Был хмурый и ненастный день, Дождь, слякоть и повсюду грязь. Я шел как призрачная тень, Неслышно над собой смеясь. Вокруг кружила суета, Спешили люди по домам. Темнело. И то здесь, то там Дворы объяла пустота. Она сгущалась. Так темно, Как в этот жуткий, мерзкий час, Наверно не было давно. И скоро день совсем угас. Спустился вечер, Темнота Запеленала все вокруг, А я шатался по углам, Не зная, кто мне враг, кто друг. От ярости рвало в груди, Обидой сердце залилось, Не видя, что там впереди, Но зная – что то не срослось… В глазах мутнело, ноги шли, И разум выключен совсем, Огни мелькали впереди, Я чувствовал себя никем: Разбит, унижен, оскорблён, Смят, сдавлен и почти распят, Холодным сполоснут дождём, В грязи весь – с головы до пят. Я шел, куда не знал и сам, Туда, где не было тебя, Мелькнул большой универсам, На повороте пять ребят Тянули что-то из горла, По кругу двигался сосуд, О, мне бы этого вина…. Напиться, сдохнуть прямо тут! Но ноги не давали спать, Вперёд я плыл как ледокол, Хотелось злость свою сорвать, Но я все шёл и шёл, и шёл…. И вскоре выбился из сил. Усталость. Больше ничего. Дождь чуть сильней заморосил, Горело все в груди огнем. Твоё я имя повторял То восхваляя, то коря, А сам уже не понимал За что же полюбил тебя? И ненавидеть был бы рад. И позабыть. Чтоб насовсем, Дорогу выбрать наугад… Я оглянулся в полутьме. Дождь кончился и стая туч На запад быстро понеслась. Луны ужасной мрачный луч Ударил в землю, веселясь. Подобно призрачной реке Асфальта лента залегла И скрылась где-то вдалеке. А снизу поднималась мгла. Часы издали злобный писк На землю опустилась ночь. Луны слепящей, белый диск Ласкал свою слепую дочь Что все укутала во мрак И погасила все вокруг. Ни ветерок, ни лай собак Её не тронул. Лишь петух Последним криком возвестил Приход её ужасной власти. И это мне придало сил. Стараясь вырваться из пасти В которой оказался сам От самого себя сбегая. Ночным внимал я голосам, Шаг постепенно прибавляя. Забился в душу дикий страх, Секундой обострился слух. Тянулось время на часах Как за разбитой клячей плуг. Вдали раздался жуткий вой И дрожь по коже поползла, За ним ещё страшней – другой, И тут же снова – тишина… И ноги перешли на бег, Я оглянуться уж не мог, А позади скрипучий смех Как эхо отдавался в смог, Что скрыл от глаз теперь уж всё, В асфальт отбрасывая тень, А я ускорился ещё, Как перепуганный олень, Несясь от ружей и рожков, Что рвали слух, что гнали прочь, От грохота чужих шагов, Заполонивших эту ночь. И страх не в силах оседлать, Я направлялся в никуда. Не думать. Лишь бежать, бежать, Как в речке мутная вода… И выбившись вконец из сил, Отчаявшись найти ответ, Среди деревьев уловил Свечи едва заметный свет. И вот на этот огонёк, Рвя цепи жалящих оков, Я полетел как мотылёк, Не чувствуя своих шагов. Разверзлась темень. Впереди, Едва деревья расплелись Слепящих факелов огни Все разом, как один, зажглись. Не веря в эти чудеса, Удаче я меж тем был рад. Сказав – «Спасибо небесам», За то, что прекратился ад. Но где я? Улица костров. Дорога, ровная как гладь. Десятка два больших домов… И впрямь мирская благодать! В такой глуши, где свет в окне Мерцает только от лучины… Но как же мне спокойно здесь, И нужно ли искать причины Чтоб не поверить в этот бред, Спасеньем выплывший из мрака, Удачей, что так много лет Меня искала как собака? Присев на лавку, я вздохнул, Все осмотрев в который раз, В окошко робко заглянул, Своих закрыть