Эта зима была снежной, белой и воздушной. Точно такой же, как Дуня. У Дуни были светло-русые, почти белые волосы, белая пушистая шапочка, белая дублёнка, румяные щёчки, голубые глаза и удивительная улыбка.

Когда Дуня улыбалась, казалось, что это улыбается солнце. Сразу становилось вокруг неё светлее и теплее, даже если это была глубокая ночь или пасмурный и холодный день.

Правда, сейчас день стоял ясный и морозный, а Дуня была похожа на Снегурочку. Только без косы. Её короткие, вьющиеся волосы нельзя было скрыть никаким головным убором. Белые завитки выбивались из-под шапки и забавно торчали в разные стороны, что, впрочем, ничуть не портило, а, наоборот, только украшало девушку.

По сказочному сюжету возле неё должен стоять Дед Мороз, но вот его-то как раз и не было. Стоял и трусился от холода Матвей, классный фотограф-профессионал, а Дуня оказалась совсем и не Снегурочкой, а обыкновенным корреспондентом местной городской газеты «Южная жизнь».

Газета родилась в прошлом году, совсем недавно, и коллектив, если можно так выразиться, назывался новорождённым.

Главному редактору было тридцать пять лет. Его звали Виталий, и он был грозен. Грозен своей напористостью и важен своей значимостью. Он постоянно требовал от корреспондентов свежий и острый материал. Надувал щёки от этой своей важности и таращил глаза.

А корреспондентов было всего-навсего трое: Дуня, Надежда Викторовна, и Аня. Надежда Викторовны была самой старшей среди них троих. Она заведовала рекламой, и, поскольку опыта у неё было больше, чем у других, являлась ещё по совместительству и заместителем главного редактора.

Всё остальное Дуня с Аней поделили пополам. Аня собой представляла девушку политически продвинутую, знала несколько иностранных языков и ведала в газете политикой и экономикой. Дуня же, наоборот, была натурой тонкой и возвышенной, любила искусство и поэзию. Поэтому под её начало отвели культуру, медицину и письма читателей.

Матвею фотографу досталось больше всего. Он был нарасхват. Нужно было успевать съездить и в мэрию с Аней, и в театр с Дуней. И оформить рекламу. И напечатать фотографии, и успеть разместить их в газете. Никого не волновало, когда он это будет делать и как. Главное для главного редактора было то, чтобы газета была выпущена в срок и точка!

Девчонки работали в основном по домам, текст набирали на своих компьютерах, так как целыми днями мотались непонятно где в поисках этой вот сенсации, которая должна была, наконец, прославить их газету на весь город. Да что там город, на всю страну.

В бывшем административном корпусе какой-то фирмы-банкрота арендовали три комнаты на втором этаже: две небольшие и одну довольно-таки приличную. Эти две небольшие комнатки занимали: одну – главный редактор, а другую Надежда Викторовна с бухгалтером Марией Ивановной.

В третьей и самой большой стояло пять столов. Три стола принадлежали Матвею, Дуне и Ане. Два других стола были отведены специалисту по вёрстке, так называемому корректору, Пал Палычу, человеку пенсионного возраста, и менеджеру маркитологу - молодой девчонке Аурике. Она училась в заочном институте как раз на менеджера и здесь нашла работу по своей специальности, отчего радость её превышала всякие границы.

Пал Палыча и Аурики практически никогда не было на месте. Если корректор приходил один, два раза в неделю и вычитывал текст, который будет идти в типографию, и его можно было хоть когда-то увидеть, то Аурика являлась единицей виртуальной. Она целыми днями где-то носилась, договариваясь то с типографией о наборе газеты, то распространяла её где-то по каким-то мифическим точкам, то отбывала в другой город на сессию. В общем, видели её только по праздникам, таким, как Первое Мая, чей-то очередной день рождения и Новый Год.

Все остальные приходили каждое утро на пятиминутку, чтобы выработать план действий на день и быстренько разбегались по своим делам.

Виталий запирался в кабинете главного редактора и висел там на телефоне целый день. Надежда Викторовна с Марией Ивановной после пятиминутки занимали свои рабочие места, а Аня с Дуней и Матвеем отправлялись, в какой раз, за сенсационным материалом.

Кто первый успел захватить с собой фотографа, тот и был везунчиком. Сегодня повезло Дуне. Она должна была написать статью о прекрасном медицинском коллективе одной клиники. Эта статья была основана на вопросах и ответах, и нужно было сфотографировать главного врача и поместить его фото на первой странице.

Собственно говоря, в последнее время Дуне вообще везло с фотографом. Он постоянно был возле неё, они куда-то вместе ездили, вместе забегали в кафешку перекусить, вместе вечером появлялись в офисе. И это его желание быть рядом, ходить за ней хвостиком, совсем не настораживала Дуню. Наоборот, ей очень хотелось, чтобы он был всегда возле неё, потому что за последнее время они очень сдружились. И когда Матвею по работе нужно было ехать с Аней, Дуня скучала, чего уж там скрывать, хотя раньше она за собой такого не замечала. С чего бы это?

 

Зима была самым любимым временем года Дуни, ведь она родилась и прожила немало лет на Севере, можно сказать, на краю света, в маленьком Чукотском островке цивилизации посёлке Лаврентия. Это был конец земли. Дальше расстилался холодный Берингов пролив, который девять месяцев в году стоял одним монолитным торосом.

Дуниных родителей на Север занесла судьба. Они были геологами, молодыми, амбициозными. Ничего не боялись и хотели трудностей. Эти трудности они нашли на Чукотке, влюбились в неё без памяти и остались там жить навсегда. Там же родилась их любимая доця, свет и радость их очей. Они дали ей простое русское имя Евдокия.

Может быть в честь бабушки, маминой мамы, а может быть в пику всем Марианнам, Эльвирам и Анжелам, Дуня этого не знала. Раньше она об этом не задумывалась, а сейчас поздно уже было всё это выяснять. Да и как ты это выяснишь, если родители до сих пор живут в небольшом посёлке Лаврентия на Севере России, а Дуня с бабушкой Евдокией – в южном, горячем и огромном городе на Украине.

Конечно, Дуня тосковала. Десять лет назад, когда она в пятнадцатилетнем возрасте уехала на материк к бабушке, чтобы поступить в педагогическое училище, она и представления не имела, что так будет скучать по своим друзьям, которые остались в Лаврентия. По пурге, которая дула с неизменной регулярностью всю долгую зиму, и наносила такие заносы, что скрывала целые дома под ними. Иногда, в магазин, чтобы купить продукты, они добирались через крышу.

А северное сияние, эта незабываемая красота, оно Дуне даже снилось ночами. Иногда оно летело просто белое, словно перистое облачко. Наверное, у Великого художника не было в тот момент настроения, а может быть и красок. Но, когда оно появлялось, это настроение, то северное сияние сияло и переливалось всевозможными цветами, какие только были на земле. А может быть и не только на земле, но и в бескрайнем космосе.

Оно плыло по ночному небу тонкой газовой шторой и переливалось из бирюзового цвета в розовое, из розового в голубое. Все цвета радуги освещали небо большой воздушной волной, и эта волна то накатывала и накрывала весь посёлок, то отходила чуть выше, а то плыла себе дальше и дальше по небесному простору. Куда плыла, никто не знал. В какие-то бескрайние дали. Только самому северному сиянию было известно его место обитания, да Великому художнику, в руках которого находилась волшебная палитра.

А простые смертные наслаждались этой необыкновенной красотой, сравнимой, разве что, с ночным ясным небом, усеянным звёздами, словно янтарными леденцами. Звёзды гроздьями висели низко над головой, кучками сидели на сопках, стайками отдыхали на крышах домов, и казалось, что их можно достать руками и положить себе в рот за щеку, как лимонное монпансье.

После длительной и затяжной пурги ясное ночное небо с яркими звёздами кружило голову и захватывало дух. И когда Дуня смотрела на эти звёзды, ей казалось, что и на неё смотрят точно также из далёкой и неизвестной галактики. И мерцание этих звёзд, словно биение чужого сердца, несло Дуне какое-то внеземное послание. Ей так хотелось расшифровать его, это послание, узнать, что же такое важное хотели сказать звёзды? Но, межзвёздный язык недоступен земному жителю.

Лето на Чукотке – это вообще сказка. Когда девять месяцев дует беспросветно пурга, и вдруг перестаёт пуржить, и пуночка – чукотский воробей, начинает чирикать с приходом весны, душа распускает зелёные листья вдохновения. Хочется постоянно петь, смеяться, влюбляться, веселиться, куда-то бежать. На сопку, с сопки. Танцевать, совершать много всяких дурачеств.

И всё потому, что ярче светит солнце, дни становятся длиннее. Задул южак – южный ветер, и выгнал весь лёд из залива. И теперь не белое пространство вокруг посёлка, а синяя и манящая вода, хоть и ледяная.

На сопках постепенно появляются плешивины не тёмной земли, а зелёные кочки-островки, такое впечатление, что сопки надели новое весеннее платье в зелёный горошек. Косяки перелётных птиц курлычут в ясном голубом небе, и душа у Дуни трепещет и горит, как распустившийся в тундре бутон полевого первоцвета.

Наконец, снег растаял совсем. Наступило настоящее Чукотское лето. Круглые сутки светит солнце. К вечеру становится чуть-чуть пасмурно, это солнце дошло до горизонта. Дошло, но не зашло. Просто притаилось на несколько минут за сопками. Там оно постояло какое-то время в нерешительности, думая, наверное, прятаться ему за горизонтом, в конце концов, или нет. Наконец решило не прятаться, и потихоньку-потихоньку вновь стало подниматься над тундрой, как бы говоря: «Подъём, не надо спать. Наспитесь ещё зимой, в полярную ночь».

Ну и что, что комары заедают? Их что, нет на юге? Да, полным-полно. Разве в этом дело? Главное, какой необыкновенный воздух вокруг, наполненный всевозможными ароматами разнотравья! Он звенит над посёлком, как натянутая струна. Воздух звенит, а в самом посёлке стоит такая тишина, что слышно как плещутся небольшие волны в заливе, и как клацают зубами огромные рыбы горбуши, хватая друг друга за хвост. Чукотский парадокс.

Хозяйки шьют специальные шторы из тёмного гобелена на окна, чтобы хоть как-то приглушить свет. Светло, ведь, целые сутки. Невозможно заснуть. А молодежь, не глядя на часы, гуляет себе и не замечает, что уже глубокая ночь на дворе. Только тишина, которая легкой прозрачной косынкой накрывает уснувший посёлок, шёпотом подсказывает ей, что уже давно пора по домам.

Ну, как такое можно забыть? Это просто невозможно и всё!

- Дуняша, и как тебе не холодно, - заикаясь и клацая зубами от мороза, не спрашивая, а как бы подтверждая, говорил Матвей.

Он, южанин с детства, проживший все свои двадцать восемь лет в этом городе, промёрз до костей. Давно, может быть только в детстве, он помнил такие зимы. За два дня намело сугробов, как говорится, выше крыши. И третий день всё метёт и метёт.

Утром невозможно было выйти из подъезда. Снегом завалило входную дверь. Хорошо, он парень сильный, поднатужился, и кое-как отодвинул её, чтобы можно было хоть как-то протиснуться. А там уже соседка баба Мира лопатой для снега расчистила крыльцо.

Жители сами взялись за это дело – убирать дворы от снега. Дворников не дождешься. Да и, честно сказать, не успевали они. Снег шёл так, как будто его десять лет сюда не пускали, закрывали небесными запорами. И вот теперь, он эти запоры сорвал и завалил весь город пушистыми холмами, через которые невозможно было ни пройти и ни проехать.

Три дня снежной круговерти, и улицы не узнать. Завалило снегом лавочки, скверы, памятники. Вместо них сугробы с человеческий рост. Люди, которые на работу ездили на машинах, бросили свои автомобили и пересели на городской транспорт. Если раньше на дорогах были пробки, то сейчас стали мега пробки. В маршрутке можно было связать один носок спицами, пока стоишь по три часа на каждом перекрёстке.

В первый день снегопада в магазинах и киосках не было хлеба. До хлебозавода не добрались пекари. Но, Дунину бабушку это не смутило. Она, сколько себя помнила, всегда запасалась на зиму мешком муки и мешком сахара. Даже сейчас, когда в магазинах есть всё, и никакого дефицита, старшая Евдокия, как она выражалась, «запас не тянет», приобретала из года в год данный продукт. И вот он, этот запас, как раз и пришёлся впору. Мороз, пуржит, а дома у Дуни вкусно пахнет пирогами. Она их даже с собой на работу захватила, мало ли что. Вдруг негде будет перекусить.

- На вот, возьми, - протянула Дуня пирожок Матвею,- поешь, может, согреешься. Еда - это калории.

- А кофейку, случайно, горячего нет? – С надеждой в голосе, произнёс Матвей.

- Кофейку нет, - развела руками Дуня. – Скажи спасибо и за это.

- Спасибо, - улыбнулся парень, - ты спасла мне жизнь. И, правда, стало теплее. Надо же, твой пирожок меня согрел. Кстати, очень вкусно. Умеешь печь пироги.

- Это не я, это моя бабуля.

- Хорошая у тебя бабуля. Может, пригласишь в гости на чай?

- Вот сделаем работу, тогда я подумаю,- засмеялась Дуня. Ей было смешно. Такой большой, выше Дуняши на целую голову, он смотрелся рядом с ней просто громилой. Замёрз и трусится, как цуцык, а ей хоть бы что. Вот что значит родиться на Севере.

И вообще, ей очень нравилось их общение. Стали, что называется, закадычными друзьями. Дуня себе и представить не могла, что с парнем можно вот так запросто дружить. Причём, они рассказывали друг другу всё, даже самое сокровенное.

Конечно, уж совсем интимное, Дуняша не рассказывала вообще никому, а так, личные мысли, душевные переживания, этим она вполне могла поделиться со своим новым другом и встретить полное понимание с его стороны.

Иногда она задавала себе вопрос, а может их связывает не только дружба? И когда она это спрашивала, то внутри у неё сразу же поднималась какая-то волна неизвестного происхождения, она волновала Дуню, тревожила, словно прилив в новолуние, в общем, было не очень комфортно с этими вопросами. В конце концов, она перестала их задавать. Раз нет ответа, чего зря спрашивать.

Да и Матвей, он тоже не стеснялся рассказывать Дуне о том, что у него происходит в жизни, какие у него планы и что у него в мыслях. В общем, это были настоящие друзья по возрасту, по духу и по настроению.

А настроение у Дуни сейчас было не ахти. Что-то её мучило, а вот что, она не могла сказать. Просто было тревожно на душе, и всё. Она, как могла, прислушивалась к себе, присматривалась, но причину плохого настроения никак не находила.

- Что мордень такой смурной? – Спросил Матвей.

- А что, видно?

- Ещё как. И вообще, от меня ты своего настроения не скроешь. Я его за милю учую, - усмехнулся парень.- Ну, давай, колись, чего такая кислая.

- Да, не кислая я , просто у меня такое предчувствие, что должно вот-вот что-то произойти. То, что мне знать совсем ни к чему. И я этому, к сожалению, никак не смогу помешать.

- Это ты о чём? Что-то случилось? – Заволновался Матвей.

- В том-то и дело, что ничего не случилось. Просто я никак не определю причину своей тревоги. А что, сильно заметно? – Улыбнулась Дуня.- Я вроде старалась, чтобы никто не увидел и не догадался, что у меня на душе кошки скребут.

- Никто и не увидел, кроме меня. Я ведь фотограф, и мимику лица от меня не скроешь. Профессионал! – Матвей от гордости весь светился.

- Да ладно тебе, - засмеялась Дуня, – тоже мне, мимический доктор нашёлся. – И тут, при слове «доктор» Дуню опять замутило.

-Да что же это такое, - в сердцах вскрикнула девушка.- Как только я произношу слово доктор, как мне сразу становится нехорошо.

- Может, со здоровьем что-то не так? – Заволновался Матвей.

- Причём здесь здоровье. Я, думаю, что мне не хочется идти в клинику и брать там интервью.

- Почему? – Удивился парень.

- Откуда я знаю. Просто ноги не идут. Один шаг вперёд, и два назад. Видишь? Я уже пол часа стою перед этой клиникой, ты весь замёрз, а я ни с места. Вот, что бы это значило? Ты мне не скажешь?

- Понятия не имею. Наверное, женский каприз. А может, у тебя это… - кризис молодого возраста? – Засмеялся Матвей.

- Ничего другого придумать не смог, - в ответ улыбнулась Дуняша. – Тоже мне, знаток человеческих душ. Кризиса молодого возраста не бывает. Бзики в молодости бывают. И мне кажется, что у меня очередной бзик, - вздохнула Дуня.

- Слушай, а ты здесь уже была? Брала интервью?

- Когда? Это Виталий договаривался с главным врачом. Он назначил нам время, а я стою здесь, опаздываю, тебя морожу, а сама не двигаюсь с места. Ну, скажи, это нормально?

- Нормально. У всех бывают заскоки, не ты первая, не ты последняя. Всё, пошли брать интервью, не то ещё капельку, и я превращусь в сосульку. Или того хуже, простужусь, и тебе придётся меня лечить.

- Пошли, а то и правда заболеешь, а меня шеф прибьёт, - вздохнув глубоко, как перед экзаменом, Дуня смело шагнула на крыльцо здания.

 

«Клиника искусственного оплодотворения «Надежда» гласило на вывеске дома. Да, это была не просто больница, здесь занимались очень важным и существенным делом, делом, о котором в последнее время средства массовой информации трубили если не раз в неделю, то раз в месяц это точно.

Рождаемость катастрофически падала, и не потому, что молодые женщины отказывались рожать. Нет, наоборот. Им-то как раз для родов создали все условия, правительство существенно подняло единовременную выплату при рождении ребёнка. Только вот рождалось этих детей совсем не так, как планировало это самое правительство.

Демографический взрыв назревал с каждым годом. Женщин, которые могли родить ребёнка, становилось всё меньше и меньше. Бесплодие среди молодёжи увеличивалось в геометрической прогрессии.

Что случилось? Почему так происходит? И как этому помочь? Вот все те вопросы, которые решала эта клиника в срочном порядке. И если сейчас этого не решить, то потом будет уже поздно. Просто некому будет помогать в таком важном и нужном деле.

Дуня сидела в кабинете главного врача и держала в руке лист с приблизительным планом собеседования. Держать-то держала, но ведь их разговор может пойти совсем не по плану, а так, произвольно. Как это уже не раз бывало. Вопрос-то можно задать, но какой ты получишь на него ответ? И в какую сторону он тебя заведёт, вот этого в плане никогда не предусмотришь и не предугадаешь.

Напротив Дуни за столом восседал, иначе не скажешь, очень интересный мужчина. Лет ему было уже под шестьдесят, но выглядел он очень хорошо. Вьющиеся светлые волосы, хотя светлый цвет их был в основном из-за седины, обрамлял красивое и мужественное лицо. Голубые глаза внимательно и серьёзно смотрели на Дуню, но в них плясали смешинки. Ей казалось, что серьёзность свою он демонстрирует специально, а на самом деле это весёлый и жизнерадостный человек. Было видно, что ему хочется побыстрее разделаться с корреспондентами, и заняться своим настоящим и таким любимым делом.

- И что же заинтересовало «Южную жизнь» в нашем заведении? – Улыбаясь, спросил Георгий Константинович, так звали главного врача этого медицинского учреждения.

- Тенденция снижения рождаемости в нашем регионе,- также улыбаясь, ответила Дуня.

- Ох, деточка, этот вопрос волнует меня вот уже на протяжении двадцати восьми лет, с того времени, как только я попал в эту клинику, - вздохнул доктор.

- Вы что, стояли у самых истоков зарождающейся проблемы?

- Не только стоял, но и начинал свою работу именно отсюда. Здесь я вырос, как специалист, и дорос до главного врача. Собственно говоря, и проблемы-то раньше такой не было. Вернее, проблема была, но не в таком стихийном виде. Да мы и начинали-то с нуля. Материальной базы не было, живой базы не было. Да, вообще, никакой базы не было. Всё делали сами.

- Материальная база – это понятно. А вот что такое живая база?

- А это то, что сейчас мы имеем в наличии, а раньше приходилось даже своё отдавать для юных мамаш.

- Я Вас правильно поняла, вы хотите сказать, что ваши доктора мужчины являлись донорами для искусственного оплодотворения?

- Ну, не все, и не всегда. Но, что-то возле этого, - усмехнулся доктор, - А как быть, если у папы все его детки спят и двигаться никуда не хотят? Где их брать? Не бегать же по городу и просить у каждого встречного о помощи. Донор должен быть, прежде всего, здоровым. А у нас в клинике как раз молодые и здоровые врачи. Вот и помогали, как могли.

- И много детей ваших сотрудников бегает по свету? – Дуня не могла себе даже представить такое.

- Давайте договоримся, что вы не будете преувеличивать вклад наших врачей в так называемую проблему. Это, во-первых. А во-вторых, вы думаете, что вот так сразу и виден положительный результат? Нет, дорогая моя, для этого нужно потрудиться. С одного раза очень редко получается ребёнок. Женщина должна пройти целый курс лечения и не один, и то мы гарантии не даём.

- Но Вы ведь помните первых своих пациенток? Неужели ни у одной не получилось с первого раза?

- Почему не помню. Помню. Молодая, лет двадцати пяти, красивая, очень хотела иметь ребёнка. Очевидно, это её желание настолько было сильным, что ей было достаточно одного курса. Только это исключение из правил. Я нашей заслуги в этом не вижу. Просто женщина была здоровой, юной и, наверное, удачливой. Ей повезло, вот и всё.

- А как дальше сложилась её судьба? - Дуне было очень интересно.

- Не знаю. Да и знал бы, не сказал. Профессиональная этика.

- И кто же родился, мальчик или девочка?

- Затрудняюсь ответить, но думаю, что родила. Дело в том, что когда мы выяснили, что с плодом всё нормально, и здоровью ребёнка ничего не угрожает, эта будущая мамаша выписалась из нашей клиники, и где она рожала своего малыша, нам не известно.

- А нельзя это как-нибудь узнать, - спросила Дуня у доктора.

- Зачем?

- Ну, это же интересно. Первый результат работы клиники, тем более, что донором, как я поняла, являлся один из ваших сотрудников.

- Вот вы журналисты, всё же вредный народ. Вас выгоняют из дверей, а вы лезете в окно. Пришли с глобальными вопросами, а интересуетесь личной жизнью. Я ведь вам сказал про базу, о том, как нам трудно было в те годы, а вы о детях. Уже забыли обо всём, лишь бы чужое бельё прополоскать.

- Вы не будете возражать, если я Вас сниму для нашей газеты? - Спросил Матвей доктора, чтобы разрядить обстановку.

- Не буду, тем более, что я договорился с Виталием, главным редактором. И вообще, мне бы не хотелось, чтобы личные моменты жизни наших докторов были выставлены напоказ читателям вашей газеты.

- Мы не жёлтая пресса, - улыбнулась Дуня. - И без Вашего согласия печатать материал не будем. Но, если захотите дать эксклюзивное интервью, я к Вашим услугам.

- Договорились. А сейчас я проведу вас к своему заместителю, Татьяне Петровне, она вам всё расскажет и покажет. У меня, к сожалению, просто нет физического времени.

Пока они с Матвеем шли по коридору, Дуня размышляла. Её почему-то очень заинтересовал разговор с Георгием Константиновичем. Захотелось найти эту женщину и узнать, как дальше сложилась её судьба. Кто у неё родился, мальчик или девочка? Тем более, что донором был кто-то из врачей клиники. Только вот кто? И знает ли он, что где-то живёт его ребёнок? Может быть, даже в этом городе. Учится, или работает. Радуется и наслаждается жизнью, подаренной таким удивительным и неординарным способом.

Сейчас этому ребёнку приблизительно столько же лет, сколько и Дуне. И ей не просто хотелось это узнать, её прямо толкало куда-то, прямо несло в чужую тайну, словно яростный тайфун средиземноморья.

Как странно, Дуня сначала не хотела идти в эту клинику, брать интервью. У неё даже настроение падало при слове «доктор», правда потом она забыла обо всём, так как узнала очень интересный материал.

И вот теперь, в свете этого нового материала, внутри у неё что-то загорелось, вспыхнула какая-то вспышка и то тревожное волнение, которое волновало её до разговора с Георгием Константиновичем, усилилось и с новой силой дало о себе знать.

- Слушай, Матвей, ты мне друг? – Задала риторический вопрос Дуня своему фотографу.

- Ты же знаешь, что да. А что надо? У тебя такой тон, будто ты что-то замышляешь.

- В самую точку. Я хочу узнать, кто та первая женщина, которой помогли здесь в клинике.

- Зачем тебе это знать? – Удивился парень. – Копаться в чужой жизни не хорошо. Тебя что, этому не учили?

- Конечно, учили. Но мне нужно, понимаешь. И я не знаю почему. Нужно и всё!

- Какие-то странные у тебя желания.

- Это не желание. Я носом чувствую здесь сенсацию. У меня репортёрский нюх, понятно.

- Но ведь тебе ясно дали понять, что не хотят, чтобы ты выясняла все нюансы этого дела. Ещё и нюхалку твою могут повредить.

- Они не хотят, а я хочу, - настаивала на своём Дуня. – Если бы все журналисты боялись за свою нюхалку, как ты выражаешься, и делали то, что хотят окружающие, сенсаций вообще не было бы. Было бы сплошное житейское болото.

- А так у нас появится десятибалльный шторм, и поднимет всю грязь со дна наверх, - саркастически заключил Матвей.

- А может быть это будет убойный материал, - продолжала настаивать Дуня.

- Смотри, как бы он не зацепил и тебя. Может так шарахнуть и облить грязью, что потом во век не отмоешься, - всё еще предупреждал Матвей.

- Да что ты зудишь, как надоедливая муха. Скажи, что не хочешь со мной заниматься этим, и дело с концом. – «Всё-таки мужчины не такие напористые, как мы, женщины, - думала Дуня. – И этот такой же, как все, ленивец».

Но, вопреки Дуниным мыслям Матвей не собирался бросать свою подругу на одиночное плавание в расследовании. Он хотел ей помочь, но, работая в газете и вообще в этой области больше времени, чем Дуня, он-то как раз знал, чем иногда может обернуться чужая тайна.

Дуню же несло. Она в мыслях уже продумывала план действий, куда и к кому обратиться, чтобы получить доступ в архивы. Конечно, это будет не просто сделать. Даже трудно. Но, попробовать стоит. Только с чего начать? В каком направлении двигаться?

 

Никто и никогда бы раньше не сказал, что из Дуни выйдет такой напористый и такой настоящий, даже можно сказать натуральный, корреспондент. Въедливый и цепкий. Она словно родилась для этой работы.

