Молодой человек бежал по небу. Во всяком случае, так казалось людям, что стояли на земле, и, задрав головы, следили за акробатом, который на головокружительной высоте ходил по канату. Юноша балансировал, раскинув для равновесия руки, и не видел ничего вокруг, ни неба, ни зрителей на площади, только черту, что отделяла жизнь от смерти. Молодой человек умел делать много акробатических трюков, но из многолетних уличных выступлений понял важную вещь: людей влекла опасность. Акробат мог показывать чудеса гибкости, потрясающее умение владеть телом, он мог давать красивейшие выступления, но ни одно из них никогда не привлекало столько народа, как хождение по канату на недосягаемой высоте. Для акробата это не сложно, надо просто не думать о том, что под тобой пустота, не смотреть на замерших с раскрытыми ртами зрителей и даже не думать о деньгах, что жиденьким ручейком посыпятся в шапку, когда он закончит выступление.

На этот раз, денег было ещё меньше, чем обычно. Жалкие медяки стыдливо прятались на дне шляпы, а зрители отводили глаза и пытались скорее отойти на задний ряд, делая вид, что они просто проходили мимо. А молодой акробат смотрел на них с грустью: только что они замирали от восторга, а сейчас старательно не замечали протянутой шляпы.

Когда возле него почти никого не осталось, кроме чумазых детишек, да грязных бродяжек, юноша со вздохом сгрёб со дна шапки жалкую мелочь и пошёл на базар, что был неподалёку от площади. Рынок как обычно встречал его какофонией цветов и запахов, и тут и там слышались голоса продавцов расхваливающих товар, а вид жирных и копчёных колбас, спелых фруктов, манящих сладостей мог запросто помутить рассудок человека, чей желудок сводит от голода. Но юноша привык не обращать внимания на яства, которые были ему не по карману. Он научился быстро дышать, чтобы аромат еды не успевал проникнуть ему в нос, он не поднимал глаз на прилавки со снедью и ускорял шаги, когда кто-то из продавцов звал его, чтобы он обратил внимания на товар. Молодой человек ходил лишь по одному маршруту. Засунув руки в карманы, где крепко сжимал заработанную за день мелочь, он торопливо огибал лавки и поворачивал в неприметный переулок, где благодаря незавидному местоположению товары стоили дешевле. Там он неизменно покупал две булки, яблоко и бутылку молока. На этот раз денег на яблоко не хватило, да и на булки не доставало несколько грошей. Юноша, краснея, протянул всё, что было и продавец, привыкший к своему постоянному честному покупателю, сделал вид, что не заметил недодачи. Пряча глаза, акробат тихо поблагодарил булочника и почти бегом двинулся домой. Ему вдруг стало особенно горько и стыдно за свою нищету и убогость. По пути он в бесконечный раз искал выход и, не придумав ничего, каждое утро снова шёл на площадь.

Подходя к дому, у него привычно сжалось сердце, но, увидев, что дверь подвала закрыта точно так же как и утром, он расслабился.

- Гера! Гера, ты тут?

Юноше никто не ответил, но он слышал тяжёлое дыхание своей сестрёнки. Приподнявшись на цыпочки, он нашарил на стене выдвигающийся камень и вытащил из самодельного тайника спички и свечи, он специально прятал их так высоко, чтобы Гера не смогла достать. Вставив свечи в самодельный подсвечник, зажёг. Гера как всегда сидела в углу и, слюнявя пальцы, смотрела в пустоту перед собой. Подойдя к ней, брат достал платок, вытер пальцы и губы девочки и дал ей булку и молоко. Помогая есть, он разговаривал с ней, потому что надеялся, что хоть какие-нибудь слова доходят до её затуманенного сознания.