не в силах глаз. Здесь было тихо, как в глуши Лишь робкий шепот ветерка Который мне покой внушил И не забрал его пока. Вернулся разум. И душа, Разбитая тоской потерь, Чуть встрепенулась не спеша, Смотря в открывшуюся дверь. Чугун ограды заскрипел. Я улыбнулся, а в окне, Сквозь пыль стекла уже смотрел И улыбался кто-то мне. И удержать не в силах ног, Я поспешил скорее в дом, Шагнул счастливо за порог И оказался в мире том Который был едва знаком Лишь по легендам старых книг. Дверь тихо щелкнула замком И предо мною в тот же миг Предстал мужчина чуть седой С обрезком корабельной реи, С большой канатною петлей На высохшей как палка шее. Он был не весел, не сердит, Махнул рукой лишь в зал огромный. Туда, где братия сидит, За белоснежною колонной. «Входите же, мой юный друг. Побудьте гостем хоть немного. Предложен будет вам досуг… Вы отдохните от дороги». Ему не в силах отказать, Я робко двинулся к гостям. Мои усталые глаза Не рады были новостям, Что вдруг предстали взору их Картиной страшной словно ад. Я оказался средь чужих, Как змей, заползший в райский сад. Объединяла всех Любовь И каждый был бы очень рад Когда б не приходилось вновь Вдыхать зловонья мерзкий смрад Что выжигал нам всем сердца, Страданья принося душе. И в этих жутких мертвецах Он был как сабля в палаше. Ни выгнать, ни убить, ни сжечь, Ни отравить и не продать. Он словно дьявольская печь Лишь душами готов был брать… И я ступил вперед. Туда, Где начинался страшный суд Шагнул навечно, навсегда, Как в мясорубку свежий фрукт. И восемь древних мертвецов Разорванных любовью в хлам, Как восемь сумрачных отцов С тоской смотрели на меня. А в середине, в платье белом, Как ангел. Дивной красоты, В своем смущенье неумелом Стояла, вне сомнений, ты. Та, что была любима всеми, Та, что была любима мной. Но в этом сумрачном веселье, Ты не была уж больше той. Которую я ненавидел, Всем сердцем, всей своей душой, И в этот миг опять увидел Верх совершенства пред собой. Поникший взор, тоска, обида, Боль, жалость, гнев и дикий страх, Молчанье только лишь для вида, И тень презренья на устах. А что в душе у этой девы? А что на сердце? Я гадал. Хоть в зале всё кипело гневом В моей душе он затихал. Их было восемь. Мрачных душ, Вернувшихся из темноты, Прошедших ад печей и стуж, Беспечности и суеты. Все были разных возрастов, Кто молод, кто уже старик. И кто-то был как бык здоров, А кто-то как трухлявый гриб. Расположившись по бокам, Освободив массивный трон, Покланялись к моим ногам И указали на него… «Примите участь быть судьёй» — Один из них держал ответ, Когда взглянул я на неё, Как на дымящийся обед. «Сегодня здесь мы собрались, Чтоб совершился правый суд. Цена – вот этой ведьмы жизнь, Пускай в костре её сожгут За всё, что сделала она С почтенной братией моей. Расплатой этою до дна Мы насладимся. Веселей Садись на трон и слушай то, Что будет сказано сейчас. Здесь не поверит уж никто В блеск этих лживых глаз» — Вещал старик с дырой в груди, Светящейся как решето. Стоял он твердо впереди. И верно, уж теперь никто На деву больше не смотрел. Их взгляды, как палящий луч, Меня окутали везде, Как дождь, сочащийся из туч. «Расскажем мы тебе о том, Как ведьма силою своей Сгубила всех нас, а потом Решишь, что будем делать с ней». Я осмотрелся. Как один Они смотрели на меня. Холодные как груда льдин, С глазами полными огня. Мне стало страшно. Этот суд, Где мертвые среди живых, Сдавил мне горло словно жгут. И снова я