Петюня Куренков жил и жил себе потихоньку до сорока лет, не очень-то задумываясь о смысле своего бытия. Ну, вкалывал с понедельника до пятницы в автомастерской: рихтовал машины. Руки у Петюни откуда надо растут и свое дело туго знают. В выходной то с удочкой на реке, то с тяпкой на даче. А вечером - домино. Мужики соседские как-то собрались и субботник устроили: соорудили за день беседку на улице, как раз напротив Петюниного двора. Свет провели, столик с лавочками поставили. Вроде свой мужской клуб теперь у них есть. Вечером соберутся: кто винца принесет, кто закуски - и режутся в "козла" до полуночи. Причем Петюня к вину и не притронется. Ему и без вина радостно от общения душевного. Характер у Петюни свойский, даже где-то мягкий. На работе на нем ездят все - от начальника до сторожа, - пользуясь его безотказностью. Недаром же мужику сорок, а он все в Петюнях ходит. Наталью, жену, мужнина мягкость злит. По молодости пыталась она Петюню перевоспитывать. Да без толку. Только ленивый из Петюни веревки не вьет. Но иногда на него находит, как он сам говорит, "стихия". И тогда Петюню лучше не задевать. "Стихия" начинается, как правило с выходного. Утром на рыбалку Петюня не идет, а слоняется по двору нечесаный и неумытый. И одолевает его, по его же собственным словам, нудьга. Что-то в душе копошится, царапается, наружу просится. Не умея в душе своей разобраться, Петюня действует самым простым способом: запирается в гараже и заливает нудьгу водкой. Копошение прекращается, зато просыпается в опьяневшей Петюниной душе бесшабашный отчаянный мужик, горячий в мыслях и в поступках решительный. Каждая "стихия" помнится семье и соседям каким-нибудь Петюниным "подвигом". То гоняясь за соседским котом, покусившимся на Петюниных цыплят, завалил он соседский забор. То за тещей - бабой, кстати, подлючной и вредной - гнался с тяпкой по переулку с криком "зарублю!" до самой до Красной. А и всей-то тещиной вины было с гулькин клювик. Пришла в субботу с утра к дочери, глянула, как зять с нудьгой борется, ну и покрутила в сердцах пальцем у виска. Да ладно бы у своего виска, а то у Петюниного. И отрихтовал бы Петюня тещю тяпкой, кабы не сосед Славка. Через ногу Славкину, ловко подставленную, летел Петюня ласточкой, да головой в Славкин же столб и впечатался. А столб-то тот уже давно завалиться был должен, да все повода не было. На ту беду Петюня на него и спланировал. Столб возьми и рухни на Славкин курятник. Что тут началось! Куры орут! Славкина жена еще громче крик подняла - Петюня своим туловищем все тюльпаны на клумбе покрошил. Славка уже и не рад, что подножку подставил, кроет Петюню матом за столб и курятник. Наталья прибежала, как увидела Петюню, так и заголосила. Теща из-за угла выглядывает да дули крутит, но ближе подойти опасается. Один Петюня валяется в тюльпанах молча. Словом, еще тот спектакль был! Долго потом Петюня курятник ремонтировал, столб выправлял, Славку на рыбалку возил, тещин огород полол... Словом, исправительные работы отбыл по полной программе. Только стала эта "стихия" малость подзабываться, как майские праздники подошли. На День Победы Петюня с женой на парад пошли. Наталья в новом платье, Петюня в галстуке. Жену под ручку повел, все строго, чинно. У Вечного огня постояли, цветы положили. Это уж ритуал. Пусть хоть земля рушится, но 9 Мая Петюня к памятнику придет. И на трибуну у Огня Вечного станет. И никто ему слова поперек не скажет, потому как на памятнике на табличке разных фамилий по одной, по две написано. А вот Куренковых в той братской могиле аж семь человек лежат. Точнее, должно бы лежать. Потому как разбросала война солдат Куренковых по всему миру. Дед Петюнин погиб, защищая Москву. Три дедовых брата