Невыдуманная история. Хочу рассказать о судьбе своей бабушки. В тысяча девятьсот сорок третьем году Яде было семнадцать лет. Она жила в оккупированном Минске вместе с родными бабушкой и дедушкой. У них квартировали два немецких офицера. Конечно, моих родственников никто не спрашивал, хотят ли они такого соседства, но люди, к счастью, оказались очень приличные. За жильё, конечно же, не платили, но отдавали мыло, сахар, масло. В общем, всё, что выдавалось немецкой армии. В то время моя бабушка была очень хорошенькой девушкой: высокая, черноволосая, синеглазая, острая на язычок. В общем, загляденье. И не смотря на войну ничто человеческое ни офицерам немецкой и советской армии, ни простым жителям не было чуждо. Сашу Проновича, который был старше её на год, моя бабушка знала давно, с самого детства. Парень из соседнего двора. Вместе росли, вместе переживали оккупацию, и незаметно полюбили друг друга. Обоим грозила отправка в Германию на работу и родственники Яди решили так – парень хороший, симпатия имеется. Надо женить и срочно заводить ребёнка. А как решили, так и сделали. По осени сыграли свадьбу. Обвенчали молодых в костёле, который при немцах работал, а на первую брачную ночь кровать перенесли в сарай. Потому что гостей было много и спать было попросту негде. Вскоре моя бабушка забеременела, а Сашу в июле сорок четвёртого года, после освобождения Минска, демобилизовали на фронт танкистом. Она провожала его уже с большим животом. Вот-вот рожать, но ребёнка он так и не увидел. Саша писал ей письма о том, как сильно скучает, о том, что боится войны, что как и все хочет Победы, но больше всего простого человеческого счастья. Хочет видеть, как растёт ребёнок, по вечерам сидеть на лавочке возле дома и, обнимая за плечо Ядю, смотреть на звёзды. Писал о том, что хочет тишины. Хочет гладить по волосам свою законную жену, за счастье которой он отвечает перед Богом. В августе сорок четвёртого бабушка родила своего мальчика и назвала его Сашенькой, в честь папы. Муж очень радовался появлению сына и, находясь уже в Германии, засыпал дорогую жену письмами с мечтами о том, как они будут воспитывать их сыночка. Он научит его кататься на велосипеде, они вместе будут ходить на рыбалку. А ещё будут клеить самолёты из бумаги пускать их с крыши. Ядя читала и от умиления плакала. Какая же счастливая жизнь ждёт её впереди. Родной город, который почти сравняли с землёй, свободен от фашистов, у неё на руках сын, в Германии муж, победа близко! Всё будет хорошо. После мая сорок пятого года танковая дивизия, в которой служил Александр Пронович, всё ещё находилась в Германии. Он лежал в госпитале обгоревший, но счастливый. Скоро домой! Он, наконец, увидит жену и сына! Но бедный Саша не знал, что ребёночка уже нет в живых. Произошла нелепая история, просто ужасающая своей простотой. Несчастного ребёнка не застрелили, он не подорвался на мине, его не заморили голодом. Как раз наоборот. Была Пасха. Многочисленные родственники моей бабушки, пережившие войну в оккупированном Минске, сказали ей сходить погулять, развеяться. И она пошла. А потом не могла себе простить этого всю свою жизнь. Бабушки перекормили его яйцами, и ребёнок отравился. Когда Ядя вернулась домой, Сашеньку мучила рвота. Ребёнка отвезли на машине в больницу, где он вскоре умер. Молоденькая мама металась по палате и не могла ни кричать, ни плакать. Её Сашеньки, её ангелочка больше нет! Она видела, как он умер, не могла облегчить его страдания, последний раз услышать его тёплое ускользающее дыхание. Ядя никак не могла поверить в его смерть. Эта какая-то ошибка, он просто спит, а сейчас придут врачи и примут малыша за мёртвого. Нужно срочно выкрасть ребёночка, унести домой. Отогреть ледяные ручки и посиневшие губки поцелуями. И ведь выкрала, вынесла трупик, завернув его в пелёнку. Санитарка увидела выбегающую женщину с ребёнком на руках и подняла тревогу. Сашеньку отобрали, Ядю отправили восвояси и привезли сыночка в дом только в день похорон. Она рыдала над малюсеньким гробиком и ангелочком внутри, а её утешали те самые тётушки, говорили, молодая ты, родишь ещё. Муж красавец, живой, забрасывает письмами. Жизнь сложится. А она очень долго каждый день ходила на Кальварийское кладбище пешком и рыдала над могилой Сашеньки. Вороны, как всегда громко кричали, сочувствуя её горю. Сколько было пролито слёз на этой земле! И сколько ещё прольётся. Она ничего ему не писала. Зачем. Ведь муж всё равно никогда не видел сына. И не увидит. Придётся начать жизнь заново. В последнем письме он написал, что идёт на поправку и скоро вернётся на Родину. Он обнимет её, зароется лицом в ароматные волосы, пахнущие ромашкой, и тихо заплачет. Он не будет рассказывать о том, что видел, Ядя и сама достаточно насмотрелась, каждый помолчит о своём. Она плакала над его последним письмом и всё ждала, что он постучит в двери. Каждый день домой возвращались соседские мальчики. Повзрослевшие, с сетками морщин на молодых ещё лицах. Почти никто не улыбался, всё больше сдержанно кивали и похлопывали по плечам рыдающих матерей и жён. И Ядя ждала своего мужа. И дождалась. Только не его, а почтальона с трагическим лицом. Он принёс молодой жене похоронку. Муж умер в госпитале от ожогов. Не выдержало сердце. Пережив войну, Александр Пронович умер в мае, а моя бабушка в девятнадцать лет стала вдовой и похоронила сына. Муж был молодой, красивый мужчина, я видела свадебные фотографии. Сколько таких красавцев и умниц, будущих талантливых писателей, музыкантов или просто сантехников, хороших людей, сложило головы на этой ужасной войне! Через четыре года бабушка снова вышла замуж. Родила сына, которого всю жизнь любила больше, чем кого-либо, а потом мою маму. Бабушка Ядя всегда ходила на могилу Сашеньки с мужем, потом со своими детьми, потом ещё и со мной. И я буду убирать эту могилку. В память о бабушке, о её утраченном женском счастье. Всю оставшуюся жизнь она очень любила мальчиков. Сына, а потом моего брата. Девочек она просто не воспринимала как вид, и я не виню её за это. Потеряв сына, а потом мужа можно было лишиться рассудка и закончить свой путь на земле очень быстро. А она выстояла и прожила достойно весь отпущенный ей срок. Все ужасы помнила она сама, потом моя мама, теперь знаю я. И расскажу когда-нибудь своему сыну. Чтобы помнили… |