С виду такая мягкая, такая воздушная, как райское облачко, эта девушка могла иногда преображаться и в грозовую тучу для некоторых. Если вдруг ей какой-то материал покажется ценным, она как клещ вцепится в это дело и пока не доведёт его до конца, до нужной точки, то не остановится.

Сама Дуня и не подозревала в себе такие способности. Ещё десять лет назад, когда она приехала к своей бабушке, чтобы поступать в педагогическое училище, девушка и думать не могла, что будет работать в газете корреспондентом. Дальше учителя младших классов её фантазии не распространялись.

Но, так случилось, что она сразу не смогла поступить в училище. Не хватило знаний. Северная учёба была на порядок ниже, чем учёба южная. Пришлось заканчивать здесь десятилетку и подтягивать свои не такие уж и полные знания. Зато после окончания школы для неё это уже не было проблемой. Поступила она легко, училась легко, и закончила своё педучилище на одни пятёрки, что давало возможность сразу же подать документы на третий курс педагогического института.

А вот здесь самое интересное. Институт выпускал свою газету, и в нагрузку, как общественное дело, Дуне предложили написать статью про проблемы заочников. И тут наша девочка развернулась. Она затронула вопросы не только связанные с обучением, но и со взятками, которые студенты вынуждены были платить своим преподавателям. Она раскрыла все схемы, по которым шли эти деньги, и назвала имена тех нерадивых учителей, которые не стеснялись даже вслух произносить таксу, за какую они будут оценивать знания студентов.

Что тут было! Сказать, что газета с таким разгромным материалом вышла в народ, это соврать. Конечно, никто её не напечатал. Дуне сделали грозное предупреждение, заявив, что если она что-нибудь подобное ещё выкинет, то её ноги в институте не будет, даже, несмотря на такую хорошую успеваемость.

Дуня приняла всё это к сведению, но поняла, что с преподаванием закончено. Впереди её ждёт карьера журналиста. Конечно, институт ей пришлось закончить, но и всё. Свой диплом она положила на полочку в стенном шкафу, вынимая его один раз только для того, чтобы показать Виталию, что у неё действительно высшее образование.

А так она предъявила ему статьи, которые писала последние три года в свою студенческую газету. Виталий, конечно, сомневался, и с сомнениями взял её на работу, правда, обговорив с Дуней заранее, что он её берёт с испытательным сроком.

Об этом сроке все сразу же и забыли, потому что работы было много, коллектив новый, молодой. Жизнь кипела и бурлила в их коллективе, главный редактор требовал сенсаций и испытательный срок забылся и затёрся в круговерти будней.

Слог у Дуни был красивый, статьи давались легко, читатель читал с удовольствием, даже слал письма с благодарностями, что на его жалобу отреагировала пресса.

Дуне же теперь захотелось написать книгу, но о чем будет эта книга, она пока не знала. Просто держала её на заметке в своей памяти, и ставила в планы на будущее. Пока это будущее было отодвинуто настоящим. И сейчас это настоящее двигало Дунины мысли по тёмным лабиринтам чужой тайны. Тайны, которую от неё прятали, а ей так хотелось её найти и раскрыть.

 

Татьяна Петровна уже их ждала в своём кабинете. Это была высокая, крупная молодая женщина тридцати пяти лет. Все почему-то думают, что крупный человек выглядит старше, что полнота его делает грузным и старит. Татьяна Петровна это опровергала и всем своим видом показывала, что в жизни ничего нельзя твёрдо утверждать.

Симпатичная, с нежным голосом, приятной улыбкой и румянцем на всю щёку, легкая в движениях и походке, она казалась моложе лет на десять, и выглядела ровесницей Дуни.

- Как хорошо, что пресса интересуется нашими проблемами, - улыбаясь, говорила Татьяна Петровна.

- А у вас есть проблемы? – Задала журналистский вопрос Дуня.

- Конечно, есть. Количество пациентов растёт. К нам приезжают даже из заграницы. А строительство новой клиники буксует. Городские власти тормозят бюджет. Деньги на строительство не выделяют. Так что ваше дело поднять этот вопрос на обсуждение в газете. Пусть наши граждане знают, кто виновник в остановке стройки.

- Обязательно поднимем. А можно пройтись по вашей клинике, посмотреть палаты, кабинеты, архив? – Пытаясь усыпить бдительность заместителя главного врача, Дуня потихоньку подбиралась к теме архива.

- По кабинетам пройтись можно. Только, зачем вам архив? Там пыльно и неинтересно. И посторонним вход запрещён. – Улыбнулась Татьяна Петровна. - Лучше я вам расскажу, какое нам нужно приобрести дополнительное оборудование. Вот здесь ваша помощь, как свободной прессы, просто необходима. И хорошо бы сделать снимки, чтобы все увидели, как у нас тесно и непроходимо в коридорах. Что строительство нового и современного здания – сверх важная задача для нашей городской власти.

- Снимки сделаем, не сомневайтесь, - заверил Татьяну Петровну Матвей.

- А мне хорошо бы побеседовать с вашим медперсоналом, особенно со старыми работниками, которые начинали свою трудовую деятельность с самого начала вашей клиники, - попросила Дуня.

- Я так сразу и не смогу вам сказать, потому что работаю здесь всего пять лет. Вы же знаете, в период перестройки, когда задерживали зарплату, многие медики нашли себе другое место работы, так сказать, переквалифицировались в бизнесменов. Если бы не Георгий Константинович, из клиники тоже бы все разбежались. А так, сохранился костяк того коллектива, который начинал всё это дело с нуля. Здесь ведь раньше в этом здании был роддом. Так вот я точно знаю, что наша Миля работала ещё в нём санитаркой. Она вам может многое рассказать.

- А где нам её найти? – Сделала стойку, как гончая, Дуня.

- Вечером. У неё ночная смена. Приходите к восьми, но не позже. На ночь мы закрываемся на засов и уже никого не пускаем. В клинике режим. Пациентки должны отдыхать, а не бродить со своими родственниками по коридорам. У нас с этим строго.

 

На улице давно уже было темно. Зима. Декабрь на дворе. Через несколько дней – Новый год. Праздник. А у Дуни совсем не праздничное настроение. Нет. Не так. Настроение как раз было то, что надо. Просто о празднике Дуня пока и не думала. У неё в голове крутилось невероятное расследование, и это расследование затмило собой и праздник, и Новый год. И то, что нужно где-то покупать подарки и дарить их родным и близким. В общем, совсем не о том думала Дуня.

- Давай, пойдём ко мне домой, и отогреемся, а вечером быстренько смотаемся в клинику к этой санитарке Миле и допросим её с пристрастием, - говорила на ходу Дуня своему верному фотографу.- Надо сегодня выяснить всё, что нас интересует по этому делу.

- Пытать что ли будем? – Усмехнулся Матвей. – Дуняша, ты в своём уме? Какой ещё допрос с пристрастием? Мало того, что занимаемся противозаконным делом, так ты ещё и пытки какие-то выдумала.

- Это не я выдумала. Так ведут себя все настоящие следователи.

- Ну ты же не следователь, - пытался вразумить свою подругу парень.

- Настоящий журналист покруче любого другого следователя будет. Тебе что, никогда не приходилось расследовать резонансные дела?

- Во-первых, я фотограф, а не журналист. А во-вторых, какое же это резонансное дело, копаться в личной жизни неизвестного доктора? Это какая-то, не очень приятная, затея.

- Слушай, ты, нытик, ты меня уже достал своим нытьём. Если тебе не интересно, увянь, а мне не мешай делать свою работу. – Дуня повернулась к Матвею и посмотрела на него. «Какой же ты красивый, зараза, а такой несмелый. - Подумала девушка. – Добавить бы в твой портрет немного храбрости, цены бы тебе не было». - И действительно, на фоне такой решительной Дуни Матвей выглядел, мягко говоря, робким парнем.

- Наверное, поэтому ты и фотограф, а не известный журналист, - вслух вынесла свой вердикт Дуня.

- Это ты о чем? – Удивился Матвей.

- Это я так, к слову. Знаешь, нужно зайти в магазин и купить какой-нибудь сухарик или бублик.

«Что-то её сегодня не туда несёт»- подумал Матвей, а вслух произнёс: Для чего нам сухари?

- Для моего Батона. Если ты придёшь без подношения для него, то будешь злейшим врагом, а если угостишь сухариком – то лучшим другом, - улыбнулась Дуня.- У нас дома, кроме меня и бабули, проживает ещё и собака.

- Что, такой грозный пёс?

- Очень, очень грозный, - засмеялась Дуняша.

А снег всё мёл и мёл. Кое-где тропинки были проторены, но их сразу же заносило снегом, так что, путникам, идя в магазин, нужно было преодолевать всевозможные наносы и кучугуры.

Прошло пол часа, пока Дуня и Матвей скупились в магазине, и дошли, сквозь, снежные завалы, до дома. У парня промокли ноги, потому что, как южанин, он к снегу относился несерьёзно, думал, что он скоро закончится. Что везде протоптаны тропинки, и по сугробам ему не придётся лазить.

А оказалось наоборот, снег не прекращал падать, тропинок практически не было, и до Дуниного дома им пришлось добираться по колено в снегу. Парень замёрз, трусился и мечтал только о горячем чае. А Дуня себя чувствовала превосходно, наслаждаясь зимней погодой, морозом и снегом. Да и что тут удивительного, это была её родная стихия.

Дунин дом и двор возле него выглядели, словно рождественская открытка. Снеговая шапка украшала крышу, а сугробы навалило под самое окно. Голоса с улицы и лай соседних собак во дворе были приглушены. Свет из окна горел тёплым мягким светом и легким мазком ложился на искрящийся голубой снег. Этот свет в тёмных ночных сумерках выглядел путеводной звездой для замёрзших путников. Он манил к себе, обещая тепло и уют. Тёплый плед, горячий чай и вкусные пироги.

Дом давным-давно купили родители Дуни, когда на Севере платили тройную зарплату и подъёмные. Квартиру, в которой они раньше жили, не продали. Сейчас её сдавали квартирантам. Сами уехали опять на Север, а в доме осталась жить одна бабушка, пока десять лет назад не приехала сюда Дуня.

Он был средних размеров, кирпичный, три комнаты, кухня и совместный туалет с ванной. Участок из четырёх соток окружал вокруг забор. С улицы современный, кирпичный, выстроенный на деньги, полученные от квартирантов, а межу домами простой, деревянный, увитый диким виноградом так, что даже кошка не могла через него пролезть.

Земли было мало, дом ведь находился в черте города, не в центре, но и не на задворках. А в городских домах у всех участки были небольшими. Это в селе земли на хозяйство отводили по двадцать соток, а в городе и четыре это уже прилично. Зато рядом с клиникой, что в данном случае было очень хорошо. На часах пять вечера, за три часа можно и отдохнуть и согреться, и к восьми на интервью с Милей успеть.

Всё это в голове Дуня просчитала, когда открыла дверь своего дома. И сразу же раздался лай. Им навстречу выскочила какая-то громкая облезлая шавка непонятной породы. Но, голос у неё был такой звонкий, что у Матвея сразу заложило уши. А рядом с собакой бежало нечто. Не то кот, не то большая крыса.

Это нечто лихо сигануло прямо в Дунины руки и стало её облизывать и мурчать от радости. А шавка грозно рычала, скалила зубы и не пускала Матвея на порог.

- Батончик, это свой, - старалась перекричать Дуня собачий лай. – Быстро вынимай сухарик и дай ему понюхать, - скомандовала она Матвею.

Тот дрожащими от холода руками, шапку и перчатки Матвей, как южный человек, демонстративно не носил, достал кусочек сухаря и быстро сунул псу под нос.

Батон мгновенно переключился с лая на сухарь, схватил его жадно, вроде собаку год не кормили, и проглотил его, не жуя. Как таблетку. И тут же на собачьей морде появилась радостная улыбка. В Матвее Батон признал друга и завилял хвостом, приглашая в дом.

- Ну всё, теперь уже можно, - сказала Дуня, - раздевайся.

- А если бы я ему не дал сухаря? – Спросил Матвей, снимая ботинки и куртку.

- Порвал бы, на мелкие кусочки, - рассмеялась Дуня и прокричала, - бабуля, ты где? У нас гость.

- Я в кухне, - отозвалась бабушка, - мойте руки и за стол.

Кухня выглядела большой, двенадцатиметровой, очень уютной комнатой. Слева, возле стены находился светлый красивый гарнитур, Помещение было не квадратным, а слегка вытянутым, поэтому под стеной хватило места и на шкафы с плитой и посудомоечной машиной, и на холодильник.

Стол стоял под окном. Окно располагалось низко, поэтому широкий подоконник плавно переходил в стол. Дуня с бабушкой любили сидеть за ним, поглядывая зимой в окно на снежные сугробы, а летом на цветущие клумбы.

- Это кто же такой мокрый и замёрзший? – Воскликнула бабушка, глядя на большого, просто огромного парня, входившего вместе с внучкой на кухню.

Евдокия Поликарповна была невысокого роста, впрочем, как и Дуня. Но сама она считала, что вполне нормального для женщины. Если ещё надеть туфли на каблуке десять сантиметров, то окажешься повыше некоторых мужчин.

- Бабуля, познакомься, это Матвей, - представила своего друга Дуня.

- Здрасьте, - засмущался парень. Ещё бы не засмущаться. На Матвея приветливо, с улыбкой, смотрела совсем ещё не старая женщина. Хотя Дуниной бабушке было семьдесят лет, об этом знал, разве что, только паспорт. Выглядела бабушка не бабушкой, а интеллигентной дамой.

Дома старшая Евдокия ходила в брюках, блузе, с янтарными бусами на шее и янтарным браслетом на запястье. В руках у неё была сигарета в янтарном мундштуке. На пальцах – не камни, а янтарные булыжники.

Она вообще была помешана на янтаре. Браслет на руке, по её словам, стабилизировал давление, ожерелье спасало от остеохондроза, кольца от артрита, а янтарные пары, смешивающиеся с сигаретными, благотворно влияли вообще на весь общий организм. Если бы были туфли из янтаря, она надела бы и их, и нашла и им лечебные свойства, ну, например, они бы лечили подагру. И разуверить её в обратном не было никакой возможности. Да никто и не пытался. Это просто напрасные усилия. Вера её в янтарь была безгранична, и казалось, что эта вера действительно держит эту уже давно не молодую женщину в таком хорошем тонусе.

- Ну, наконец-то в нашем доме появился настоящий мужчина, - воскликнула Евдокия. – А-то общаемся только с Батоном и Мухтаром.

- Батона я уже знаю, - улыбнулся Матвей, - а Мухтар, это кто?

- Дуняша, - засмеялась бабушка, - Дуняша, ну как ты могла не познакомить своего жениха с Мухтаром.

- Бабуля, ты опять за своё, - теперь была уже Дунина очередь смущаться,- причём здесь жених. Мы просто друзья.

- Да вижу я, какие вы друзья, - пробурчала себе под нос старшая Евдокия. – Особенно твой Матвей. Сидит и глаз с тебя не сводит. Только такая дурочка, как ты этого не видит.

- Что ты там бурчишь? – Всё-таки, какая бы Дуняша не была смелая, а ей было неудобно перед Матвеем. Подумает ещё, что она специально его привела в дом, как своего жениха. « Этого еще не хватало», - думала Дуня. А с другой стороны, почему бы и нет? Должен же и у неё быть когда-то жених.

А Матвею сейчас было не до Дуниных мыслей. Он смотрел на лысое и сморщенное существо, сидящее на коленях Дуни и ему казалось, что это какой-то крысиный мутант, к тому же ещё и умный.

Этот инопланетянин, по-другому и не скажешь, с большими, как крылья летучей мыши, ушами, с тонким, словно шнурок из Матвеевого ботинка, хвостом, смотрел на него огромными глазами и, казалось, что он сейчас произнесёт: «Сударь, не изволите аперитивчик перед обедом?» Или что-то другое, но в том же духе.

- Это и есть Мухтар. Мухтар, дай лапку, - произнесла Дуня, и к великому удивлению Матвея, это существо подняло свою тонкую, словно веточка, лапку и осторожно вложило в Дунину ладошку.

- Ёксель-моксель, - это всё, что мог сказать от удивления Матвей.

- Мы ещё умеем и «апорт» брать, - похвасталась Дуня.

- Он что, палку в зубах носит? – Воскликнул ошарашенный парень.

- Нет, палка это громко. Он приносит любимую тряпочку.

- А кто он вообще, это твой Мухтар? Собакокот или кошкокрыс?

- Фу, Матвей. Стыдно обзывать такого красивого котика такими некрасивыми и обидными словами. Мухтар – это кот шикарной и умной породы. Девон рекс называется. Просто сейчас он слегка полысел, но скоро покроется бархатной шёрсткой, и будет выглядеть не просто красавчиком, а великолепным красавцем.

- Да, красота – это страшная сила, - засмеялся Матвей.

- Ах, отстань, - вместе с Матвеем засмеялась и Дуняша. – ты просто ничего не понимаешь в красоте.

- Почему? Я-то как раз и понимаю, - серьёзно и очень тихо, только чтобы услышала Дуня, произнёс Матвей. – Я тебя считаю красивой, и ты мне очень нравишься. Так нравишься, что голова кругом идёт.

Дуне вдруг стало жарко. Она глянула на своего друга и покраснела. Этот робкий, как виделось ей парень, на проверку оказался довольно-таки решительным. Кровь прилила к щекам, ладоням и сердцу. Огонь прокатил по всем точкам, которые могли воспламенеть и зажечься. Дуне вдруг показалось, что Матвей проник в её мысли и знает всё, о чем она последнее время думала и мечтала.

«Я, словно Новогодняя елка, сразу вся засветилась от его взгляда и горю как праздничная гирлянда. Кошмар какой и позор. Позор оттого, что стыдно за своё поведение, а кошмар – я не знаю, как реагировать на его признание, - лихорадочно думала Дуня. – Сделать вид, что я не поняла и отшутиться, или отнестись к нему серьёзно и признаться, что и он мне тоже нравится. И не просто нравится, а даже очень нравится.

Всё, дружбе конец. Ведь предупреждали же предки, что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, а я не верила. Хотела доказать, что бывает. И что, доказала? Ну, где она, эта дружба, если мне давно уже хочется с ним целоваться? Если он мне снится по ночам и я бегу с утра на работу только для того, чтобы встретиться там с этим, так называемым другом? Что делать? Что делать?»

Все мысли, которые пролетели, как молния в Дуниной голове, отразились и на её лице, ведь она совсем не умела врать. Вот что-нибудь придумать, как художественное произведение, это у неё получалось. А мгновенно и быстро среагировать в щекотливой ситуации, Дуне не было дано. Ей для этого, как она сама выражалась, нужно было переспать, то есть подумать, причём не минуту, а может быть даже и сутки, чтобы достойно выйти из такого положения.

Вот и сейчас, она тряхнула своими светлыми кудряшками, улыбнулась и сделала вид, что не расслышала. Уж лучше так, чем выставить своё смущение напоказ. В этом Дуня была больше уверена, чем в своём ответе. Да и что отвечать? Что отвечать, если на любовном фронте она выглядела, как новобранец, потому что никаких побед и поражений в её жизни не происходило.

 

В это трудно поверить, но такое бывает. Бывает, что двадцатипятилетняя девушка ещё никого не любила. Да и где найти эту любовь, если Дуню кругом окружали сплошные женские коллективы.

В Лаврентия друзей было много, но только друзей. Чтобы кто-то из мальчишек ей так нравился, чтобы можно было с ним закрутить роман, такого, к сожалению, не нашлось.

А когда она приехала сюда, к бабушке и, не поступив с первого раза в педучилище, вынуждена была продолжать учёбу в школе, то над ней сначала посмеивались. В десятом классе дразнили чукчей необразованной, потому что знания у неё, скажем так, были намного ниже, чем у её новых одноклассников.

Но уже в одиннадцатом классе, когда Дуняша упорным трудом и неимоверной настойчивостью выбилась в отличники, ей самой все эти мальчишки казались глупыми и пустыми. Её стали привлекать юноши постарше, они выглядели со стороны молоденькой девушки опытными и содержательными парнями, такими, с которыми можно было завести серьёзные отношения.

А где такие парни в педагогическом училище? Да нигде. Нет их просто, и всё тут. Потом точно такой же институт благородных девиц, так бабушка называла педвуз, в котором училась Дуня. Там тоже с ребятами была напряжёнка.

Конечно, тот малочисленный мужской контингент, который учился в Дунином институте, мимо неё равнодушно пройти не мог. Она заметно выделялась среди однокурсниц то ли своей необыкновенной улыбкой, то ли благородной осанкой. Так сразу и не определишь. Но дело даже не в этом. Просто тот, кому она нравилась, не нравился ей. А тот, на кого бы она могла обратить внимание, на которого бы только взглянула и упала без чувств, такой ну никак не хотел появляться в её жизни.

Появлялись только те, с кем можно было поцеловаться и не больше. Хотя сами ухажёры надеялись на большее, чем просто поцелуи. Ну, ещё бы, такая мармеладка в их объятиях.

Дуне же хотелось любви, любви, в которой можно было бы раствориться и остаться в ней навсегда. Такой, чтобы захватывала дух и не отпускала. Чтобы обнимала её всю, с головы до кончиков пальцев на ногах. Такой, чтобы она просыпалась утром от переполнявших её чувств и засыпала ночью с теми же чувствами. Чтобы весь день душа её напевала любовный мотив, а вечером купалась в любовных объятиях.

Каждому в этой жизни даётся то, чего он желает. Главное, правильно определиться в этих желаниях. Если говорить о Дуне, то она желала именно такую любовь, другая ей была просто не нужна.

Конечно, ещё вчера, Дуняша не была уверена, что Матвей, это и есть то, чего она ждёт. Ей нужны были, пусть и маленькие, но доказательства, хотя бы с её стороны. И вот теперь, получив эти доказательства, от себя давно, а сегодня от Матвея, она растерялась.

Если говорить правду, эта любовь пришла не сразу. Они сначала с Матвеем были просто друзья, просто встретились два одиночества, потому что у Матвея никого не было, во всяком случае, он так говорил, а у Дуни уж точно никого, потому что само собой разумеется, ей бы это было известно наверняка.

И теперь, как выяснилось, эта дружба дала трещину, потому что в последнее время у Дуни к Матвею проснулись совсем другие чувства. К дружбе они не имели никакого отношения. Это были чувства женщины к мужчине. Настоящие, взрослые чувства, от которых кружилась голова, и бросало в дрожь. Она, конечно, их тщательно скрывала. Даже можно сказать себя обманывала. И, наверное, напрасно.

То, что она Матвею нравится и давно, она догадывалась. Но не была в этом уверена. Сама Дуня не могла сделать первый шаг, и ни за что бы не сделала. Она считала, что это прерогатива мужчины первому признаваться в своих чувствах. На то он и мужчина. А теперь, когда он сам ей об этом сказал, это совсем другое дело. Совсем другой коленкор, как говорила бабуля.

- А ты, оказывается, можешь быть решительным, - поборов своё смущение, улыбнулась Дуня. Бабушки давно уже в кухне не было. Она ушла в комнату, прихватив с собой и животный мир.

- Конечно, могу. И не только решительным. Я ещё и это… Того… Ух, как я могу! - Матвей согрелся, от мороза щёки в тепле раскраснелись, волосы на голове, просохнув, топорщились в разные стороны, и от этого парень выглядел не взрослым, а каким-то взъерошенным пацаном. – Вот проверь меня, если не веришь.

- Да ну тебя с твоими проверками, - засмеялась Дуня, видя, как приосанился Матвей после того, как она его похвалила. Он даже осмелел. Взял Дунину руку и прижался к ней щекой. – Мне достаточно и того, что ты со мной рядом, что я не одна, - ей было приятно его прикосновение, и руку она свою не убрала, а наоборот, ещё слегка погладила его по щеке. Щека была тёплой и колючей, но всё равно приятно.

Приятно вот так просто сидеть и гладить по лицу парня, который к тому же ещё и нравится. Дуня даже представить себе не могла, что у неё могут произойти такие перемены в личной жизни.

«Так, надо вспомнить, что мне сегодня снилось, - лихорадочно думала она,- или, может быть, что-то в природе произошло. Пятна на солнце, вспышка во Вселенной и рождение новой звезды – малого карлика. Что-то же должно свершиться, отчего моя жизнь вдруг так резко изменилась. И почти в канун Нового года. До праздников осталось совсем ничего, несколько дней. Надо будет ещё раз заглянуть в свой гороскоп. Наверное, я что-то там пропустила или не увидела».

За этими мыслями Дуня не заметила, как оказалась на коленях Матвея, и что они уже целуются, и от этого поцелуя кружится голова. И какие у него сильные руки, мягкие губы, шелковые волосы на затылке. И что уже никаких мыслей в голове у неё не осталось, кроме одной: только бы не прерывался этот поцелуй.

Но, время – враг влюблённых. Оно не растягивается надолго и не замирает вдруг, не останавливается и не планирует, как альбатрос. Наоборот, оно летит пулей, словно спешит куда-то. Четвёртое измерение-время резко сужается, становится с Гулькин нос. Часы превращаются в минуты, а минуты в секунды. Вроде бы всего один поцелуй, а уже пол восьмого. Нужно торопиться. В восемь у них встреча в клинике с санитаркой Милей.

- Я знаю, что ты мне хочешь сказать, - решительно отодвинулась Дуня от Матвея. - Ну его на фиг это расследование. Я понимаю, тебе не хочется опять тащиться по снегу в клинику. Но я так не могу. Это превыше меня. Не хочешь, не иди. Я на тебя обижаться не стану.

- Ничего-то ты и не знаешь, - улыбнулся Матвей. - После такого поцелуя, я просто обязан быть с тобой.

- До конца нашего расследования? – Ждала подтверждения Дуня у своего парня. Да, у своего, потому что даже без слов было ясно, что с этой минуты она – девушка Матвея.

- До конца.

 

Пока они были дома, снег прекратился. К вечеру потеплело. Наверное, оттого, что они целовались, им не было холодно. Наоборот, даже жарко. Дуня этот жар ощущала, потому что без перчаток держалась своей ладошкой за ладонь Матвея, который их принципиально не носил. А ладонь у него была теплой и мягкой. И тепло от этой руки проникало прямо в Дунино сердце, которое таяло, словно сосулька на солнце.

Несмотря на темень на улицах, людей было много. Все спешили куда-то. Кто в магазин по продукты, кто за подарками. Ведь Новый год приближается. Время перемен. И всем хотелось, чтобы эти перемены были к лучшему. Вот и стремились, кто куда, за этими переменами.

