Ефимовну судьба обделила буквально во всем. Особенно не повезло с мужем. Он «ушёл с головой» не то в философию, не то в религию, непрерывно духовно обогащался, отказывался от животной пищи и проповедовал вечные ценности. Супруг часами стоял на голове, а Ефимовна бегала вокруг и ругалась «последними словами», но тот так глубоко «уходил в себя», что её совершенно не слышал. Ефимовна проявила чрезвычайную смекалку и живость, сумела присоединить к своим шести соткам ещё шесть и являлась самой богатой землевладелицей в дачном кооперативе «Ближний свет». Сложение тела муж имел слабое, и обрабатывать огромные земельные угодья Ефимовны ему было не по силам. К тому же он считал, что всё земное (в том числе и земельное) так мелко в сравнении с масштабами Вселенной и полётами души. Вместо того, чтобы полоть, окучивать, копать и поливать, куда-то отлетал и возвращался только, чтобы подкрепиться плодами, выращенными натруженными руками Ефимовны. Нельзя сказать, чтобы «философ» совсем не работал. То тепличку соорудит, то заборчик подправит, то гаражик накроет. Стройматериалы он не покупал. Ну, не воровал, конечно. Просто безвозмездно заимствовал у соседей. «У хорошего хозяина ничего не валяется, а «лежит без дела» – значит излишки». Это был один из источников или одна из составных частей его беспроигрышной философии. Муж, недоедая по идеологическим соображениям, не давал покоя и Ефимовне, приобщая к настоящей жизни, достойной человека. Не разрешал есть яйца, мясное, рыбное и молочное («не убий!»), исключались также чай и кофе («только травы!»), спиртное («смертный грех»), сладкое («дух разнеможется»). Бедная, вечно голодная Ефимовна забегала к соседям просто так «но огонёк», всякий раз, чрезвычайно удачно попадая на обед или ужин. У смекалистой Ефимовны имелся полевой бинокль и с высоты её мансарды было хорошо видно, кто чем занимается, поэтому к гостеприимному столу она никогда не опаздывала. Вся округа слышала жалобы на сыроеда и душелюба мужа («день напролёт медитирует»). Пожилые соседки качали головами (видимо что-то неприличное слышалось им в этом словосочетании), а про себя думали, мол, что ему ещё-то делать при таком питании. Ефимовна постоянно сетовала на плохой урожай: абрикосы побил мороз, сливы зелёными отлетели, вишни не уродились, яблоки в парше, помидоры гнилые, огурцы горькие, смородину съели вредители, зелени и то нет. Все ей сочувствовали, но было непонятно, что же такое Ефимовна ежедневно переправляет в своих бессчётных сумках, вёдрах, корзинках, котомках и мешках. Жаловалась она и на трудности с транспортом («добираться с дачи тяжело, в автобус не сядешь»). Правда никто не помнил случая, чтобы Ефимовна уезжала на автобусе. В гараже у неё стоял мотоцикл и, какой-никакой, а «ВАЗик». На своей машине супруги не ездили. А зачем? Цены на бензин «аховские», а соседи – «такие отзывчивые люди». Ефимовна «не замечала» некоторой растерянности на их лицах, когда загружалась в новейшую иномарку со своим багажом, глядя на который невольно думалось, что здесь скорее нужен КАМАЗ. Ефимовна «лезла в глаза» не из наглости. Кто-то же должен помочь немолодой уже женщине? И соседи помогали. Она всегда уезжала с кем-нибудь из них, а заодно и экономила. На бедность Ефимовна жаловалась беспрерывно. Одевалась жалко, создавалось впечатление крайней скудности средств. Пенсия небольшая, а о том, что она подрабатывала в одном учреждении, «страдалица» никому не рассказывала. Жадной Ефимовна не была. Частенько приносила соседке Людке ягоды и овощи. Правда, крыжовничек совсем плохонький, сливы недельные под деревом собрала, морковка – та, что проредила. Соседка вежливо благодарила, а после ухода Ефимовну сваливала все дары в компост. В ответ на свои приношения Ефимовна тоже ждала разных щедрот. Абрикосы у Людки – загляденье! У самой Ефимовну абрикосов уродилось много, но у соседки крупнее и с красным бочком. Ефимовна ждала, ждала, но Людмила делиться урожаем не спешила. Обиженная, она стала ждать своего часа, и он пробил! Люда уехала, а Ефимовна с ведерком – шмыг на её территорию… Вожделенные абрикосы перекочевали к Ефимовне. Теперь она была спокойна. Перевезла абрикосы домой, а в выходные сокрушалась вместе с Людкой («это ж надо, потаскали абрикосы, гады»). Но Людочка долго не расстраивалась, не портить же себе жизнь из-за каких-то абрикосов. Вон, ещё груши, какие красивые! Да она, собственно, никогда не расстраивалась из-за урожая. По всему участку разрастался, зеленел и кустился хрен, и Людочка шутила: «Теперь уж, точно, никто не скажет, что у меня в огороде ни хрена нет». Да, груши у Людмилы отменные! Ефимовна давно на них «глаз положила». *** Закончилось лето. Деньки стояли замечательные. Пахло горящей листвой и шашлычками. Открытие и закрытие дачного сезона всегда отмечали. Слышался смех, громкое пение и музыка. Николаевна, Яковлевна и Сергеевна провожали сезон втроём. Собрали стол, порезали помидоры, болгарский перец, настругали колбасу, поджарили рыбу, сварили картошечку, приправили сливочным маслом, присыпали зеленью. Красота! Поставили на стол бутылку «Хереса» и … начали выпивать, закусывать, «за жизнь» разговаривать. Три женщины – представительницы трёх поколений. Они соседствовали, никогда не ссорились, не делили на границе участков земли («хватит того, что есть, и так не обработать»). Женщины с «не сложившейся личной жизнью». Одна – вдова и две – разведёнки. Не молодые, натруженные, но ещё бодрые и неунывающие. Бутылку «Хереса» «уговорили» быстро. Захмелели. Сергеевна, покрутив пустую бутылку, философски отметила: «Прошёл сезон и «Херес» с ним». Женщины засмеялись. Потом тихонечко запели. Голоса красивые: у Николаевны – бархатный, оперный, у Яковлевны – звонкий, казачий, у Сергеевны – приятный, эстрадный. Сначала пели тихонечко, но мощный голос Яковлевны вкупе с объемными лёгкими просился наружу, и скоро его уже слышал весь поселок. Николаевна тоже дала возможность проявиться красоте и богатству своего голоса. Сергеевна отчаянно молила: «Дайте мне, «фанеру» !». Женщинам надоело сидеть дома, и они вышли на улицу. Гуляли, пели украинские и русские песни. - О, шалавы, разгулялись, - прошипела Ефимовна, и громко хлопнула дверью. Женщины пели, радовались тёплому, хорошему вечеру. Почти полгода они будут жить ожиданием нового сезона. Снова будут копать, рыхлить, окучивать, травить колорадских жуков и считать всё это смыслом своей жизни. И сколько ещё осталось им этих долгожданных весен? |