«Мы сами заводим друзей, сами создаем врагов, и лишь наши соседи – от Бога»

(Гилберт Кийт Честертон)

 

«Человек был создан в последний день

творения, когда Бог уже утомился»

(Марк Твен)

 

Я уже не часто бываю в своём старом дворе.

Нырнуть незамеченной в свой подъезд никогда не получается. Притормозят и подробно расспросят обо всём, что происходит в моей жизни, вспомнят добрым словом родителей…

На «ручном тормозе», готовая в любой момент «стартануть», понимаю – я обязана остановиться и поговорить с этими женщинами, оставшимися «последними из могикан» в нашей панельной пятиэтажке. Они радуются мне почти так же, как раньше почтальону, принесшему пенсию. Помнят девчонкой, и, по-прежнему, называют «Танюша»…

Говоришь и слушаешь. Слова вылетают и пролетают…

Потом бывшие соседки будут обсуждать меня, привирая, приукрашивая и разбавляя бесконечные горькие сетования на повышение цен, депутатов, здоровье и погоду.

У каждого этажа своя история…

 

Две квартиры на первом этаже когда-то стали участницами истории со скамейкой…

 

Ангелина Эдуардовна ненавидела всё, что вызывало малейшие колебания воздуха, издавало какие-либо звуки и распространяло запахи. Она ненавидела людей, животных, машины, велосипеды, детские коляски, игрушки, ну и так далее.

Людей Ангелина не переносила потому, что они состояли из детей – основных источников шума, соседей и нетрезвых мужиков. А соседи громко разговаривают, включают на полную мощь телевизоры и музыку, постоянно работают в квартире отбойными молотками и ходят по комнатам в тяжёлых солдатских сапогах. Мужики отравляли ей жизнь тем, что целыми днями «забивали козла» и курили всякую гадость. Нельзя открыть форточку! Квартира сразу же наполняется мерзкими звуками и отвратительными запахами.

Ангелина Эдуардовна осыпала проклятиями весь белый свет, но на неё не обращали внимания. Она пачками носила заявления (сигнализировала) в жилищное управление и милицию, выкрикивала из форточки различные угрозы, а двор жил своей жизнью. Дети шумели, мужики матерились, женщины оживленно болтали на лавочке. Ангелина Эдуардовна жила на первом этаже, лавочка находилась как раз под её окнами, и именно она стала центром трагикомических событий.

У «Витька» отчества не было. Его называли просто – «Витька из второго подъезда». Тихим летним вечером «Витёк» присел на лавочку и закурил «беломорину». В ту же секунду из форточки понеслись проклятия. «Витёк» замечания в свой адрес проигнорировал и продолжал спокойно сидеть на общественной лавочке, покуривая купленные на трудовые деньги папиросы. Он был нетрезв, хотя упоминание об этом излишне, трезвым «Витька» никто никогда не видел.

Яростные выкрики продолжались. Невозмутимый «Витёк» закурил ещё одну папиросу…, и здесь неожиданно «на сцене» появилась Ангелина Эдуардовна с топором в руке. Двор замер в испуге. «Витёк» спокойно продолжал курить.

Ангелина Эдуардовна взмахнула топором… и начала подрубать лавочку. «Витёк» не пошевелился. Несмотря на пожилой возраст, Ангелина Эдуардовна топором работала активно и подрубила лавочку с одной стороны. Лавочка накренилась…

«Витёк» закурил ещё одну папиросу. Ангелина Эдуардовна со зверским лицом кинулась подрубать лавочку с другой стороны.

Степанида Павловна из соседнего дома, подоспев, как всегда вовремя, и, толком не поняв в чём дело, бросилась к троллейбусной остановке, увидев, что из троллейбуса выходит «Витькова жена» Мария.

Степанида Павловна, с неожиданной для её возраста и габаритов проворностью, бежала навстречу Маше с отчаянным криком: «Ой, Маня! Беги быстрее. Там твово Витьку зарубили».

Маня – тихая забитая женщина, измученная мужниными пьянками, поспешила к месту событий, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами от страха до радости. Мария добежала до своего подъезда и увидела такую картину: на рухнувшей лавочке сидит «целый невредимый» пьяный «Витёк» и курит, а Ангелина Эдуардовна «в запале» работает топором… «Только щепки летят». Ангелина Эдуардовна в аффекте, «Витёк» – невозмутим.

«Ангелина Эдуардовна, что же Вы делаете?» - воскликнула Маня и загородила собою своего беспутного «Витька».

В «тандеме» прикатили милиция и скорая.

Ангелину Эдуардовну успокоили («Развязали… Но вилки попрятали…»).

Мария увела своего никчемного и драгоценного муженька домой. Воистину, русских женщин понять невозможно.