А Дуня с Матвеем стремились в клинику, потому что опаздывали. Потому что часы приближались к девяти и скоро двери запрут на засов. Пойди потом, достучись. Да и не нужны им были посторонние свидетели. Чем меньше людей будет знать, о чём они раскапывают, будет лучше. Тише обстановка, лучше результат – формула, выведенная Дуней.

Зайдя в здание, ребята остановились. Куда идти, где искать санитарку? На втором этаже находились палаты, и одетым туда входить просто запрещено. А на первом этаже все кабинеты были закрыты.

- Давай пройдёмся в конец коридора, может там каптёрка есть, - предложил Матвей. Так и сделали. И действительно, в самом конце они увидели комнату, которая принадлежала техническому персоналу. Об этом свидетельствовали швабры и вёдра, стоящие в углу помещения. А за столом сидела пожилая женщина в белом халате и пила чай.

- Добрый вечер, - поздоровалась Дуня, - нам бы Милю увидеть.

- Добрый вечер, а я Миля и есть.

На Дуню, приветливо улыбаясь, смотрела пожилая, но ещё не старая женщина. Она выглядела так, как выглядят все санитарки во всех больницах города. Невысокого роста, не полная, но и не худая. Приятной наружности пенсионерка, у которой малая пенсия, и этой пенсии ни на что не хватает, поэтому она вынуждена была в своём возрасте ещё работать.

- Мне бы взять у Вас интервью, - показывая своё удостоверение журналиста, попросила Дуня.

- Пожалуйста, - удивилась Миля, - признаться честно, я ещё никогда не давала интервью. Даже интересно. А что говорить? О чём рассказывать?

- В газете «Южная жизнь» в новом году мы планируем опубликовать статью о вашей клинике. И нам было бы очень интересно узнать, как всё начиналось. Вы ведь здесь и раньше работали? – Начала Дуня свой «допрос с пристрастиями» издалека, чтобы на всякий случай, не спугнуть Милю. Мало ли что, вдруг она не захочет им рассказать то, что ей известно.

- Я-то работала, да что интересного в том, чтобы тряпку таскать? Моешь палаты и кабинеты с утра до вечера, и так вот уже лет сорок, как я только этим и занимаюсь.

- Но ведь вы должны помнить, как эта клиника формировалась. Сначала был простой роддом, и только спустя некоторое время из него сделали клинику по искусственному оплодотворению, - как бы подталкивая Милю, чтобы она вспомнила хоть что-то, говорила Дуня. А ведь была такая надежда на её память.

- Ну, конечно же, - вдруг воскликнула старая санитарка,- тогда ещё, в самом начале, какой-то скандал произошёл.

- Какой скандал? – Нюх, репортёрский нюх не подвёл Дуню. Вот же чувствовала она сенсацию! Только бы эта Миля всё вспомнила, ничего не пропустила.

- Да с каким-то молодым доктором.

- С кем?

- С кем, не скажу. Не знаю. Тогда этот скандал затёрли, нам, санитаркам, врачи ничего не рассказывали. Только я знаю, что были какие-то разборки, потому что в мою смену всё как раз и произошло. Старшая медсестра меня в свой кабинет вызвала, очень просила, чтобы я молчала и никому ничего об этом не говорила.

- Да что произошло? – Дуне хотелось как можно больше узнать про то, о чём вспомнила Миля. Какие-то разборы, какие-то секреты у санитарки со старшей медсестрой. – Наверное, можно уже говорить. Прошло ведь так много времени.

- Да уж, время летит, это правда. Вот и старшей медсестры нет, давно на пенсии. А про тот скандал я помню только то, что какой-то молодой доктор влюбился в свою пациентку, только вот кто, не скажу, запамятовала. А в мою смену её муж приходил отношения с ним выяснять.

- Дрались, что ли? – Вот это да! Да тут, оказывается, страсти бурлили, как в кино. Да что там кино - всё вымысел. А здесь настоящие чувства, сама жизнь устанавливала правила.

- Драться, не дрались, но говорили на повышенных тонах. Потом, эта пациентка, как только у неё всё удачно получилось, выписалась из клиники, хотя её никто и не отпускал, и ушла в неизвестном направлении. Нашей старшей медсестре всё хотелось узнать, родила она таки, или нет.

- А родила?

- Кто же её знает. Мы её после этого в клинике не видели.

- А с этой старшей сестрой можно как-то связаться? – С надеждой спросила Дуня.

- Почему же нельзя? Можно. Она, хоть и старенькая уже, но в полном уме и при памяти, не то, что я. Я моложе её лет на десять, а памяти совсем нет. Если бы не вы, я бы и не вспомнила о том скандале. Пишите адрес. Портовая двенадцать, один. Да, квартира первая и на первом этаже. Ничего удивительного. Адрес, как адрес. Зовут Наталья Сергеевна Приходько.

Дуня уже собиралась уходить, когда вспомнила про архив. Если старшая медсестра ничего не расскажет, нужно будет двигаться в другом направлении. И это другое направление вело прямо в тайную тайн.

- А где у вас хранятся все документы? И кто этим занимается?

- Как и положено – в архиве, а ведает им архивариус. Девчонка молоденькая, Ириной зовут. Только она находится в другом корпусе.

- В каком другом корпусе? Разве у вас не одно здание? - Удивилась Дуня.

- Мы потому и строим новую больницу, чтобы всё было в одном месте. А то так, здесь операционная и палаты, а в другом корпусе – регистратура, поликлиника, лаборатория и вся администрация. И бегаешь из корпуса в корпус. Анализы здесь, лаборатория там. Больные пациенты здесь, а УЗИ там. Летом ещё ничего, а вот зимой просто проблема. Сплошная грязь в коридоре. Моешь, моешь, не намоешься, за смену тряпкой так натягаешься, просто руки не поднимаются. И ничего поделать нельзя.

- Да где – там? Где этот архив? – Причём здесь какая-то тряпка, когда речь идёт о другом корпусе, о котором Дуня не ведала, не гадала. Вот же Виталий, главный редактор, называется, даже не поставил свою журналистку в известность, что клиника состоит из двух корпусов. Он вообще считал, что журналисты такой ушлый народ, что всё узнает сам. Он действовал по принципу: давать как можно меньше информации, а требовать её как можно больше.

- Не переживайте, далеко ходить не надо. Наш второй корпус находится напротив, через дорогу. В старом здании бывшего детского садика. А архив в подвале.

Фу! От этого интервью Дуня больше устала, чем за весь день. Сказалось напряжение, с каким она обо всём расспрашивала Милю. Действительно, санитарка никогда не давала интервью, это было видно невооружённым глазом, потому что, что бы она не рассказывала, о чём бы она ни говорила, эта информация вытаскивалась клещами. Всё шло с каким-то тормозом. На всё нужно было задавать наводящие вопросы, и эти вопросы вконец измотали Дуню.

- Если я так буду беседовать со старшей медсестрой, как разговаривала с Милей, то я Новый год буду праздновать в больнице, - жаловалась Дуня Матвею, не подозревая в эту минуту, что она предвещает своё будущее.

Лучше такими словами воздух не сотрясать. Особенно под Новый год. А вдруг то, что сказал, сбудется? Ведь не зря загадывают желание под бой курантов, испытывая свою судьбу. Так хочется знать, что ждёт впереди. Поэтому люди и стараются всякими способами заглянуть за занавес своей жизни, мечтая, что желание исполнится. Но, простому человеку это не под силу, ведь никто в мире не может знать, что готовит ему судьба.

- Это получился не допрос с пристрастием, а ответы с натугой,- смеялся Матвей, нежно и ласково прижимая к себе Дуняшу, словно успокаивая её.

Улицы уже опустели, снег под ногами скрипел, словно выводил свою, только ему известную, мелодию, и эта мелодия, как бальзам, благотворно капала на Дунино состояние, потихоньку приводя его в нормальное русло.

Окна домов горели мягким тёплым светом, скрывая за своими стёклами всякие семейные тайны, подогревая, таким образом, и Дунин интерес к тайнам интересующей её клиники.

Ночной воздух был наполнен ароматами конфет, мандаринов и звенел праздничными бубенцами. Чувствовалось, что приближается Новый год, что его сани скоро промчатся по улицам города и принесут с собой новые и прекрасные перемены в жизни каждого его жителя.

 

- Ну, что за очередная блажь у тебя в голове. Взяла моду копаться в чужих жизнях,- сетовала старшая Евдокия, сидя на кровати своей любимой внучки. – И откуда, скажи на милость, взялась у тебя эта черта характера докапываться до всего, за что не возьмёшься? Родители, как родители, Нормальные люди, а ты совсем на них не похожа.

- Как раз похожа, - ехидничала в ответ Дуняша,- они копаются в недрах земных, а я копаюсь в земной информации.

- Искать каких-то детей прошлого, уму непостижимо, - качала головой старая женщина.

-Ничего-то ты не понимаешь, бабуля, - отвечала ей внучка, - это дети не прошлого, это дети будущего. Никто в это мир не приходит просто так. У каждого своя миссия. У них, как доказательство того, что сюда можно попасть и таким путём, а у меня миссия в том, чтобы помочь людям найти друг друга.

- А ты не боишься, что, исполняя свою миссию, как ты говоришь, ты откроешь ящик Пандоры? Ну, вдруг, не нужна им эта встреча? Жили же они до этого как-то, и ничего?

- Во-первых, мы не знаем, как они жили, а во-вторых, ну, не дурочка уж я совсем. Буду действовать осторожно. Не буду ляпать с бухты-барахты: «Здравствуйте, вот ваш папа». Я сначала осмотрюсь. Всё проверю, а потом, если понадобится, тогда и преподнесу им сюрприз. И вообще, когда это будет? Я вот не продвинулась в своих расследованиях даже на сантиметр. И найду ли я того, кого ищу, это ещё вопрос.

- Ложись спать, миссионерка. Миссия у неё, надо же, выдумщица какая, - ворчала старшая Евдокия, целуя Дуняшу на ночь. У них было так заведено, что перед сном бабушка приходила в комнату внучки, и та рассказывала ей о своём дне, как она его провела и что собирается делать завтра.

И ещё: Дуня каждый вечер, или почти каждый вечер звонила своим родителям в Лаврентия, потому что, во-первых, тариф по мобилке был льготный, а во-вторых, разница во времени составляла десять часов. Если у Дуняши был вечер, то на Чукотке в это время утро только начиналось. Мама давно была на пенсии, так как северная пенсия наступает на пять лет раньше обычной, и ей разговаривать с утра было не так проблемно, как Дуне, которая утром не знала, за что хвататься, чтобы не опоздать на работу.

- Привет, дорогая, - пропела трубка маминым голосом, - как день прошёл? Что там у вас с бабулей новенького?

- День прошёл продуктивно, - Дуня была рада слышать мамин голос. – Я сейчас собираю очень интересный материал для статьи.

- О, узнаю нотки охотника, - засмеялась мама. – Давно у тебя такого азарта не было. Неужели взрывная сенсация?

- Мам, ну что ты меня подкалываешь? – Улыбнулась Дуня. – Я серьёзно.

- Давай уж, колись, сыщик ты мой, что ты там нарыла такого интересного, что у тебя даже голос дрожит от возбуждения.

- Виталий, наш главный редактор, подкинул мне темку одну по искусственному оплодотворению. Сегодня я была в клинике, брала интервью. Так вот, выяснилось, что некоторые доктора, которые тогда, на заре её восстановления, работали, были донорами, понимаешь?

- Ну и что? Не улавливаю мысль.

- А то, что я хочу найти этих детей, или хотя бы одного ребёнка.

- С ума сошла! – Воскликнула мама. – Зачем тебе это нужно?

- Да, интересно ведь, как ты не понимаешь, - воскликнула Дуня.

- Что тут интересного, лезть в чужую жизнь, - мама не на шутку разволновалась. – Ты хоть представляешь себе, какую ты можешь поднять бучу этим своим вторжением в скрытую от всех тайну?

- Почему в скрытую? Может тот ребёнок, которого я разыщу, если мне, конечно, удастся это сделать, знает о своём происхождении? Может он живёт в этом самом городе и хочет породниться со своим настоящим отцом, только не знает, как это сделать? А тут я со своей помощью как раз вовремя подоспею, - Дуня не могла понять, почему мама так нервничает.

- А если окажется, что это и не помощь вовсе, а вред, зло, наконец? Такую концовку ты своему расследованию не придумывала? Может, ты нанесёшь рану, которую потом не залечить и десятилетиями, такой поворот событий тебе не представлялся?

- Мам, ну что за мрачные мысли? – Дуня никак не ожидала от мамы такую негативную реакцию на свои действия. – Я же тоже не вчера родилась, и знаю, что нужно действовать осторожно. И вообще, ты так разволновалась, кипишь, словно чайник. Я ещё не продвинулась ни на шаг в своём расследовании, а ты мне уже нарисовала всю картинку.

- Я не хочу, чтобы ты лезла в это дело, - категорическим тоном произнесла мама. – Ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, я и мысли допустить не могла, что моя дочь будет когда-то рыться в чужом комоде с исподнем бельём. Да я тебе запрещаю, и всё!

Дуня не могла ссориться со своей любимой мамулей и не хотела, поэтому она перевела тему совсем в другую сторону.

- Мамуль, хорошо, я подумаю.

- Дай мне слово, - настаивала та.

- Что за детский разговор, - возмутилась Дуня, - ты с меня ещё клятву возьми.

- Надо будет, и возьму, - отрезала мать.

- Я же сказала, что подумаю. Хорошо?

- Хорошо, - смягчилась мама. – Что у тебя ещё там случилось? Я ведь чувствую, что у тебя ещё какая-то новость есть.

- Это личное, - улыбнулась Дуня, вспоминая Матвея.

- Неужели в твоей жизни появился мужчина?

- Я ещё не знаю, но, думаю, что это так. Только я тебе пока ничего говорить не буду, боюсь сглазить.

- Ну, ладно, - засмеялась мама. – Не хочешь, не говори, но, слава Богу, что, хоть, появился, а то я уже махнула на тебя рукой. А он красивый? Где работает? Чем занимается?

Дуня свою маму знала очень хорошо. Если ей закинуть удочку, она сразу же схватится за наживку, и вопросы польются рекой, только успевай на них отвечать.

- Мамуль, он красивый, работает со мной, но об этом потом, договорились?

- Ладно, ладно, не буду. Потом, так потом.

На этой весёлой ноте они закончили свой разговор, пожелав друг другу спокойной ночи.

Уже засыпая, Дуня вспоминала, что Матвей, как положено настоящему парню, провёл свою девушку до дома, но в гостях не задержался. Он, может быть, и остался, да ещё и с превеликим удовольствием, только Дуняша его не приглашала.

Ей было не до поцелуев. Она выстраивала в уме очередное интервью, и, несмотря на то, что мама запретила ввязываться в это дело, решила всё-таки в нём покопаться, и, будь что будет, а интервью завтра обязательно взять, потому что до праздников времени в обрез. Газета выходит уже в новом году, и хотелось бы, чтобы её материал чем-то удивил читателей, а, может даже, и поразил.

Ещё она подумала о том, что нужно купить подарки. Бабуле она уже знает, что подарит. Аня недавно ездила к своему парню в гости в Калининград, так Дуня заказала янтарную подвеску. У бабушки была старинная серебряная витая цепочка, так вот тот кусок янтаря, который Аня привезла из своей поездки, как раз подходил к ней. Правда, стоил он немалых денег. А что сейчас стоит мало? Те времена, когда за хлеб платили двадцать копеек, а в транспорте за билет три, канули в Лету.

Бабулины воспоминания, бродившие призраком по прилавкам магазинов тех лет, выглядели какой-то нереальной выдумкой. Такое впечатление, что это была чужая планета из другой системы измерений, а бабуля пришелец с неё, случайно попавший на нашу бренную землю в современную действительность, потому что, те цены и эти были, как Луна и созвездие Альдебаран.

В общем, под ёлку для бабули есть что положить, а вот для Матвея – это задача, которую нужно решать в скором порядке. У Дуни теперь появилась новая головная боль – подарок Матвею. Она и раньше поздравляла его с праздниками, но как друга. А сейчас подарок должен быть совсем другим. Более родным, более тёплым, более интимным, что ли.

Да, и ёлки ещё нет, и когда она появится, неизвестно, так как Дуняшу захватила очередная идея раскрытия «тайны века», и на ёлку совсем не осталось времени. Где её покупать, и когда? Просто Шекспировский вопрос, но об этом она подумать не успела, так как видела уже десятый сон.

 

Декабрь – это начало зимы и конец года. Он может быть снежным и дождливым, теплым и холодным, да любым, каким вздумается. Вот и сейчас, несмотря на то, что вчера был мороз, сегодня с утра лил дождь, как бы смывая все следы года уходящего. Вымывал и вылизывал город начисто, чтобы потом, как эстафету, передать году наступающему.

А тот, пусть уж делает с ним, что захочет. Хочет – запуржит, заметёт по самые крыши, а захочет – обогреет среди зимы весенним теплом. А что? Так бывает в южном городе, что вдруг, в январе, подует весной. Синички с воробьями зачирикают весело, но ты знаешь, что это маленький подарок нового года.

Что через пару деньков понизится температура, и морозы ударят с новой силой, как бы говоря, что это была передышка, вроде тайм аута. А теперь снова в бой за настоящую зиму со снежными заносами, буревеями и кучугурами.

Сейчас была даже не весна, сейчас было какое-то кошмарное лето. Дуня проснулась от грома с молниями. Такого она ещё не видела, чтобы была гроза в конце декабря. Какие-то причуды природы, но с ней не поспоришь. Она делает то, что считает нужным и как ей хочется. Нужно грозу в декабре – нате вам. Нужно снег в июле – пожалуйста. У природы, как говорится, нет плохой погоды. И эта природная благодать превратила заснеженные и широкие улицы города в мокрые и бурлящие каналы Венеции.

Когда Дуня вышла из дома на работу, дождь уже прекратился, но свою работу вместе с плюсовой температурой он сделал. Вместо дорог текли холодные, мутные реки с комьями льда и кусками снега. Водосточная система не справлялась со всей той массой воды, которая обрушилась на город, стоки не работали, потому что были забиты грязью и мусором, стекавшим вместе с тающей водой. Зимнему городу грозило затопление, словно весенним паводком.

Ступить просто так было нельзя, сразу же погружался по щиколотку в морозную жижу. Резиновые сапоги не подходили, потому что под водой стоял лёд, и можно было навернуться так, что потом костей не соберёшь.

В зимних же сапогах промокал за одно мгновение. Два шага – и в них уже хлюпало и чавкало, такое впечатление, что ты босой шагаешь по какому-то холодному болоту. Бр… Ощущение, надо вам сказать, не из лучших.

Пока Дуня соображала, как поступить, возле неё остановилась Таврия соседа Вовки. Парень был неравнодушен к ней, но сердце Дунино ждало другого и никак не хотело отвечать на Вовкины посылы.

- Эй, принцесса,- по-другому он к ней и не обращался, - давай, садись в мою гондолу, поплывём вместе. Я тебя на работу доставлю, а то промокнешь, простудишься, кто тогда будет заметки клепать в нашу газету.

Дуняша, не долго думая, нырнула в салон машины и та не поехала, а поплыла, иначе и не скажешь. Она бороздила уличные бурлящие потоки, как лайнер морские просторы. Прохожие, спешившие на работу, с жадностью смотрели им вслед, да, и не только им, всем, у кого был автотранспорт, потому что передвигаться на своих двоих в это утро было просто невозможно.

Пока они добирались на работу, Вовка всячески развлекал Дуню, сыпал шутками-прибаутками. Он был мастак в этом деле, но Дуня слушала его в пол уха. Мысли её были далеко. Она думала о том, как будет проводить свою новогоднюю ночь.

С тех пор, как Дуняша выросла, бабуля всегда уходила отмечать праздник к своей соседке Глафире. Они выпивали клюквенную настойку, которую Глафира саморучно готовила, закусывали холодцом, принесённым старшей Евдокией, вспоминали свою молодость, слушали песни Утёсова, а не попсу из телевизора, и после двенадцати укладывались спать. Утром вставали поздно, пили чай с тортом, купленным в соседнем супермаркете, и только после этого бабуля возвращалась домой.

Так было из года в год, и Дуняша надеялась, что и в этом году традиция не будет нарушена, потому что сейчас она планировала отмечать праздник вдвоём с Матвеем. Это будет их первый совместный Новый год, и она ожидала от этого праздника чуда. Такого же чуда, какое она получила в прошлом году, потому что в прошлом году на празднование Нового Года она летала на Чукотку в посёлок Лаврентия к своим родителям в гости.

 

Дуня ждала чуда, и чудо произошло, так как лететь зимой на Чукотку может только сумасшедший. То, что перелёт был длительный, больше десяти часов, это не так было опасно, как-то, что она могла застрять в любом аэропорту, где самолёт садился на дозаправку.

Это был северный путь: Сыктывкар, Амдерма, Хатанга, Тикси, Анадырь, Лаврентия. В любом из этих городов могла быть на тот момент нелётная погода, и можно было задержаться в этом городе не на день или неделю, а на месяц, а то и больше.

Пурга, дующая изо дня в день, из недели в неделю, давала только маленькие окошки, на пару деньков и не больше. И в эти окошки как раз и проскочила Дуняша. Ей повезло. А может, это было и не везение вовсе, а новогодний подарок. Как знать.

Дуня очень соскучилась за своими родителями, за своим друзьями, за Чукотским воздухом и Чукотской природой, за северным сиянием, которое с постоянной регулярностью снилось ей по ночам и так разбередило душу, что она быстро собрала свои манатки, написала заявление на отпуск и, не долго думая, отправилась в далёкий путь.

В Новый год мы все, как маленькие дети, ждём чуда. К кому-то оно приходит, а к кому-то нет. Наверное, это зависит от того, с какой силой ты его ждешь.

Дуня ждала сильно, просто жаждала, и оно, это чудо произошло. Она долетела до своих родителей без единой задержки, строго по расписанию, и прекрасно отметила праздник в поселковом Доме культуры в кругу друзей и близких.

Дело в том, что посёлок Лаврентия вовсе не был тем сельским посёлком, как принято думать. Это был районный центр, похожий на мини городок, в котором дома были не только одноэтажные, но и двух, и пяти этажей, где были и магазины, и больница с поликлиникой, и школа. Даже церковь.

И в двухэтажном Доме культуры была настоящая ёлка, правда не целое высокое дерево, а составленная композиция из многих маленьких хвойных деревцев, которые полярные лётчики, смелые и отважные парни, умудрились-таки забросить с материка в одно из воздушных окон. И в этом центре культуры в Новогоднюю ночь собирался весь посёлок. Все жители хорошо знали друг друга, поэтому праздник отмечался весело, с размахом и бесплатно, не то, что у бабушки в городе, где в кафе под Новый год без приличного аванса и не зайдешь.

Папа с мамой, соскучившиеся за любимой доцей, окружили её заботой и вниманием. Дуняша во время своего отпуска вовсю понежилась в тёплых лучах родительской любви, в полные лёгкие надышалась хрустальным северным воздухом, вволю насладилась звёздным небом и, словно карбюратор, зарядилась от него небесной энергией и, полностью отдохнувшая и безмерно довольная, вернулась назад в свой город, опять-таки без единой задержки в аэропортах. Просто удивительно. Хотя для Дуни в этом ничего удивительного как раз и не было. Она ждала чуда, чудо и свершилось.

И вот теперь ей хотелось повторения чудес. И чтобы они не кончались. Хотелось, чтобы новогодняя ночь была чудесной, хотелось оказаться в объятиях любимого, и чтобы эти объятия были волшебными.

А если перевести на человеческий язык, то Дуня хотела этой ночью превратить платоническую любовь в любовь чувственную. А если ещё попроще, наконец-то вкусить простой земной любви, о которой шёпотом рассказывали её подруги, и о которой она не могла судить, потому что ещё никогда и ни с кем её не делила. И вот теперь она решилась, мосты были сожжены, а отступать назад ей не позволял её характер.

И ничего со своим характером Дуня не могла сделать. Махнула на него рукой. Тут уж так, или он есть, этот характер, или его нет. У Дуни он был. Хорошо это, или плохо, она не знала. Ей с ним было комфортно, а вот как Матвею, это уже его дело.

И пока Дуня размышляла, перескакивая с одной мысли на другую, Таврия наконец-то благополучно доплыла до её работы, успешно маневрируя в потопе между пешеходами и машинами, стоящими кое-где в заторах и пробках.

- Усольцева, - грозно с выпученными глазами вопрошал Дуню главный редактор, - как там твой материал по клинике?

- Продвигается, - на пятиминутку она еле успела.- Мне нужно ещё время.

- А времени-то у нас и нет, - как всегда произнёс Виталий.- У нас никогда нет времени, ты что, не знаешь об этом. Первый раз, что ли? На носу Новый год. В четверг выходит первый новогодний тираж, а у тебя репортаж ещё сырой. Значит так, чтобы второго была на работе.

- Так праздник же, выходной. Все гуляют, – возмутилась Дуня.

- Мы не все. Мы СМИ, поняла? И когда все гуляют, мы работаем, чтобы те, кто отдыхает, мог спокойно с утра развернуть газету и прочитать обо всём, что делалось в нашем городе на праздники. Народ должен знать, а мы ему должны предоставить эти знания в лучшем виде. Понятно?

- Понятно,- вздохнула Дуня.

- А ты, Матвей, бери быстро свой фотоаппарат в руки и давай, побегай по городу. Принеси мне несколько снимков, только таких, чтобы читатель глянул и сразу ахнул.

- В смысле? – Удивился Матвей. – Что ты имеешь в виду?

- Ты что, не понимаешь? Ты, вообще, видел, что творится на улицах?

- Конечно, я же как-то добрался из дома на работу.

- Вот и сними эти зимние реки, этих бедных граждан, промокших и несчастных. Хорошо бы заснять низинки, где наши люди вынуждены добираться на работу вплавь, будет повод попенять коммунальщиков.

- Ясно, - нехотя ответил Матвей. А кому охота снова лезть в эту снежную кашу наполовину с ледяной водой?

- И не надо страшные рожи корчить, не поможет. И Усольцеву не гипнотизируй, пока что я твой начальник. И ещё, если кто забыл, то я напомню. Сегодня у нас корпоративная гулянка в честь праздничка. Отказы не принимаю. Деньги уплачены. Разговор окончен. Кто не придёт, будет сильно наказан.

- Чем? – Спросила Аня.

- Ответами на письма читателей. Сегодня полный мешок принесли. Если бы не увидел почтальона, подумал бы, что Дед Мороз балуется.

- Ты переодеваться домой поедешь? - Спросила Аня Дуню.

