7.

 

Под крышей.

 

С утра погода не заладилось. Горы - здесь часто так бывает. В доме еще спали. Во дворе послышался шум. Это тетушка Барият, сестра Илдара, как всегда, хлопотала по хозяйству. Никот был уже на ногах. Не здоровилось. Травмы, перепады давления, высокогорье. Никот, по привычке, поискал туалет, но вспомнив что не дома, выбрал укромный уголок, выкопал ямку, и, напрягся, кряхтя, в слух произнес, - что-то не нравятся мне мои почки, левая - особенно. Здорово, однако, это меня. За дверью зашуршало, - тараканьи лапки, - пошутил кот. – Может это овцы, вернулись? На дворе, кажется льет дождь, а они взяли и вернулись. Прислушался. Тихо.Никого. Никот лихорадочно работал лапой, зарывая ямку. Его взгляд перепрыгивал с ямки на дверь, - точно, там кто-то стоит. И точно, щель между нижним краем двери и землей вдруг исчезла. А уже в следующую секунду, собачья, косматая голова, с неопрятными черно – серыми, слипшимися космами, большими висящими ушами, черным носом и такими же черными глазами, появилась в дверном проеме. Глаза - угольки смотрели немигая на кота. Голова издала звук, - Був, ув, - подумала и, не торопясь, затащила короткое косматое тело внутрь. Кот замер, - собака, сердце остановилось. Попал. Шок прошел не сразу. Никот, не сводя взгляда с противника отступал к малюсенькому окошку, расположенному под потолком. Оно было открыто. Еще через какоето время он смог размышлять, - наверно об этой собаке мне говорил Тот. Мол, собака эта не страшная, бояться нечего. Животные смотрели друг на друга, не трогаясь с мест. Пауза затягивалась. Прервалась она неожиданно. Раздался зычный голос тетушки Барият, - Боря, Боря, ты где, непослушный песик, мама приготовила тебе вкусный завтрак, иди ко мне быстрей.

Голова, ожила, шевельнула ушами. Тело пришло в движение. Переминаясь, с ноги на ногу собака Боря, развернулась и пошла обратно, – був, ув, - сказала собака напоследок.

Подождав еще немножко, Никот, вышел на воздух. Небо набрякло, дождь, ни теплый, ни холодный шел медленно. Появились тонкие струйки, стекавшие с крыши. Струйки проделывали в земле малюсенькие воронки , которые тут же заполнялись дождевой водой, которая собиралась в ручейки, уже начавшие свой путь по двору. Пристроившись под навесом, у самой крыши, кот стал внимательно разглядывать окрестности.

Селение Урцаки живописно разместилось на двух холмах, разделенных

неглубоким ущельем. Внизу угадывался шумный горный ручей, перетаскивающий обтесанные камни с места на место. Улица, на которой стоял дом Илдара, на первый взгляд, не имела ни начала, ни конца. Верно, она выросла из самого ущелье и уходила влево и вверх, но куда именно, Никот не мог разглядеть. Дома в два, три, реже четыре яруса располагались подобно курам на насесте, один над другим, обнесенные невысокими заборами, даже не заборами, а так, каменными грядами, выложенными незамысловато, неказисто. Небольшие черные окна, с редкими занавесками смотрели на белый свет грозно, сурово. Это были даже не окна, а бойницы, наверняка не раз смотревшие смерти в лицо, не отводя гордого взгляда. Переулки, мощенные камнями, стремились, одни - резко вверх, другие – вниз. Терялись среди каменистого пейзажа, сразу, как только начинали свой бег. Если смотреть с горы, вниз на село, то можно увидеть только крыши, выросшие прямо из скал. По - разному жили люди в селе – кто богаче, а кто беднее, но горы уравнивали всех. Камни, камни, камни, и редкая зелень, неброская, робкая. Во дворах – хозяйская утварь; чаны, кастрюли, кувшины, деревяшки, ковры, поделки.

