Ущербный

 

Мне всегда было жалко детей, которые имели несчастье родиться с каким-либо видимым дефектом. И несли этот тяжкий крест всю свою жизнь. Как правило, большинство из них имело открытую, отзывчивую и легко ранимую душу. И тем, кто с ними подружился, они готовы были отдать последнее и самое дорогое, что у них было. Я написал об одном жизненном случае рассказ и так его и назвал - «Самое дорогое».

И в этом рассказе я тоже хочу рассказать о ребенке, который имел врожденный дефект. Причем, такой же, какой был описан в рассказе «Самое дорогое».

 

В 1961 году наша семья, получив долгожданную квартиру, переехала на новое место жительства. В другой район города. И меня перевели учиться в школу этого района. В четвертый класс. И я попал в хороший коллектив. В коллектив с отличными, дружными ребятами. А в параллельном классе я заметил мальчика, который, вдобавок к маленькому росту, имел врожденный дефект. Ступни его ног были сильно вывернуты внутрь. И ходил он, наступая на мыски и смешно подпрыгивая при каждом шаге. Какой-то птичьей походкой. И увидев его, я сразу вспомнил Лизу. Лизу, о которой в зрелом возрасте написал в рассказе «Самое дорогое». Заметив, как я внимательно смотрю на косолапого ребенка, ко мне подошел один из парней нашего класса и сказал:

- Ты не вздумай тронуть этого гаденыша! Ни при каких обстоятельствах. Если ты с ним свяжешься, то можешь крупно пострадать.

Услышанная фраза не понравилась. Не понравилась потому, что мне уже было жалко обиженного судьбой паренька. Но я промолчал. Ведь я был новеньким и пока ничего еще не знал о ребятах школы.

 

На следующий день, когда я на перемене шел по коридору школы, кто-то сильно толкнул меня в спину. Я обернулся и увидел, что рядом стоит мелкорослый паренек с вывернутыми внутрь ступнями ног. И улыбается. И улыбка у него была глумливой. Глумливой, вызывающей и пренебрежительной. Он явно ждал, что я ему отвечу оплеухой. Или начну его оскорблять. Смотрел на меня, улыбался и ждал. Я сразу вспомнил вчерашний разговор со своим одноклассником и молча отошел в сторону. А Ущербный, поняв, что я не отреагировал на его тычок так, как он этого ожидал, потеряв ко мне всякий интерес, подбежал к проходившему мимо старшекласснику и дал ему пинка. Для меня это уже не лезло ни в какие ворота. Парень был, чуть ли не вдвое выше и мощней тщедушного ребенка. Но он тоже не стал связываться с ним, а молча пошел дальше. И тут я заметил стайку ребят сидящих на подоконнике и внимательно и заинтересовано наблюдавших за развитием событий. В каждой школе есть стая второгодников и школьных хулиганов. И их можно определить по внешнему виду. Судя по внешнему виду сидящих и стоящих возле окна, это были именно они. Толкнув еще кого-то из шедших по коридору и опять не получив в ответ заслуженной оплеухи, Ущербный подошел к стае и встал рядом с ними. Он продолжал улыбаться, но улыбка больше не была глумливой. Теперь она была заискивающей. Что сказал им Косолапый, я не слышал, но они, в ответ, одобрительно и снисходительно засмеялись.

Происходящее в школе меня и удивило и заинтересовало, поэтому я стал внимательно наблюдать за Косолапым. Звали его Витя. Витя Романов.

 

Как я уже писал выше, вдобавок к дефекту, судьба обделила Витю ростом. Но, не обделила хитростью. Витя приходил ежедневно в школу с карманами полными конфет. Папа Вити работал таксистом, а таксисты имели в советские времена хороший заработок. Малую часть конфет он раздавал в своем классе, а основную часть нес второгодникам. Он подходил к стае и, поздоровавшись, каждому давал по конфетке.

Большинство второгодников были из неблагополучных семей. Да почти все. Если у кого из них и был отец, то обычно этот отец пропивал большую часть зарабатываемых денег. И конфет в таких семьях не покупали. На них не хватало средств. А сладкого хотелось. Поэтому Витиной подачки они ждали с нетерпением. Кроме конфет, Витя иногда приносил и отдавал им еще и сигареты. Доставал из кармана и протягивал целую пачку. Где он их брал, не знаю. Скорее всего, тырил у отца. Именно для этого и нужен был школьному хулиганью Ущербный. И еще для того, чтобы почесать свои кулаки. Иногда они целенаправленно натравливали Витю на проходившего по школьному коридору ученика. И, если у кого-нибудь, после Витиного пинка, не выдерживали нервы, и он в ярости сбивал обидчика с ног, то к нему быстро подбегала вся стая и учиняла предварительную расправу. А после уроков ждала жертву возле школы для основной расправы. Жертву насильно отводили в школьный сад и тренировали на ней свои кулаки. Иногда двое брали избиваемого за руки, а Витя бил его по физиономии. Причем, часто он просто не мог дотянуться до лица и поэтому, перед тем как ударить, смешно и неуклюже подпрыгивал. А если весть об избиении доходила до руководства школы, у хулиганья была хорошая отмазка. И заключалась она в том, что, дескать, они вступились за больного, малосильного ребенка, которого у них на глазах ударил потерпевший. И что странно, из-за этого им часто сходил с рук учиненный мордобой, хотя продолжалось это уже не один год. А малосильный, больной ребенок был все время один и тот же. Другого же такого в школе больше не было.