- Конечно, нет. На улице море разливное. А мне до дома добираться с пол часа нужно. Нет. В чём пришла, в том и пойду в кафе.

- Слушай, а у вас с Матвеем роман что ли? – Заулыбалась Аня.

- Почему ты так решила? – Вопросом на вопрос ответила Дуня.

- Вы так смотрите друг на друга, словно заговорщики какие-то. Ну, колись подруга, целовалась с ним?

У Дуни с Аней дружба была не совсем обычная, как у всех девчонок. Они дружили только на работе, а в свободное от работы время проводили каждый в своей компании и никогда вместе. Но, встретившись в кабинете, могли разговаривать обо всём, причём, Дуня не всё могла рассказать Ане, а та не стеснялась никаких тем. Для неё не существовало запрета. Она рассказывала про свои любовные похождения так же просто и спокойно, как будто читала рецепт приготовления праздничного пирога.

Сначала это шокировало Дуню, удивляло. А потом она поняла, что Аня в дружбе просто доверяет своей подруге и надеется на её благородство. Такая безграничная вера в Дунину порядочность, заставила её относиться к своей подруге с уважением и тоже открывать, хоть иногда, свои маленькие секреты.

И сейчас Дуня просто не смогла бы соврать Ане. Обмануть, так сказать, её доверие.

- Угу, - всё, что произнесла она.

- И как?

- Это что-то!

- Ой, как интересно! – Воскликнула Аня так громко, что Пал Палыч обернулся и внимательно на них посмотрел.

- Тише ты, - зашептала Дуня, - ещё догадается кто.

- Да все уже, я думаю, и так догадались, - прошептала та в ответ..

- Откуда ты знаешь? – Удивилась Дуня. – Мы только вчера вечером поцеловались, а сегодня с утра все обо всём знают. Какая-то голубиная почта получается.

- Причём здесь твоя почта? Ты лицо своё видела? Вот. А на нём, как в книге, всё написано, - улыбнулась Аня.

- Это правда, - вздохнула Дуняша, - лицо меня всегда подводило. Не умею я скрывать истинные чувства.

И девчонки рассмеялись звонким смехом, потому что на улице холодно и неуютно, а здесь тепло. Потому что им по двадцать пять лет и зима на дворе, а значит скоро, буквально завтра, праздник – Новый год. А сегодня они идут в кафешку, и будут плясать и веселиться, потому что «танцуй, пока молодой, мальчик, танцуй, пока молодой». Что они и собираются делать, только девочки.

- Ты где будешь отмечать Новый год? – Спросила Дуня у подруги. – Случайно в Калининград к своему Антону не летишь?

- Случайно нет, - загадочно улыбнулась Аня.

- А что? – Дуня затаила дыхание.

- А то, что он ко мне прилетает. Правда, не в самый новогодний праздник, а на Рождество. – Аня от радости вся светилась. Ещё бы, такое романтическое знакомство и такая романтическая любовь. Почти как у Чехова. Роман в письмах.

 

Аня в этом году свой летний отпуск отмечала в Анапе. Это случилось совсем неожиданно. Виталий задумал сеть репортажей про летний отдых в странах, которые раньше назывались советскими республиками. В России, Белоруссии, Казахстане, Узбекистане, Прибалтике. И рьяно взялся за осуществление этого проекта. Намечались командировки, составлялся план поездок. В общем, готовилась грандиозная работа.

В газете же девушка отвечала за технический сектор, и с культурной программой это было никак не связано. Аня спокойно собиралась в отпуск и предполагать не могла, что он у неё совпадёт с работой.

- Вот что, дорогая, - начал Виталий разговор с Аней, когда вызвал её в свой кабинет. – Ты через несколько дней идёшь в отпуск. Чем думаешь заняться? Где будешь его отмечать?

- Море под боком. Куда ехать, когда живём в курортной зоне? – Отвечала Аня, ещё ни о чём не догадываясь. – Да, и на путёвку за рубеж нет средств. Не такие у нас зарплаты, - кольнула она главного редактора.

- Ну, ты это… Не прибедняйся, - сразу насупил брови Виталий, – другие и этого не имеют. Я тебе вот что предлагаю. А поезжай-ка ты в Анапу.

- С какого бодуна? Чего я там не видела? И что значит – поезжай? За какие деньги я туда поеду? – Возмутилась Аня.- Сейчас в России отдых не дешевле, чем в Турции.

- Да знаю я. Но, это будет вроде командировки. Во-первых, отдохнёшь, как белый человек. Во-вторых, соберёшь материал о культурной жизни в курортном городе. Со своей стороны потратишь деньги только на еду и дорогу, а проживание я тебе обеспечу.

- Слушай, Виталий, я ведь веду рубрику техническую, - начала отказываться Аня.

- Ничего страшного, ты журналист толковый, справишься. Тем более, что я тебе предлагаю барские условия. Будешь жить в доме моего приятеля. Я с ним уже договорился, - у Виталия был свой интерес во всём этом. Он хотел убить сразу двух зайцев. Первый заяц – это будет хороший материал, и не какого-то там серого обывателя, а цепкого и талантливого репортёра. А второй заяц – не надо выплачивать командировочные.

Сидя здесь, в кабинете главного редактора, Аня вспомнила о том, что многие её друзья и подруги свой отпуск планируют провести в Турции, Египте, на экзотических островах. Но туда её никто из них не приглашает, а за свои деньги простому журналисту маленькой газетёнки такое не под силу.

Аня на минутку представила себе, как будет целый месяц маяться от безделья под жаркими лучами солнца, как вечерами будет лежать под телевизором, потому что даже в кафешку ей не с кем пойти – ну вот не с кем, разве такого не бывает? - подумала, подумала и согласилась.

Ведь это предложение было, в принципе, очень даже кстати. И удовольствие получит, и скучно не будет. А уж с задачей, поставленной главным редактором она справится, не в первый раз. Взяла ключ. Адрес. И отправилась в такое увлекательное и неожиданное путешествие. То, что оно будет увлекательным, девушка в этом даже не сомневалась.

Хотя Аня и жила в городе, который лежал, словно жемчужина на берегу Чёрного моря, но это был всё-таки берег украинский. А ей теперь представилась возможность посмотреть берег русский. И в Анапе она никогда не была, интересно всё-таки.

Лёжа на верхней полке поезда, она рисовала в уме всевозможные радужные картины и не представляла себе, что путешествие у неё обретёт непредсказуемый поворот.

Когда Аня в Анапе выходила из поезда, в тамбуре налетела свора цыган. Они все орали на проводницу, что-то от неё требовали, создавали толчею, через которую девушка еле пробралась.

Уже потом, когда она стояла на остановке маршрутки, то обнаружила, что сумка, в которой был кошелёк с деньгами и адресом, оказалась разрезанной. Кошелька, конечно, не было и адреса, вместе с ним, тоже. Хорошо, ключи валялись на дне сумки, но, какой теперь от них прок? Что ими открывать? Какую дверь? И где её искать?

Ситуация оказалась патовой. Одна, в чужом городе и без копейки. Ладно, адрес она узнает по мобилке, а вот как туда добраться, если в кармане даже мелочи нет? И на что жить все эти дни? За что покупать еду? А если уехать, то, опять таки, за какие деньги купить обратный билет? Даже электронный перевод придёт через двое суток, заграница всё-таки. Двое суток без еды она себе представить не могла, потому что была молода и обладала хорошим аппетитом.

В общем, когда Аня очнулась, то увидела, что уже смеркается. На остановке людей мало, а рядом с ней стоит парень с гитарой и, улыбаясь, смотрит на неё. Эта улыбка стала постепенно уходить с его лица и совсем пропала, когда он увидел её глаза, полные отчаяния.

А глаза у Ани были завораживающие. И вообще, она была полная противоположность Дуне. Если та была блондинкой, то Аня – настоящей брюнеткой. Если Дуня была невысокого роста, то Аня на голову выше её. Стройная, длинноногая. Темная кожа, тёмные густые волосы в короткой модной стрижке, и глаза – чёрные агаты. В общем, женщина – вамп.

- Что? Случилось что-то ужасное? – спросил парень Аню. А голос у него был удивительный, необыкновенный, такой, как у поющих людей, мелодичный, с какими-то особенными переливами. Такой, который проникает глубоко, в самую душу, и, проникнув туда, уже оттуда не возвращается.

Аня, попав под влияние этого голоса, как под гипнозом, рассказала незнакомому парню всё, что с ней произошло.

- Только и всего? – Улыбнулся Антон. – И ты вот уже пол дня стоишь здесь на остановке и не знаешь, что тебе делать?

Аня махнула головой.

- Давай поступим так. Ты звони шефу, пусть скажет адрес. Мы найдём этот дом, и ты, на правах уже законной хозяйки, сдашь мне комнату. Я оплачу своё проживание, а у тебя будут деньги на еду и обратный билет. Ну, как тебе моё предложение?

Предложение, конечно, было заманчивым. Да, и парень был хорош собой. Такой себе нордиец. Высокий, стройный, светловолосый и светлоглазый. К тому же, обладающий прекрасным голосом.

Чтобы не согласиться, нужно быть совсем дурочкой. А Аня ею как раз и не была. Наоборот, она просчитала все плюсы и минусы, и оказалось, что плюсов намного больше, чем минусов. Сделка была обговорена и закреплена условием, что никакие попытки соблазнения с его стороны предприниматься не будут. Антон дал согласие, и уже через два часа они отдыхали в цветущем дворике дома, друга шефа.

Это был обыкновенный из белого кирпича одноэтажный дом, с небольшим приусадебным участком на краю города, такой постройки, как многие дома в Анином городе. Простой, ничем не примечательный, только и того, что в Анапе.

Присматривал за ним сосед, а когда узнал, что в нём поживут некоторое время квартиранты, обрадовался и всё то время, пока Антон под гитару пел серенады Ане, не появлялся даже на горизонте.

И всё же! Что ни говори, а всё здесь было другое. Воздух здесь был совсем другой, природа совсем другая, с мандаринами и пальмами, с русским говором, с армянским акцентом, с другим солнцем и ругой луной. А самое главное, Аня вдруг оказалась не одна, а вдвоём, рядом с ней вдруг оказался такой красивый парень. И как это соло перетекло в дуэт, она понять не могла.

Когда это произошло: на второй день, на пятый, через неделю? Вот через неделю они точно уже были вместе. Вместе провели и вторую неделю, а когда пришло время расставаться, поняли, что не хотят этого расставания. Хотят быть вместе навсегда.

Статья получилась отменная, ещё бы! Аня писала её под впечатлением проведённого отпуска и на пике своей влюблённости, и пик этот не закончился, а продолжается до сих пор.

Свои отношения они постоянно поддерживают по телефону, так как часто видеться не могут, ведь расстояние между ними огромное - Антон живёт на берегу Балтийского моря, а Аня Чёрного.

Но, даже по мобилке рассказать любимому о своих чувства, о том, как он ей нравится и как она его любит, у Ани не получалось. Она ведь журналистка, и в письменной форме ей признаться в своей любви было намного легче. Поэтому она писала ему письма каждую неделю. В них она изливала на него всю свою нежность, все свои желания и томления.

Дуня слегка представила себе, как Антон, который далёк от журналистики, и вообще от сочинительства, пишет своей любимой девушке письмо и не одно. Как он пыхтит над ним и потеет. Ей даже немного его стало жалко. Хотя сам Антон считал себя, наверное, самым счастливым человеком на земле, потому что Аня регулярно получала от него длинные, на четыре листа, чувственные ответы на свои душевные изливания.

Недавно подруга ездила к нему в Калининград, знакомилась с его родителями, и вот теперь, оказывается, она его ждёт с ответным визитом.

- Это прекрасно, - сказала Дуня, - я так за тебя рада. Может быть, он сделает тебе предложение?

- Я на это надеюсь, - улыбнулась Аня. – И думаю, что так и будет. Подожди минутку, я сейчас. - Она подошла к своему столу, взяла небольшой свёрток и вернулась назад.

- Вот, это тебе.

- Что это? – Спросила Дуня.

- Подарок. Ведь завтра Новый год.

- Спасибо, - Дуня быстро развернула бумагу и увидела красивую картину. На ней вышитыми золотыми нитками был изображён ангел, парящий между падающими снежинками зимней тёмной ночью.

- Какая красота! Неужели это ты сама вышила? – Дуня знала, что подруга занимается рукоделием, но никогда ей не приходилось видеть результаты такого труда. И вот теперь в её руках находилась прекрасная вещь, выполненная с душой и сердцем.

- Аннушка, ты не представляешь, как мне приятно. Дай, я тебя поцелую, - Дуня чмокнула подругу в щеку. - Но я тоже приготовила тебе подарок. Правда, он не такой ценный, ведь я его купила в магазине, а не сделала сама, и, всё-таки я его тебе дарю от всего сердца, - и Дуняша вынула из своей сумки коробку, в которой находилось три стеклянных шара для новогодней ёлки.

- Это шары непростые, их изготовили не машины, а мастера-стеклодувы. К тому же они с сюрпризом. Видишь, на них нанесён рисунок? Он сделан из фосфора. Когда выключится свет, и ночь вступит в свои права, у тебя на ёлке окажутся три волшебных шара, которые будут светиться даже в темноте зимней ночи. И все игрушки, висящие на ёлке, будут под их мерцающим светом танцевать свой ночной вальс.

- Дуняша, ты так об этом красиво говоришь, что мне уже сейчас сразу захотелось загадать желание, - засмеялась Аня. – У меня много ёлочных игрушек, но таких чудесных шаров никогда не было. Спасибо тебе, это прекрасный подарок.

- У тебя уже есть ёлка? – Спросила Дуня Аню.

- Есть. Я её вчера поставила и нарядила.

- А у меня ещё нет и, наверное, не будет. – Вздохнула Дуня. – Когда её покупать, когда впереди столько дел.

- Какие же это у тебя дела? – Засмеялась подруга. – Оставь уже их для нового года. А в этом можно немного и полениться, тем более, что осталось до него всего ничего, один день.

- Я бы с удовольствием, но не могу. Мне ещё сегодня нужно взять интервью у одной женщины.

- Слушай, дорогая, ты что-то задумала, - вдруг догадалась Аня. – И не оспаривай. Я вижу по блеску в твоих глазах. Опять очередное разоблачение? Не отрицай, мы все здесь знаем про твою любовь к авантюрам.

Да что тут отрицать? Дуня сама понимала, что её несёт куда-то в этом безумном расследовании, но остановиться она уже не могла. Всё это выглядело, как стремительный поток, который подхватывает храбрых безумцев, рискнувших искупаться в бурной речке, а в данном случае этим безумцем была Дуня, подхватывает и несёт их туда, куда ему нужно: к бескрайнему морю, тихой заводи или горному озеру. И где может оказаться Дуня, после того, как её выбросит на берег эта стремительная река, она не знала.

- Смотри, Дуняша, что я тебе принёс, - радостный голос Матвея оторвал Дуню от мыслей про горную реку и её водовороты, в которые она может угодить. В руках он держал живую пушистую сосну. – Видишь, какая красавица. – Мокрый, с ботинок капала вода, но вид у парня был довольный. Создавалось впечатление, что он выиграл приз, и это деревце было его наградой.

- Ой, какая прелесть, - воскликнула Дуняша. – Только как нам теперь быть?

- Это ты о чём?

- Это я о том, что нам сегодня нужно идти сначала домой к Наталье Сергеевне, старшей медсестре, если ты, конечно, помнишь об этом, а потом в кафе на сабантуй.

- Ну и что? – Удивился Матвей.

- Да как мы с этой ёлкой везде шататься будем? – Воскликнула Дуня.

- Если ты об этом, то не переживай. Я буду нести. Мне не трудно.

- Причём здесь трудно, или не трудно. Мы что её с собой в кафе потащим?

- А что тут такого? Сдадим ёлку в раздевалку, и все дела. А после кафе, я тебя домой проведу и установлю её. Можем вместе, если ты, конечно, захочешь, нарядить ёлочку. Ну, ты как? Согласна?

Конечно, Дуня была согласна. Она была согласна с ним на всё, не только вместе ёлку наряжать, и Матвей, наверное, об этом догадывался. Да что Матвей, об этом уже догадались все сотрудники их небольшого коллектива.

Дуня глубоко вздохнула, но этот вздох ни о чём не говорил. Наоборот, она была счастлива, душа её трепетала в предчувствии чего-то необыкновенного, так как к ней приближалась та любовь, о которой Дуняша мечтала в последнее время. И пусть она только приближалась, а не пришла совсем, её это нисколько не смущало. Она знала, чувствовала, что эта любовь, наконец, коснётся и её сердца, и её жизнь вспыхнет, как бенгальский огонь и обретёт новые импульсы к новым мечтам.

 

- Давай в магазин зайдем, - предложила Дуня Матвею.

- А что ты там хочешь купить?

- Наталье Сергеевне передачку, - ответила она парню. – Неудобно, всё-таки перед праздниками идти к пожилой женщине без подарка.

- Почему передачку? – Удивился Матвей.

- Я думаю, что нам с ней будет легче завести разговор, если мы скажем, что передаём подарок от её сослуживцев.

- Служебный подлог собираешься совершить? – Усмехнулся парень.

- Да, какой там подлог? Просто, я думаю, что никто из её бывших сотрудников не поздравит старушку, а ей это будет приятно.

- Как знаешь, ты у нас здесь главная.

В супермаркете негде было яблоку упасть, а Матвею с его ёлкой негде было ступить. Время было позднее, как раз люд с работы шёл. Народу – тьма. Все торопились побыстрее произвести покупки. Бежали скорее домой готовить на завтра праздничные блюда. Люди, как с цепи сорвались. Сметали все продукты со всех прилавков. Продавцы только и успевали деньги принимать и сдачу отсчитывать. О культуре обслуживания никто уже и не говорил. Какая там культура, когда народу не до неё. У него в голове был праздничный стол и подарки родным.

Эта шумная круговерть закрутила и Матвея с Дуней. Накрыла, словно снежная лавина. Они, под её натиском, купили даже то, что не нужно. Ну вот, скажи, пожалуйста, зачем Дуне бумажные полотенца? Она ими отродясь не пользовалась. Но ведь вместе с салфетками, схватила и полотенца. И не один рулон, а сразу два. А Матвей медовые пряники урвал, которые с детства терпеть не мог, причём целый килограмм. И ведь спроси, чего ты их купил? Не ответит, потому что сам не знает, что на него нашло. Да, предпраздничный ажиотаж – это страшная сила! Можно сказать – стихия вселенского масштаба.

Эта шумная суетливая толпа волной вынесла на улицу, можно даже сказать, вытолкнула из гастронома Матвея с Дуней, порядком обтрёпанных, пожамканых, но довольных, с полными пакетами провизии в руках и с ёлкой на плече.

- Фу, - выдохнул с легкостью Матвей, - вот это, называется, скупились. И что за народ, гребёт всё подряд, и нас втянул в эту гонку за продуктами. Давай такси возьмём, а? Мороз крепчает, гололёд начинается, а нам ещё на Портовую добираться. В маршрутке все продукты подавят и ёлку порвут.

- Я же тебя предупреждала насчёт ёлки, а ты что? Хвастался, что тебе не трудно. Вот и не ной теперь, - отвечала ему Дуня. – Но такси всё-таки возьмём. Нас ещё и в кафе ждут. Не день, а какой-то кошмар. Ещё эта природа со своими катаклизмами, не могла подождать, пока мы с тобой все свои дела не доделаем. Утром дождь с грозой, вечером гололёд. Что она нам преподнесёт ночью?

- Метель, - засмеялся Матвей. – Хочу настоящую зиму на праздники.

- Ну что ж, метель, так метель, - улыбнулась Дуня. – Я не против.

Они остановили такси, и через пятнадцать минут оказались у дома Натальи Сергеевны.

 

Дом оказался обыкновенной панельной девятиэтажкой, с закрытыми наглухо железными дверями, которые для того, чтобы открыть, нужно знать код. Хорошо, что время было такое, когда люди идут с работы домой, и в подъезд нет-нет, да и шмыгнёт хоть один человек. Ребята уже хотели стучать в окна старшей медсестры, благо она жила на первом этаже, но неожиданно появился очередной жилец и доступ в квартиру был свободен.

Трель звонка была такой звонкой, что её было слышно даже в соседних квартирах. «Может бабулька плохо слышит?» - подумала Дуня, но мысль свою она не успела додумать, как дверь резко распахнулась и перед ними предстала довольно-таки не старая женщина. Хотя по Дуниным расчетам, ей уже было около восьмидесяти лет.

- А почему Вы не спрашиваете «Кто там?» - спросила она хозяйку. – Вдруг бандиты, какие?

- О чём вы говорите, милочка. Какие бандиты могут ко мне прийти? – Приятным моложавым голосом ответила Наталья Сергеевна. – Вот вы на бандитов совсем не похожи. Вы, наверное, из социальной помощи?

- Почти угадали, - улыбнулась Дуня. – Мы из помощи, только не социальной. Горздрав поздравляет Вас с наступающим Новым годом, и мы принесли Вам подарок.

- Так что же вы стоите у порога? Проходите, пожалуйста, раздевайтесь. Будем чай пить. – И старушка совсем не по-старушечьи быстрым шагом направилась в кухню ставить чайник на плиту.- Раздевайтесь, мойте руки и к столу, - приказала она тоном, не терпящим отказа. Это было как раз, кстати, потому что разговор нужно было с чего-то начинать.

Кухонька была маленькая, но чистая и уютная. Стол стоял у окна, очевидно сидя за ним, Наталья Сергеевна наблюдала за тем, что делается во дворе, и брала себе на заметку. Такой себе живой телевизор. Местная программа.

Почему Дуня подумала про живой телевизор, да потому, что когда ей было лет десять, у них на Севере в Лаврентия телевидения ещё не было, и стол точно так же стоял возле окна, и точно так же она, маленькая девочка, наблюдала за происходящим на улице. Очень было удобно сидеть за ним и смотреть, что же делается там на дворе.

А улица у них была живая, потому что за домом находился магазин трикотажа и обуви, и жители посёлка каждый вечер после работы ходили в него за покупками. Дорога проходила как раз под их окнами, и Дуня здоровалась со всеми своими друзьями и знакомыми, так как, кто бы из них не шёл мимо, всегда махал рукой, видя девочку в окне, в знак приветствия. Было очень весело, потом, рассказывать родителям о том, кого видела и с кем общалась через этот живой телевизор.

И когда лютой зимой Мороз Красный нос, как заправский мастер, расписывал окна своим витиеватым узором, и сквозь стёкла из-за этого ничего не было видно, Дуня сокрушалась, говоря, смеясь, своей маме, что телевизор поломался, потому что окно на кухне она иначе и не называла. Да и скучновато было. Мало того, что длинными, зимними вечерами из-за пурги не погуляешь, так ещё и в окне ничего не увидишь. Как говорится, местная телетрансляция ушла на зимние каникулы.

Всё это вдруг так живо вспомнилось Дуне, что ей даже запахло Чукотским воздухом и показалось на мгновение, что в окне она увидит кого-то из своих северных друзей. Просто какое-то наваждение, по-другому и не скажешь. Что-то такое в последнее время с ней происходило, что-то витало в воздухе, что-то предпраздничное, ожидание чего-то удивительного, потому и мерещились всякие дивные видения, и предчувствие новогоднего сюрприза не покидало Дуню ни на минуту.

- И как зовут такое очаровательное создание? - Улыбаясь, спросила Наталья Сергеевна Дуню.

- Евдокия, можно просто Дуня, - ответила Дуняша.- А моего друга – Матвей.

- Удивительно. В наше время – и такое имя. Не какая-нибудь там Николь или Афродита, а просто Дуня. Мне очень нравится.

- Мне тоже, - улыбнулся Матвей.

- Я Вас понимаю, молодой человек, чтобы такая девушка, да не нравилась, нужно быть просто слепым. А Вы, я надеюсь, себя таковым не считаете?

Все рассмеялись, потому что Наталья Сергеевна оказалась современной пожилой женщиной, к тому же ещё и с юмором. И Дуняша поняла, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы расспросить бывшую старшую медсестру о её прежней работе.

- А мы были в клинике, и Миля Вам передаёт привет, - начала своё тайное интервью Дуня.

- Надо же, она всё ещё работает, - удивилась Наталья Сергеевна. – А я давно уже на пенсии.

- Ну и что, зато Вы были в первых рядах тех, кто основывал эту клинику, - сказала Дуня.

- Это точно. Вы правильно заметили, в первых рядах. И коллектив у нас был дружный и смелый. Никто даже себе представить не может, на что шли наши доктора, на какие, так сказать, эксперименты,- рассмеялась хозяйка.

- Очень интересно, правда Матвей, - Дуняша толкнула парня в бок и наступила ему под столом на ногу так, что тот чуть не подавился очередным печеньем и не захлебнулся очередным глотком чая.

- Правда, правда, - закашлялся Матвей, - нам очень интересно.

- Мы только это дело начинали, коллектив молодой, амбициозный. На бумаге клиника есть, утверждённая горздравом, а на месте ничего нет. Чтобы делать искусственное оплодотворение, с одной стороны годились и родные отцы, а когда они не годились, то, как быть, а? Как, я вас спрашиваю.

- Не знаю, - пожал плечами Матвей.

- Вот! А наши доктора нашли выход. Сами в некоторых случаях становились донорами, - засмеялась Наталья Сергеевна. – Это сейчас всё естественное – не стыдно, а тогда, смех был, да и только.

- Это почему же смех, - удивилась Дуня. – Быть донором – почётно.

- Конечно, почётно, когда донор крови. А здесь донор совсем по другой части, интимной, что ли. Мы в то время молодые были, смущались всё, а тут такие дела делают наши доктора. В общем, без происшествия тогда не обошлось. Грянул скандал.

- Что за скандал, - навострила свои уши Дуня. Уже второй свидетель говорит о скандале.

- Да влюбился наш молодой доктор в свою пациентку. Он сам был донором, вот и подумал, что раз у неё будет его ребёнок, значит, она может своего мужа бросить и выйти снова замуж, только за него. Скандал разразился неимоверный. Муж даже в клинику приходил выяснять отношения. Ну, думаю, убьёт нашего Жору.

- Кого?

- Жору. Доктора Жорой звали. Но всё расставила на свои места сама пациентка. Она ведь любила своего мужа, и бросать его ради Жоры не стала. Как только выяснилось, что с плодом всё нормально, выписалась из клиники и пропала. Ни разу не пришла на осмотр. Так мы и не знаем, родила она, или нет. А Жора страдал, ходил белый, как стена. Она у него была первой и последней пациенткой, для которой он был донором. Всё. Эта любовь, как отрезала. Жора так и не женился. А парень был красавчиком, многие наши и медсёстры, и докторицы заглядывались на него. Но, нет. Ни с кем не связал свою жизнь. Так и остался холостяком, хотя врач прекрасный.