 

Через ступеньку к своей старой квартире поднимается «школьница-студентка»…

Второй этаж. Квартира Марианны Николаевны – женщины неопределяемого возраста, и ею же рассказанная история про «эликсир молодости»…

 

Марианна Николаевна была уже не молода. Так сказать, дама «пограничного возраста». Только вот граница эта приближала Марианну уже к старшей возрастной группе.

Марианна Николаевна не отчаивалась. «Холила» себя, не полнела, хорошо одевалась и следила за различными новшествами в области косметологии и медицины. Пластическая хирургия Марианну Николаевну не привлекала, как исходя из финансовых возможностей, так и с учётом трудностей операционного и реабилитационного периодов. И потом, М.Н. не видела в этом смысла: тратить уйму здоровья, денег и сил, для того, чтобы выглядеть не на шестьдесят, а на пятьдесят шесть? Какая разница? После скальпеля не поднимешься двадцатипятилетней. «Марго» («Марочку», «Кошечку») больше интересовала возможность предотвращения и ликвидации возрастных изменений в организме. Изучены материалы чужих диссертаций о мочекаменной болезни, отложении солей, остеохондрозе, артрите и склерозе.

Главное – периодическая системная чистка организма! И Марианна свой организм чистила регулярно: вентилировала мозги с помощью новейшей аппаратуры, делала очистительные клизмы, пила травяные отвары и сидела на диетах.

Вот так однажды «дама…», ухоженная «..во всех отношениях» откопала заметку в журнальной рубрике «Народная медицина». «Омолаживающая ванна… Потрясающий эффект…. Ваш организм станет организмом младенца. Сосуды будут светиться, кровь бурлить, камни дробиться и выходить, желчь растворится без остатка… Улучшится сон… Сексуальная жизнь станет активнее…». Последнее интересовало М.Н. меньше всего. Главное – жизнь без камней в почках и солей в суставах.

Найден рецепт вечной молодости! Марианна Николаевна внимательно изучала состав компонентов, могущий в одночасье сделать её молодой и бодрой. «Так… Набор трав… Понятно. Хозяйственное мыло… Чайная ложка скипидара…». Марианна Николаевна быстро приготовила нужное «зелье». Хозяйственного мыла в доме не водилось («Невыносимый запах!») и его заменил «блеск и сила здоровых волос».

Всего только чайная ложка скипидара на такую огромную ванну? Ерунда какая-то. Так полгода будешь ждать желаемого результата. Марианна Николаевна всегда работала на немедленный результат.

Сконцентрировавшись на мгновение, Маара выплеснула полный флакон скипидара в ванну. Попробовала рукой – не жжёт. Опустила локоть – приятное покалывание. И… полностью погрузилась в ванну…

Через мгновение «кошечка» с невероятной скоростью выпрыгнула из воды. Сердце едва не зашлось от яростного жжения в области… Той самой области. Ягодицы горели огнем.

Накинув халат, Марианна вылетела из ванной комнаты и стала бегать по квартире, размахивая полами халата. Легкий сквознячок, возникающий при этом, слегка остужал вишнёвые ягодицы.

Муж, поверх газеты и очков, недоуменно смотрел на Марианну Николаевну, которая пронеслась мимо него в соседнюю комнату и тут же вернулась обратно. Сделав несколько виражей по квартире, М.Н. вылетела на балкон, но стоящая в эти дни невыносимая жара только усилила ощущение пожара в заднице.

Марианна Николаевна бегала, как молодуха (может в этом и состоял поразительный омолаживающий эффект), подпрыгивала, кружилась на месте и увеличивала амплитуду колебания полов халата.

Собака, некоторое время с сомнением взиравшая на хозяйку, тоже включилась в игру. Теперь они носились по квартире вместе, повизгивая от переполняющих чувств. Пёс от счастья громко лаял.

Муж, всё так же, не выпуская из рук газеты, покосился на телефон, соображая, нужно ли вызвать скорую. Но телефон находился на приличном расстоянии от него, вставать не хотелось, и его хватило только на глупейший вопрос: «Мара, тебе что нездоровится? » Но Марочка проигнорировала вопрос и с возрастающим ускорением продолжала нарезать круги.

Соседи уже стучали по батарее.

Муж раздумывал: то ли пойти обматерить соседей, то ли увести собаку погулять, то ли позвонить Марочкиной сестре. Ну не вызывать же, в самом деле, бригаду из психушки? Возраст есть возраст. Он чувствовал себя пожилым, сытым и ленивым.

