Деревня наша была самая, что ни на есть захудалая и очень бедная. Время послевоенное; и всё сплошь одинокое и сиротское. На всю деревню два мужика: бригадир железнодорожной бригады, да муж одной счастливой бабёнки. Да и то, только потому, что настрогал он в свое время одиннадцать деток, да последних четверо погодки. Хоть и мало в то время обращали внимания на количество детей, но ему белый билет выписали. Не без медка, конечно дело обошлось, которым мужик всех нужных людей подчевал, но все-таки на войну не был призван. И жили эти два мужика в полное свое удовольствие. В любой хате и бражка для них находилась, и лучший кусочек на тарелку ложился, хоть и сама хозяйка, может быть, недоедала. В надежде, что завернет по ночной тропинке кто-нибудь из них в ее одинокий дом. И заворачивали. И по раннему утру, вдоль заборов, в свои дома пробирались, как коты мартовские: усталые и довольные, где были биты нещадно своими разъярёнными бабами. А потом, сидя утром на планерке, которая в то время называлась раскомандировкой, оглядывали друг друга, и, видя расцарапанные щеки или синяки, ухмылялись и подмигивали, как заговорщики. С этих мужичков все тумаки, все упреки, все бабьи слезы, как с гуся вода были. Но однажды в деревню приехала подвода, и привезла она молодую вдовицу двадцати пяти лет. Да такую красавицу, что и не выпишешь. Кровей видно она была не крестьянских и жила видно раньше при городе. Но все у неё было не так, как у наших баб: И туфельки на каблучках и платье приталенное – чистенькое – не замусоленное по огородам да по стайкам со скотиною. И прическа – не затейливая, а все ж городская; скрученная длинная челка лежала калачиком на голове прихваченная прозрачной гребенкой. Светло-русые волосы, почти белые, спадали крупными локонами на плечи. И платочек шелковый не на голову надет, как у наших баб, а на плечи накинут. Так наши бабы только по праздникам носят. И баульчик в руках небольшой, аккуратненький, на блестящую застежку защелкнут. Следом за красавицей с подводы слез мальчик лет семи. Худенький, с большими голубыми глазами, как у матери, он деловито стянул с повозки узел из большого цветастого платка и перекинул через плечо. - Куда? – спросил он строго и по-мужски деловито. И мать беспомощно стала оглядываться, ища кого-нибудь спросить. Но к ним уже улыбаясь во весь свой красивый рот, спешил бригадир. Радушию его не было предела. Он, зная женскую натуру, первое, что сделал – это поздоровался деловито с мальчиком, а потом отечески погладил его по ершистой головке. Мальчик принял с достоинством рукопожатие, но отшатнулся от поглаживания по голове. Бригадир, почувствовав неловкость, убрал руку и улыбнулся женщине. - Вам сюда, - сказал он, показывая на большой бревенчатый дом в несколько квартир. Впрочем, квартирами их можно было назвать с трудом. Это было по одной или по две комнаты с печкой. – Вам выделили одну комнату, всего семь метров. Но вы же одна. Возможно потом… - бригадир многозначительно взглянул на женщину, - мы вас расширим. У нас есть квартира с двумя комнатами. Женщина сделала вид, что не замечает его многозначительных взглядов. Она ему просто улыбнулась и в знак благодарности слегка наклонила голову. И этим просто сразила бригадира. Столько в этом жесте было благородства и достоинства, что он напрочь потерял покой. Весть, что в деревне поселилась одинокая красавица, облетела всех в один миг. Судили – рядили кумушки весь вечер и весь следующий день. Бабы стали ставить на спор, кто из мужиков первый рискнёт придти в гости к новой поселенке ночью. Правда в этих спорах не участвовали жены бригадира и мужичка семейного. Бабы старались не травмировать чувства и без того уже рогатых, как горные олени, жен. Вечером очень рано стал гаснуть свет в домах одиночек, и только шторы ходуном ходили от постоянных выглядываний из окон на темную улицу. Но зря не спали бедные женщины – не в первую, не во вторую и даже не в пятую ночь, никто из мужиков не дерзнул навестить женщину. Деревня была в недоумении: что случилось с мужиками? То ли силы иссякли, то ли жены крепко держали и тоже не спали по ночам. А только не ходили мужики к красавице, и все тут. Дело же, однако, было совсем не в том, о чем судачили кумушки. Дело было в мужской солидарности. Мужики все дни обсуждали, кто же пойдет к красавице первым и никак не могли договориться. Оба считали себя неотразимыми и более достойными своего соперника. А после выходных, как раз в первый понедельник, после приезда красавицы, в деревне разразился скандал. На каждом углу перешептывались бабы, боясь сказать вслух о случившемся. В ночь на понедельник мужики устроили дуэль за сердце новой поселенки. У обоих были ружья. Бригадиру ружье полагалось по статусу, а мужику пасечнику разрешалось иметь оружие для защиты пасеки от зверей, главным образом от медведей, которые были частыми гостями последнее время в деревне. Вот с этим оружием и вышли мужики на дуэль. Конечно же без секундантов – не пригласишь же женщин на такое дело. Да и как объяснишь им эту несуразицу. Договорились стрелять одновременно и не смертельно. С двадцати шагов. Кто будет ранен, тот и сдается. То есть снимает свои претензии на свидание с красавицей. Разошлись, и на крик бригадира: «Три», выстрелили. Оба тут же свалились. Каждый метил в ногу. Но так как они оба были правши и охотниками со стажем, то не промахнулись и прострелили друг другу по левой ноге. Так как дуэль состоялась недалеко от деревни, сразу после выстрелов, многие услышали дикие завывания, а затем отборные маты. Вскоре набежала толпа баб. Да и хорошо, потому что идти дуэлянты не могли, а взять с собой хотя бы тряпку для перевязки они не сообразили. Выть они перестали и теперь только лежали и собирали всех святых. Первым же поездом их отправили в больницу. Раны оказались незначительными. Скоро оба встали на ноги, но в деревню они вернулись только через три месяца, глубокой осенью. Продержали их, как говорили бабенки, там, где и надо. И выяснили у них все, что тем было надо. А красавицу с сыном, как только выяснилась причина дуэли, тут же забрали какие-то люди, и, как потом судачили деревенские бабы, поселили их в городе, в большой и красивой квартире. Уж кто это видел, никто не знает. Как никто никогда не узнал, что это была за женщина и как она оказалась в нашей богом забытой деревне. 24.02.2010г |