Да на него засматриваются и сейчас, правда, он уже давно не молодой, хотя возраст мужчине не помеха.

- А где можно найти этого Жору? – Затаив дыхание, спросила Дуня.- Вы так о нём говорите, словно общаетесь с ним и сейчас.

- Конечно, общаюсь, только не часто. Он человек занятой. Не всегда у него есть время, которое он может потратить на меня, пожилую женщину, - вздохнула Наталья Сергеевна. - Господи, да что его искать. Жора так же и работает в больнице, только теперь не простым врачом, а главным. Он - главный врач клиники.

- Как? Георгий Константинович – это и есть тот самый молодой доктор Жора? – Не только Дуня была удивлена. Матвей от такой новости даже рот открыл и забыл закрыть.

- Ну конечно! – Воскликнула Наталья Сергеевна. – Он ведь тоже был когда-то молодым, или вы думаете, что он уже родился шестидесятилетним мужчиной, и ему никогда не было тридцать лет?

- Нет, конечно, мы так не думаем. Но, всё-таки это удивительно. Просто какой-то жизненный роман, как в книге. А эту женщину, его пациентку, Вы, случайно, не знаете? Кто она? Как её звали?

- Вот чего не знаю, того не знаю, - развела руками Наталья Сергеевна. – Может, когда-то и помнила её имя, да уже подзабыла, сколько лет прошло, страшно подумать. А зачем вам её имя?

- Просто интересно. Живёт же где-то ребёнок Георгия Константиновича, а он и не знает, - Дуне немножко стало грустно.

- Откуда нам это известно. Может и знает. Он ведь о своей личной жизни не распространяется. Хотя, в коллективе ничего утаить нельзя. Кто-нибудь всё равно узнал бы об этом. А когда двое знают, то это уже и не тайна.

 

- Ну, что? Берём такси и в кабак? – Матвей стоял с пакетами в руках и с ёлкой на плече и вопросительно смотрел на Дуню. – Наши, наверное, давно уже пьяные, а мы всё где-то ходим.

Слава Богу, что половину из того, что они купили в магазине, осталось у приветливой хозяйки. И пряники, и мандарины - символ зимнего праздника, даже бумажные полотенца, всё это Дуня отдала Наталье Сергеевне, поздравив её с Новым годом, и теперь налегке, но всё ещё с деревом под мышкой, они стали ловить такси, чтобы доехать до кафе, в котором их сотрудники уже давным-давно отмечали праздник.

А погода, как вредная девчонка, менялась на сто восемьдесят градусов, что в общем-то для этого южного города не так уж и удивительно. Если утром было тепло, и таял снег, то уже вечером слегка подморозило, и тот снег, который не дотаял, взялся ледяными колдобинами, через которые, боясь сломать ноги и руки, и, не приведи Господь, голову, лезли, а не шли, ползли на четвереньках, скользили в непривычных позах несчастные прохожие. Они, расставив руки в сторону, согнув дугой спину, как пингвины, мелкими шагами трудно преодолевали путь, боясь, в лучшем случае, навернуться и получить синяки и ушибы.

- Да, такси надо брать, - глядя на пингвинистых прохожих, подытожила Дуня. – Нам ещё предстоит завтра к восьми подойти в архив. Может, удача будет на нашей стороне, и нам удастся хоть что-то узнать. На своих двоих, без приключений, мы с тобой до кафе не доберёмся. А если не придём, то всё, казнь нашим главным редактором нам обеспечена. Ну что стоишь и смотришь на меня, иди, лови машину, - подтолкнула она Матвея.

- Дунь, а давай после праздника пойдём в архив, - предложил Матвей Дуне, когда они сели в такси и поехали в кафе. – Мы же сейчас выпьем, потом ещё ёлку будем устанавливать, проснёмся с головной болью, как в таком состоянии работать?

- А ты не напивайся до головной боли, - отрезала Дуня и добавила, – после праздников – это четыре дня пройдёт. Целая вечность. Четыре дня и четыре ночи я буду вся на нервах, потому что послушалась тебя и поленилась утром встать. Нет, я так не могу. Если бы моя воля, то я сейчас бы отправилась в архив только бы заглянуть туда, куда мне, пока, доступ закрыт. Это не в моём характере откладывать дела насущные на потом. Мне нужно всё и сразу. Я и так жалею, что мы пропустили день.

- Почему пропустили? – Удивился Матвей.

- Потому что если бы мы с утра узнали то, что мы узнали сейчас, вечером, то ещё в обед я была бы уже в архиве, или возле него, что впрочем, почти одно и то же. А так день потерян, и, чтобы его возместить, нам нужно завтра с утра быть на месте. Конечно, если ты такая неженка, что не можешь с больной головой работать, - поддела парня Дуня, - то спи себе на здоровье. Я пойду одна. Не в первый раз.

- Ну, Зая, не обижайся, - Матвей прижал Дуняшу к себе, и, вдруг, нежно прикоснулся своими губами к её губам. Это было так неожиданно и так приятно, что Дуня замерла, боясь спугнуть чудесное мгновение. Этот лёгкий поцелуй, как маленькая искра зажёг в Дуниной душе огненное пламя.

«Господи, - лихорадочно думала она, - как мало мне надо. Один мимолётный поцелуй, и я уже вся его. Таю, как масло на сковородке. Кошмар. Хоть бы он не заметил во мне такую дурацкую, иначе не скажешь, слабость».

А Матвею никакого дела не было до её мыслей, он уже целовал свою любимую девушку далеко не лёгким поцелуем, а настоящим, чувственным, таким, который напрочь заглушал все девчоночьи мысли о какой-то там дурацкой слабости.

В кафе Дуня зашла на дрожащих ногах. Ещё бы! Такое пережить, не каждому дано. Поцелуи Матвея просто валили с ног. Она ещё молодец. Устояла, Самостоятельно дошла на своих двоих и не упала.

У Дуняши горели не только щёки, но и уши, шея, даже ладони. Ей было жарко, казалось, что она вся дымится. Дуне хотелось поскорее выпить бокал холодного шампанского, чтобы остудиться немного, а то дым, который шёл от неё застилал ей глаза и они от этого слезились, а в голове от него был сплошной туман.

А может и не от этого, может, слёзы в глазах стояли от той большой любви, которую она так ждала, и которая наконец-то пришла к ней? А в том, что это была именно та любовь, Дуня уже в этом ну ни как не сомневалась.

Со своей стороны она получила полные доказательства. Ну, разве это не доказательство, когда от поцелуя счастлив так, что хочется плакать? И когда не хочется прерывать этот поцелуй и выходить из машины, а хочется ехать и ехать куда угодно, лишь бы быть только в объятиях Матвея и не отрываться от него ни на секунду?

Это непередаваемое ощущение, когда сквозь тёплую, зимнюю куртку слышишь, как бьётся сердце у твоего любимого. Как оно громкими и сильными толчками стучит, словно хочет пробиться сквозь все преграды, чтобы соединиться с таким же громко и часто стучащим твоим сердцем.

Дуне казалось, что стук их сердец слышал даже водитель такси, да что там водитель. Этот стук, словно колокольный звон, празднично звенел по всему маршруту, пока они ехали по проспекту. Он звенел, и его звон кругами расходился по всему городу, и вот уже у прохожих, до кого дошли эти круги, точно также начали стучать сердца в ожидании чуда, тот звонкий набат, который звучал от их взволнованных сердец, эхом отразился и на сердца окружающих. Любовная какофония в преддверии Нового года, вот что это такое.

 

- А в ресторане, а в ресторане, а там гитара, а там цыгане, - громко пела Аня, выплясывая цыганочку на площадке для танцев. Рядом с ней, как необузданный конь, плясал и тряс плечами главный редактор Виталий. Возле них, подкидывая высоко коленки, прыгала Аурика, а Мария Ивановна с Пал Палычем, почему-то танцевали этот быстрый танец в паре, двигаясь так, словно это был фокстрот. Это хорошо, что они все были уже слегка поддатые, потому что Дуне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел её сейчас в такой дрожащей лихорадке.

Правда, Надежда Викторовна не отплясывала со всеми, она спокойно сидела за столом, но тоже была слегка на подпитии и не усмотрела в Дунином виде ничего криминального. В общем, весёлый вечер был в самом разгаре.

Дуня с удовольствием хлебнула праздничного шипучего напитка, пузырьки которого, словно пена из брандспойта, старательно гасили дрожь во всём теле, но голову ей шампанское уже не затуманит. Туман туманом не заглушить, Дуня это знала хорошо, как знала и то, что никогда не опьянеет, когда волнение бьёт через край.

А сейчас оно не просто било, оно переливалось, словно переполненный фужер вином. Во-первых, и самое главное, это то чувство, которое в ней так громко пробудилось, что хочется о нём кричать на весь мир, а во-вторых – Георгий Константинович и его тайна. Тайна, которую Дуня не раскрыть не могла, которая вела её и манила, как глас Сирены моряков в морскую пучину, или как маяк своим мигающим сигналом сбившийся с пути корабль. В общем, где-то так, что-то в этом роде.

Но сотрудники, гулявшие в кафе, провожавшие Старый год и встречающие Новый, не дали Дуне долго и глубоко мыслить, не тот она выбрала момент для своих умозаключений.

Аня, увидев свою подругу, бросилась ей на шею с поцелуями и поздравлениями, а Виталий был рад такому другу по застолью, как Матвей, потому что Пал Палыч был плохой товарищ в этом деле. У него уже возраст не тот, да и пил он мало, всё своё, как он говорил, он выпил в молодости. А теперь только допивает.

Короче, с приходом новых друзей пошли по второму кругу, и завертелся и закружился праздник так, как и должен был быть. С танцами и весельем, с шутками да прибаутками.

На столах было полно еды, но о ней уже никто и не думал, разве что в роли закуски, когда выпьешь. Да, и пили они не для того, чтобы напиться, а для того, чтобы снять оковы, который каждый на себя надевает, когда появляется в приличном обществе, то есть на работе.

А здесь, когда все под хмельком, можно и расслабиться, показать себя, какой ты залихватский танцор, как можешь завязываться в узел, выгибать спину и заламывать руки.

А ноги вообще жили сами по себе. Они выделывали такие кренделя, что в порядочном обществе нормальному положительному человеку даже в голову не придёт повторить такое.

Музыканты, а в кафе была живая музыка, принимали заявки легко и играли всё, что закажет клиент. Чего только не просили выпившие посетители этого заведения, и матросский танец, и танго, и восточную мелодию. Каждый выкаблучивался, как мог. Кто во что горазд. Делали такие выкрутасы ногами, что на трезвую голову и придумать трудно.

Женщины трясли бёдрами, якобы исполняя танец живота, так назойливо вошедшего к нам в моду. Мужчины чуть не пикируя носом в пол, показывали свой мастер-класс по брейк-дансу. Кто крутил верёвочку, кто ковырялочку, а кто вообще непонятно что.

В общем, плясали до упаду. До последнего вздоха. Веселились, как могут веселиться только славяне, вошедшие в раж. Так напрыгались и насмеялись, что болели все мышцы и горло.

Сильно пьяным не был никто, но весёлыми были все. Довольные и счастливые, им не хотелось расходиться, хотелось веселиться и дальше, куда-то несла их праздничная карусель, но, в конце концов, и она привела всех к остановке. Всем нужно было быть с утра на работе, и на трезвую и не больную голову.

Прощались долго, крепко обнимались и целовались, клялись в дружбе и в уважении. Матвей чуть не забыл ёлку и пакеты с провизией в гардеробе в кафе. Пришлось ему с Виталием возвращаться за ними, да по гололёду, потому что мороз крепчал с каждой минутой, по колдобинам, которые застыли и стали такими крепкими, словно гранит. И как они не упали и не ушиблись, уму не постижимо. Не зря говорят, что малому и пьяному Бог солому стелет.

В общем, с этой ёлкой и с пакетами еле залезли в маршрутку. Хорошо, что было уже поздно. Почти час ночи. Людей, практически никого. Так, всего пару пассажиров. Доехали до Дуниного дома быстро, потому что, в отличие от тротуаров, дороги были разглажены шинами автотранспорта, который целый день несмотря ни на тепло, ни на холод утюжил эти дороги старательно, отчего они выглядели вполне цивильно.

Бабуля давно спала, вместо неё Дуню с Матвеем радостно встречали Батон с Мухтаром. Пёс, наверное, ожидал очередной сухарик от своего нового друга.

- Прости, Батон, сухари мы с Дуней решили не покупать, - улыбнулся Матвей.- На вот, возьми печеньица.

Для пса это был вообще праздничное угощение. Он это печенье проглотил одним махом, точно так же, как вчерашний сухарик.

- Слушай, ты такая маленькая собачка, а глотаешь, словно пылесос, - воскликнул Матвей.

- Ты не удивляйся, - решила заступиться за своего Батона Дуня,- мы его на улице нашли, он был такой голодный и столько ел в первые дни, что мы с бабушкой думали, что он лопнет от переедания. Поэтому и кличку ему такую дали. Он буквально за несколько дней от такого прожорства превратился из тощей заморенной клячи в сдобный батон.

- И что, не лопнул? – Рассмеялся Матвей, ласково теребя псину за ухом.

- Как видишь, - усмехнулась Дуня. – Слушай, Матвей, может, ёлку завтра поставим. То есть, уже сегодня, но только после того, как выспимся. Час ночи. Вставать ни свет ни заря. В клинику нужно подойти вовремя. И вообще, я так устала, сил никаких нет. Спать хочу, глаза слипаются.

Дуня и правда столько энергии отдала танцам, что сейчас её ноги просто не держали. Она падала от усталости, и в голове была одна неотвязная мысль: «Скорее в кровать». И вторая: «спать, спать, спать».

Матвей понимал Дуню, потому что и сам устал. Этот день был такой длинный, просто без конца, напряженный, суетной, в какой-то сумасшедшей мотне, что, несмотря на то, что он был сильным парнем, выносливым, усталость под конец скосила и его.

Договорившись с Дуняшей о встрече в клинике, и, поцеловав её нежно на прощание, парень пошел к себе домой, а Дуня свалилась на кровать, как подкошенная: без сил, без мыслей и без чувств, и только голова коснулась подушки, как сон сразу унёс её в долину грёз.

А Матвей ехал в маршрутке домой, смотрел в окно на застывший ночной город, и думал о том, что он влюбился, втрескался, втюрился, как пацан, в Дуняшу, в свою Зайку, как он теперь её любя называл, и что эта любовь была совсем не похожа на те все влюблённости, которые когда-то были в его судьбе.

 

Влюблённостей в жизни Матвея было много, а вот любви, почему-то, никогда. Как такое случилось, парень не мог понять. В школе он выгодно отличался от своих сверстников высоким ростом, крепким телосложением, вроде он штангу с утра до вечера тягал. Конечно, девчонки бегали за ним стайками, и он не обманывал их надежды. Встречался со всеми по очереди. Но это были всё какие-то детские встречи, детские забавы и не больше.

Когда же он повзрослел, то в институте, в Инженерной академии, ему некогда было особо заниматься любовными делами. Он свои силы отдавал больше учёбе, к тому же, там, в институте, Матвей очень увлёкся фотографией. На двадцатилетие родители подарили ему дорогой профессиональный фотоаппарат, и теперь всё свое свободное время парень проводил за съёмкой.

Он ходил по скверам, паркам, рощам, всматривался в лица прохожих, ловил необычные ракурсы, любовался закатами и рассветами и всё это щёлкал, щёлкал и щёлкал. Он так серьёзно занялся фотографией, что понял, никакой из него инженер не получится. Поэтому институт с его студентами и студентками отошли на второй план, и когда он получил диплом и вышел из здания академии то понял, что остался один. Без друзей и подруг.

Друзья ещё оставались дворовые, школьные, а вот девчонки? Где их взять? На улице знакомиться он стеснялся, вдруг пошлёт подальше. В кафе одни охотницы, высматривающие свою добычу. А он, ну никак себя не олицетворял в роли селезня, которого может подстрелить одна из этих амазонок. И как теперь быть?

Но в жизни всегда найдётся добрый дядя со своими советами. Как-то вечером он зашёл к своему другу и соседу Сашке, а тот висел на сайте знакомств в Интернете.

- Что это ты занимаешься какой-то хренью? – Удивился Матвей.

- И вовсе это не хрень, как ты выразился, а очень даже хороший досуг, - рассмеялся Сашка. – Тут таких тёлок можно откапать, ты даже себе не представляешь.

- И что, много ты их накопал? – Матвей никак не хотел понять его увлечения.

- Да каждый день новая и без претензий, - похвастался друг.

- И со всеми встречаешься?

- А что, это не законно? Хочу, иду на свидание, хочу – нет. И ведь, прикинь, ни одна тебе не позвонит домой и скандал не устроит. Телефон-то она знает только мобильный. Ты её ведёшь на съёмную хату, адрес свой не говоришь. А ещё лучше к ней домой, цветочки купил, бутылка вина, шоколадка – и она твоя. Не какая-нибудь там шалава, а девочка-конфетка. И что интересно, выбираю себе, какую я хочу. Вот какая понравилась, с той и иду.

- Ты прямо секс символ какой-то, - всё ещё не верил ему Матвей.

- Представь, приятель, я себя таким и почувствовал, когда открыл для себя этот сайт. И вообще, это ещё пять лет назад можно было сомневаться в таком способе знакомства, а сейчас, когда в каждой квартире компьютер, когда даже бабушка не вылезает из Интернета, тебе, молодому парню ещё заморачиваться по этому поводу просто смешно. Прикинь, я вот даже зимой не слышал детский звонкий смех. Кругом снега навалило, на санках бы покататься, в снежки поиграть, бабу слепить, а они все сидят по домам и в компьютерах шарятся. Молодёжи стало неинтересно вот так простым дедовским методом знакомиться, прикольнее по Интернету, драйва больше и проблем меньше.

Этот разговор, как заноза, сидел и не вылазил из головы Матвея. Ему даже во сне приснился компьютер. На мониторе извивались какие-то девчонки и манили его, громко напевая песню Ревы из «Камеди клаба» : «Жёлтый лист осенний, вьётся в небесах, о тебе мечтаю я в своих мечтах». А он им отвечал каким-то радостно-придурошным голосом: « Я всё чаще вижу этот странный сон, я с тобой танцую, я в тебя влюблён». Девчонки орали: «Речитатив, давай речитатив!» И он продолжал речитативом исполнять и дальше: « Я, ты, он, она – вместе ятыонона», а в конце пел так: «Все вместе, давай, давай, а…а…а…». И только песня заканчивалась, как всё опять возвращалось назад и продолжалось снова и снова, словно долгоиграющая пластинка.

Короче, проснулся Матвей в холодном поту. Песня весь день преследовала его, особенно слова «ягодичками тряси». Это был кошмар. Он понял, что нужно открыть, наконец, свою страницу на этом сайте и не мучиться. Что он и сделал.

И началась у Матвея совсем другая жизнь. Утром он шёл на завод в редакцию, где работал временно, так как в штате этой заводской газеты фотограф был пока не предусмотрен. Матвея взяли на работу, но с условием, что в один прекрасный момент его могут уволить, и чтобы с его стороны не было никаких претензий. Он согласился с этими условиями, так как другой работы пока ему никто не предлагал, и с чего-то всё равно нужно было начинать свою карьеру фоторепортёра. Вот он её и начал с заводской малотиражки.

А вечером Матвей садился за компьютер и до ночи переписывался с интернетовскими подругами. Поначалу, будучи ещё мелкой рыбой в этой мутной воде беспроводной сети, он, как глупец, рассказал о себе всю правду. Выставил свою самую красивую фотку и стал ждать, когда же к нему снизойдёт та, которая предназначена только ему.

Ждал он недолго, всего несколько минут прошло, как девушки сами начали писать ему сообщения и назначать встречи. Это было так интересно, что Матвей, не долго думая, договорился о свидании.

Какое же было его удивление, когда к нему возле кафе, где должна была произойти встреча, подошла совсем другая девчонка, даже не девчонка, а какая-то тридцатилетняя тётка. Для двадцати трёхлетнего парня все женщины, которым было за тридцать, казались уже тётками.

И не молодая, и не симпатичная. Это был провал, самый настоящий. Матвей даже сначала не понял, кто это вообще и откуда она его знает, а когда понял, то бежал без оглядки, обзывая себя самым настоящим дураком, который поверил и повёлся на первое сообщение в переписке.

Это уже потом он узнал, что многие девушки, боясь выглядеть не фотогенично, выставляли не свою фотографию, а какой-то модели из зарубежных журналов. Да и просто приколисток много, ищущих острых ощущений.

Но, как ни странно, эта первая ошибка не отбила у него охоту в знакомстве. Наоборот, ему стало ещё интереснее. Появился своеобразный азарт найти ту, ради которой он всё это затеял.

Конечно, потом уже были и настоящие встречи, но как Матвей заметил, почему-то непостоянные. Вроде, и девчонка симпатичная, и Матвею нравится, но всё кончалось постелью, и дальнейших событий не происходило. После этого у него появлялся горький осадок на душе и пропадал всякий к ней интерес. И чем это объяснить, Матвей не знал.

Пока не увидел одну интересную программу по телевидению. Там какой-то звездочёт описывал характер мужчин по знаку Зодиака. И когда он включил эту программу, астролог как раз рассказывал, тянул медленно с прононсом, словно для каких-то там тугодумов, про близнецов, к которым Матвей имел самое прямое отношение, так как родился именно под этим знаком.

- Близнецы, - гундосо вещал прорицатель, - находятся в вечном поиске, потому что ищут свою половинку. Им свойственны мимолётные встречи, так как, даже на этих коротких свиданиях они сразу могут ощутить, его это половинка или нет. Разочарование после любовных утех не должно пугать мужскую половину этого знака. Ему не будет интересна партнёрша до тех пор, пока между ним и его избранницей не пробежит искорка. Эта искорка – именно тот нюанс, который так характерен близнецам-мужчинам.

Слова астролога поставили всё на свои места. Матвей теперь чётко осознал, почему у него ничего не складывалось с его девушками. Никогда между ним и его избранницей не вспыхивала именно та искра, о которой говорил этот прорицатель.

Матвей понял, что бегать на свидания непонятно к кому и искать эту искорку в любовных объятиях непонятно с кем - напрасный труд. Всё должно случиться само собой. Поэтому, свою страницу из сайта знакомств он удалил со спокойной совестью, и окунулся в мир фотографии, тем более, что она его увлекала с каждым годом всё больше и больше. Он даже задумывался о столичном журнале, куда послал свои фотографии. А вдруг напечатают?

Из заводской газеты его культурно попросили, так как всемирный кризис добрался и до наших украинских заводов. Её закрыли, а штат отправили в свободное плавание по биржам труда.

Но, нет худа без добра. И в кризис может что-то не только закрыться, но и открыться. Матвея заметил Виталий и предложил ему уже теперь официальное место в своей газете «Южная жизнь», где в один прекрасный день он увидел Дуню. И искра, которая зажглась от её улыбки, и которую он так долго ожидал, не только вспыхнула у него в глазах, но даже в таком месте, отчего он смутился. И это смущение, пусть даже и легкое, теперь всегда присутствовало в нём, когда он находился рядом с Дуней.

Он боялся напугать Дуню своими страстными чувствами, которые вспыхнули так неожиданно и так долго им ожидаемо, поэтому парень был согласен на любые их отношения. Пусть даже на дружеские, так как был уверен, что от дружбы до любви маленьких пол шажка.

И эти пол шажка Матвей уже переступил, потому что давно уже любил свою Дуняшу, потому что эта любовь была совсем другой, не юношеской, не компьютерной, не с сайта знакомств, а настоящей, взрослой, мужской, такой, от которой теперь зависела вся его жизнь. Да что говорить, он теперь просто не представлял свою жизнь без Зайки, без её улыбки и светлых кучеряшек, которые вечно топорщились на голове, как у маленькой задиристой девочки.

Пока он ехал в маршрутке, поднимался по лестнице в свою квартиру и ложился спать, его голова была забита только мыслями о Дуне, да и когда он заснул, Дуняша не покинула Матвея, она неотвязно присутствовала и в его сне.

А ночь перед Новым годом преподнесла жителям этого южного города опять сюрприз. Природа решила не упускать случая и показать, что хозяйка здесь всё-таки она. Легкий белый и чистый снег снова пошёл с неба. Он присыпал, словно притрусил сахарной пудрой все колдобины, неровности, грязь и гололёд. Одел деревья и кусты в снежные пушистые шубы, как бы приукрасил к празднику, и теперь город был и не город вовсе, а сказочная зимняя страна, в которой царствовали Снежная королева и Мороз Красный нос.

На ночном небе растаяли тучи, уступив место ярким звёздам и полной улыбающейся луне. Они засияли на тёмном небосводе мерцающими драгоценными камнями и круглой медной тарелкой, придавая всей этой белой красоте почему-то не золотой, а блестящий серебристый оттенок. Было удивительно, что луна, напоминающая собой холодное солнце давала не жёлтую, а голубую тень, которая мягкими мазками ложилась на застывший пейзаж. Хрустальный звон, стоящий в морозном ночном воздухе, нежным переливом напоминал о предстоящих торжествах. В общем, город, как и все его спящие жители, был готов к празднованию Нового года.

 

Дуне снился сон. Большая украшенная ёлка. На ней почему-то красивые, сверкающие игрушки не висели на ниточках как положено, а были пришпилены к сосновым веткам большими красными прищепками, и одна такая прищепка летала, как муха, в воздухе и назойливо и больно щипала Дуню за нос. Почему-то от этого у неё болел не только нос, пекли уши и давило на грудь.

Вдруг прищепка сильно разогналась и со всего маха укусила Дуню за нос так, что она, застонав, проснулась от боли. Конечно, чего не давить в груди, если на ней, словно кирпич, лежит Мухтар и будит любимую хозяйку, хватая своими острыми зубами за всё, что ему понравилось на её лице. Особенно нравился нос, который удобно торчал и который в ответ не мог ему дать сдачи, потому что это не рука, и укусить, потому что это всё-таки не рот.

- Ах ты, паразит такой, - целуя кота в шёлковую мордочку, произнесла Дуня. – Не даёшь спать. А я так поздно сегодня легла.

Дуня глянула на часы, висевшие рядом с кроватью на стене, и её словно током ударило. Половина восьмого!

- Японский городовой! Проспала! Матвей же будет ждать в восемь у клиники!

