Стада косматых оленей скрылись за каменистой грядой, отделяющей Заповедную Долину от суровых просторов Великой Тундры, и старый шаман, подняв левую руку, подал племени северных охотников знак остановиться. Тревожными сделались лица мужчин и женщин, учащённо забились их сердца, и маленькие дети беззвучно застыли, прекратив свои бесконечные шумные игры. Наступил момент обратиться к Древним с просьбой, и от Их ответа зависела жизнь каждого, в Их руках находилась судьба племени. Измотанные долгим переходом люди, все от мала до велика, опустились на колени.

Шаман воздел к небу свои жилистые руки, повернув ладони к северу, и затянул песню без слов и без мелодии – только звуки, как могло показаться, в произвольной последовательности. Но нет, вот уже более сорока лет старый мастер исполнял свой священный ритуал в строгом порядке, ни разу не нарушив его, ни в чём не ошибившись. И свидетелем тому было его племя, все те северные охотники, и ещё совсем юные, и уже полностью седые, их матери, их жёны, их дети, все те, которые сейчас стояли на коленях за его спиной. И свидетельством их – была их жизнь.

Пение седого старика наполнило пустынную округу. Он пел Землёй, на которой пасутся олени, пел Рекой, где нерестится рыба, всплывающая из мрачных глубин северных морей, пел Солнцем, избыток которого летом не пресыщает, а зимой тоска по его свету воистину непреодолима. Шаман пел долго, казалось бесконечно. Груднички уже начинали хныкать, и молодые матери, продолжая стоять на коленях, плотнее прижимали чад к своим телам, закрывая их полами верхней одежды из оленьих шкур, ибо ничто не должно было помешать священнодействию. Все напряжённо всматривались в очертания каменистой гряды, откуда должен был прийти знак, а его всё не было.

Лица охотников мрачнели, и чёрные мысли уже не отпускали сознание. Неужели Древние не позволят им вступить в Заповедную Долину, неужели их великий сородич, вот уже без малого полвека добывавший спасительное благословение, на этот раз окажется бессилен. А это бы означало смерть всего племени от голода, смерть долгую и мучительную, так как все здешние стада оленей ушли в Долину, а второго тяжелейшего перехода к другим пастбищам измученные люди не вынесли бы.

Шаман закончил пение. Он медленно опустил руки, коснувшись пальцами промёрзлой земли, и без сознания тяжело рухнул на бок, как бесформенный куль. Старик сделал всё что мог, употребив, исполняя ритуал, всё своё мастерство, отдав всю свою энергию, но не достиг необходимого результата. Впервые за многие годы он не получил для своего племени разрешения Древних на вход в Заповедную Долину. Так думали стоявшие на коленях охотники, и Безжалостная Северная Смерть уже занесла свои костлявые длани над их несчастными семьями.

И вот, в момент наивысшего отчаяния, какое только может быть у обречённых, на вершине гряды показался молодой олень с ещё совсем коротким мехом и изящными, как у самок, рогами. Его силуэт, казалось, притягивал к себе все лучи незаходящего полярного светила, которое, переливами отразившись в серебристой шкуре животного, захлестнуло путников мощным потоком ослепительного счастья. Счастья быть услышанными Древними, счастья спасти своё племя от неминуемой гибели, ибо Древние и в этот раз не остались безучастными к их судьбе, и, вняв мольбам отважных жителей Великой Тундры, подали долгожданный спасительный знак. Молодой олень приглашал охотников в Заповедную Долину.

Положив бездыханное тело обессилевшего и опустошённого шамана на полозья, люди направились вверх по склону каменистой гряды, которая являла собой последнее препятствие перед двумя месяцами волшебного полярного лета в Долине, где избыток солнца, ягод, брюхастой от икры рыбы, оленьего мяса и жира был заслуженной наградой за долгое, полное невзгод время зимних кочевий.

 

Заповедная Долина представляла собой полуостров, по форме напоминающий шлемовидный головной убор на подкладке из оленьего меха, который носили жёны северных охотников. С южной стороны Долину полукольцом опоясывала каменистая гряда, бывшая когда-то величественным горным массивом, разрушившимся в течение миллионов лет, ибо даже исполинские хребты бессильны перед бесстрастным и неумолимым ходом времени. Великий Северный Океан омывал полуостров с противоположной стороны, образуя на восточном и западном побережьях обширные заливы, разбивающие свои грозные чёрные волны о неприступные скалы.

Заповедная Долина была естественной природной котловиной, защищённой со всех сторон от пронизывающих арктических ветров. Три четверти года она скрывала свой облик под снежным покровом, ничем не отличаясь от бесконечных и безлюдных пространств Великой Тундры. Три четверти года ни одно живое существо не нарушало её строгого молчания, и даже неукротимый Северный Океан сковывал льдом свои свирепые воды.

