерял равновесие, и сместившийся вперед центр тяжести заставил его плюхнуться со всего маху в лоток с красными сочными помидорами.

Обрадованные азербайджанцы безмерно воодушевились, увидев спину поверженного врага. Цвет красных раздавленных помидоров придал всем их действиям мстительный характер. Дело в том, что удар по роже земляка они могли стерпеть и даже со временем простить, а вот за раздавленные, испорченные и потерявшие товарный вид овощи они готовы были убить кого угодно.

Такой поворот в их поведении Левчик почувствовал интуитивно, как говорится, почувствовал задницей, а потому резво, как змея в утесах, заскользил по прилавку дальше, выдавливая всей своей массой спелый томатный сок из раздавленных красных помидоров.

Увидев такую картину, азербайджанцы просто озверели, мгновенно превратившись в единый организм, в слаженное и хорошо организованное подразделение черной сотни. Через минуту они, подобно бедуинам в пустыне, с перекошенными лицами и издавая характерные гортанные звуки, гнали бывшего бригадира вдоль торговых рядов, пытаясь снова взять его в кольцо, окружить, чтобы на этот раз добить окончательно. Так охотники гонят волка, так стая диких псов несется на всех парах за своей добычей.

В бешеной погоне участвовал и Вугар. Он еще не до конца оправился от зуботычины, в результате которой болела челюсть и кровоточил прикушенный и прокушенный язык, но главное – это то, что он был в сознании и в относительном порядке, если не считать мятого и испорченного костюма. Неполучившийся вялый удар ногой в живот вреда и вовсе никакого не нанес, а потому Вугар, далеко отставший не только от лидера гонки, но и от пилотона, все же горел желанием догнать негодяя и посчитаться за все. Он жаждал сатисфакции за причиненный ему моральный и материальный ущерб, однако, избыток веса, огромный живот и, как следствие, одышка, сделали свое гнусное дело, а потому уже после первой стометровки он выдохся полностью и для начала замедлил шаг, а потом остановился и вовсе, и, прислонившись спиной к стене одного из магазинов и держась за сердце, старался отдышаться.

А погоня продолжалась еще минут десять, уже без Вугара, а потому торгующая братия и покупатели все это время могли наблюдать хаотичное перемещение по рынку десятка людей, тщетно пытавшихся догнать и изловить какого-то парня, ловко перепрыгивающего через всевозможные препятствия с криками:

- Черножопые козлы!

А потом все стихло так же внезапно, как и началось, и жизнь рынка вернулась в свое обычное русло. Азербайджанцы еще немного поискали Левчика, покрутившись у входа на рынок, внимательно всматриваясь в лица прохожих, а затем, окончательно убедившись в том, что найти этого типа не представляется возможным, недовольно побрели к своим лоткам, прихватив на обратном пути успевшего отдышаться Вугара.

 

11.

А Левчик выскочил с территории рынка, пересек Апраксин переулок и нырнул в арку соседнего дома. Этот маршрут ему был известен очень хорошо, а потому он беспрепятственно через следующую арку выскочил на Гороховую, молниеносно пересек ее и снова дворами, уже перейдя на шаг, спешно двинулся к станции метро Сенная.

Он всем своим нутром снова почувствовал, что здесь что-то не то, что он чего-то не понимает, что он как будто бы попал в какое-то другое измерение. Вроде бы и город тот же, и люди те же, только ни одного знакомого, даже на рынке. Да и его самого чуть не убили, а ведь в том измерении, откуда он прибыл, все было по-другому. Правда, там не было всех этих магазинов, рынок выглядел иначе, и не было этого огромного стеклянного здания с названием «Пик», ничего этого не было. Зато Левчик там был человеком, бригадиром, главарем, заводилой, козырным тузом, и его на рынке, с которого сегодня так бесславно прогнали, знала каждая собака, которая не только виляла хвостом при его появлении, но и становилась в стойку «служу», встав во весь рост на задние лапки и высунув подобострастно свой язык. А сейчас все не то и все не так! И кто бы это все мог объяснить?

С такими тяжелыми и невеселыми мыслями Левчик подошел к стеклянному гиганту с ярким названием «Пик», немного потоптался в недоумении перед входной крутящейся дверью, как бы стараясь убедиться, что все это происходит наяву, оглядел с высоты мраморных ступенек модную парковку с массой новых автомобилей, которых он никогда до этого не видел, а затем, набравшись храбрости, зашел внутрь вместе с другими людьми и ошалел от обилия новых товаров на прилавках и в витринах магазинчиков и бутиков, расположенных внутри здания, был опьянен царившей здесь атмосферой праздника купли- продажи, где неспешно расхаживали покупатели, что-то выбирая, прицениваясь, примеряя и расплачиваясь, если вещь им понравилась или подошла одежда.

Но наибольшее потрясение Левчик испытал возле маркета, в котором продавались мобильные телефоны. Новые навороченные модели с цветными дисплеями и множеством функций потрясли до глубины души, так сильно, что Левчику на мгновение показалось, что он попал в сказку. Эти телефоны не шли ни в какое сравнение с теми трубками, большими и не помещающимися ни в один карман, к виду которых он привык. А какие это были сигналы вызова! Слова «полифония» Левчик еще не знал, а потому крайне был удивлен, когда услышал собственными ушами разноголосое пение вместо обыкновенных звонков, музыку, как в музыкальных центрах.

Поэтому он очень долго рассматривал всю эту чудо- технику, представшую вдруг перед его взором, и был похож в эти минуты на малыша, попавшего, наконец, в долгожданный магазин детских игрушек, а потому потерявшего голову и забывшего все на свете, ибо это был иной мир, мир волшебных грез и сладких сновидений, это был мир запредельных мечтаний.

 

12.

А потом наступило пробуждение. Взгляд Левчика скользнул на висевший на стене календарь, на котором красовались цифры «2007», отчего бывший авторитет ОПГ испытал легкое головокружение, перешедшее очень быстро в легкое помешательство. Его мозг еще боролся с очевидным фактом, так просто и цинично объяснившим все его сомнения и подозрения. Он сначала не поверил в то, что увидел, потому что все это не поддавалось никакому объяснению и походило скорее на фантастический фильм, где возможны перемещения во времени. Только все это происходило не на экране, а в действительности, а сам Левчик был не обыкновенным зрителем, а главным героем лихо закрученного сюжета. Он вдруг отчетливо почувствовал, как в его груди от внезапного озарения стало бешено биться сердце.

- Неужели все это происходит со мной? – подумал Левчик. – Неужели все это правда?

Он вышел из магазина и бессильно опустился на стоявшую рядом резную скамейку. Он вдруг понял, что каким-то неведомым ему доселе способом он вдруг переместился на целое десятилетие вперед. Именно поэтому он не узнает своего родного города, в котором родился и вырос, а город не узнает его. Это был шок, это было выше его сил. Левчик так разволновался, что не сразу почувствовал, как боль, словно обручем, сковала его голову, все больше и больше нарастая, сдавливая, как в тиски, все сильнее и сильнее. Левчик схватился за голову обеими руками в попытке снять этот железный обруч, а потом потерял сознание.

Мимо проходили люди, и никому из них не было никакого дела до сидевшего на резной скамейке человека с низко опущенной головой, который по роковому стечению обстоятельств отстал от этой жизни на целое десятилетие.

 

Июнь- июль 2007 г.