В следующие пятнадцать минут по Дуниной спальне прошёлся смерч, или ураган. Она сама и не определила. Успев на себя надеть, что под руку попало, схватив со стола бутерброд и жуя его на ходу, Дуня, ничего не замечая вокруг, вылетела из калитки дома, как камень из пращи, и стремглав побежала по направлению к клинике.

А не заметить такую красоту, просто было нельзя. Зима и солнце, день чудесный! Действительно, солнце ярко светило, и под его лучами искрился и переливался всеми цветами радуги снег, который накрыл городские улицы, дома, деревья своим белым воздушным покрывалом. От мороза под ногами он звонко скрипел, словно пел зимнюю песню. И от того, кто как шёл, зависел и его мотив.

У Дуни, например, это была весёлая полька, потому что она неслась, сломя голову, на встречу с Матвеем. У других прохожих это был медленный вальс, потому что они, глядя на такой денёк, вышли просто погулять с утра, надышаться, так сказать, свежим морозным воздухом, хватить кислорода.

У Матвея же это была чечётка, потому что он вот уже двадцать минут стоял и пританцовывал на крыльце клиники, так как Дуня запаздывала, а он без неё не хотел заходить в здание. И, как всегда, без шапки на голове, а в голых руках держал свой профессиональный фотоаппарат. Поэтому мёрз и пританцовывал, выбивал, так сказать, своими огромными ботинками па де-де и вырисовывал рифленый узор на снегу. Собственно говоря, он даже не знал, куда они пойдут, в какой корпус. В тот, в каком были недавно, или во второй, где расположен архив.

- Ну что, замёрз? – Спросила Дуня парня, с разбегу залетев в его объятия.

- Уже согрелся, - радостно ответил тот, целуя свою Заю в губы.

- И что ты за человек такой, что без поцелуев не можешь, - засмеялась Дуня, отстраняясь от Матвея.

- Вообще-то могу, но с тобой нет. Не получается, - он крепко прижимал к себе Дуняшу, не давая той вырваться из объятий.

- Слушай, у меня дело впереди, мне надо стратегию вырабатывать, а ты меня расслабляешь, - вырывалась, смеясь, Дуня из огромных лап Матвея.- Фу, не парень, а медведь. Придавил так, что дышать трудно.

- Это я от любви и радости.

- Прямо-таки от любви, - дразнилась Дуня. – А не обманываешь?

- Я всегда говорю правду, - шептал парень Дуне в шею и не выпускал её из своих рук.

- Щекотно, Матвей, - отбивалась та от такого стремительного натиска, но всё равно было приятно с ним просто так дурачиться. – Всё, делу время.

- Куда идём?

- В бывший детский садик, через дорогу. В так сказать административный корпус.

Это действительно был бывший детский садик, потому что, поднявшись по ступенькам, они зашли сразу в фойе. Направо вела дверь в лабораторию, налево был кабинет УЗИ, по середине поднималась лестница на второй этаж, а под ней - вход в подвал, где стрелочкой на стене было указано «Архив».

Так как день был предпраздничным, то людей под кабинетами сидело немного. Всего несколько женщин. Они внимательно осмотрели Дуню с Матвеем, но не найдя в парочке ничего интересного, стали опять наблюдать за входными дверями, потому как в эти двери обязательно кто-нибудь либо входил, либо выходил, а им, сидящим возле кабинетов, от нечего делать волей-неволей приходилось вести наблюдение.

- Нам сюда, - сказала Дуня, показывая под лестницу. Они осторожно, не привлекая внимания общественных наблюдателей, потихоньку спустились по лестнице в подвал, который представлял собой широкий длинный коридор с несколькими металлическими дверьми по обеим сторонам. Одна из дверей в конце коридора была приоткрыта и вела, как оказалось в тот самый архив, который так нужен был Дуне.

- Эй! Агов! Есть кто-нибудь? – Тихонько позвала Дуня архивариуса, так как в помещении никого не оказалось. А помещение было большим, с высокими стеллажами, на которых вряд стояли карточки, лежали папки и тяжёлые бухгалтерские толмуты.

- Одну минутку! – Послышался голос из дальнего угла, показавшийся Дуне очень знакомым. Где она могла его слышать, интересно? И в этот момент из-за стеллажа появилась девушка.

Дуня не поверила своим глазам. Этого просто не может быть! К ней в лице этой вот девушки в белом халате шла удача, которая выпадает только один раз на миллион и только счастливым людям, а Дуня сейчас была счастлива до небес, потому что видела перед собой свою школьную подругу Ирку Киселёву.

- Ириша! – Закричала она громким голосом. – Неужели это ты?

- Дуняша! С ума сойти! – Перекрикивая Дуню, заорала Ирка. – Дай я тебя поцелую! – И подруги, обнявшись, кинулись прыгать вокруг себя, потому что не виделись очень давно, можно сказать сразу после окончания школы.

 

Судьба – это такое явление природы, которое не выполняет желание на заказ, а делает только то, что сама захочет. Вот захотелось ей раскидать двух любимых подруг в разные жизненные стороны, она взяла и развела их, не поинтересовавшись даже, нужно им было это или нет.

Она вообще может сделать так, что человек, и не осознав, каким это образом получилось, увидит, что его жизнь, сделав вираж, изменилась и идёт в совсем другом направлении.

Вот так, не спросив никого, она оставила Дуню здесь учиться сначала в училище, потом в институте, а Ирину забросила в другой город, предварительно выдав её замуж, причём неудачный.

Ещё в школе, когда Дуня, после провального поступления в педучилище, пошла учиться в десятый класс, над ней многие посмеивались, а вот Ира – нет. У них сразу завязалась дружба, основанная на весёлом нраве обеих девчонок и оптимизме.

Ирина, как могла, защищала свою новую подругу, и только благодаря этой защите, у Дуни дела пошли на поправку. Она стала более смелая, более свободная что ли, и, как мы знаем из жизненного опыта, смелых и свободных людей не трогают, а в некоторых случаях, даже побаиваются.

Дуняшу, конечно, никто не боялся, но уважать стали. Даже те, кто дразнил чукчей. А она осталась верна подруге, не переметнулась в другой лагерь, где верховодили примы-заводилы их класса, потому что верность и благодарность были не последними, а первыми качествами её характера.

И вот теперь, встретив свою школьную подругу, которую не видела столько лет, Дуняша была на седьмом небе от счастья. Во-первых, она безумно была рада Ирке, которая затерялась в круговерти лет и так неожиданно нашлась, а во-вторых, она почувствовала, как удача, словно новогодний подарок, положенный госпожой судьбой под ёлку, просто сам просился в руки, и не взять этот подарок, не воспользоваться им она не могла, не имела права, и всё! Ничто её не остановит, даже суровый наказ мамы.

Матвей, глядя на то, как девчонки прыгают и кричат от радости, смущенно улыбался. Ему было слегка неудобно, потому что он не знал, как реагировать на данную ситуацию: это хорошо, что Дуня встретила здесь свою давнюю подругу, или нет, потому что иногда друзья меняются, и не всегда в лучшую сторону.

- Вспомнила! – Воскликнула Дуня громко. – Мне сегодня снилась большая прищепка!

- Причём тут прищепка? – Не поняла Ирка.

- Я не знаю, просто вспомнила и всё. Это, наверное, к встрече, - засмеялась Дуня. – И ёлка снилась, а ты – мой подарок.

- А ты – мой! – Девчонки опять засмеялись и запрыгали. – Слушай, а кто это с тобой? Что за кент? – Ирка стрельнула глазами в сторону Матвея, отчего тот ещё больше засмущался. Он и так не знал, куда деть свои большие руки, замёрзшие и покрасневшие от мороза, поэтому схватился за свой фотоаппарат покрепче, как за соломинку.

- Ириша, познакомься, это Матвей. Фотограф-профессионал. Я с ним работаю.

- И?...

- Что и?

- Только работаешь? – Лукаво улыбнулась подруга.

- Да, ты права, - Дуня придвинулась к Матвею поближе и взяла его за руку. – Он – мой парень. Правда, я об этом узнала совсем недавно.

- Ну, это неважно, - сказала Ирка.

- А что важно?

- Важно, что он твой, и больше ничей! – Подняла вверх подруга указательный палец, как бы устанавливая такую важную истину. – И вообще, как ты здесь оказалась? Откуда ты узнала, что я тут работаю?

- Ты не поверишь, но это происки судьбы-баловницы. Это ей захотелось нас сначала развести, а потом свести снова. Мы, правда, оказались здесь совсем случайно. Я работаю журналистом в городской газете «Южная жизнь», знаешь такую? Ну, вот, - продолжала Дуня, когда подруга утвердительно махнула головой, - мы брали интервью у ваших сотрудников.

- И что?

- И это интервью привело нас к тебе в подвал. Вернее, не в подвал, а в архив. Вот, - Дуня взмокла. Фу! Она даже представить не могла, что ей придётся так трудно. Как оказалось, не простая это работа рассказывать всё подруге, да ещё просить у неё помощь.

- Ты понимаешь, тут такое дело, - продолжала мямлить Дуня, - в общем, не знаю даже с чего начать.

- Начни с самого главного.

- Ириш, я ведь тебя давно не видела, и не знаю, можешь ли ты хранить секреты, - Дуня увидела, как у подруги от её слов вытянулось лицо. – Ну, прости, прости меня, дуру такую. Я сама не знаю что говорю. Ириша, не обижайся на меня, пожалуйста. Просто то, чем я занимаюсь строго конфиденциально, и, сама понимаешь…

- Да нет, всё правильно, - улыбнулась Ира. – Мы с тобой не виделись много лет, и за это время я могла измениться, конечно. Люди, иногда, меняются за мгновение, не то, что за года. Но, Дуняша, поверь мне. Я осталась такой же, как и была, твоей верной подругой, и ты мне можешь доверить любую тайну.

- Я знаю, Ириша. Просто, это тайна не моя, но мне придётся тебе её рассказать, потому что только от тебя зависит всё моё дальнейшее расследование.

- Ого, ты ведёшь расследование?

- Ну, нет, это я так, громко сказано, - смутилась Дуня. – В общем, нам нужно покопаться у тебя в архиве в делах давно минувших лет.

- Срок?

- Двадцать пять, двадцать шесть. Когда эта клиника только зарождалась. Дело в том, что мне нужно найти человека, вернее одну женщину, которая здесь получила лечение, или точнее сказать, искусственное оплодотворение одним вашим врачом. Он, к тому же, был ещё её ведущим доктором.

- И что, я знаю этого доктора-донора? – Серьёзно спросила Ира.

- Знаешь, - так же серьёзно ответила Дуня. – И очень хорошо.

- Подожди, ты мне пока не говори, кто это. Сначала я хочу узнать, для чего тебе это нужно?

- Я не могу тебе сказать, для чего. Если честно, то сама не знаю. Просто нужно, поверь.

- Хорошо, я тебе верю. Но, не получится так, что мы найдём эту женщину, и таким образом, вмешавшись в её судьбу, приведём в её жизнь хаос и неисправимые последствия?

- Ты знаешь, я уже сама начинаю сомневаться, правильно ли я поступаю. Все вокруг меня только и говорят, что я не должна заниматься своим расследованием. Бабушка говорит, что я открою ящик Пандоры, мама мне вообще запретила соваться в это дело, а Матвей твердит, что лезть туда, куда меня не просят – это плохой моветон. И вот теперь ты меня стращаешь. Но я не могу, понимаешь, оставить всё так на пол пути. Не могу! Меня, словно какая-то сила толкает на этот путь, и свернуть с него у меня уже никак не получится, даже если сильно постараться.

- Что, так затянуло? – Спросила Ирина.

Дуняша махнула утвердительно головой и глубоко вздохнула, как бы подтверждая неизбежность своих действий.

- Собственно говоря, чего я спрашиваю? – Улыбнулась подруга. – Ты всегда была такой.

- Какой?

- Напористой. Помнишь, как в школу пришла и, увидев, что знаний недостаточно, за пол года догнала, а потом и перегнала даже успевающих учеников?

- Да, помню, конечно. Но, если бы тебя так дразнили, ты бы поступила точно так же.

- Не знаю, не знаю, - задумалась Ирка, - навряд ли, у меня такой хватки нет, да никогда и не было. Ты же, как бультерьер, если вцепишься, то тебя не оторвать от цели. И сейчас, небось, что-то задумала такое… - Подруга никак не могла подобрать слово, чтобы описать Дуняшины действия.

- Просто, раньше я себе ставила цели, как самый обыкновенный человек, а сейчас – я ловец сенсаций. Ты что, забыла, что имеешь дело с журналистом? Я её нюхом чую, и этот нюх меня к тебе и привёл. Разве это плохо? Ведь, если бы не моё расследование, то мы с тобой не увиделись бы, или увиделись, но очень поздно, не в тот момент, когда нужны друг другу. Это же зигзаг удачи для тебя, меня и того человека, которого мы ищем.

- Ладно, убедила, - улыбнулась Ирка, - вот ведь всегда так. И в школе и сейчас, стоит только тебе меня о чём-нибудь попросить, как я уже на всё готова. Просто магия какая-то.

- Нет, это не магия, это – настоящая дружба. А друг, он что? Он не бросает своих друзей в трудную минуту. Он всегда идёт им на помощь, вот как ты, - волнение, зажавшее Дуню в тиски, наконец-то отпустило и она могла расслабиться.

Как всё-таки всё сложилось удачно. Ну, не работала бы здесь Ириша, а сидела бы вредная тётка в архиве, чтобы тогда они с Матвеем делали? Нет, что ни говори, а удача на Дуниной стороне, а это значит, что она движется в том направлении, куда надо. А раз всё так ладно складывается, то и результат будет тот, что нужен.

Что это за результат, и чего она ждёт от него, Дуня себе не уточняла. А зачем? В итоге и так всё будет ясно. Она только загадала желание, чтобы случилось так, как случается на Новый год, с сюрпризами и чудесами.

 

Человек – глупое создание. Он постоянно просит у судьбы чуда, сюрприза, подарка. В Новогоднюю ночь загадывает желание, со скоростью света пишет его на клочке бумаги, поджигает его, чтобы этот клочок сгорел, потом пепел высыпает в бокал шампанского и быстро всю эту бурду выпивает под звон курантов. Главное, чтобы успеть за двенадцать ударов, иначе ничего не сбудется.

А оно и так ничего не сбывается, но человек этого не видит. Он с регулярной постоянностью из года в год проделывает эти манипуляции, не понимая даже того, что уже одно его присутствие на белом свете и есть самое чудесное чудо из чудес. И другого не надо. Что его появление в этом мире является дорогим сюрпризом из всех сюрпризов. И всё. Больше ничего и не нужно.

Но…! Человеку всё мало, и он просит и просит ещё всевозможные подарки, вовсе не подозревая о том, что эти подарки могут оказаться совсем не тем чудом, какое он ждёт. А сюрприз может выкинуть фортель и преподнести действительно неожиданный сюрприз в виде праздничной хлопушки на ёлке, из которой с грохотом вылетает не только яркое цветное конфетти, но и скрюченная пластмассовая дуля.

Дуня, в принципе, ничем не отличалась от своих сограждан и тоже не удержалась. Она точно так же, как и в прошлом году, загадала желание с сюрпризом, не подозревая о том, что этот сюрприз ей запомнится на всю оставшуюся жизнь. Даже не так. Он просто изменит её судьбу, и всю свою жизнь она потом будет делить её на до и после.

- В общем, так, я всё поняла, - произнесла Ирка, - у нас сегодня короткий день. Праздник всё-таки. Поэтому, приходите ко мне часа в четыре. Я, думаю, что всё начальство уйдёт, и мы спокойненько займёмся вашими поисками.

- А ты как же? – Удивилась Дуня. – Тебе ведь тоже нужно идти домой, или, я не знаю, в какую-то компанию праздновать Новый год. Вдруг, мы досидимся допоздна?

- Да не переживай ты так сильно,- улыбнулась Ирка. – В ту компанию, куда я иду, я успею. Успею и отпраздновать, и выпить бокал шампанского. А вы приходите, как договорились, я к тому времени постараюсь найти хоть какие-то записи. Ты мне, кстати, так и не назвала имя того доктора, документы которого нам надо найти.

- Городецкий Георгий Константинович.

- Не может быть! – Ахнула Ирка.

- Всё всегда может быть. В жизни ничего невозможного не бывает. И наш Георгий Константинович тоже был молодой и рискованный парень. Он пошёл на авантюру сознательно, его ведь никто насильно не заставлял ничего делать. Ему самому захотелось эксперимента. Правда, он результата своего так и не увидел, а мы постараемся его найти. И там уже видно будет, показывать ему этот результат, или нет. Там мы уже будем решать консилиумом. Я правильно говорю, друзья мои?

Друзья в лице школьной подруги Ирки и преданного и влюблённого Матвея согласно закивали головами, отчего у Дуни и так хорошее настроение ещё больше улучшилось.

- Ну, всё. Мы пошли, Дай цём, - подруги поцеловались. – Жди нас в четыре.

 

После подвала и не душного, и не тёмного, но всё равно подвала, яркое солнце просто слепило глаза. У Дуни от снега, искрящегося при слепящем свете, полились из глаз слёзы. Она сразу вспомнила, что на Чукотке, когда такая ясная погода, они старались, по возможности, носить солнцезащитные очки с темными стёклами.

Господи! Она совсем забыла, там же сейчас Новый год!

- Который час? – Она так дёрнула Матвея за рукав, что тот от неожиданности, чуть не выронил из рук свой фотоаппарат.

- Фу! Напугала! – Парень от её рывка едва не упал в сугроб.- Десять.

- Ура! Наступил Новый год! – Кричала и прыгала от радости Дуня.- Надо срочно СМСку послать родителям в Лаврентия, поздравить.

- Новый год наступает в двенадцать ночи, а не в десять утра, - Матвей смотрел на Дуню так, как будто она была с большим приветом. Ну, знал он, что его девушка неординарная, но чтобы настолько. Это, каким же надо обладать воображением, чтобы себе такое нафантазировать? Новый год в десять утра!

- Балда! Ты ничего не понимаешь! – Всё ещё радостно кричала Дуняша. – Это на Чукотке, в моём родном Лаврентия уже наступил Новый год. У нас с ними разница во времени составляет десять часов. Понял, дуралей?

- Тогда целуемся, - подхватил радость своей Зайки парень. Он как сказочный великан накрыл огромными объятиями Дуняшу и стал целовать её, не обращая никакого внимания на прохожих. А прохожие улыбались, потому что в такой солнечный ясный морозный день хмурым ходить было неинтересно. В воздухе пахло мандаринами, и звенели праздничные колокольчики. Все, у кого было хорошее настроение, ощущали этот запах и слышали этот звон.

- Так, - на работу не идём, - скомандовал Матвей.

- Это почему же? – Удивилась Дуня.

- Потому, что вчера я тебя и себя отмазал у нашего Виталия. Потому что сегодня с утра мы ходили в клинику, и нам ещё туда возвращаться. А как же ёлка, которая стоит на веранде? Её ведь нужно поставить, украсить. В общем, я уже вчера знал, что у нас будет уйма дел.

- Матвей, какая же ты умничка! Поступил, как настоящий мужчина, дал своей девушке свободный день перед праздником. А я ещё совсем недавно считала тебя нерешительным парнем, - улыбнулась Дуня.

- И обозвала дуралеем, - обнимая и целуя её в макушку сказал Матвей.

- Ну, прости меня, я больше так не буду, - засмеялась Дуня и, вырвавшись из его цепких объятий, бросилась бежать, увлекая в эту любовную игру и Матвея.

А того, хлебом не корми, дай только побегать, поиграть, поцеловаться. Он был на всё готов, лишь бы быть рядом с Дуняшей. Уже, забежав в калитку своего участка, они свалились в мягкий снежный сугроб, и Матвей, чтобы Дуняша не ушиблась, весь удар падения принял на себя, нежно прижав её к себе. Их лица оказались настолько близко, что без поцелуя просто не обошлось.

- Дунь, - прошептал Матвей, когда они прервались, чтобы вздохнуть хоть немного свежего воздуха.

- Мг?

- Ты не обидишься, если я у тебя что-то спрошу?

- Нет.

- А как тебя дразнили в школе?

- Сначала чукчей необразованной. Потом, - Дуня слегка смутилась, - нет, не скажу, ты будешь смеяться.

- Не буду. Ну, скажи. Это же мне, не кому-нибудь чужому или постороннему.

- Ладно, только, чтобы не смеялся, даже не улыбался, - сказала Дуняша, сама с трудом сдерживая смех. - Когда поняли, что и чукчи бывают умными, стали звать Дунькой с мыльного завода.

Только она это произнесла, как они с Матвеем сначала дружно прыснули, а потом разразились громким смехом.

- Ну, просила же, просила тебя не смеяться, - била она парня ладошкой по его широкой спине. Да что такому увальню женские слабые удары? Укус комара и не больше. – А ты ржёшь, словно жеребец.

- Дуняша, - смеялся Матвей, целуя свою любимую Заю маленькими легкими поцелуями, - я тебя обожаю! Я и раньше догадывался, что ты не из нашего края, но теперь, когда я узнал, что ты с мыльного завода, я тебя ещё больше люблю.

Его слова для Дуни были словно бальзам на душу. Она в последнее время совсем разуверилась в себе. Ей казалось, что уже никогда к ней не постучится любовь. Не то, что не постучится, даже не заглянет в форточку. Да вообще обойдёт дом стороной.

И вот надо же, не только заглянула, а и пришла в лице такого красивого парня, который без поцелуев не может прожить и минутки, собственно говоря, как и она.

Дуняша чувствовала, что они так подходят друг другу, так составляют одно целое, как две стороны чудачки луны – светлая и тёмная. Она - миниатюрная блондинка, улыбчивая авантюристка, которая носится со своими расследованиями, как курица с яйцами, и он – тёмноволосый богатырь, серьёзный, такой правильный, пока не подумает, хорошо не взвесит все за и против, ни в какую авантюру ввязываться не станет.

Наверное, так и надо. Как в природе, одно дополняет другое. Свет и тень, день и ночь, вода и воздух. Дуня себя причисляла скорее к воздуху, такому свежему шаловливому ветерку, который играет со всем, что попадётся ему на пути.

А вот Матвей был такой огромной, великой рекой, которая течёт спокойно по своему руслу и двигаться вправо или влево не может. Не потому, что не хочет, а потому, что так течёт русло, и менять его нет никакой необходимости.

Кувыркаясь и смеясь в снегу, они не заметили, как дверь Дуниного дома отворилась, и Батон стрелой выскочил к ним в их сугроб. От счастья, что можно со своей хозяйкой вот так запросто поваляться, пёс залился таким радостным лаем, что это был и не лай вовсе, а какая-то громкая собачья песня, с придыханием и поскуливанием.

Он хватал Дуню за дублёнку и тащил куда-то, кусал Матвея за джинсы и рычал от удовольствия, словно ему в зубы попалась добыча. И всё это сопровождалось собачьей арией с визгом и громким гавканьем.

А рядом с их барахтающейся кучей стояло трясущееся лысое существо в вязаной шубке на голом тельце. Огромные уши дрожали, словно осиновые листья. А усы, если эти маленькие короткие толстые лески можно было назвать усами, торчали из надутых щёк, как редкая щетина, вырванная из зубной щётки.

Мухтар, а это был он, вышел погулять. Подышать, так сказать, свежим воздухом. Он шёл медленно, стряхивая каждый раз со своих тонких лапок холодный снег. Проделывал он это с таким достоинством и так брезгливо, словно был королём, попавшим в навозную кучу. Даже мордочка его выражала кислую мину.

- Мухтарчик, детка, иди ко мне, мой маленький, - засюсюкала Дуняша, ласково глядя на своего питомца. – Замёрз, крошка моя. Иди сюда, я тебя согрею.

Матвей, с улыбкой глядя на эту сцену, уже ничему не удивлялся. Если это кошачье существо может давать лапку, то уж о чём ему говорила сейчас Дуня, он понимал очень хорошо. И действительно, Мухтар не долго думая, прыгнул Дуне на руки, зарылся в дублёнку, и довольный и согревшийся, радостно сверкал своими глазами. Так ему гулять было куда лучше, чем самому топтать холодный снег.

- Так, все домой, - скомандовала Дуня, поднимаясь из сугроба и, подойдя к крыльцу, взяла веник и начала отряхивать себя и Матвея от снега. - Быстро перекусим и займёмся делами. Отстань, Батон, да что же ты за собака такая! Отдай веник!

Но пёс так разыгрался, что не слышал приказов своей хозяйки. Он схватил веник в зубы и понёсся с ним по всему участку, с разбегу зарываясь в сугробы чуть ли не с головой.

- Оставь ты его, - засмеялся Матвей. – Пусть побегает. Когда ещё такая погода будет? Пару дней и всё. Опять оттепель. Ты же знаешь наши зимы.

- Да, это не Север, - вздохнула Дуня.

 

Хоть там пурга и дула неделями, даже месяцами, зато какое счастье, когда выдавался тихий погожий денёк. Это окно межу ушедшей пургой и будущей сразу же создавало работу всему посёлку.

Во-первых, мгновенно начинал работать аэропорт. Машины чистили взлётную полосу, утюжили её, приводили в порядок, потому что нужно было садить борта, летевшие из Анадыря, и вёзшие на себе прессу, которую месяц, а то и больше никто в глаза не видел. Это были газеты и журналы, которые так хотелось быстро взять в руки и узнать, что же происходило за это время на большой земле, на материке, как говорили в посёлке.

Это и посылки и бандероли, которые летели через всю страну и так трудно и долго добирались до своего адресата. В них родственники пересылали и орехи, и семечки, и домашнее повидло. Да всё, чего не было и не могло быть здесь, в Лаврентия.

Это целый борт апельсинов и лимонов для поднятия иммунитета северян. Пополнить их организмы такими необходимыми витаминами, потому что, где их взять, эти витамины зимой на Чукотке.

Из Лаврентия вертолётами весь этот груз нужно было успеть доставить на, совсем уже, крайний Север - в Уэлен, Нешкан, Инчоун. Там тоже люди живут, и им тоже нужна пресса и фрукты.

Сразу же начинают ездить вездеходы, прокладывая дороги в огромных сугробах, которые намела за месяц пурга. Пожарники выезжают на тренировочный вызов, потому что за месяц сна и лежания в части забудешь, что и как делать при пожаре, сплюнь три раза.

И вообще, посёлок оживает. Народу полно. Все гуляют, и никому не хочется уходить домой, потому что знают, что окно скоро закроется, пурга снова задует, на улицу не захочется нос высунуть, и газеты и журналы будешь читать по второму кругу.

Дуня вздохнула, потому что, несмотря на то, что она здесь живёт уже десять лет, сердце её осталось на Чукотке в родном Лаврентия, и, наверное, никогда его не покинет.