Но всё менялось с наступлением короткого полярного лета, когда солнце, словно чувствуя вину перед этим забытым всеми богами краем, без устатку заливало Долину теплом и светом, ни на миг не уходя за горизонт. Тогда на вершинах гряды вновь начинали бить родники, вместе с талым снегом устремлявшиеся в знакомое русло, рассекавшее полуостров надвое с юга на север. И в образовавшийся поток из океанских вод, повинуясь беспощадному инстинкту размножения, врывались стаи огромных пузатых рыбин, стремившихся, во что бы то ни стало, достигнуть родимого истока и, оставив потомство, погибнуть.

На скинувших снежное одеяло равнинах во множестве разрастался мелкий кустарник, а на речных лугах кроваво-красные ягоды в совокупности с изумрудной травой образовывали причудливые и неповторимые мозаики. Сердитые валуны, лежащие без движения с седых времён, покрывались нежнейшим мхом, а на залитых солнцем пологих холмах распускались крохотные светло-бирюзовые цветки. И когда буйство северной природы достигало своего апогея, в преобразившуюся Заповедную Долину, перейдя через каменистую гряду, проникали бесчисленные оленьи стада.

 

Уже восьмой день старый шаман вёл своё племя через Долину вдоль восточного берега реки на север к её устью. Он полностью пришёл в себя после ритуального обряда и снова был полон сил, чтобы там, на северной оконечности полуострова, на величественном Мысе Прощания, никогда не сбрасывающем свою снеговую шапку, пропеть Древним свою благодарственную песнь. Его соплеменники были сыты и веселы и знали, что всему своему теперешнему благополучию они обязаны великой милости Древних, разрешивших им войти в Заповедную Долину.

Это были те редкие дни в году, когда люди действительно радовались жизни, а не боролись за существование. Они ели нежнейшее оленье мясо, рыбу, икру, из ягод и толчёного кустарника варили питательную похлёбку, прибавляющую сил, а чтобы уберечь себя от свирепствовавшей в иное время года цинги, пили свежую оленью кровь. Боясь навлечь на себя гнев Древних, северные охотники никогда не убивали оленей больше, чем нужно было, чтобы накормить племя. Да и вряд ли эта горстка первобытных людей, числом менее сотни, могла причинить какой-либо существенный вред поголовью косматых обитателей Великой Тундры, коих нынче рассеялось по Заповедной Долине многие и многие тысячи.

Когда охотники останавливались для отдыха и приёма пищи, они брали с полозьев длинные шесты, вверху скреплённые друг с другом и обтянутые оленьими шкурами, и таким образом быстро устанавливали несколько просторных палаток. В центре такого импровизированного лагеря из голых камней складывался большой очаг, на котором женщины готовили ежедневную трапезу. И каждый раз, перед тем как приступить к еде, шаман, а следом за ним и всё племя, возносили великую хвалу Древним, искренне и горячо благодаря Их за щедрость и доброту.

Съев лишь маленький кусочек мяса и выпив немного похлёбки, шаман оставлял соплеменников у очага и незаметно удалялся. Обычная пища не была для него главным источником сил. Наоборот, порой он долгими неделями воздерживался от чревоугодия, и молодые охотники неуверенно перешёптывались, когда этот обтянутый кожей скелет в очередной раз с лёгкостью поражал скачущего оленя со ста шагов, и объясняли происходящее сверхъестественными способностями. Основные силы старик черпал в общении с суровой северной природой, подолгу разговаривая с Камнями, Землёй и Солнцем, ибо они, и только они, во всей Заповедной Долине помнили Древних и были Их свидетелями. Огромные серые валуны были тем, чего касались Их руки, Свои следы Они оставили на этом хмуром и скупом грунте, и великое светило, как и сейчас, взирало на Их деяния со своих непостижимых и недостижимых высей.

Шаман знал, что когда-то люди тоже видели Древних. Давным-давно пращуры его племени – последние охотники на мамонтов – пришли в Заповедную Долину. Это было много тысяч лет назад, и здесь ещё росли деревья, из которых Древние делали лодки для своих мертвецов. По неведомой никому причине Древние покидали этот мир, а потому отнеслись к непрошенным гостям благосклонно, позволив им охотиться на своей территории.

Древние клали покойников в выдолбленные стволы деревьев и, выйдя по реке в открытое море, отвозили их на небольшой остров, сплошь покрытый ледником. Этот остров, сверкающий хрустальными льдами, находился напротив Мыса Прощания, в нескольких сотнях метров от побережья. Древние опускали лодки с умершими в многочисленные естественные трещины на поверхности ледника и, присыпав их ледяной крошкой, возвращались на Мыс Прощания. Долгие часы стояли Они молча и неподвижно, направив взгляды Своих бездонных и печальных глаз куда-то далеко на север. Последние из Древних, кто отвёз мертвецов на ледник, никогда больше не вернулись в Заповедную Долину.

 

Полярное солнце, поразительно щедро одаривающее этим летом всех и вся своим теплом, уже завершило десятый круг с тех пор, как племя северных охотников перешло через каменистую гряду. Люди всё чаще и пристальнее вглядывались вперёд, пытаясь разглядеть знакомые очертания Мыса Прощания, который вот-вот должен был появиться на горизонте. Кто-то то и дело восклицал, что он видит белое пятно снеговой шапки, но это были всего лишь иллюзии, созданные воспалённым воображением.