Никот, поежился, - бр-р. Моргнул, посмотрел на небо. Где – то на Востоке, далеко, над морем, небеса светлели. – К затяжному дождю, - подумал Никот, - Как бы не простудиться. Он переложил хвост на другую сторону. Прислушался. Звякнула щеколда. Дом просыпался.

Надо сказать, что хозяйство у Илдара было не маленькое, но и не большое; три коровы, два теленка, двадцать пять овец, семь баранов, куча ягнят, тьма кур, уток, индеек, бегали даже цесарки. Имелась лошадь, со стригунком, но Илдар отдавал ее родне, в соседнем ауле на лето – ему, вроде и не к чему, а им - помощь. В гараже стоял «Жигуленок», шестерка, бежевая, в хорошем состоянии. Дом был добротный, в три этажа. На первом – хозяйственные постройки, на втором – комната для гостей, спальни стариков и женщин. В Лезгинии не принято украшать фасады домов. Однако дом Илдара был приятным исключением из правила. Не смотря на всю строгость строения, Илдар позволил себе каменную резьбу по фризу и прекрасную мраморную розетку, выполненную по персидским мотивам. На третьем этаже жил сам хозяин. Здесь разместилась его знаменитая библиотека с множеством редких и дорогих книг, две спальни, и небольшой цех с инструментами и станками, в котором и создавал свои замечательные драгоценные тарелки и кувшины мастер – Илдар Алиевич Хаджи-Алиев. В Лондоне, Париже, Мадриде, Риме, Москве в музеях и частных коллекциях можно было найти его работы. А что в районе, так в каждом доме – без его посуды за торжественный стол не садились. Все было бы хорошо, да вот в семейной жизни не повезло Илдару. Жил он бобылем. Давняя эта история. Почти тридцать лет назад, приехала к ним в район новая заведующая поликлиникой, врач, красивая девушка, Вероника. Это сейчас может показаться странным, а в то, Советское время, такой шаг был вполне нормальным. Русская девушка в дагестанском селе, ничего в этом удивительного не было. Илдар, в ту пору, был заметным человеком в районе. Молодой, красивый, статный, свободный, золотые руки. Уважали, любили, и не только как хорошего руководителя и художника, но и как настоящего джигита. Тогда только горным ручьям было известно, сколько в них воды от снежных кавказских шапок, а сколько, от девичьих слез. Словом, сходили по нему девушки и женщины с ума. Но сердце Илдара до той поры никому не принадлежало. Сватов засылали, чуть ли не каждую неделю. Такие партии были, у –ух. Но не было среди девушек той, которая смогла бы заставить биться его сердце чаще. И надо же такому случиться повстречал на своем пути Илдар Веронику, и взыграла молодецкая кровь. Вероника долго упорствовала, но уступила горячей любви Илдара. Словом, решили они пожениться. Но надо знать Дагестан – обычаи, нравы, заветы. Конечно, в то, советское время можно было махнуть на все рукой. Мол, пережитки все это, предрассудки, невежество. Только как сказать. Родня – в штыки. Женишься на инородке, инородцем станешь. Мало у нас красивых, умных, достойных девушек? Выбирай любую. Словом, так, сделаешь по-своему – проклянем. Смотри, Илдар, как бы тебе потом локти не кусать. Не послушал Илдар – сердцу, мол, не прикажешь, женился на Вере. Расписались в Махачкале, там и свадьбу, в тайне, сыграли, приехали в аул, объявили об этом родным и друзьям. Ох, и скандал был. Мать Илдара, чуть волосы на голове у Веры не вырвала. Еле оттащили. Уехали в Махачкалу, пожили у друзей. Через время узнали – прокляли их родственники. Переживали. Тогда, в один день Илдар с Вероникой собрали пожитки и уехали из аула в Грозный, думали, навсегда. Понемногу прижились на новом месте. Наладилось с работой, появились друзья. Молодыми были, ничего не боялись. Но время шло. Сперва, родилась Гуржанат, потом - Амина. Жили, трудились. Получили трехкомнатную квартиру. Илдар работал художником по металлу, преподавал в училище. Вероника выдвинулась в большие начальники, важным человеком в Чечено-Ингушетии стала, первым заместителем главного санитарного врача республики. Дома бывала не часто, все по командировкам. Времени на семью почти не оставалось. Их отношения с Верой стали меняться. Нет, не то, чтобы они стали хуже относиться друг к другу, нет, просто нашлись в жизни