Мой прадед, плотогон и костолом, Не вышедший своей еврейской мордой, По жизни пер, бродяга, напролом, И пил лишь на свои, поскольку гордый. Когда он через Финский гнал плоты, Когда ломал штормящую Онегу, Так матом гнул – сводило животы У скандинавов, что молились снегу. И рост – под два, и с бочку – голова, И хохотом сминал он злые волны, И Торы непонятные слова Читал, весь дом рычанием наполнив. А как гулял он, стылый Петербург Ножом каленым прошивая спьяну! И собутыльников дежурный круг Терял у кабаков и ресторанов. Проигрывался в карты – в пух и прах, Но в жизни не боялся перебора. Носил прабабку Ривку на руках И не любил пустые разговоры. Когда тащило под гудящий плот, Башкою лысой с маху бил о бревна. И думал, видно, – был бы это лед, Прорвался бы на волю, безусловно!.. Наш род мельчает, но сквозь толщу лет Как будто ветром ладожским подуло. Я в сыне вижу отдаленный след Неистового прадеда Шаула. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