- Ну, что вы там топчитесь в коридоре, - крикнула из кухни старшая Евдокия.- Я уже чайник поставила и бутерброды приготовила.

- Здрасьте, - смутился Матвей. Он никак не мог привыкнуть к Дуниной бабушке, такой экзальтированной даме. Всегда красиво одета, в бусах, браслетах, кольцах, она никак не соответствовала имиджу бабушки. В его представлении бабушка – это маленькая тихая старушка в платочке на голове, а не яркая, модная женщина преклонных лет с сигаретой в руке.

- Бабуль, и как ты догадалась, что я не одна? – Засмеялась Дуня.

- Да вы и глухого поднимете своим кувырканием в сугробе. Почему не на работе?

- Потому что нужно ёлку ставить, и начальство нам сегодня дало выходной, - рискнул заговорить со старшей Евдокией Матвей.

- Дуняша, покажи своему кавалеру, где можно взять подставку для ёлки.

- Только после кофе. – Дуня уже колдовала над кофеваркой, и через пять минут по всему дому поплыл тонкий и вкусный аромат.

- Дуняш, а ёлку будем сразу наряжать? – Матвей торопился с кофе и бутербродами, потому что установка ёлки, это дело ответственное. Нужно сделать всё так, чтобы она, случайно, не завалилась бы вдруг в один прекрасный момент.

- Конечно. Ведь сегодня Новый год, а не через неделю.

Быстро справившись с кофе и бутербродами, Дуня с Матвеем принялись за самую прекрасную работу в году. Подставка для ёлки вместе с ящиком для игрушек стояла на своём месте в кладовке. Найти их не составляло труда.

Пока Матвей старательно пыхтел над установкой, Дуня занялась игрушками. Ящик был металлический, сделанный ещё дедом, мужем Евдокии. Такой себе маленький сундучок. Он был старый, ржавый, но всё равно его никто не собирался выкидывать, потому что это была память не только Дуни, но и её мамы.

Дуняша принесла ящик в большую комнату, где Матвей трудился над ёлкой, села на пол и осторожно открыла его. Каждый раз, когда она дотрагивалась до его крышки, этот ржавый ящик превращался в удивительный ларец, в котором были спрятаны сверкающие сокровища.

Дуня сразу же становилась маленькой девочкой, у которой загорались глаза при виде игрушек, и на мгновение останавливалось сердце. Ещё бы, такая красота!

Все игрушки были стеклянные, старинные, выполненные в основном в прошлом веке, пришедшие из детства Дуниной мамы в настоящее время. Каждый шарик был завёрнут в газету и заботливо и аккуратно уложен. Дуня брала его осторожно в руки, медленно разворачивала и укладывала на мягкий диван. И с каждой игрушкой у неё были свои воспоминания.

Вот маленький серебряный самовар. Его делал настоящий мастер, потому что в нём был и краник, и носик. В детстве, глядя на него, маленькая Дуняша представляла себе, что когда погаснут огни на ёлке и все уснут, то ёлочные игрушки, белочки, медвежата, собачки, гуси, все, кто висел на ней, собираются и пьют чай.

Хотя Дуня родилась и жила на Севере, бывали такие года, когда родители отправляли свою дочь к бабушке на Украину. Несколько раз это попадало зимой, и те новогодние праздники с украшенной ёлкой запомнились ей на всю жизнь.

Десять лет назад, когда она насовсем приехала сюда жить, они с бабушкой каждый год ставили хвойную красавицу, и каждый раз Дуня с замиранием сердца открывала этот металлический ящик, который, как старый сторож на посту, хранил в себе такое хрупкое сокровище.

Конечно, игрушки иногда бились. Невозможно украшать ёлку и что-нибудь не разбить. Поэтому каждый год Дуня покупала шары, обязательно стеклянные. Она не понимала красоты в пластмассовых шарах, пусть даже и очень красивых. Она считала, что игрушки должны быть только из стекла, и только выполненные руками самого мастера. Так сказать, эксклюзив.

Вот маленькая корзиночка, в которой сидят крошечные пушистые утята, размером меньше мизинца. А вот белочка на шишке, собачка, как спортсменка, висящая на перекладине. Это были немецкие игрушки, купленные в шестидесятые годы двадцатого столетия.

И конечно бусы, звенящие каким-то особенным звоном, как и стеклянный колокольчик. Они были собраны на толстую длинную нитку, похожую на шнурок из ботинок Матвея, только белую. В нескольких местах звенья были разбиты, но всё равно, смотрелись они очень празднично. Да и что это за ёлка без бус? Какая же это красавица, если на ней не звенят блестящие бусы?

- Матвей, - воскликнула Дуня, – мы забыли про конфеты!

- Какие конфеты? – Удивился парень.

- Для ёлки. В золотых и серебряных обёртках, которые я должна буду каждый день воровать.

- Зачем тебе это нужно? Нельзя что ли просто так съесть, без воровства?

- Ты не понимаешь. Это ритуал такой. Ещё с детства. У нас на ёлке всегда висели шоколадные конфеты. Мне так хотелось хоть одну из них съесть. Но бабуля не разрешала. Она считала, что эти конфеты висят для детей, которые приходили к нам в гости. И что мне их можно будет скушать только тогда, когда ёлка будет убрана. А мне так хотелось! Я, как лиса на виноград, смотрела на них.

- И что?

- А то, что я не только смотрела, как лиса, но, ещё была и хитрая, как эта рыжая бестия. Я, тихонько от бабушки, разворачивала фантик прямо на ёлке, бросала всю конфету в рот, а фантик аккуратно заворачивала обратно, словно это висит целая конфета. Бабуля встанет с утра, пересчитает их, вроде все на месте. Она даже подумать не могла, что половина из них давно уже у меня в животе.

- И как же обнаружилась твоя кража? - Матвей уже установил ёлку и проверял, чтобы она стояла устойчиво и надёжно.

- Это такая была хохма. Пришёл к нам в гости мой двоюродный брат. Мы начали устраивать представление. Кто расскажет стих, или споёт песню, или станцует, тому конфета с ёлки. А какому ребёнку не захочется такого подарка? Мы наперебой стали показывать всё, кто во что горазд. Нас стали поздравлять, и что не конфета с ёлки – то пустой фантик.

Бабуля сначала строила мину при плохой погоде. Переводила всё на шутку, смеялась. Но, когда вместо конфет на ёлке оказались пустые бумажки, а настоящие несколько конфет висели только наверху, куда я просто не могла добраться, уж тут разразился полный скандал.

- И что с тобой сделала бабушка?

- Сказала, что не даст конфет мне целый месяц.

- Да, сильное наказание, - засмеялся Матвей.

- Конечно сильное. Ты что, конфет не есть столько времени. Мне, сладкоежке? Правда бабуля смилостивилась, но все оставшиеся конфеты отдала моему брату. Какая это была для меня трагедия, ты не представляешь. Это же не простые конфеты, а новогодние, потому что висели на ёлке. С такими красивыми фантиками. Мы потом этими фантиками с подругами менялись. Не поверишь, они со мной путешествовали даже на Север.

- Тогда я побежал, - Матвей пошёл в коридор одеваться.

- Ты куда? – Удивилась Дуня его такой прыти.

- В магазин, за праздничными конфетами для ёлки.

Матвей ушёл, а Дуня с бабушкой стали украшать новогоднюю красавицу.

- Новый год будешь с ним отмечать? - Подозрительно спросила свою внучку старшая Евдокия.

- С ним, - согласно кивнула Дуняша.

- Вдвоём, или в компании?

- Я надеюсь, вдвоём.

- Ох, смотри Дуня, - покачала головой бабушка.

- А чего смотреть? – Улыбнулась внучка.

- Да уж парень очень красивый, - воскликнула Евдокия.- Поматросит и бросит.

- Бабуля, - улыбнулась Дуня, - мне столько лет, что пора меня и поматросить. А вот насчёт бросит, я ему верю. Не бросит он меня. Матвей меня любит.

- Он что, уже признался в своей любви к тебе?

- Бабуля, сейчас не те времена, чтобы официально признаваться. Его любовь видна невооружённым глазом. Я её чувствую и мне этого достаточно. Мне не нужны его признания. Но, главное даже не в этом. Главное, что я его люблю, понимаешь?

- Что же тут непонятного, - вздохнула старшая Евдокия. – Ну, ладно. Я вам дом освобождаю, пойду, как всегда, к своей соседке праздник отмечать. Клюквенная настойка уже готова, холодец есть. Торт купили, так что веселье у нас будет самое настоящее, - улыбнулась бабушка.

- Бабулечка, ты у меня самая лучшая бабулечка из бабулечек, - кинулась Дуня на шею своей бабушки. – Ты всё понимаешь.

- Конечно, я понимаю. Я ведь тоже была когда-то молодой и красивой. Правда, кавалеров у меня почти не было. И вели мы себя по-другому. Ну, так что об этом говорить. Время было совсем другое, другие нравы. Хотя желания и чувства у всех людей во все века одинаковые.

- Бабуль, а почему ты развелась с дедом? – Дуня знала, что они давно в разводе, но почему, об этом в семье старались не говорить. Как-то замалчивали.

- Да потому, что козёл твой дед, вот он кто! – В сердцах воскликнула старшая Евдокия. – Я тебя в нашу историю развода не посвящала, так как ты маленькая была. А сейчас в виде предупреждения расскажу.

- А мама знает?

- Конечно, но я просила её тебе не рассказывать. Стыдно мне тогда было. Глупо, конечно. Но, в то время мне казалось, что это моя вина.

- А сейчас?

- А сейчас нет. Сейчас вообще ничего никому не стыдно. Мы, ведь, с твоим дедом и не гуляли вовсе. Я у него была первой женщиной, он у меня первым мужчиной, и то только после свадьбы. А мужику нужно нагуляться, это теперь я точно знаю. А тогда, кто об этом рассказывал? Даже с матерью не могла поговорить, краснела сразу.

В молодости как? Всё бегом, да бегом. Работа, дом, семья. В гору некогда глянуть. А тут твоя мама замуж вышла, мы вроде посвободнее стали. Вот и отправила я его на курорт колени лечить, так сказать, опорно-двигательный аппарат. Колени, видишь ли, у него заболели. В Крым. А он там себе молодушку завёл, местную. Геморрой на свою голову. Двадцать лет разницы! С ума сойти. Он же женщин, кроме меня, и не видел. А тут такая молодая красавица. Конечно, голова кругом пойдёт. Молодым себя рядом с ней почувствовал, кобель.

Как мне сказал психолог: «Кризис среднего возраста». Ну да, как же, так я ему и поверила. Это в штанах у него кризис был, а не в возрасте. Не тот аппарат лечил. Вместо ног про голову лучше бы подумал.

Конечно, мне было стыдно. Я ведь в то время ещё и не старая была, пятьдесят всего. Но, с тридцатилетней девчонкой тягаться не могла. Не та весовая категория.

- И как они живут?

- А шут их знает. Он, конечно, приезжал ко мне из Крыма, прощения просил, хотел назад вернуться. Видать, достала его молодая жена. Да я гордая была, и перешагнуть через эту гордость не могла. Вычеркнула его из своей жизни и всё. Поставила на этом большую жирную точку, но сделала для себя вывод.

- Какой?

- Мужчина должен до свадьбы узнать не одну женщину, чтобы потом, впоследствии, не выкинуть какого-нибудь коленца, вроде молодой любовницы. Твой как, встречался до тебя с кем-нибудь?

- Бабуля, - Дуня смутилась, - я что, у него спрашивала? Мне это не интересно.

- И напрасно. А вот я бы спросила. Но, это твоё дело. Поступай, как знаешь. Главное – я тебя предупредила.

- А сейчас, ты бы простила его?

- Нет. Я на всё могу закрыть глаза. На всякие недостатки, но измену – никогда не прощу. Если бы он ещё связался со своей сверстницей, то я бы его поняла. Не простила, но хотя бы поняла. А так - с девицей, которая ему в дочки годится. Не понимаю, и никогда не пойму. Я как представлю их вместе, особенно в интимный момент, то у меня даже сейчас настроение портится. А жить всю жизнь без настроения – это не в моём характере.

 

День летел стремительно. Старый год торопился сдать свои полномочия новому году. Это было так очевидно, потому что часы приближались к четырём, и нужно было опять спешить в клинику, где их ждала Ирина.

Ёлка стояла украшенная, лампочки горели цветными снежинками, а конфеты, висевшие на ней, как и положено, блестели и переливались всеми цветами радуги, освещаемые со всех сторон этой разноцветной гирляндой.

В комнате витал запах хвои, мандарин и шоколада, запах детства и торжества. Запах, который превращает взрослых людей в детей, а детей уносит в необыкновенную страну кудрявого серпантина и бумажного конфетти, где дарят подарки и исполняются желания.

Дуняша с Матвеем успела уже, и поцеловаться под этой ёлкой, а Матвей, наконец, бросив всё своё смущение и робость, умудрился всё-таки облапить своими огромными ручищами все те места своей Заи, которые ему в последнее время не давали покоя.

И вот они, окрыленные любовной прелюдией, сегодня во второй раз бежали в клинику, где им назначила свидание школьная подруга Ирка. Она уже, волнуясь, торчала в окне в вестибюле и, увидев своих друзей, весело замахала им рукой.

- Ну что? Что-нибудь нашла? – Прямо с порога, на ходу в подвал, спросила Дуня.

- Ничего. Но вы не переживайте. Я ведь здесь работаю совсем недавно. Архив большой. Все его углы мне одной просмотреть просто невозможно. Но я хорошо поработала. Осталась только одна сторона, которую я не успела обработать. Вот мы ею сейчас и займёмся.

Ребята сняли верхнюю одежду, и начались поиски. Матвей, как самый высокий, лазил по верхам. Дуня по середине, а Ирка внизу.

- Чего хоть искать? – Спросил девчонок Матвей, перебирая документы.

- Ищи восьмидесятые годы, - ответили те ему.

- Восьмидесятые годы – понятие растяжимое. Начало, середина, конец?

- Ищи начало. Клиника обрела статус в году восемьдесят третьем или четвёртом. Где-то в эти годы, - Дуня перебирала старые пожелтевшие папки и думала, что напрасно они это всё затеяли. В таком количестве бумаг, всевозможных карточек, бухгалтерских толстых тетрадей искать то, что им надо, это всё равно, что искать иголку в стогу сена. Тем более, что они представления себе не имеют, как это выглядит на самом деле. Какие-то записи, а какие, фиг его знает.

Они ползали по полкам, как старые архивные крысы. Прошло больше двух часов, а то, что им было нужно, на глаза не попадалось. Пыль, сидевшая на документах годами, теперь перебралась на их головы, плечи, на одежду и на нос. Они постоянно его чесали и чихали, потому что эта многовековая пыль пробиралась в самые чешущиеся места. Носы у них уже были красные и постоянно свербели.

- Нет, это невозможно, - чихнув в очередной раз, воскликнула Дуня. – Я так больше не могу. Перекур.

- Что-то и правда мы никуда не продвинулись в своих исследованиях, - поддержала подругу Ирка, хватаясь за поясницу и разгибаясь, так как сидела внизу всё время в полусогнутом виде.

- А я думаю, надо отдохнуть и продолжать наш поиски, - Матвей смотрел на Дуняшу, а её разбирал смех. Ну и видок! Поскольку Матвей лазил по верхним полкам, пыли там было больше всего. И чихал он чаще девчонок, вытирая свой нос серыми от грязи руками, отчего всё его лицо было замусоленное, как у малого беспризорника.

Она глянула на Ирку и увидела те же следы на её физиономии. Тёмные серые разводы украшали подругу, как татуировка старую индейскую скво.

- У меня на лице то же, что я вижу на твоём? - Прыснула Дуня, толкая подругу.

- Ещё красивее, - подтвердила та, улыбаясь.

- Не может быть, - кинулась Дуня к зеркалу, висевшему на стене. Она увидела какую-то жуткую восточную женщину с белыми вьющимися волосами, сросшимися темными бровями и с серыми усами под носом. Эта восточная красавица своим видом напомнила ей сваху из старого чёрно-белого грузинского кино.

- Эй, Сулико, - позвал Матвей Дуню на грузинский манер. – Иди, я тэбя абныму.

- Гамарджоба, генацвале, - состроила та рожицу, похожую, как она считала, на тбилисскую героиню.

Их троих разобрал смех. Смех, который спасает от усталости, от несбывшихся каких-то планов и надежд, от разочарований. Этот смех не даёт опуститься рукам, бросить все свои поиски и уйти, хлопнув дверью.

Они втроём смеялись так, как смеются только совсем свободные беззаботные люди. Ноги от смеха их не держали. Они, хватаясь за животы, присели. Слёзы лились из глаз, а от хохота началась икота.

Матвей даже и не присел, а свалился на пол. Хорошо, что сзади него была стена, которая не дала ему упасть навзничь. Смеялись они с подвываниями и на высокой ноте долго, вытирая глаза и икая.

Уже успокоившись и вставая с пола, парень увидел какие-то тесёмки из-под стеллажа. Он за них потянул, и вытащил на свет бумажную замызганную папку. На ней не было никаких дат, только написано от руки: «Искусственное оплодотворение» и всё.

- Девчонки, я нашёл какие-то интересные документы, - позвал Матвей своих подруг, отряхивая от пыли папку.

- Дай посмотреть, - пока Дуняша вертелась перед зеркалом, стирая грязь со своего лица, Ира села у стола и развязала тесёмки. – Интересно, - пропела она медленно.- Дунь, а здесь твоя однофамилица.

- Как однофамилица? - Всё ещё не отрываясь от зеркала, спросила Дуня.

- А вот так. Усольцева Людмила Васильевна.

- Этого не может быть, это, наверное, какая-то ошибка, - прошептала Дуня с изменившимся лицом. Она быстро подошла к столу и рывком вырвала папку из рук своей подруги.

То, что она увидела в документах, заставило сильно застучать её сердце. У неё закружилась голова, и слегка затошнило. Ей показалось, что она теряет сознание. Резко не стало хватать воздуха. Комната поплыла перед глазами. В листах, на которые она сейчас смотрела, было имя её матери, год рождения и место проживания.

Матвей, видя, что его Зая сейчас рухнет, как подкошенная, быстро усадил Дуню на стул. Он пока ничего не понимал, но холодный ветерок, сопровождающий тайну, которую они так усиленно старались разгадать, пробрался сквозь тёплый свитер, и начал дуть ему на лопатки.

Дуня листала медицинскую карту своей матери, и понимала, что ящик Пандоры открылся, и коснулся не какого-то там выдуманного ею лица в виртуальном мире, а лично её и в настоящем.

Теперь она понимала, почему мама ей запрещала вести это взрывное, иначе и не скажешь, расследование. Почему умоляла не рыться в чужом белье и не совать свой нос куда не надо. Мир, который ещё минуту назад казался таким беззаботным и радостным, рухнул, как огромное здание после взрыва и придавил Дуню так, что она не могла пошевелиться.

В душе всё заледенело, словно Снежная королева уколола её в сердце острой льдинкой. Руки похолодели, а по всему телу прошёл озноб. Её начало трясти, как в лихорадке.

Матвей, как настоящий мужчина, не растерялся. Видя, что его любимая Зая сейчас хлопнется в обморок, схватил Дуню за плечи и начал трясти.

- Ириша, есть что-нибудь выпить? – Крикнул он подруге.

- Коньяк.

- Давай, быстро.

Та выхватила из тумбочки стола бутылку, отвинтила горлышко, и они быстро влили содержимое в рот Дуне.

Горячий, сорокаградусный напиток, словно кипяток, разлился широкой волной по её организму. Как огненная лава, растопил лёд, который сковал все её члены.

Она закашлялась, краска стала возвращаться на бледное лицо и дрожь, которая минуту назад колотила всё тело, отступила. И, как и ожидалось, этот глоток привёл Дуню в чувство. Она сидела, молча смотрела на документы и думала, что теперь ей делать и как быть?

Она медленно перелистывала страницы, вчитывалась в диагноз, смотрела на анализы крови и думала, что ещё совсем недавно, буквально вчера представляла своё расследование, как шумную бурную реку, в которую бросилась сама, по своей инициативе, так сказать добровольно. Никто её к этому не принуждал и не заставлял. Ей самой захотелось, да не то чтобы захотелось, этого нельзя объяснить, просто какая-то мощная внутренняя сила толкала, неотвратимо тянула её туда, хотя многие отговаривали от этого опасного, так сказать плавания.

Дуне было очень интересно знать, куда же выведет её это расследование, эта горная река? И вот, наконец, свершилось. Этот бурный и быстрый поток с его водоворотами и подводными течениями выкинул Дуню на каменный берег, хорошенько треснув лбом об острую гальку так, что аж искры из глаз посыпались. Бросил и спокойно вернулся назад в своё законное русло, оставив её одну сам на сам с разбитыми вдрызг надеждами.

С надеждами на то, что она в новый год может кого-то осчастливить, подарить, так сказать, ребёнку отца, а отцу - ребёнка. Она почему-то думала, что это коснётся кого-то и этот кто-то будет рад. Ей в голову не могло прийти, в дурном сне не могло присниться, что этот кто-то будет она сама, собственной персоной. Ну что, осчастливила? Подарила? Где безудержная радость?

Ничего, кроме сумасшедшего отчаяния, шума в голове и волнения в груди, которое тяжёлым мешком давило так, что темнело в глазах. Только теперь Дуня поняла, в чём заключается такое резкое отличие её внешности от внешности родителей.

Оба они были брюнеты, а Дуняша блондинка. Конечно, она могла походить и на маму, но, очевидно гены родного, или нет, не так, кровного отца были сильнее в данном случае.

Она вспомнила Георгия Константиновича, его светлые вьющиеся волосы, цвет которых она приняла за седину, его приятную улыбку, голубые глаза и поняла, что всё это произошло на самом деле. Что ей не нужно было испытывать судьбу и загадывать чудеса. Если суждено быть чуду, оно само пожалует, без приглашения. А так вышло всё наоборот. Вместо прекрасного подарка Дуня получила не сюрприз, а кошмар, который сама своими собственными руками и приготовила. И как теперь из этого кошмара выбираться, она понятия не имела.

Спросить совета, но у кого? У мамы, которая в обморок упадёт, если узнает, куда привело расследование её дочери. Она же предупреждала Дуню: не стоит ворошить прошлое, оно может отомстить. Да, месть крупнокалиберная. Не дробь там какая-то мелкая из охотничьего ружья, а целое пушечное ядро. И не задело стороной, а попало прямо в цель.

У папы? Нет. Такого апперкота безоружному родному человеку Дуня нанести не могла. Бабуле? В том, что она ни о чём не знает, Дуня была уверена, и если с ней сейчас поделиться такой новостью, то не известно к чему это приведёт. Хотя из всех её родных бабуля была самый стойкий и сильный человек, это были как раз те качества характера, которые унаследовала и Дуня.

Почему она в этом так убеждена? Да потому, что ещё буквально несколько минут назад она открыла тайну, которая сберегалась годами, и которая, если бы не её репортёрский нюх, так бы и не выплыла никогда на свет. Тайну, которая словно тунгусский метеорит нанесла несокрушимый удар по Дуниной судьбе, перевернула там всё вверх дном, раскрошила на мелкие кусочки, и, тем не менее, Дуня выдержала его. Та сила и стойкость её характера соорудили монолитную стену, которая с честью выдержала напор и устояла. Не сломилась под тяжестью испытаний.

И вот она сидит и соображает, что делать дальше, чтобы такая же сила не смогла сокрушить, или нанести удар не только её родным, но и новой личности, которая точно так же, как этот метеорит, неудержимо ворвалась в её жизнь. Пока что она эту новую личность никак не называла, она ещё не могла дать ей имя. Папа? Папа уже есть. Отец? Что? Два отца? А может, Жорик? Точно. Пусть будет пока Жориком, а там посмотрим.

И всё же, какой-то маленький огонёк радости затеплился где-то глубоко-глубоко, на самом дне души. Совсем ещё незаметный или, пока ещё незаметный. «Это, наверное, пуповина, которая соединяет по-настоящему родных людей», - почему-то вдруг подумалось Дуне, хотя она совсем не соображала, о какой пуповине сейчас идёт речь: о настоящей материнской, или образной, придуманной ею самой.

Матвей с Ирой стояли и не дышали. Они боялись пошевелиться, чтобы не дай Бог, не сделать чего-то такого, что могло бы сейчас быть не принятым, или не понятым Дуняшей. Тишина была такая, словно здесь никого не было, и архив был закрыт на большой висячий замок.

 

«Снег скрипит под жёсткими ступнями, и хватает вьюга за бочок…» - вдруг без предупреждения заорала Иркина сумка. От этого мобильного звонка, такого громкого и такого неожиданного все вздрогнули, как от выстрела салюта.

«Ёлочка сигналит мне огнями, Новогодний маячок…» - Надрывался Иркин телефон голосом Умки. Хоть голос был и детский, но какой-то тревожный, и звоночек, как живой - «Дилинь!» - тренькнул у Дуни в груди между рёбрами.

Может, не случись с ней такого жизненного катаклизма, её бы ничего сейчас и не насторожило бы, а так, в данный момент, когда нервы и душевное состояние были натянуты, как тетива, этот звонок не разрядил обстановку, а наоборот, только усилил тревогу, которая, словно старый коршун, расправив крылья, витала под потолком архива.

Она почему-то почувствовала, что сообщение, которое Ирка получит сейчас по телефону, коснётся непосредственно её, Дуни. От этого звонка сердце подпрыгнуло, словно теннисный мячик и пошло скакать везде вразброс: в пятки, в голову, в висок. Застучало даже под лопаткой.

Волна тревоги коснулась и Матвея. Он дёрнулся от звонка и уставился на Ирину, ожидая от неё каких-то утробных пророчеств, как от оракула.

- Да ты что? – Воскликнула Ирка и плеснула себя ладонью по щеке. У неё с детства была эта привычка. Если что-то случалось, или она была удивлена, то хлопала себя руками по лицу. И сейчас она проделала то же самое, только взгляд у неё был направлен почему-то на Дуню.

- Хорошо, хорошо, поняла, - повторяла она трубке, не отрывая при этом тревожных глаз от подруги.

- Ну, что? - В один голос крикнули Матвей и Дуня, когда Ирка закончила свой разговор.

- Твой папа попал в аварию, - как бы не веря самой себе, пролепетала подруга.

- Что за бред? – Воскликнула Дуня. – Мой папа в Лаврентия на Севере. Откуда ты можешь знать, и кто это тебе сообщил, интересно?

- Да, не тот папа, этот, новый. То есть, я хотела сказать, Георгий Константинович.