А Марианна Николаевна всё бегала и, наверное, в этот момент не успевала поразмыслить о том, что молодость – это, как любовь, однажды уходит и навсегда…

 

Третий этаж. Вторая справа – квартира «Санька»…

 

«Санёк» – человек самодостаточный, даже самоизбыточный. Любитель прихвастнуть. Жена – «Мисс», тачка классная, дачка получше многих, а заработать две-три тысячи долларов за сделку ему, как… И вообще, все «пацаны» перед ним.

На дачке у «Санька» соседи не бывали (может, зона закрытая), но прознали: типовой щитовой домик покупал и кирпичик завозил. А какой там «дворец» получился в итоге, знает только сам хозяин.

Машина – пожилая «шестёрка», постукивала и почихивала. Про первую красавицу поговаривали… Но «Санёк» обозначил чётко: «Все – козлы, жена – святая».

В финансовых вопросах «Санёк» мыслил масштабно, ценил себя высоко и «за гроши продаваться» не хотел. Но, как-то никто не спешил купить «Санька» за хорошие деньги, и «Санёк» жил в вечном поиске.

Если дом «раскачивал» громкий шансон, соседи понимали – Санёк отдыхает. Мощные динамики вынуждали «наслаждаться» надрывом о тюремной «романтике», маме, Жигане-лимоне, который «мальчишка симпатичный», бурной юности, поздних раскаяниях и неустроенности жизни. Интеллигентные просьбы «сделать потише» «Санёк» игнорировал, мол, имею право отдохнуть после работы, и ущемлённые в своём Конституционном праве на отдых, соседи удалялись. Никакого отношения к «блатной» жизни «Санёк» не имел, просто очень любил такие песни и себя.

Квартира осталась «Саньку»…

Он по-прежнему слушал «блатняк», и обходил соседей, чтобы поговорить о том, о сём. О том, что жена – «стерва» (но лучше нет), её новый муж – сволочь и разорился, за долги его преследует мафия, и о сём, что жена ещё приползет, и будет целовать ему ноги. Глядя на поседевшего, почти спившегося «Санька» в это верилось слабо.

Левитановский голос «Санька» резонировал о свежеокрашенные веселенькой, цвета листьев салата, краской стены подъезда. «Да, я…, да, мне заработать две-три тысячи долларов раз плюнуть».

 

У «студентки» слегка сбилось дыхание. Иду медленнее, наступаю на каждую ступеньку. В нашем не очень благополучном подъезде каждый второй житель – алкоголик, а каждая третья жительница – его жена.

Четвёртый этаж мой. Образцовый. Две вдовы, две старые девы, три пенсионерки и один пенсионер, две молодые пары и четверо детей на всех.

Последний пятый этаж, как «101 километр»… К примеру, Лёха…

 

Возраст «Лёхи» «на вид» не определялся. Ему можно было дать и сорок, и семьдесят, никто бы не удивился. Пропитый, прокуренный, побитый жизнью, потерявший всё: семью, работу, уважение, «Лёха» сохранил добрую душу и всегда находился в отличном расположении духа. Глядя на одетое в обноски и беззубо улыбающееся человекообразное существо, не верилось, что когда-то он окончил университет, получил престижную профессию юриста, имел симпатичную жену и набор материальных благ, значительно превышающий прожиточный минимум трудоспособного населения.

Своими руками «Лёха» построил приличную дачу, а, спустя лет десять её тушили всем кооперативом, вызывали пожарных, но пока пожарные прорывались сквозь земляные валы и шлагбаумы землепользователей и землевладельцев, дача сгорела дотла.

Все ожидали, что «Лёха» очень расстроится (такая трагедия!), но он куда-то сбегал, и вернулся с бутылкой водки. Потом вместе с сочувствующими выпил. Поднял вверх правую руку, резко опустил со словами: «Ну, и….. с ней!».

«Лёха» не принадлежал к категории людей, для которых потеря имущества воспринимается, как личная катастрофа. «Вещивизмом» не страдал. А может, он и прав?

«Лёха» никому не завидовал, не крал, не подсиживал других на работе, не спал с чужими женами, не совращал малолетних, не обижал животных. Его называли «пропащим», но никогда не называли плохим человеком. Уважали за «золотые» руки, а дворовые дети и молодёжь «Лёху» любили.

Соседи обсуждали между собой, что, как личность, «Лёха» не состоялся. Да, только дачу он отстроил себе заново, своими же руками. Соорудил беседку во дворе, стол мужикам и лавочки для сплетен. Ходил, и , по-прежнему, улыбался людям. И что бы там ни было, вспоминать добрым словом будут.

А смысл «Лёхиной» жизни в простых словах : «Нормальный был мужик»…

 

Ухожу в свою жизнь…

В следующий раз поговорю с соседками подольше. Может быть, даже зайду к кому-нибудь просто так. Как раньше…