вещи, которые стали нужнее, чем отношения в семье. Что любовь? вещь иррациональная. Все чаще и чаще стал вспоминать Илдар родной аул, вольготную жизнь, горы, свободных и добрых односельчан. Заскучал. Нелюдимый стал. Никому ничего не говорил, переживал молча. Казалось бы, чего переживать, жили не хуже людей. Девчонки, вон какие красавицы, подросли. Старшая – совсем невеста, учится в педагогическом институте. Амина - Оксанка, отца любила без памяти. Дружили – не разлей вода. Всюду вместе. Характер у Оксаны вырисовывался бедовый, но в то же время легкий, веселый. Щебетунья была, что тебе синичка. Однажды, не выдержал Илдар взял с собою Амину, вопреки возражениям жены, и отправился в гости к родне. Приехал, обрадовались. Вроде, простили. Зато с тех пор Амина каждое лето гостила у родни в горах. Но пришло время, повзрослела Амина, Заневестилась. Стала студенткой. И тут грянула чеченская война. За ней вторая. Все пошло прахом. Вспоминать не хочется. Раскидала война людей. Не обошла и его – Илдара семью. Гуржанат воевала но стороне федерации , была ранена, отправлена в Москву, в госпиталь им. Бурденко. Вероника с Аминой уехала на родину, в Тамбов, а Илдар, пожив еще какое-то время в разрушенном Грозном, вернулся в аул. Приняли. С тех пор стал жить сам. Выстроил дом, завел хозяйство. Скучать некогда. Овдовели сестры, дети их разбрелись по городам и весям. Теперь жили большой семьей; он, старики, сестры, животные. Всем хватило места под гостеприимной крышей дома Илдара. Однако же, длинными, зимними вечерами сидя перед очагом с книгой на коленях, закрыв глаза, он снова и снова представлял себе лица жены, дочерей и щемило сердце, накатывались слезы тоски и бессилия. Ничего не вернешь. Сделать ничего нельзя! Девочки звонили не часто. Слали телеграммы. Жили они вместе с матерью в самой Москве. Заработали квартиры. Молодцы. А тем временем, старел Илдар. И было теперь у него две радости, два крыла – ремесло и вера. Ремесло – серебро, вера – золото. Научился читать и писать на Фарси. Слыл мудрецом среди сельчан, знатоком сир, - исторических повествований. Теперь называл Илдар аул Кубачи, как и акушинцы Арбучи, а не как кубачинцы – Учбуг. Дважды побывал в Мекке. На видном месте в его библиотеке находились старинные фолианты; двухтомный тафеир «Джалалайн», «Джалаладуин» ан-Махали и «Сорок хадисов» Мухаддина ан–Навави. Странное дело, читая повествования о далеком прошлом, представляя себя то странником – купцом, то богатым горожанином, то дервишем, то простым пастухом. События, происходившие в эти времена были яркими, развивались стремительно. Это потребовало от Илдара полного перевоплощения. Он вживался в образ так, что стало казаться - ему снятся их тогдашние сны, отчего, просыпаясь он не сразу мог разобрать, где он и кто он . Теперь перед ним открылся целый мир новых мыслей и впечатлений. Он мог мудрствовать, не боясь показаться невеждой истинным мудрецам, напротив, они с великим уважением слушали его и внимали речам. Он, в равной степени одинаково мог рассуждать с торговцами о качестве египетского зерна, с возничими Багдада об особенностях фракийских повозок, с резчиками из халифата о каменных узорах на минаретах Самарканда, с мастерами из Магриба об необычайных свойствах индийского булата. Подойдя к его комнате можно было, сквозь скрежет и визг металла услышать незнакомую гортанную речь. Но когда, не на шутку обеспокоенные состоянием его души, домочадцы, спрашивали, - Илдар, дорогой, с кем и о чем ты так жарко спорил только что в мастерской? Мы не смогли разобрать ни слова. - Он укоризненно покачивал головой, улыбался, - Что, опять старые ведьмы, подслушивали? Не помню. Все чаще и чаще посещали его голову мысли о внуке. Но дочки далеко, где-то там, в чужой Москве, а здесь? Он отвлекался на звон металла. Ругнулся на узор, тер зазубрины пальцем. А может? Илдар смотрел в окно. Над аулом бушевала гроза. Молнии, то и дело пронизывали пространство, тысячами вспышек блистая на сером низком небе. Да, гроза. Никот, забравшись повыше, нашел лаз под навесом, и разместившись там, в теплой и сухой нише над кухней, с удовольствием наблюдал за происходящим.