- Ты опять где-то в своём мире. Надеюсь, что он прекрасен и тебе там хорошо, гораздо лучше, чем здесь. Там, наверное, много цветов и диковинных животных, да? Там ты, верно, умеешь летать и целыми днями кружишься в вышине, а когда устаёшь – садишься на облако… Я тоже почти умею летать, только не могу смотреть на небо, иначе упаду, а вот ты – нет, ты не боишься, ведь в твоём мире нет ни страха, ни смерти…

Гера молчала, неровными движениями выдирала кусочки булки и, роняя крупные крошки, неуклюже совала в слюнявый рот. Девочка была некрасива, болезнь сделала её лицо неприязненным: толстые щёки с одутловатыми веками, бессмысленный взгляд. Кир прислонился затылком к холодной глиняной стене. Он столько раз представлял, как бы они жили, будь Гера здорова, но, вспоминая какую нищету он видит каждый день и сколько ему приходится работать ради куска хлеба, он думал, что, возможно, Бог пощадил сестру, дав освобождение в виде болезни.

Как обычно Кир уснул только когда услышал ровное дыхание Геры, она всегда засыпала неожиданно, и он никогда не знал, сколько ему придётся ждать. Словно неведомый неисправный счётчик, тот самый, который сбил весь механизм организма девочки, неправильно отсчитывал время сна, бодрствования, самой жизни. И Киру снились часы, большие и маленькие, он видел циферблаты и внутренние пружинки и винтики, он видел, как ходики отсчитывают минуты и слышал надоедливое, монотонное и тревожное тиканье.

Юноша проснулся тяжело, глаза никак не хотели разлипаться, сон тянул его словно в омут. Кир не любил это состояние, он знал, что ходить по канату с туманной головой опасно, но им с сестрой надо есть и надеяться ему не на кого. В животе урчало, но еды больше не осталось, и от сознания того, что им никогда не удастся наесться вдосталь, Киру стало тоскливо. Однако, он гнал от себя эти мысли, годы жизни научили его, что дурные думы только угнетают, не принося ни пользы, ни желания действовать. Убедившись, что сестра уже проснулась, Кир тщательно спрятал огарок и спички, с удручением заметив, что свечка почти догорела и скоро ему или нужно каким-то образом доставать новую или им прид ется жить в темноте. Прежде чем запереть за собой дверь юноша несколько секунд понаблюдал за сестрой, которая, как и всегда, смотрела куда-то перед собой.

День проходил как обычно, после обеда публики стало меньше, к четырём часам люди рассасывались по улочкам и домам. Последний раз пройдя по канату, Кир слез со столба и как обычно пошёл к зевакам с шапкой, но люди успевали отойти раньше чем юноша подходил к ним, а одна женщина копалась в своей сумке так нескончаемо долго, что Кир сам отошёл от неё, понимая, что денег не дождётся. Очень быстро возле его площадки никого не осталось, лишь безногий попрошайка постукивал полуразвалившейся коробкой по земле, да пара пьяниц обнявшись, пытались спеть какую-то песню. Кир с надеждой подошёл к единственному оставшемуся мужчине в хорошем костюме. Обычно именно такие давали несколько медяков, и паренёк в отчаянии решил не отцепляться от мужчины пока тот не подаст хоть немного, за день Кир почти ничего не заработал.

- Господину понравилось выступление? – спросил как можно вежливее акробат, держа шапку перед собой.

Высокий и худой мужчина не отодвинулся брезгливо от бедняка как бывало порой, наоборот, он с интересом разглядывал юношу. Кир терпеливо ждал.

- Ты ничего сегодня не заработал, верно?

- Да, господин. У меня маленькая сестра, она болеет, а денег нам не хватает даже на еду.

- И что же, многое ты готов сделать, чтобы твоя сестра не голодала?

- Всё, господин, - тихо ответил Кир.

Мужчина помолчал. Потом повернувшись, сказал через плечо.

- Пошли со мной.

