- Какие слипшиеся волосы! Зачем ты сосешь свои волосы. Ничего не могу расчесать. Сколько раз тебе надо говорить, нельзя сосать косички, - ворчит Павел, пытаясь расчесать Танины кудри.

У Тани богатая шевелюра. Темно-каштановые густые волосы вьются крупными кольцами, и в растрепанном виде Танина голова похожа на огромный одуванчик.

- Ой-ой-ой, - дико кричит Таня, - больно. Ты мне делаешь больно. А-а-а-а!

- Конечно больно. Потерпи. Не надо было сосать косички. Они слиплись и их теперь очень трудно расчесать. Они совсем не расчесываются. Все склеились, будто клеем намазали!

- А-а-а!.

Танин дикий крик перекрывает звуки телевизора, который она обычно включает по утрам, надеясь успеть перед уходом в садик посмотреть мультики или «папины дочки». Но сегодня все каналы забиты серым шипящим «снегом», показывают только три центральных канала, которые ей не очень интересны. Поэтому Таня орет, не стесняясь.

Паша нервно теребит кончики волос массажной щеткой. Пучек волос крепко зажат в кулаке, чтобы уменьшить болевой эффект от расчесывания.

Я сижу спиной к ним за нотбуком и снимаю утреннюю электронную почту. Я могу сделать это и на работе, но всегда приятнее начинать день, когда знаешь, что от него ждать. Пока снимается почта, я перечитываю гороскоп – это тоже важный элемент начала дня. Кому-то для бодрости надо помахать руками и глубоко вздохнуть пару десятков раз, а мне – убедиться, что сегодняшний день принесет мне приятные сюрпризы.

Павел не выдерживает воплей. Он взрывается и, отшвырнув расческу, выскакивает из комнаты. Таня сразу же затихает, понимая, что переборщила с проявлением протеста против жестокого папиного расчесывания.

- Ну вот, - говорю я, не оборачиваясь, - Теперь пойдешь в садик не расчесанная. Очень не красиво.

Таня медленно подходит ко мне, почти крадется. Я отрываюсь от нотбука и поднимаю на нее глаза. У нее скорбное полное недетской печали лицо, а на кругленьких щеках две слезинки собрались в большие бриллианты. Что эти бриллианты появились из глаз можно судить только по слабенькой блестящей полоске из уголков кажлого глазика. Бриллианты сверкают, переливаются в утреннем свете, падающем на Танино лицо из окна - Таня специально подняла личико так, чтобы я могла как следует разглядеть слизинки.

Ну разве можно смотреть на эти драгоценности равнодушно. Я обнимаю ее и говорю:

- Ладно, пойдем я тебя расчешу. Только тебе все равно будет больно. Если волосики слиплись, то всегда больно расчесывать. Ты кушаешь конфетки и потом сосешь кончики косичек, волосики пачкаются, от сладкого слипаются.

- Мамочка, я тебя очень люблю, - всхлипывает Таня, демонстрируя мне глубину своего горя.

Сейчас для нее очень важно получить любое одобрение, чтобы восстановить душевное равновесие, нарушенное чувством вины перед папой, который в столь резкой форме продемонстрировал ей свое раздражение.

- Я тоже люблю тебя, милая, - говорю я, целуя ее в маковку.

Таня облегченно вздыхает, брильянты со щек исчезают. Она снова садится на детский стульчик напротив телевизора. Массажная щетка, которой Павел расчесывал Таню валяется на полу рядом с перевернутой коробкой из-под детских ботинок, в которой хранятся Танины резиночки и заколочки для волос. Паша в раздражении бросил щетку в коробку, стоявшую рядом, на маленьком детском столике, и коробка вместе с содержимым слетела на пол. Резинки и заколки рассыпались по полу. Я не удержалась от укоризненного восклицания:

- Зачем так нервничать и кидаться. Все рассыпалось.

Сказала и подумала, что напрасно. Павел никогда не оговаривает мои действия при ребенке, я же не могу удержаться от порицания. Сколько раз себя за это ругала, давала сама себе обещание вести себя более дипломатично, но все без толку. Я собираю рассыпавшиеся вещицы обратно в коробку, ставлю ее на детский столик. Павел обиженно молчит из прихожей и нарочито «громко» одевается на работу. На улице осень, поэтому в прихожке шуршит кожаная куртка и стучат каблуки ботинок.

- Я пошел "греть" машину, - ворчит Павел недовольным тоном и хлопает входной дверью.

После моего замечания папе Таня заметно воспаряет духом, и даже веселеет.

- Я не буду кричать, - говорит она проникновенно, - если мне будет больно, я буду делать так – «тсссссс».

Таня втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

- Ну уж, ты потерпи. Это же не так больно, как ты кричишь.

Я довольно быстро справляюсь с Таниными волосами, так как основную работу выполнил папа. Заплетаю ей косички и стягиваю их розовыми резинками. Таня очень любит розовый цвет.

Кончики косичек немного липнут к пальцам.

- Да-а, - говорю я, - волосы ужасные, просто кошмар.

- Это я в следующий раз так делала, теперь я больше так не буду сосать, - честно уверяет меня Таня.

- Не в следующий, а в прошлый, - поправляю я ее и думаю, что Танино «больше так не буду», как всегда, продлится только до следующего раза. Таня - увлекающаяся натура и помнит о своих обещаниях не очень долго, пока не забудет….