взглянул на них. Один с разбитой головой, Второй вообще без головы, Другой с оторванной ногой, Четвертый страшной синевы, Тот, что с веревкою на шее, Шестой белёсый словно снег, Седьмой чуть крови посветлее, И тот, что говорил за всех. Вперед шагнул кузнец плечистый, В разбитом черепе его Клубок червей пестрел бугристый И гнилью пахло от него. Он молвил голосом раскатным: «Я молод был и как-то раз Из города, в пути обратном, Её я встретил в поздний час. Уж время за полночь умчалось, Она явилась словно тень Ко мне от страха прижималась Как перепуганный олень. Спросил её я – кто обидел? Она кивнула чуть вперед. И я тогда топор увидел, Но было поздно, через год Нашли меня в овраге гиблом, Когда остался уж скелет… За что она меня убила? За пару золотых монет! Пусть будет проклята колдунья, Что жизни топит в вечный мрак Когда на небе новолунье. Душа моя теперь никак Покинуть темный мир не может Пока на ведьме этой кровь, Пока сомненья сердце гложут, Пока здесь теплится любовь…». Он замолчал, но долго эхо Терзало камни старых стен. А голос дряхлый, полный смеха, Окутал залу словно тлен. Из темноты вошла старуха На вид не меньше стони лет И завизжала словно муха Заговорившему в ответ. «Как только ты её увидел Так сразу слюни потекли. И тут же – “кто тебя обидел?“ Такие же как ты смогли Её тогда на путь разбоя Забросить. Но ведь не она Тогда разделалась с тобою. Ты получил своё сполна За то, что в мыслях был как сажа, Как уголь, как черна земля, Пред ней хотел ты быть отважным, А тут трепещешь словно тля». Кузнец притих и сел на место Униженный как вшивый пес, А белоснежная невеста Чуть приподняла кверху нос. Слепя презрительной ухмылкой, Старуха обошла весь круг, Взгляд этот превратился в пытку, Но тут второй поднялся вдруг. Держа её перед собою, Забыв про боль, тоску и страх, Он тряс своею головою, В руке, зажатой в волосах. Застывшие как мрамор губы, Под лоб ушедшие глаза, Язык шипящий через зубы Нам по-французски рассказал, Как был он очарован ведьмой, Замужней дамой молодой, Что златом, серебром и медью Её одаривал, но той Желалось только лишь свободы, Помехой оставался муж. Свои терзанья и невзгоды, Она тянула словно гуж И ожидала избавленья От тирании гордеца… И после краткого сомненья Решилась участь подлеца. Он был убит, но в тот же вечер Убийцу предали суду. Без головы остались плечи. «Так оказался я в аду…» Остановился он, стараясь Свою печаль не показать, Старуха, смехом заливаясь, Визгливо начала кричать: «Тебя на это преступленье Толкала похоть, не любовь. Убийцей стал ты во мгновенье, Запачкал свои руки в кровь. И вот дитя ты обвиняешь, В том, что не делала она, Но сам прекрасно понимаешь, За что слетела голова. Убийца ты! Её не трогай, Не смей невинную винить, Ты выбрал сам себе дорогу И незачем за это мстить Сему невинному созданию, Что пережила этот ад. Другим пусть будет в назиданье Весь этот полусгнивший смрад. Вы все здесь лишь навоза куча, Эгоистичные скоты, Искавшие кусок получше. Ты, ты, и ты, и ты, и ты….» Она орала как больная, Как под ножом кричит свинья, А в это время молодая Тайком смотрела на меня. И взгляд тот становился ярче И появился блеск в глазах, А обвинители все жарче Вину пытались доказать. И бились головами в стены, Один рассказ сменял другой. Убийства, вспоротые вены, Насилие, грабежи, разбой, Опущенная в яд заколка, Измены, воровство, побои, Сердец разбитые осколки, Летели смело на помои… Она виновна. Нет сомнений И