Шли они довольно долго, пару раз у Кира возникала мысль, что ему лучше извиниться перед господином и уйти, пока не произошло чего-то худого. Но юноша понимал, что те гроши, что он заработал сегодня, никто у него отнимать не будет, тем более этот, сразу видно, богатый человек, а больше его жалкая жизнь никому не нужна. Единственное, что его волновало, что ему пора было возвращаться домой, ведь сестра совсем без присмотра, а её надо кормить. Когда Кир уже совсем собрался с духом, чтобы распрощаться с молчаливым господином, они, наконец, пришли к дверям богатого дома. Юноша застрял перед входом, пока мужчина не позвал его. Бедному акробату никогда не доводилось прежде бывать в таких богатых домах: ковры, бархат, натуральное дерево… он чувствовал себя ничтожным и нелепым посреди этой роскоши, он старался не делать ни шага в сторону, так и стоя на пяточке, словно ему сказали, что здесь твоё место. Нет, Кир не завидовал этому богатству, как можно завидовать чему-то столь нереальному для себя, недостижимому, а значит почти неосознаваемому? Будто повинуясь нелогичным законам сна Кир принимал всё, что ему делали: его помыли, одели в немного великоватую, но чистую одежду, посадили за стол. Никогда ещё юноша не ел так много и так вкусно. Он почти не гадал зачем он нужен незнакомцу, он просто успевал брать пока ему давали. Когда голова перестала кружиться от неожиданного события, Кир вернулся мыслями к Гере. Он нерешительно взглянул на гостеприимного хозяина.

- Господин позволит взять немного еды для моей младшей сестрёнки?

- Я дам тебе и еды и денег, если ты будешь послушным.

- Я послушный, господин.

- Доедай и пойдём со мной.

Кир долго не вставал изо стола. Во-первых, он никак не мог наесться. А во-вторых, он нутром чуял, что пришло время расплаты за такую неожиданную доброту, и что эта за плата юноша знать не хотел. Но он очень боялся гневить хозяина дома, поэтому когда оттягивать дальше не имело смысла, он под внимательным взглядом господина отодвинул тарелку, показывая, что покончил с едой.

Мужчина встал изо стола и пошёл из залы, Кир несколько секунд помедлил, но последовал за ним. Они пришли в комнату, которая как догадался юноша, была спальней господина.

- Тебе здесь нравится?

- Да, господин.

- Послушай, я не сделаю ничего против твоей воли. И если ты захочешь, можешь уйти отсюда в любой момент.

Юноша стоял, вперив взгляд в пол, ему казалось, что голова стала чугунной и он никак не может поднять её. Но что-то вопреки желанию заставило его слабо кивнуть. Мужчина ждал только этого. Он сам подошёл к юноше. Кир почувствовал, как по его шее проводят пальцами. Ему захотелось дёрнуть шеей и вырваться. Но он заставил себя стоять ровно, однако не мог не напрячься.

Мужчина медленными движениями снимал рубашку с юноши. Киру показалось, что его чувства обострились до предела, каждым нервом он ощущал любое, даже самое лёгкое прикосновение, даже если бы на его кожу опустилась пылинка, он бы почувствовал и это. В какой-то момент он понял, что если он не перестанет впитывать происходящее с ним, то сойдёт с ума. Он отключил сознание. Когда-то он делал так, когда ходил по канату, но, однажды чуть не сорвавшись, понял, что отключение сознания – да, избавляет от страха, но притупляет осторожность. Сейчас это то, что было нужно. С ним что-то делали, но юноша уже не воспринимал это как происходящее с ним. В какой-то момент ему стало почти всё равно, и когда он поднял глаза и увидел зеркало, он несколько минут, не отрываясь, смотрел на отражение, и лицо у него было чужим, как будто человек напротив презирал его.

За всё время никто из них не произнёс ни звука, лишь один раз Кир сдавленно вскрикнул. Всё остальное время просто терпел.

Сознание включилось, когда мужчина натянул на его плечи рубашку.

- Как ты себя чувствуешь? – первая фраза за долгое время.

Кир не мог заставить себя что-то ответить, кивнул, только для того, чтобы как-то среагировать на вопрос. На мужчину он смотреть тоже не хотел.

