В пятидесятые годы прошлого века я училась в Тбилисском университете. У нас подобралась компания любителей туризма. В погожие осенние дни мы собирались на вокзале садились в пригородный поезд, ехали до какой-нибудь станции, а затем отправлялись пешком в горы на целый день, а иногда и с ночевкой.

В тот день погода выдалась великолепная. Была середина сентября, когда жара уже спадает. Воздух чист и прозрачен. Вокруг – красота необыкновенная. Осень слегка позолотила листву деревьев и кустарников. Сквозь колючие ветви алели ягоды барбариса и шиповника, а на деревьях висели спелые гроздья боярышника. Сочные ягоды ежевики так и просились в рот. Группа растянулась и разбрелась в разные стороны, собирая дары природы.

Алику приходилось постоянно окликать и собирать всех вместе, чтобы двигаться в нужном направлении. Наконец мы добрались до развалин монастыря. Осмотрели место старинной церкви, посетили кельи монахов, находившиеся в пещерах. Усталые и переполненные впечатлениями стали устраиваться на отдых. В этом нам помог местный сторож, который оказался большим знатоком истории Грузии. Он охотно рассказал нам о памятниках старины, показал место для костра и родник с чистейшей горной водой.

Полюбовавшись закатом солнца, мы стали устраиваться на отдых. Началась веселая суета. Мальчишки тащили хворост из леса, девчонки выкладывали съестные припасы. Вскоре разожгли большой костер, подвесили над ним казан, который Алик всегда носил в своем рюкзаке.

Девочки заварили ароматный чай с лесными травами и разлив чудесный напиток по кружкам, мы начали чаепитие. Все медленно, с наслаждением потягивали чай, бросая в рот маленькие слипшиеся конфетки – подушечки с повидлом. Это было невероятно вкусно! За чаем всех потянуло на задушевные разговоры. Девчонки затронули самую романтическую тему – любовь.

Что такое любовь, и что важнее, любовь или дружба?

Дядя Давит, так звали сторожа, сидел тихонько потягивая чай и слушал наши горячие высказывания. И вдруг он неожиданно заговорил:

- А хотите, я расскажу вам о настоящей любви и дружбе – эти понятия для меня неразделимы. Я считаю, что без любви не может быть дружбы, а дружбы – без любви.

Все разом смолкли и посмотрели на сторожа. Он – деревенский житель, крестьянин, кстати, очень хорошо и правильно говоривший по-русски. Что мог он знать о любви и дружбе?

Было интересно послушать этого крепкого, совсем еще не старого человека.

- Говорите, дядя Давид, мы вас слушаем, - сказал за всех Алик.

- Я живу в селе Вашловани, недалеко от Мцхета. До войны работал, да и сейчас продолжаю работать в совхозе. Наш край знаменит прекрасными фруктовыми садами. Так вот, в 41 году я был мобилизован и отправлен на войну против фашистов.

Тогда я еще плохо говорил по-русски, и мне было очень одиноко среди незнакомых людей. Тосковал по дому, друзьям, жене и маленькой дочери. Но вскоре у меня появился друг – сибиряк Федор Седых. Мы стали делиться воспоминаниями, рассказывали друг другу о своих семьях, читали вслух письма из дома. У Феди была жена Надя и трое детей, младшая дочь Аленка родилась уже без него, он даже не успел увидеть ее. Федор показывал мне фото своей семьи – молодая темноволосая женщина с младенцем на руках, а рядом – двое детей: девочка лет восьми и шестилетний мальчик. Оба беленькие со светлыми глазами.

Мы с Федором так подружились, что даже в бою всегда были рядом, и каждый старался оберегать другого. Как то раз, в 42 году после очень тяжелого боя, мы чуть не погибли и мысли о смерти все больше стали овладевать нами. Тогда мы поклялись друг другу, что если один из нас погибнет, то другой позаботится о семье товарища. Тогда же мы и обменялись адресами, на сердце сразу стало как-то легко и спокойно.

Шли дни, месяцы, наша армия постепенно крепчала, немцы все чаще терпели поражения и наконец наступил тот переломный момент в войне, который вошел в историю под названием «Сталинградская битва». Наш полк был в самом центре событий. Мы отражали одну атаку за другой, шли бои за каждый дом. Так мы оказались в полуразрушенном доме на окраине города. От отчаяния немцы поливали нас сплошным артиллерийским огнем, невозможно было поднять голову, все солдаты лежали на полу в ожидании передышки. Вдруг страшный взрыв потряс здание – прямое попадание снаряда снесло остатки дома. Я и еще несколько солдат оказались в подвале, погребенные под обломками. Тяжелая бетонная плита лежала на моей груди, не давая мне дышать. Я пытался позвать на помощь, но из моего горла вырвался только хриплый стон. Когда пыль осела, и глаза привыкли к темноте, я увидел рядом несколько изуродованных мертвых тел наших солдат. Тревога пронзила мое сердце

- А может быть, среди них и мой друг Федя? Я собрал все свои силы и с трудом произнес его имя, надеясь, что если он жив, то услышит меня. К моему удивлению откуда-то сверху донеслось

- Дато, где ты, откликнись, я помогу тебе!

От радости ко мне вернулись силы и я сказал, что я в подвале, меня что-то придавило и я не могу пошевелиться.