зря старался адвокат. Гора такая обвинений Тянула минимум на ад. Когда закончилась война Между старухой и толпой Ожесточения волна Меня толкнула в смертный бой. Тебя я знал, тебя любил, И ненавидел и желал, И для тебя одной лишь жил, И в ночь жестокую бежал. Чтобы стоять как идол здесь, Расплаты предвкушая миг, Желая злую ведьмы спесь В её же утопить крови…. Затихли все. Лишь треск огня И блеск твоих зелёных глаз, Не скрыли правды от меня – Любовный факел не погас. Любовь была ещё жива К тебе, единственной одной, И закружилась голова И грудь сдавила злая боль. И с губ сорвалось, как картечь – «За нашу пролитую кровь Пусть и твоих коснется плеч Её Величество Любовь!» Старуха засмеялась вдруг, Заклятья злобные шипя. И растворилось все вокруг. В ночи. Остались ты и я. Да этот дикий страшный лес, Что поманил меня огнём, Луна, светящая с небес, Заведшая в старинный дом. Но ни его, ни мертвецов, Ни чугуна противный скрип, Ни потухающих костров. И только лишь противный всхлип Совы полночной прозвучал И растворился в тишине, Дождь по деревьям застучал. Игриво улыбаясь мне, Ты отвернулась. В тот же миг Могучей громовой волной, Издав протяжный дикий крик, Старуха встала предо мной. «Ну, вот и ты не устоял. Поверил ей. Теперь держись. За то, что жизнь её не взял, Ты мне свою подаришь жизнь». «Пусть будет так. Я не боюсь. Моим не суждено мечтам Пробить отчаяние и грусть И оказаться с нею. Там…» Я указал рукой туда, Где словно столб стояла ты. «С тобой лишь сердце. Навсегда! С тобою все мои мечты!» Но ты молчала. Надо мной Повисла острая коса, И мне уж стало все равно Я только лишь закрыл глаза… И в ожидании слепом, Как первый лучик на заре, Как средь грозы безумный гром, Я твой услышал голос – «Нет!» И ты метнулась на врага, Протяжный издавая клич, Как буря, смерч, как ураган, Как ястреб на лихую дичь. Сражались ведьмы до утра. Заклятья, молнии, огонь, То холод лютый, то жара, Друг другу выпускали кровь. И обессилев от борьбы, Старуха улетела прочь, И повернулась ты ко мне. Тебя уж не скрывала ночь. Не в силах чувств своих сдержать, Что вновь вернула мне мечты, Я поспешил тебя обнять, Но на руках повисла ты. Вся обессилев от борьбы, От заклинаний и огня, Сбегая от своей судьбы, Опять оставила меня… И я с великою тоской И со слезами на глазах С тобой простился. В мир иной Ушла ты, не успев сказать О самом главном – о любви, Что не забыла ты меня, А я сидел в твоей крови И задыхался от огня. И обращаясь к небесам, Твое им имя прокричал. И ветром диким в волосах Мне сверху ангел отвечал: «Недолго будешь ты страдать. Суд Божий, за её грехи Не завершен. И подождать Придется. Гнев побереги!» В лесу дремучем и глухом Я до заката просидел И Господа молил о том Чтобы тебя он пожалел. И снова солнце между туч Мелькнуло. Прокричал петух. Лба твоего коснулся луч И за мгновение потух. Глаза открылись. Голосок Твой нежно что-то прошептал, Но перебил его звонок. Будильник утро возвестил. И я очнулся ото сна В холодном жалящем поту, Шумела за окном весна, Укравшая мою мечту. Так неужели этот страх Явился лишь виденьем мне, Пушинкой легкой в облаках, Сгоревшим мотыльком в огне? Я встал с кровати, чуть дыша Умылся. Кофе. На балкон, Потом вернулся не спеша, Все время вспоминая сон. По дому как фантом бродил Почти до середины дня Пока звонок не зазвонил. Надежда! Вздернуло меня И удержать не в силах ноги, Я вихрем полетел туда, Где улыбаясь, на пороге, Стояла ты – любовь моя. |