 

Прошло три года. Основной контингент школы продолжал терпеть Витины издевательства. Так бы все и продолжалось дальше, но один раз Витя ошибся с выбором жертвы.

В нашу школу, в десятый класс, перевелся новый ученик. Высокий, красивый и серьезный парень. Однажды он шел по коридору школы. И Витя, привыкший к безнаказанности и вседозволенности, стал со спины его догонять. Я заметил, как оживились второгодники. Они, с радостными улыбками, перешептываясь, стали следить за развитием событий. И явно что-то знали. Что-то такое, чего не знал Ущербный.

Витя подбежал сзади и дал парню пинка. И приклеил к своей физиономии глумливую улыбку. Школьное хулиганье замерло с широко открытыми глазами. Они тоже улыбались. Коварно улыбались, потому что знали, что будет дальше. И ждали этого. С нетерпением и интересом. По конфетке они уже получили. Теперь им хотелось зрелища.

 

Парень медленно повернулся к Вите. На его лице была написана крайняя степень удивления. Видимо он просто представить себе не мог, что в школе найдется идиот, который осмелится его ударить. Ответный удар был быстрым и резким. Как молния или атакующий бросок кобры. В коридоре прозвучал щелчок, который издал кулак парня, ударив по Витиной челюсти. Ущербный упал как подкошенный. Причем упал он не назад, а вперед. Как куль с песком. Со всей высоты своего мелкого роста, Витя, с глухим стуком, рухнул на пол коридора. Нокаут.

Парень подошел к сидевшим на подоконнике и спокойно спросил:

- Еще кто хочет?

- Не, Славик, что ты! Мы вообще не при делах! - испуганно затарахтели наперебой второгодники.

 

Как позже выяснилось, Слава Баранов был кандидатом в мастера спорта по боксу и успешно защищал на различных соревнованиях честь нашего города. И вся районная шпана его отлично знала.

Находившегося в отключке Витю второгодники оттащили в туалет и привели в чувство, брызгая на него холодной водой. Потом рассудительно посоветовали никому из руководства не говорить, что его вырубил Славик Баранов. Во избежание дальнейших неприятностей.

Что сказал своей классной Витя, да и сказал ли вообще, я не знаю, но Славика никуда не таскали. Будто ничего и не было. Через месяц, притихший от пережитого Витя, забыл про этот инцидент и опять стал раздавать ученикам пинки. И опять нарвался на Славика. Нет, конечно, он его не ударил вторично. Он ударил другого ученика, но выходивший в коридор Славик, успел это заметить. Он, как всегда, не торопясь, подошел к Вите, и, глядя ему в глаза, тихо произнес:

- Я смотрю, тебе нокаут не пошел на пользу! Еще раз увижу, или мне кто-нибудь сообщит, и ты у меня одним ударом не отделаешься! Получишь по полной программе.

Славик повернулся и пошел по своим делам. Романов, с побелевшей от страха физиономией, минуты две не мог двинуться с места.

 

И в школе воцарился порядок. Проходя по коридору, ученики больше не оглядывались опасливо по сторонам, отыскивая глазами Ущербного. Он больше был не страшен.

 

Не знаю, как сейчас живет Витя Романов. И кто он по жизни. Но не думаю, что из него вышел порядочный и правильный человек. Витя все время мстил. Все время, сколько я его знал. Мстил всем за свое убожество. За свой рост, за косолапые ноги. Будто окружающие его здоровые и высокие ребята были виноваты в этом. И мстил чужими руками, так как сам не обладал ни силой, ни способностью за себя постоять. Он был Ущербный. И телом и душой. И никому этого ублюдка не было жалко. Включая и тех, кого он подкармливал. Ведь не стали же его останавливать второгодники, когда Витя направился в Славику Баранову. Знали кто такой Славик, но не остановили. И с удовольствием смотрели, как боксер отправил недомерка в нокаут. И смеялись. Кроме брезгливости и отвращения, он, в глубине души, ничего ни у кого не вызывал.