- Держись, друг, я тебя вытащу…

И тут я потерял сознание.

Не знаю, каким чудом ему удалось сдвинуть тяжелую плиту и втащить меня наверх. Я очнулся, когда он хлопал меня по щекам, приводя в чувство. Было трудно дышать, но слезы радости катились по щекам, и чувство благодарности переполняло меня.

- Спасибо, друг, ты спас меня.

Я попытался подняться, но не смог. Левая нога подкосилась и я упал. Болела грудь, видимо, были сломаны ребра. Нужно было торопиться, пока стояло затишье. Помню, как Федор тащил меня через пустырь ползком, а я как мог, помогал ему, отталкиваясь здоровой ногой. Я чувствовал невыносимую боль, а Федя, как мог, подбадривал меня.

Но немцы заметили две ползущие фигуры и открыли по нам прицельный огонь. Федор прикрыл меня своим телом, и мы застыли на месте. Через несколько минут я пошевелился и заговорил с другом, но он ничего мне не ответил, потому что был мертв. Фашистская пуля угодила ему прямо в голову. Горю моему не было предела. Я обнимал тело Федора и громко рыдал. Мой друг погиб, спасая меня. Вокруг свистели пули, но я перестал обращать на них внимание. Мне было все равно. Я готов был умереть здесь же, рядом с другом. Но, видимо, Богу было угодно уберечь меня, так как мне предстояло позаботиться о семье погибшего друга.

Когда стемнело, нас обоих вынесли санитары. Федора похоронили, а меня отвезли в госпиталь. Там я пролежал больше трех месяцев, перенес несколько операций на ноге и на груди. По выздоровлению вернулся в свой полк, но к этому времени весь личный состав нашего полка поменялся, почти все бывшие сослуживцы погибли или были ранены. Я дошел до Берлина, а после войны вернулся домой. В кругу семьи отдохнул месяц и поехал в Сибирь навестить семью погибшего друга и позаботиться о его детях. Добирался туда я очень долго, почти две недели. В стране была разруха, народ куда-то ехал, и все перроны и вокзалы были переполнены людьми, а поезда ходили очень редко. Я добрался до деревни Кедровка Новосибирской области и нашел дом Федора. Меня встретили трое ребятишек. Старшая Анечка, не по годам серьезная двенадцатилетняя девочка с большими серыми глазами, десятилетний Егорка и четырехлетняя Аленка. Все трое молча стояли передо мной, с удивлением глядя на незнакомого дядю в военной гимнастерке.

- Вы к кому? – наконец спросила старшая девочка.

- Я друг вашего отца, приехал повидать вас и рассказать, каким замечательным человеком был ваш папа.

Я вынул из чемодана гостинцы: сушеные фрукты, чурчхелы и другие грузинские сладости, которые передала детям Натела. Ребятишки с наслаждением уплетали сладости, особенно младшая – Аленка.

- А где ваша мама, ребятки? – спросил я, сажая на колени младшенькую.

- Маму мы недавно похоронили, - ответил Егорка , - она сильно болела после похоронки на папу, а теперь мы остались одни.

Я был потрясен.

- Как же вы теперь будете жить одни? Есть ли у вас какие-нибудь родственники?

- Нет,- ответила Аннушка, председатель колхоза собирается оправить нас в детдом. Но мы не хотим. Там нас разлучат. А мама велела мне заботиться о младших, - девочка заплакала.

- Мы что-нибудь придумаем. Я не дам вас в обиду. Я обещал вашему папе позаботиться о вас.

Я еще сам не знал, что я предприму, но был уверен, что смогу защитить детей моего друга. Ночь провел без сна. Все думал и думал, как поступить. А к утру созрело твердое решение: взять детей с собой в Грузию. Я знал, что Натела с радостью согласится принять в семью детей моего друга.

Утром я отправился к председателю, рассказал ему свою историю и уговорил его доверить мне детей. Время было трудное. Детские дома переполнены сиротами, так что Иван Семенович почувствовал облегчение от того, что так хорошо удалось устроить ребят. Он оформил документы, взял с меня расписку, записал мой адрес. Я вернулся к детям, сияя от радости. Мы дружно начали готовиться к отъезду.

Перед дорогой мы посетили могилу матери и отправились в далекий и трудный путь.

Детей Федора моя семья приняла как родных. Все знали мою историю дружбы с русским солдатом и о его геройской смерти, во имя спасения друга.

С тех пор прошло уже тринадцать лет. Дети выросли. Мы с Нателой воспитали их как родных. Все они хорошо говорят по-грузински, особенно младшая Аленушка. Она даже похожа на грузинку, темноволосая, как ее мама, и такая певунья! Она учится в медицинском училище. Старшая Аннушка вышла замуж за молодого агронома и родила сына. Средний Егорка отслужил в армии и женился на русской девушке, которую привез с собой из России. Они уже ждут ребенка. Моя родная дочь Нана тоже замужем. Живет в Тбилиси и чато приезжает к нам с двумя детьми. Так что я вполне счастлив. Вот вам и любовь, и дружба. Эти два понятия для меня неразделимы.

Мы все были под впечатлением от рассказа Давида и долго не могли уснуть.

А дядя Давид ушел в свою каморку, пристроенную к стене монастыря и еще долго горел огонек в его окошке.