 

8.

 

Выходи!

 

Утро в сельском доме всегда начинается одинаково; подоить, приготовить, накормить, убрать. Дождь, хлестал по навесу. Достаточно было взглянуть на небеса, цепляющиеся за горные гребни серым пологом, что бы вздохнув сказать – до полудня погоды и не жди. По размокшей глинистой дороге, уложенной неровным булыжником, вдоль улицы, бренча самодельными колокольцами, привычно переваливалось из стороны в сторону стадо коров. Хозяйки, набросив на себя, кто платы, кто старые халаты поверх головы, укрываясь от прохладных дождевых струй, провожали своих буренок, пеструшек и звездочек до ворот, напоследок, любовно хлопая любимиц по крупу, - бр-рь, пошла, бр-рь. Пастух, в армейской плащ-палатке и в стоптанных на одну сторону, офицерских сапогах, в линялой полевой фуражке без кокарды и ментика нехотя помахивал кнутом, изредка производя щелчок сыромятным наконечником. Под его ногами крутилось несколько мокрых собак, всегда голодных. Они забегали вперед, пристально всматривались в глаза пастуха, но убедившись, что сейчас ничего не перепадет, набрасывались с лаем на зазевавшихся коров, стараясь укусить их за ноги. Те привычно отбрыкивались, семенили, лениво мычали. Стадо двигалось дальше. Над аулом струились белесые дымы.

В доме Илдара завтракали позже обычного, – пусть девочки поспят с дороги, намаялись, - сегодня Илдар был в особом, приподнятом настроении, спускался по лестнице, стараясь не скрипеть ступенями, ставя ноги поближе к стене.

На кухне сладко попахивало пловом, бараньим мясом, разогретом на огромной черной сковороде. – Базилика, или душица, тхмели-сунели? – задавался вопросом Никот, сглатывая слюну, не в силах терпеть пытку голодом. Три женщин орудовали на кухне - бабушка Байзат, тетушка Барият и тетушка Зайнаб, ее двоюродная сестра, молодая даргинка, со смеющимися черными глазами, смугловатой кожей лица и угловатыми плечами. Она, быстрыми движениями, ставила на стол тарелки и миски, с едой, то и дело посматривая на кота, который не сводил с нее глаз. Никот облизнулся, - очень хотелось есть. Он постарался состроить на лице гримасу жалости. Вроде получилось. Зайнаб, сделав круг по кухне, улучила момент и бросила кусочек жаренного мяса в нишу, попав коту по уху, и в туже секунду услышала, - я все вижу, - это был голос бабушки Байзат, - я все вижу, этого плута не кормить надо, а скормить самого злым собакам. Зайнаб хихикнула. Никот, ухвативши кусок зубами, отполз поглубже в убежище, однако чуть не подавился, услышав последние слова бабушки Байзат, - ну и шуточки у старухи. Лукаво улыбнувшись женщина смягчила тон, – ладно, доченька, отнеси ему поесть, на, вот, я тут ему приготовила не жирное, он же кот, а не тигр, еще подавится. У Никота отлегло от сердца, - добрая старушка, живем!

