Встреча с бабкой. Вспомнил бабку и стало теплей. Крутит память в глазах моих прошлое: Сыплет снег наземь крупной порошею, словно кормит она голубей. Я смотрю на наш дворик в окно, поверх пуха, что лег по карнизу: теплый хлеб на земле и пшено, голый куст воробьями унизан. Спит крыльцо меж больничных колонн, спит ограда вся в снежных подушках. Под железной иглой, граммофон, зашипел чуть треща в комнатушке - так и кажется где-то метлой метет дворник осенние листья. Сидит бабака с кривой кочергой, подперев кулачком свои мысли. И когда что-то очень сродни ее мыслям, хрипел собеседник - кочергой шевелила угли и сморкалась тихонько в передник. Со стены смотрит, хмурится дед, за окном воронья вечеринка. Бабкин черный, как семечка след, уж давно затянули снежинки. Затянули и дворик и дом, затянули больницу и бабку. Я смотрю сквозь дощатый забор, как щетинится в сваях площадка. Все давно здесь отдали на слом. Так о чем же жалеть нам здесь, Память? Новый, крепкий, с удобствами дом обопрется на этот фундамент - дом мечты старой бабки моей из того, из далекого прошлого. Сыплет снег наземь крупной порошею, словно кормит она голубей. Встреча с дедом И вспомнился с чего - то дед, встречавший поезда с крылечка. Ворчала бабка, стыл обед и вот прогромыхав над речкой, ворвался поезд в леспромхоз под пенье дребезжащих окон, и, усмиряя пыл колёс, притормозил неподалёку, застыв трёхглазою змеей, напротив дома скинул внука и вновь привычной колеёй пополз к свиданьям и разлукам. А я по тропке напрямик. Лицом ко мне на низком стуле, нахохлившись, сидел старик над парой кособоких ульев: худой, как вербная лоза, качая головою бритой, мой дед смотрел в мои глаза, как будто я метеоритом упал нечаянно с небес на эту тропку с чемоданом. Но поезд, раздвигая лес, даль огласил свистком нежданным. Дед вздрогнул, словно угадал, раскинул руки самолётом, и в памяти моей застрял как птица перед дальним лётом… И растерялись дед и я, прервав по карточкам знакомство. И обрела себя родня, под ласковым осенним солнцем... Встреча с домом 1(отрывок) За облупленной аркою, двор, постелился плешивой землёю, и береза, привстав над скамьёю, подросла и глядит за забор, где всё бродит больничной тропой, убежав от пилюль и палаты, человек в полосатом халате со своей полосатой судьбой. Что другие? Я сам полосат хлеще, чем африканская зебра! Что стучать кулаками о ребра - ничего не воротишь назад. Хорошо, что хоть капля тепла, у меня, ещё к дому осталась. И глядит на меня, сквозь меня, презирая, печали и старость, моя бабка – весёлый божок - под забитым фанерой окошком в модной шляпке с цветастым горошком в реверанс, направляя носок. В чемоданах и тюках цвёл двор, громоздила весна перемены: заревел у машины мотор - задрожали ветхие стены, и с соседями в новый район, не жалея о старой квартире, обнимая пожитки, в машине переехали в новенький дом... Встреча с домом 2 (Незнакомец) Травлю душу табаком у оконной ниши. Мне отсюда виден дом, с тополем над крышей. Под его печной трубой, плыли мои зимы. В дверь забитую доской, постучусь незримый. В мешковине половой рыж и не причёсан, дверь откроет домовой - малый красноносый. На больничный мой халат поглядит он строго: ”Ты, с какого света, брат, - куда путь – дорога?”. Я с ответом не спешу: жду, что б весь он вышел. ”Да сосед - ему скажу - жил под этой крышей." - “Ах сосед! Свет бьет в глаза дай взглянуть получше”, в - голубой воды - глазах вспыхнет солнца лучик. И в обнимку с домовым, словно два Емели, в небеса, пуская дым, сядем на качели; затрещат, почуяв вес, их худые плечи, огласит протяжный треск наш весёлый вечер. И из дальней той весны, зазвенит гармошка. Выйдет бабка из стены, скормить птицам крошки. А за нею прямо вслед, как моряк на сушу, выйдет пьяненький сосед - выкричать всю душу. И соседи подойдут, к нам садясь за столик - все кто не забыл маршрут в старенький наш дворик. Мы им всем вина нальём, мертвецов помянем. А о том, что плох, стал дом, говорить не станем. Словно сон, длиною в жизнь, длилась та беседа. В сумрак ночи разбрелись сосед за соседом. Меня обнял домовой: “Ну, прощай парнишка!” Растворился он, как дым, и уплыл на крышу. Я один среди двора, снова юн и пылок, готов шляться до утра, но глядит в затылок и зовёт меня другой, дым засев пускать под крышей - незнакомец с бородой тополей высоких выше. Встреча с городом Там где неба алеет откос, птиц тревожа крылатые сетки, солнце – огненный паровоз - тащит туч за собой вагонетки, над изломанной линией крыш, зажигая, оконные блики. И с какою то грустью глядишь на домов потемневшие лики. Как пробор в золотистой листве в горку тянется нитка трамвая, бредет улица, словно живая, теплый хлеб, затаив в рукаве. Гулкий грохот трамвайных колёс, люд, идущий к своим переменам, и течет молоко берёз по кирпичным задымленным стенам. От вокзала, почти до кремля путь лежит через детство и школу и кресты, словно свечи тепля, в небо, смотрится Мокрый Никола. Не постичь его каменных дум. Но приятно понять напоследок, что с него, просветлевший от дум, клал кресты в свою душу мой предок. За Николой, где голый пустырь, лёг к реке, тихим парком отстроясь, поднебесный читая Псалтырь, встала церковка Мокрому в пояс: в деревянных головка цветах стоит рядышком словно невеста. Вот бы мне на свой риск, на свой страх, на Земле отыскать своё место! |