- Этого ещё не хватало, - Дуня замоталась по архиву, как белка в клетке. Только найти и сразу потерять. – Что ещё сказали и почему тебе вообще позвонили?

- Он лежит сейчас в областной больнице в реанимации, а позвонили потому, что он потерял много крови и ему нужно сделать переливание. А кровь у него очень редкой группы и её сейчас нет в наличие в больнице. Поэтому звонят всем сотрудникам и спрашивают, у кого такая есть, - затараторила Ирка, словно боялась, что её резко остановят и не дадут договорить до конца.

- А какая нужна? Может у меня такая группа, так я сдам, - мгновенно среагировал Матвей.

- Четвёртая, резус отрицательный.

- У меня – первая, резус положительный, - вздохнул с сожалением парень. А он так хотел помочь!

- Да что вы спрашиваете, - Дуня смотрела на своих друзей, как на глупцов. – Вы что, не понимаете ничего? Если я его дочь, то какой у меня может быть кровь, а? Возможно, что та, которая нужна.

- Ты точно знаешь, что у тебя четвёртая, резус отрицательный?

- Конечно. Когда в институт поступала, комиссию проходила. Вот там и определили группу моей крови. Можете не сомневаться. Да, собственно говоря, какие тут могут быть сомнения? У отца и у его ребёнка всегда есть вероятность того, что у них может быть одна и та же группа крови, это же закон генетики. Не знаю, какие там у меня гены поработали, какие там сложились А и В, но группа крови у нас с Жориком общая.

- Уже и имя ему придумала, – вздохнула Ирка.

- А что делать? Как-то же их надо различать.

- Кого?

- Да отцов! – Возмутилась Дуня. – Вот непонятливая. Всё тебе надо расшифровывать.

- Тогда, поехали, - скомандовал Матвей.

- Куда? – Воскликнули девчонки.

- В больницу, спасать Георгия Константиновича, - он посмотрел на Дуню и понял, что можно было и не говорить этого. Видно было, что она сразу решила, как поступить. Она торопливо надевала свою дублёнку, а в глазах стояла тревога и волнение. Тревога за отца, который так неожиданно нашёлся, и волнение, что они могут и не успеть со своей помощью.

 

- Не переживай, Дуняша, - успокаивал Матвей свою Зайку, когда они втроём сидели в такси и направлялись в областную больницу, которая находилась почти на окраине города. – Не для того он появился в твоей жизни, чтобы сразу исчезнуть из неё. Поверь мне.

Дуня ему верила. Да, она верила сейчас каждому, потому что ей так хотелось. Хотелось, чтобы раз уж это произошло в канун Нового года, то эта кошмарная ситуация, в которую все попали, разрулилась для всех положительно.

«Пусть уж Старый год закончится для всех удачно», - снова, да, собственно говоря, как всегда, она опять загадала желание. Она ехала молча не потому, что ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Нет. Просто мысли лезли в голову, и надо было их разложить по полочкам, как в Иркином архиве. Одни рассмотреть сейчас, сразу, а другие отложить на потом, когда ситуация изменится, и к ним можно будет вернуться.

А, мысли были вот какие. Во-первых, она с удивлением поняла, что ничуть, ни капельки не расстроилась от того, что узнала про своё происхождение. Конечно, сразу это был удар – нокдаун, и её это чуть не сбило с ног. Но, теперь, когда она свыклась с этой мыслью, она посмотрела на всё со стороны. Совсем другими глазами. И поняла, что устояла.

Что это вовсе и не какая-то там фигня, которая получилась в ходе её такого бурного и стремительного расследования, так как всё это произошло буквально за три дня, а неожиданный хеппи энд. Уходящий год не хотел просто так уйти и ничего не оставить у неё в памяти. Он, как массовик-затейник выкинул напоследок свою шутку, так сказать - «Фокус Старого года».

«Осталось всего четыре часа до боя курантов, который на всю страну известит о том, что пришло время Нового года. Всего четыре часа, а нам так много нужно ещё сделать», - лихорадочно думала Дуня.

Во-вторых, она переживала за то, что ещё никогда не сдавала кровь, как донор, и не знала, выдержит ли её организм такого с ним обращения или не выдержит. Если честно признаться, она немного трусила, и этот страх холодил в груди, отчего её слегка колотило, как в лёгком ознобе.

Матвей, видя, что Дуня трусится, словно самый настоящий заяц, а не любимая Зайка, притянул её к себе поближе и стал целовать легким поцелуем в висок, как бы согревая её, и отдавая ей своё тепло и спокойствие. Они тихо сидели на заднем сидении, и никто на них не обращал внимания. А Ирка, находясь впереди возле водителя, как вперёд смотрящий, руководила их поездкой.

На улицах людей было немного, на дорогах машин тоже. Все уже накрывали праздничные столы, готовились к веселью, и только те, у кого были дела, или кто ещё не добрался в гости, те путешествовали по вечернему городу, забегая даже в магазины докупить кое-какой мелочи, которая может и не нужна вовсе, а так, пусть будет, вдруг понадобится.

Пробок на дорогах не было, машины ехали свободно, и через пол часа такси остановилось возле приёмного покоя больницы.

Здание было огромным, в девять этажей, прямо целый больничный городок в одном доме. За свою жизнь Дуня не помнила, чтобы она когда-нибудь к кому-нибудь ходила в больницу, поэтому она слегка растерялась. Где расположена реанимация? На какой этаж подниматься? Хорошо, на первом этаже находилось окошечко для справок. Узнав, что им нужно на шестой этаж, ребята подошли к лифту.

А больница жила своей повседневной жизнью, не отвлекаясь даже на такие мероприятия, как праздники. Словно их и не существовало вовсе. Также приезжали скорые, принимались те же процедуры, приходили родственники проведывать своих больных, и двери в фойе не закрывались.

Несмотря на поздний час, люд сновал туда и сюда, так что, увидев в коридоре на этаже реанимации небольшую толпу своих сотрудников, Ирка не удивилась. Впрочем, Дуня с Матвеем тоже.

- Иди, подойди к ним, узнай, может уже кровь и не нужна,- подтолкнула Дуня свою подругу. Она надеялась, что всё-таки это была ложная тревога, и всё обошлось более или менее.

Но, как нам всем хочется, чтобы получалось в жизни так, как хочется. А так не бывает. У жизни свои законы, свои правила, своя инструкция. И действует она только по инструкции и не обращает на наши желания никакого внимания.

- Дуняша, тебе нужно идти, - Ирка смотрела на свою подругу с участием. – Положение критическое. Ни у кого из нас нет этой группы крови. И в больнице нет. Сделали запрос в донорский пункт, но, когда это будет. А счет идет не на минуты, а просто на секунды.

- Ну, что ж, надо, так надо, - сделала Дуня глубокий вздох и нажала на кнопку звонка, которая находилась на стене возле входной двери в реанимацию.

Матвей держал её за руку и не отпускал, пока не открылась дверь и не появилась медсестра, молодая симпатичная девушка. Таким своим жестом он как бы говорил: «Не дрейфь, Дуняша, я с тобой».

«Как хорошо, когда сейчас рядом находится Матвей, и разделяет со мной минуты не радости и счастья, а именно тревоги и волнений», - капнула тёплой каплей мысль на застывшее от переживаний Дунино сердце, и начала потихоньку отогревать его.

Это была его поддержка, хоть и робкая, но такая необходимая для неё. Без этой поддержки Дуне было бы совсем не по себе, а так, она знала, что он всей душой переживает вместе с ней, знала и чувствовала это.

- У вас здесь находится Городецкий Георгий Константинович, я хочу сдать свою кровь, - как бы утверждая, и в тоже время, как бы спрашивая, произнесла Дуня. Она всё-таки надеялась на ошибку. Вернее, она понимала, что всё так, как говорят, но, какой-то маленький червячок сомнения шевелился в её душе.

- Ой! – Воскликнула медсестра. – Как хорошо. Идёмте скорее. Вам нужно поговорить с нашим заведующим, только снимите свою верхнюю одежду, пожалуйста,- и когда Дуня разделась, она направила её в кабинет, закрыв предварительно дверь на замок перед носом Ирки, Матвея и притихшей толпы сотрудников. Как только он щёлкнул, Дуня поняла, что мосты сожжены и возврата назад нет.

 

- Анатолий Владимирович, у нас есть донор, - не просто сказала, а прокричала медсестра, вбежав в кабинет заведующего.

Доктор, невысокий, но стройный мужчина, да и не молодой, но с молодецкой прытью, выскочил из-за стола, встречая Дуню.

- Это очень хорошо! – Воскликнул он. – Быстро готовим донора. Света, веди её в процедурную, только надень халат и бахилы.

Дуня чувствовала себя марионеткой, которую ведут куда-то, дёргают за ниточки и разворачивают по своим, только им известным направлениям. Она молча бежала за Светой, надевала халат и белые до колен бахилы, потом точно с такой же скоростью они неслись в процедурную, и уже лёжа на кушетке, с приготовленной для взятия крови рукой, Дуня очнулась.

Заведующий присел рядом, и пока медсестра готовила шприцы и флаконы, начал разговор.

- Как тебя зовут, милое создание, - Анатолий Владимирович, видя, как Дуне не по себе, решил немного отвлечь её.

- Евдокия, можно – Дуня.

- Хорошо, Дуня, но, откуда ты знаешь свою группу крови?

- Когда поступала в институт, сдавала все анализы, даже на венерические заболевания, - Дуня мгновенно вспомнила, словно это было месяц назад, врачей, кабинеты, студенческую поликлинику, где нужно было их всех пройти.

- И как давно это было?

- Пять лет назад.

- Это же целая вечность! – Воскликнул доктор. – За эти пять лет можно не раз подхватить какую-нибудь заразу. Ты ведь понимаешь, что я сейчас очень рискую жизнью своего друга, доверившись тебе на слово. Проверить твою кровь в данной ситуации мы можем только на группу, её совместимость и всё. Все остальные анализы долгосрочны, а у нас нет и минуты времени.

- Я это понимаю, - Дуня была в растерянности. Неужели ей не поверят, и она не сможет помочь своему отцу? – А что? Георгий Константинович – Ваш друг?

- И очень давнишний. Мы с ним друзья ещё со студенческой скамьи. Вместе начинали свою трудовую деятельность. Только судьба нас разбросала. Меня перевели вот сюда, в реанимацию, а Георгий Константинович остался на том же месте.

- Но, раз вы его друг, тогда я открою Вам тайну, - Дуня глубоко вздохнула, как перед прыжком с моста, и быстро, чтобы её никто не остановил, проговорила. – Дело в том, что я не просто донор, я – его дочь.

Анатолий Владимирович посмотрел на неё так, будто у него перед глазами витал НЛО. Вроде и нет этих тарелок в природе, а глаза видят их на самом деле.

- Откуда у Георгия дочь? – Глядя на Дуню с недоверием, произнёс доктор. – У него-то и жены никогда не было. И если это так, то когда тебе стало известно?

- Вы не поверите, буквально несколько часов назад.

Пока доктор вёл с Дуней такую не совсем обычную беседу, Света быстро и профессионально делала своё дело: наложила жгут на руку, ввела иглу в вену. Дуня заметила это уже тогда, когда в процедурной появилась ещё одна девушка с колбочками. Она взяла у Светы пробирку с кровью и быстро удалилась из кабинета.

Девушка проделала это так ловко, что Дуня подумала, а была ли она вообще здесь? Только боль в мышце, где наложили жгут, подтверждала об этом.

- Через двадцать минут мы будем знать точно, такая у тебя кровь, как ты говоришь или нет. Хотя, эти двадцать минут для нас в данной ситуации целая вечность. Ты когда-нибудь сдавала кровь в донорских пунктах? – Спросил Анатолий Владимирович.

- Нет.

- Света, будь внимательной, хорошо. Всё-таки берём приличную порцию.

- Не переживайте, Анатолий Владимирович. Всё будет, как надо, - Света была не просто медсестра, а медсестра реанимации, поэтому свою работу она делала на отлично.

- А ты мне сейчас расскажешь всё и подробно, - словно приказал доктор.

- Этично ли это раскрывать тайну Георгия Константиновича, если он сам ещё ничего об этом не знает? – Собственно говоря, Дуне уже самой захотелось ему рассказать. Если родным нельзя, то может чужой человек всё поймёт и посоветует, как дальше быть.

- Мне можно. Я – врач, к тому же его друг, хотя, если честно сказать, время не совсем подходящее для откровений, - лёгкая тень тревоги пробежала по лицу доктора.

- А как состояние моего отца? – Дуня тоже почему-то сильно заволновалась. Вот уже она здесь находится столько времени, а никто ничего об этом не говорит.

- Не волнуйся, операция прошла успешно. Всё было бы хорошо, если бы он не потерял так много крови. Ну, да ничего, будем надеяться на лучшее. Вот ты сдашь свою кровь, а там, глядишь, ещё подвезут. Свет, Банк крови не звонил?

- Нет, Анатолий Владимирович.

- Нет, так нет. Ну, я тебя слушаю, - и доктор внимательно посмотрел на Дуню.

- Если Вы друг, то должны знать о его большой любви в молодости, и о его экспериментах в клинике, - Дуня решила не тянуть с рассказом о своём расследовании, а сразу перейти к главному.

- Невероятно! – Ахнул Анатолий Владимирович. – Неужели ты – дочь той пациентки, в которую был влюблён Георгий? А ведь вы похожи, - улыбнулся врач. – Ты, когда сказала, что его дочь, я ведь сразу почувствовал что это так. Дуня, ты копия своего отца в молодости, поверь мне. Вот и Георгий был точно таким вихрастым блондином, с такой же улыбкой. Надо же, чего только в жизни не бывает! За свою медицинскую практику я многого насмотрелся, но такое у меня впервые. Просто кино, вино и домино, иначе не скажешь.

Ну, да ладно, потом мне всё расскажешь подробно, как ты вышла на своего отца. А сейчас разговор о другом. Как у тебя обстоят дела с мужчинами? Ты ведь взрослая девочка и сама понимаешь, что многие делят свою любовь, даже не предохраняясь, - видно было, что Анатолию Владимиру не очень удобно было спрашивать Дуню об этом. Была бы это простая пациентка, тогда другое дело, а так, как выяснилось, это дочь друга. А с дочерью друга уже совсем другой разговор.

- Мне неловко об этом говорить, - Дуня покраснела, да что там покраснела, она почувствовала, что даже пальцы на ногах стали красные, - но у меня ещё не было мужчины в том смысле, о котором Вы говорите.

- А что так? – С сомнением спросил доктор.

- Во-первых, это личное, а во-вторых, долго рассказывать. Собственно, речь сейчас не об этом, я правильно поняла? Вы боитесь, чтобы я не была носителем какого-то опасного вируса? Не волнуйтесь, и Боткина у меня не было, и зубы я не лечила. Как Вы не понимаете, - воскликнула она в сердцах, - если бы я могла нанести вред своему отцу, пришла бы я сюда? Я хочу его спасти!

- А вдруг это такой изощрённый метод мести? Мало ли что кому в голову придёт?

- Какая там месть? – Возмутилась Дуня. – Мне так хотелось осчастливить того человека, которого искала, а в процессе поисков оказалось, что это я, а Вы говорите такое!

- И что, ты спокойно приняла это известие? – Видно было, что какая-то доля сомнения всё же не давала доктору поверить до конца в такой нереальный, просто нафантазированный Дуней рассказ. – Да если бы мне кто сказал, что у меня есть какой-то там папа на стороне, для меня, по крайней мере, это было бы немалым потрясением. И это ещё в лучшем случае.

- Для меня это тоже было потрясением, - Дуня заволновалась ещё больше. Она и так была неспокойна, можно сказать, не то место они выбрали для выяснений кто кому и кем является, и другого пока нет, поэтому, нужно объяснить человеку всё так, чтобы он, наконец, успокоился и не нервничал. – Но разница между нами заключается в том, что мне не кто-то там сказал, посторонний какой-то человек, а я сама это раскопала. Я уже заранее была готова к этому известию. И то, что вместо кого-то, какой-то другой личности оказалась я – это только вопрос времени, как быстро я приму такую новость. Что тут непонятного?

- Ну, и как?

- Оказалось, что быстро, иначе меня бы здесь не было. А так – я здесь и спасаю Жорика.

- Кого?

- Жорика. Как Вы сами понимаете, двадцать пять лет я называла папой другого родного для меня человека. Он таким для меня и останется. А вот Жорик, будет ли мне отцом, это ещё вопрос.

- Анатолий Владимирович, я всё сделала. Кровь готова.

- Минутку, позвоню в лабораторию, узнаю, как там наш анализ. – Доктор достал из халата мобильный телефон и набрал номер.

- Что ты говоришь, - в голосе Анатолия Владимировича звучало неприкрытое удивление. – Надо же, оказывается всё так, как мне говорили.

Доктор отключил телефон и внимательно посмотрел на Дуню.

- Что? Что-то не так? – Заволновалась она.

- Да, нет. Без сомнения, всё так, как ты сказала: у вас с Георгием Константиновичем одна группа крови. Ну да ладно, тянуть не будем. Я пошёл, а ты, Света, проведи Дуню в мой кабинет и уложи её на диван. Ей сейчас нельзя никуда идти. Нужно немного отлежаться, - доктор, такой живой, подвижный, убежал, а Дуня со Светой остались вдвоём в процедурной.

- Ну, сможешь встать и дойти? - Участливо спросила девушка.

- Попробую, - Дуня приподнялась, села на кушетку, но голова закружилась, и она опять легла.

- Что-то плоховато мне, всё плывёт кругом, - ей и правду было нехорошо.

- И мужчины рядом нет, чтобы тебя отнёс. Все разошлись по домам. Дежурит только Анатолий Владимирович, да анестезиолог, но они сейчас у Георгия Константиновича, а в процедурной находиться нельзя, не положено, - Света хотела помочь Дуне, но не знала, как это сделать. Попробовать, отвести её, но та, не дай Бог, ещё рухнет посреди коридора. Что она тогда делать будет? Как её поднимать?

- Там, в коридоре, стоит мой парень, Матвей. Скажи ему, он меня и отнесёт, - предложила Дуня.

- Это конечно нарушение правил, - Светлана слегка засомневалась, не получит ли она выговор от Анатолия Владимировича за своё самоуправство, - но, ладно. Ты у нас вроде как своя. Я так поняла, ты дочь Георгия Константиновича, друга нашего заведующего?

- Вроде того, - Дуня улыбнулась. Если честно говорить, не так и не здесь она представляла свою встречу с отцом, которого она вдруг, нежданно-негаданно, раскопала в ходе своего журналистского расследования, и который свалился ей, как снег на голову. Собственно, и для радости не очень удобный момент, ещё не известно, как всё сложится, но всё равно, какая-то тёплая волна прокатилась по Дуниному организму, когда Света произнесла слово – дочь. Оказывается, тот огонёк радости, который совсем ещё недавно неожиданно зажёгся в её душе, и не погас вовсе. Он просто затаился и ждал удобного случая, вот таких простых слов, чтобы показать, что он есть и с ним всё в порядке.

- Думаю, меня не будут сильно ругать, если я приглашу твоего парня, - продолжала Света, не обращая внимания на то, что Дуни уже с ней рядом как бы и нет, что она уже вся в своих мыслях.

 

Пока всё это происходило за закрытыми от посторонних глаз дверями, Матвей стоял как раз под этими дверями и переступал с ноги на ногу от волнения. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет так переживать за своего самого любимого человека, за свою Зайку. Прошло уже немало времени, все сотрудники клиники, которые примчались сюда по первому зову, разошлись по домам, встречать Новый год. Даже Ирка ушла, потому что их кровь и их помощь в данной ситуации не понадобилась.

Правда, когда подруга уходила, то взяла с него слово, что он ей обязательно позвонит и сообщит, как тут всё завершилось. Но, сейчас он думал не об этом. Он думал о том, что прошло столько времени, а он остаётся в неведении. Что там с Дуняшей? Как она себя чувствует после сдачи крови? В общем, все эти мысли не давали ему покоя, вот он и переступал с ноги на ногу от нервов.

Он давно уже смотался в подвал больницы, сдал свои и Дунины вещи в гардеробную, надел белый халат и бахилы на всякий случай, и стоял в коридоре реанимации и ждал с нетерпением этого всякого случая.

И когда дверь отворилась, и показалась улыбающаяся медсестра, то у Матвея, всегда такого спокойного, уравновешенного парня, даже у него сердце не выдержало, дернулось, словно его поймали на горячем, и застучало с бешеной скоростью, вроде он бежал с кем-то наперегонки.

- Ты, я так полагаю, Матвей, - глядя на единственного парня на этаже реанимации, сказала Света. – Идём, поможешь своей девушке.

Матвей так торопился, что чуть не наступал медсестре на ноги. Ему хотелось не идти, а бежать, и, наверное, он так бы и сделал, если бы знал куда.

- Дуняша, ты как? - Сразу слетело у него с языка, когда он увидел Дуню, лежащую на кушетке.

- Нормально, - смущённо заулыбалась она. – Только немного голова кружится.

- Дуню нужно перенести в кабинет заведующего. Ты сможешь помочь? – Да Света, собственно говоря, и не сомневалась в силе этого парня.

А Матвею только скажи. Он подхватил Дуню, как пёрышко, такой она ему казалась невесомой, и легко понёс в кабинет. Ему даже показалось, что она слегка похудела. Конечно, столько крови выкачать! Тут не только голова закружится, а и в обморок можно упасть. Матвей, как все настоящие мужчины, ужасно боялся крови и, при виде иголок, его просто бросало в дрожь.

Дунина же храбрость впечатляла. «В тот момент, когда мы меньше всего ожидаем, жизнь бросает нам вызов, и мы становимся перед выбором: принять его или оттолкнуть»,- думал он. И то, что Дуня приняла этот вызов, а не увернулась от него, это больше всего поразило Матвея.

Такая маленькая хрупкая, словно девочка, она, не раздумывая, кинулась спасать чужого, собственно говоря, ей человека. Когда он ей станет родным? Сколько для этого понадобится времени? Да и захочет ли?

Устраивая Дуню на диване, Матвей в голове решал прямо-таки глобальные вопросы. Просто классические, вроде: быть или не быть, захочет или не захочет.

Но, как это всегда бывает в жизни настоящей, а не книжной, такое умственное напряжение обязательно что-нибудь или кто-нибудь прерывает. Сейчас это был телефонный звонок.

Света взяла трубку.

- Да? Поняла. Ура! – Воскликнула она. – Кровь привезли. Ребята, мы спасены. Вернее Георгий Константинович спасён. Так, я быстро. На приёмный покой, а вы здесь отдыхайте и ждите меня. – Света упорхнула со скоростью воробья, который успел выхватить у своего приятеля кусочек булочки на морозе. Пырх, и её уже нет.

И помчались стремительно последние минуты уходящего года. Всё кругом завертелось. Раз кровь привезли, значит, появилась надежда, настоящая, не призрачная.

Дуня с Матвеем слышали, как топали чьи-то шаги в коридоре, звучали голоса звонкие, а не тихие, казалось, что сама живая жизнь влетела сюда в распахнутые двери.

- Ну, что, друзья мои? – Анатолий Владимирович зашёл в кабинет, потирая от удовольствия руки. – Не буду хвастать, но дела идут на поправку.

Он подкрутил звук приёмника, который висел на стене возле его стола, и оттуда послышался голос президента с поздравлением.

- Света, неси шампанское, будем встречать Новый Год, - приказал Анатолий Владимирович. – Мы все этого заслужили. Да и Дуне нужно немного выпить для поднятия здоровья. Ей сейчас глоток вина только полезен.

Все засуетились, зазвенели стаканами, чайными кружками, так как рюмок или бокалов в таких заведениях не бывает. В кабинет пришёл ещё один врач, наверное, анестезиолог, подумала Дуня. Несколько девушек санитарок, которые тоже дежурили в эту праздничную ночь. В общем, компания подобралась весёлая и дружная, потому что, кто не любит выпить в Новый год да ещё шампанского?

Бой курантов звенел на весь мир, сообщая о том, что Новый год наконец-то вступил в свои права. У Дуни уже голова совсем и не кружилась. Бокал шампанского был поистине чудодейственен. От него появились силы и цвет лица. Буквально ещё минуту назад, она была бледная, как стена в процедурной, а теперь ничего - румяные щёчки. Все целовались и поздравляли друг друга.

Поцеловалась и Дуня с Матвеем. Но, совсем не таким поцелуем, как ей хотелось бы. Она вообще мечтала встретить Новый год вдвоём у себя дома под ёлкой. Она ведь готовила Матвею неожиданный подарок. Неожиданный не для себя. Для себя она уже всё решила ещё вчера, когда готовилась к нему и строила планы на вечер. А вот для Матвея?

Этот подарок ему должен был понравиться, так как она хотела подарить себя. Она мечтала в эту новогоднюю ночь подарить ему свою любовь, даже загадала желание и скрестила пальцы на удачу, но всё пошло не так, не в том направлении. Судьба рассудила совсем по-другому, по-своему. Сделала так, как посчитала нужным.

Она не только не исполнила желание, а наоборот, выкинула такое сальто-мортале, завертела такой кульбит, чтобы всем стало понятно, что здесь главная она, а не какие-то выдумки земных обитателей. И ей абсолютно всё равно, как они, эти земные обитатели, отнесутся к её спортивному номеру, как к дару или как к персту судьбы. Это уже её не волновало.

Конечно, Матвей заметил, как слегка изменилось настроение у Дуни. Да он и догадался почему. Влюблённым ничего объяснять не надо. Им достаточно взглянуть друг на друга, чтобы понять, что у его любимой или любимого сейчас на душе.

- Эх ты, - он прижал свою Заю к себе покрепче, - самая настоящая Дунька с маслобойки.

А Дуня и не возражала. Она понимала, что у них всё ещё впереди. Что его любовь к ней, это не сиюминутный каприз, а настоящее взрослое чувство. И что свою любовь она ему сможет дарить да хоть каждый день. Только бы он был рядом.

Она вдруг отчётливо поняла, о чём будет её будущая книга. Она напишет о своём расследовании, об обожаемом и любимом фоторепортёре Матвее и, конечно, об отце, который ждал её целых двадцать пять лет, и спасибо судьбе, наконец, дождался. И назовёт она свою книгу «Новогодний сюрприз Старого года», потому что все, описываемые ею события, произошли как раз в уходящем году.

И что сейчас она к Жорику не пойдёт, с теплотой думала Дуня о своём новом отце, пусть пройдёт немного времени. Несколько дней, что ли. Когда его сердце немного окрепнет, а то такая неожиданная новость может свалить с ног здорового человека, не то, что после аварии. И это уже будет для него не простой подарок, а настоящий сюрприз. Сюрприз теперь уже не Старого, а Нового года.