За столом собрались домочадцы. Жанна и Оксана выглядели свежими, отдохнувшими. Распологались кто где хотел (только Илдар сидел во главе стола, в своем кресле, выточенном умелой его рукой из упавшей в ручей груши). Древесина потемнела и была почти черной, на ножках, подлокотниках виднелись тонкие паутинки трещин. Однако вещь была прочная, надежная. Женщины с нескрываемым любопытством рассматривали сестер. Те вышли к столу в джинсах, светлых шерстяных кофточках, из украшений на них были только золотые цепочки. Головы были непокрыты Легкий грим только подчеркивал красоты их улыбающихся лиц. Неожиданно, Илдар встал из-за стола, улыбнулся дочерям и не говоря ни слова вышел из-за стола. Девушки переглянулись. Бабушка Байзат, положила руку на ладонь Жанны, заговорчески подмигнула, мол подожди, подожди, сейчас все поймешь. Пока Илдар отсутствовал, она глазами указала на черту, нанесенную белой краской - видишь, доченька на стене метка, - ну, вижу, - это, кибла, направление на святую Мекку. В каждой комнате теперь. Намаз, пять раз в день. Затем, словно разговаривая самое с собой добавила, - вам надо было платки, что ли надеть на головы. У нас так не принято к столу выходить. Такой нынче порядок. Вот так и живем. Помолчав, ласково добавила. Да вы кушайте, не обращайте на него внимания.

Никот, наевшись досыта, высунул из укрытия голову и положил ее на передние лапы, сладко морщился, подремывая. Бабушка Байзат кивнула в сторону кота

, - как звать будете, будь он неладен, - Оксана и Зайнаб прыснули смешком, - не знаем, бабушка, но то, что это кот, так это точно. Давайте мы его будем звать просто, - Кот. – Мне все равно, делайте что хотите, только бы здесь не гадил. – Да что ты, бабуля, - он чистенький. Никот мыл лапы второй раз за утро.

Как там, в Москве, доченьки? Небось страшно. Недавно наш начальник милиции оттуда вернулся, ругался, на чем свет стоит, говорит, не успел с поезда сойти, как тут же, - ваши документы, почему без регистрации? С вокзала час не мог выйти. Совсем совести у людей нет, как только у человека на лице видят черные усы и нос горбатый – сразу террорист? Он им говорит, я милиционер, вот документы, приехал в командировку, вот командировочное удостоверение, а ему в ответ, там у Вас у каждого такое удостоверение, сколько заплатил? Они думают, на Кавказе одни миллионеры, да! Если бы не товарищи по работе, наверно всю неделю бы и просидел в обезьяннике. Гуржанат и Амина молча улыбались, переглядывались. Бабушка, а у нас думаете, по-другому было? Хорошо сейчас машина, затемненные окна, а так? Сколько раз Жанну забирали. Нас уже знали, наверное, во всех отделениях милиции. Ничего. Теперь – мы свои. Как там моя внученька, а Гуржанат? Сколько ей сейчас? Уже шесть лет. Вах, вах, как время летит. А ведь ее ни разу не видела, только на фотографиях. Доведется ли? А я к Вам в Москву приеду, не прогоните? Гуржанат и Амина обняли с двух сторон добрую женщину и расцеловали ее.

Вернулся к столу Илдар. – Что, наседки, совсем девочек моих своими вопросами замучили? Он сел на место. – Добрый сегодня день и дождь к месту. Я хоть нагляжусь на Вас. Он посмотрел на дочерей, обвел глазами женщин и наполнил стакан вином. Затем встал, вышел из-за стола и, подойдя к стоящему у стены шкафу, достал увесистый сверток. Внутри что-то позванивало. – Вот что я хочу вам сказать, родные мои? Прежде чем произнести слова, он посмотрел на мать (отец, старый Али уже не спускался к столу, ел в своей комнате)). Бабушка Байзат качнула в знак согласия головой, - эти драгоценные вещи, - Илдар стал разворачивать сверток и чуть не разлил вино, - получилось так, - он замялся и снова посмотрел на мать, - вздохнул, - словом, я хочу подарить тебе Гуржанат и тебе Амина эти драгоценные поясы, они изготовлены из тонкой ослиной кожи, серебра и золота. Ни одна из монет и бляшек не повторяет рисунок и арнамент. Вот. А теперь, прошу всех налить. Не смотря на ранний час, прошу выпить за моих дочерей, потому, что они этого достойны. Пока Илдар говорил, в доме стояла тишина. Кот, притаившись в своем убежище, старался не дышать. Казалось, даже дождь, услышав слова Илдара, на секунду затих. Женщины прослезились. Первой прервала тишину Зайнаб, - дядя Илдар, это настоящий Камар?