полегли, освобождая Украину, Польшу и Чехословакию. А дядья, пацаны совсем, в Германии головы сложили. Самую малость до Победы не дотянули. Поэтому все праздники для Петюни так себе, а День Победы - особенный. Главный праздник. Сердечный праздник. Домой в этот день Петюня возвращается притихший и какой-то просветленный. Вот и на этот раз все было как обычно. Вернулся Петюня с праздника, переоделся, сел на скамеечке у калитки отдохнуть. А сынишка школьник тут как тут вертится, новой книжкой перед отцом хвастает. Книжку эту ему в школе за хорошую учебу вручили. Толстая такая, с картинками. Энциклопедия для школьников. На любой вопрос там ответ есть. Повертел ее Петюня в руках. Читать-то он не больно охотник. А тут, как на грех, открыл страничку, где про войну, значит, рассказывается. Кто воевал, как воевал. Женщины тем временем в беседке стол накрыли. Это уже тоже традицией стало: всем переулком День Победы отмечать. Мужики к беседке подтянулись, предвкушая праздничное застолье. И тут смотрят мужики сорвался Петюня с лавочки и молчком в гараж. В гараже что-то загромыхало, затарахтело, зазвенело, бухнуло, и в открытых дверях нарисовался Петюня с побелевшими глазами, а в руках топор. Женщины в беседке в один голос ахнули, а мужики недоуменно переглянулись: неужто "стихия" началась. Когда же это он успел? А Петюня как-то боком выгребается из гаража и прямым ходом к лавочке. Сынишка-то как увидел отца с топором, побледнел и замер, только книжку в руках тискает. И тихо так стало, только слышно, как Шарик в будке цепью звенит, блохи его, видно, одолели. А Петюня книжку у сына из рук вырвал, а у самого губы трясутся, слова сказать не может. Книжку кидь на лавку да как хряснет по ней, по книжке, топором. Мужики онемели, Наталья хочет что-то сказать, а не может, голос потеряла. Сын в слезы! А Петюня его по голове погладил и говорит, к мужикам обращаясь: - Это же подлость, мужики! Эти гады, - Петюня ткнул куда-то в сторону топором, где, по его мнению, окопались вышеназванные гады, - они у детей наших, у сына моего, Победу украли! Оказывается, войну не мы, а америкашки выиграли. Рузвельт, блин, с Черчилем! Ты, понимаешь, что в этой поганой книжке написано?! Петюня устало присел на лавочку, брезгливо смахнув на землю остатки казненной книги. - Что ж это получается, мужики, дед мой с братьями напрасно погибли? А сыны их под Берлином полегли понарошку что ли? А, мужики? Мало им, что страну развалили, разграбили, мало им, что армию, - Петюня задохнулся и несколько секунд молчал, собираясь духом, - такую армию до нищеты довели! Мало им! Народ обобрали, обманули, в дураков превратили. Так нет, им еще надо Победу у нас отнять! Гордость нашу. Чтобы совсем в грязь нас втоптать, унизить! - от избытка чувств Петюня стукнул себя кулаком в грудь и вдруг заплакал, отворачиваясь, мучительно стесняясь своих слез. Мужики сурово молчали, а сосед Славка, откашлявшись, тихо сказал: - Слышь, Петр Иванович, ты, того, не горюй! Ни хрена у них не получится. Мало ли что в книжках тех продажных пишут. А мы на что?! Мы что сынам своим правду не расскажем? А песни наши! А фильмы наши! - голос у Славки налился злостью. - А вот им всем! Славка с размаха стукнул правой рукой по согнутой в локте левой руке, показывая, что получат подлые продажные шкуры, замахнувшиеся на святое для каждого русского человека. Мужики засмеялись, загомонили. - Пошли, Петр Иванович, выпьем за Победу! За нашу Победу! - мужики дружно стукнули стаканами, где пенилось красное, как кровь, виноградное вино. И замолчали, думая каждый о своем. Налетевший ветерок принес из сада аромат сирени и цветущих яблонь и разметал по переулку обрывки книжных страниц, которые теперь уже были только мусором. |