- Ты говорил, что у тебя сестра сидит голодная и ей нужны лекарства? Возьми, я думаю этого вам хватит на первое время.

Кир ещё никогда не держал в руках столько денег. По правде говоря, он вообще редко видел крупные купюры, только в самые удачные дни, но это было так давно. Юноша молча взял протянутые деньги и, не придавая значения словам, поблагодарил его.

В этот день Кир потратил все деньги, которые дал ему господин. Он не хотел, чтобы оставался от них даже грош. Сегодня юноша устроил для Геры настоящий пир. За всю жизнь она не ела таких яств. Кир смотрел, как сестрёнка толстыми неуклюжими пальцами совала в рот куски еды, ему даже показалось, что её взгляд на какое-то время приобрёл осмысленность. Он старался не думать о том, что произошло, заполняя сознание мыслями о сестре и её благополучии.

На следующее утро Кир как обычно пошёл ходить по канату, и снова потянулись бесконечные дни, голодные и мрачные в своей безысходности.

Мужчина пришёл через две недели. Кир сразу заметил его в жидкой толпе зрителей. Он старался не смотреть на высокого, хорошо одетого господина, надеясь втайне, что тот уйдёт. Но он оставался до конца выступления акробата. Когда Кир пошёл по кругу с шапкой, он долго топтался возле незнакомых зевак, но мужчина терпеливо ждал и юноша, наконец, остановился возле него.

- Вижу, и сегодня ты почти ничего не заработал.

Кир молча сжимал старую поношенную шапку с жалкими медяками на дне и больше всего на свете желал сейчас, чтобы она до верху была полна золота, тогда бы он презрительно усмехнулся господину. Но в засаленных складках медяки даже не поблёскивали. «Это же не золото, - подумал Кир, - это гроши затирают сотнями рук, а золотые монеты держат только избранные». Но вслух, он, разумеется, ничего не сказал.

- Пойдём, если хочешь, я дам тебе денег.

Как и в первый раз, мужчина пошёл не оборачиваясь, и у Кира была возможность остаться. Он не двигался с места несколько секунд, а затем пошёл следом.

С этого дня Кир часто бывал у богатого господина. Тот его никогда не обижал и ни к чему не принуждал против воли, но Кир, впрочем, знал, что от него требуется, и не позволял себе возражать. Не один раз юноша собирался сказать благодетелю, что больше не придёт, но, видя как сестра сжимает апельсины и колбасу, о которой они раньше даже не думали, он знал, что снова пойдёт вслед за мужчиной.

Однажды господин попросил отнести письмо его другу. Кир пришёл по сказанному ему адресу. Дверь открыл незнакомый человек среднего возраста и обычной внешности, но юноша сразу понял, что это хозяин дома. Годы заработка на улице научили его отличать богатых людей.

- Добрый день! Вам письмо.

- Заходи, - пригласил мужчина в дом.

Пока Кир осторожно оглядывал просторную залу, мужчина читал письмо, судя по всему оно состояло из нескольких строчек, потому что, когда юноша перевёл взгляд с люстры на хозяина дома, тот уже несколько нервно складывал листок. Кир видел, что мужчина избегает смотреть ему в глаза, и почувствовал неприязненность. Вовремя спохватился и постарался скрыть эмоции.

- Значит это ты, - проговорил мужчина и прокашлялся.

Юноша не понял вопроса, поэтому промолчал.

- Ну пошли.

Хозяин дома привёл Кира в спальню и подозрения юноши переросли в уверенность. В горле появилась какая-то вязкая горькая слюна, которую нестерпимо хотелось выплюнуть на этот устеленный дорогим ковром пол. Но юноша сдержался.

- Вот мой дом, - произнес мужчина, явно не зная, что ещё сказать.

Кир видел, как он нервничает. И эта противная дрожь, суетливые движения и прячущийся взгляд вызывали в юноше всё больше неприязни.

- Ну… раздевайся, - наконец после неудобного молчания проблеял господин.