Река уже сделала последний поворот в направлении устья, а с этой излучины Мыс Прощания должен был быть виден как на ладони. Охотники были сильно взволнованы: без многолетнего ориентира местность вокруг казалась незнакомой и зловещей. Невыносимое напряжение повисло в воздухе, и кое-кто, поддавшись безудержному страху, уже готов был броситься прочь, когда шаман пронзительным криком вывел всех из оцепенения.

Старый предводитель племени поднял левую руку вверх и начал медленно опускать её в том направлении, куда были устремлены тревожные взгляды его сородичей. Когда указательный палец его вытянутой руки вдруг резко остановился на уровне чуть выше плеча, смертельно перепуганные люди разом ахнули, и ужас их теперь стал воистину беспредельным. Мыс Прощания находился прямо перед ними, и до него было немногим более двух километров.

Закалённые каждодневной борьбой со стихией мужчины и женщины не верили своим глазам. Мыс был буквально залит солнечным светом, который, ослепляя остолбеневших от изумления путников, отражался в его обнажённых и гладких камнях. От привычного снежного покрова не осталось даже крохотного клочка заиндевевшей земли, и на крутом склоне, то тут, то там, виднелись зелёные островки неприхотливых северных трав. Мыс Прощания изменил своё лицо до неузнаваемости.

Охваченные ужасом люди чувствовали себя загнанными в ловушку и беззащитными, ибо знали, что одно изменение вековых законов природы ведёт за собой другое, другое – третье, и так до бесконечности. Боязнь неизведанного, неизвестность – и есть самый сильный первобытный страх, перед которым даже жуткие видения всепоглощающей полярной ночи кажутся невинной колыбельной для маленьких детей.

И лучше всех это понимал седой шаман, решивший, во что бы то ни стало, пропеть Древним свою благодарственную песнь на Мысе Прощания и вымолить у них для своего племени защиту от дурных предзнаменований. Зажав в руке почерневшее от старости копьё с костяным наконечником, принадлежавшее ещё его прадеду, и наказав остальным охотникам любой ценой оберегать детей и женщин, безумный старик твёрдым шагом направился к своей цели. Когда он достиг склона, то был уже едва различимым серым пятнышком на его фоне.

Перед тем как начать восхождение шаман обернулся. На какое-то мгновение сомнения закрались в его душу, и он хотел было мысленно попрощаться с соплеменниками, на случай, если ему не удастся вернуться живым. Он видел вдалеке родные силуэты и представлял себе их лица, всех до одного – от почти своих ровесников до младенца, родившегося этой весной. В этот момент решимость его утроилась.

Отбросив мрачные мысли, шаман стал взбираться вверх по склону, используя копьё как посох. Когда он преодолел уже три четверти пути, его внимание привлёк одинокий стебелёк, проросший на самой вершине. Стебелёк стоял не шелохнувшись. Только теперь шаман вдруг осознал, что вокруг царит полнейшее безветрие. Обратившись в слух, он также чётко понял, что не слышит глухого рокота океанских волн, а ведь Океан был совсем близко, на той стороне Мыса Прощания, менее чем в трёхстах метрах книзу.

Но размышлять было некогда, и, сделав последнее усилие, старик оказался на вершине Мыса, представляющей собой просторную площадку, резко обрывающуюся в северной части. Он перевёл дух и пошёл к обрыву, его глазам стал открываться Великий Северный Океан. Океан безмолвствовал, как будто вода в нём застыла, как загустевшая похлёбка, и даже вездесущие белые чайки, казалось, навсегда покинули эти края. Только какие-то невнятные продолговатые предметы, по виду напоминавшие спины морских животных, отдыхающих на поверхности, в великом множестве покоились на недвижимой водной глади.

Вдруг шаман стал задыхаться от ужаса. Он хотел кричать, но его язык стал подобен тем камням, с которыми он так любил разговаривать. Неописуемый арктический кошмар навсегда проник в его мозг, и только глаза продолжали вглядываться в поистине апокалиптическую картину, доселе не виданную ни одним смертным.

Ледник, на котором Древние хоронили своих мертвецов, превратился в зловещую чёрную скалу. Вековые льды сползли в океанские воды и таяли с умопомрачительной быстротой. А количество тёмных предметов на поверхности продолжало увеличиваться, они едва заметно двигались в разных направлениях, и иные находились уже в нескольких десятках метрах от Мыса Прощания. Тогда шаман увидел то, о чём догадался с самого начала: это были выдолбленные из деревьев лодки, а в лодках лежали мёртвые люди – те самые Древние, которым старик пел свои песни и возносил свои молитвы. Они лежали на спинах, лицами вверх. Их тела за долгие тысячелетия превратились в хрустальные изваяния.

С огромным трудом шаман окинул взглядом всю ту часть Океана, что была ему видна. Всюду были лодки, великие тысячи лодок, и Древние смотрели из этих лодок на небо, которое Они помнили ещё совсем юным…

 

За четыре солнечных круга, без сна и отдыха, лишь однажды перекусив на ходу из скудных запасов, племя северных охотников достигло каменистой гряды и в тот же день навсегда покинуло Заповедную Долину.