- Это будет стоить дорого, - вдруг сказал Кир и удивился даже не своим словам, а тому, как прозвучал его голос в этой комнате. По-мальчишески звонко, но твёрдо. Он даже не подозревал, что умеет так говорить - не просить полушёпотом, а заявлять громко. Но он знал, что сейчас имеет на это право.

- Да-да, конечно, сколько нужно, - поспешно ответил мужчина и полез за деньгами.

Кир долго и придирчиво пересчитывал купюры, а потом стал раздеваться. Всё закончилось гораздо быстрее, чем обычно, и юноша, не глядя на господина, оделся и вышел из дома не дожидаясь, когда его проводят. На пороге он почувствовал вновь накатывающуюся тошноту, но больше сдерживаться не мог. Его вырвало прямо на красивое крыльцо. Кир вытер губы и с тайным злорадством ушёл.

Посещения господина продолжались, время от времени он посылал Кира к кому-нибудь из друзей и те всегда щедро оплачивали его молодое, гибкое тело. Денег теперь хватало не только на еду и бытовые вещи, но и на тёплую одежду и одеяла, что было крайне необходимо в связи с приближающимися холодами. В прошлые годы каждая зима казалась Киру последней, потому что от тех старых тряпок, которыми акробат пытался согреть сестру и себя, толку было настолько мало, что он думал, что однажды утром они не проснуться, так и окоченеют от холода. Теперь зима его не страшила, он закупил одеяла, лекарства и делал запасы.

Юноша продолжал ходить по канату, но теперь уже гораздо реже, денег это по-прежнему почти не приносило, но Кир хоть таким образом отвлекался от того, что происходило с ним. Порой жизнь представлялась ему бесцветной и безнадёжной, и только акробатические трюки и часы, проведённые с сестрой, вносили в его жизнь свет и смысл.

В середине осени, когда природа на прощание с теплом подарила людям последний ослепительно солнечный день, Кир решил пораньше закончить работу. Отчаянно радуясь, что в этот раз господин не пришёл на площадь за ним, он шагал домой, наслаждаясь теплом и солнцем, которое окрашивало землю и деревья золотом. Акробат подставлял под этот золотой свет лицо, жмурил глаза и впервые за долгое время грустные мысли отступили в тень. Он подумал о том, что надо обязательно вывести сестру на улицу. Он редко делал это, потому что девочка боялась чужих людей, наверное, чувствовала брезгливое отношение с их стороны к ней. Но сегодня была настолько прекрасная погода, что не могла не понравиться Гере.

Подходя, Кир увидел, что дверь приоткрыта, тут же заухало сердце, он всегда боялся, что однажды кто-нибудь заберётся к ним или сама Гера, оставаясь в своём только ей видимом мире, отопрёт дверь и уйдёт. Юноша осторожно зашёл, боясь увидеть пустое помещение, но в подвале как обычно было темно. Он чуть шире приоткрыл дверь, чтобы проник луч света. Гера была на месте.

- Гера! - позвал брат. – Гера, почему дверь открыта?

Кир знал, что сестра ему как всегда не ответит, но сейчас ему хотелось, чтобы в этой оглушительной тиши был хоть какой-то звук. Но ему не удалось рассеять тишину, словно она как туман поглощала всё постороннее.

- Сестрёнка, сегодня такой яркий денёк, тёплый, ясный, - Кир подошёл к лежащей девочке, заметив, что она не дышит шумно как обычно, когда спит. – Гера, мы пойдём сегодня гулять?

Широкий луч света проникал в сумрачный подвал и падал прямо на мёртвое лицо девочки. Одежда на Гере была разодрана и виднелось нагое тело, широко раскинутые ноги с застывшей на них кровью. Кир с воем судорожно бросился натягивать обрывки одежды на девочку, закутывал в одеяло и приглаживал волосы, а потом лёг, положил голову ей на грудь и выл тоскливо и протяжно, словно пёс, потерявший любимого хозяина.

На следующее утро толпа зевак на уличном представлении видела как молодой акробат бежал по небу стремительно вниз.