Я еще никогда в жизни ничего подобного не видела . Оксаночка, дай посмотреть. – В следующую секунду произошло неожиданное. Никот, услышав сквозь сон слово комар,

припомнив события последних дней, с неистовой силой стал махать лапой, отгоняя невидимую тварь. Этот необдуманный его поступок не остался незамеченным. Илдар бросил взгляд в сторону ниши. Его глаза округлились, брови нахмурились. Это еще что там такое? Барият, чей это кот? Как он здесь оказался и почему на кухне? Та сделала вид, что ничего не понимает, развела руками. В этот момент раздался громкий и твердый голос Амины, - папа, не волнуйся, это мой кот. Мы решили его взять с собой, тут просторно, горы, тут ему будет хорошо. Она тихо добавила, - папочка, он ни в чем не виноват, он очень хороший. Правда. Илдар, вздохнул, поиграл желвоками, взглянул на кота, на Амину и улыбнулся, - ах, шайтан, узнаю свою младшенькую, характер. Гм. Ну, раз ты не в чем не виноват, зачем сидишь в норе. Выходи, бродяга, раз ты наш, будь с нами вместе. Никот, словно ждал приглашения Илдара, выпрямил спину и крякнув, мягко спрыгнул на каменный пол. Девушка подошла к отцу и поцеловала его в колючую щеку. – Потом доченька расскажешь, где в Москве можно достать такое редкое животное, - усмехнулся Илдар, проведя по щетинистой щеке тыльной стороной ладони. За стол только не пускай его, тот еще плут.

Никот терся о ноги Амины, заглядывая в ее глаза.

Однако за этим происшествием все на секунду забыли о подарке. Это не касалось веселой Зайнаб. Она стояла посреди кухни, под шумок, примеряя украшение на себя. Женщина вертелась из стороны в сторону, улыбалась. Правда, это золото? Да тут, чуть ли не килограмм будет. Настоящий, драгоценный Камар (даг.). Девочки, боже, какая красота. Первой опомнилась бабушка Байзат, - а ну снимай, вертихвостка, пусть тебе твой Махад сделает такой, тогда и хвастай. Зайнаб, недовольная сняла вещь. Да, жди от него, он только и знает, что горшки лепит, да и те дырявые. Дал же аллах женишка. Но она не долго печалилась и уже бойко помогала Амине надеть драгоценное украшение. В доме воцарилась тишина. Никто не смел ее нарушить. Все залюбовались красотой девушки, которой наряд пришелся настолько в пору и так замечательно подчеркивал ее молодость и изящество, что никому не хотелось нарушать этой счастливой тишины. Амина же подняв руки над головой и пройдясь в безмолвном танце, поглядывала лукаво на зрителей, давая им возможность насладиться видением сполна. Илдар был счастлив и горд в эту минуту. Славные у него дети.

Амина, тем временем, остановилась в танце, стыдливо кокетничая, сняла пояс и уложила украшение рядом с собой. Концы пояса свисали по обе стороны скамьи.

Пока все обсуждали увиденное, Никот забрался под скамью, дотронулся лапой до пояса, стал тереться щеками об металлические украшения, которые, ударяясь друг о дружку издавали тонкий звук, напоминающий старинную мелодию.

Камар, - говорил он сам себе, - это ж надо так назвать вещь? Комар и камар, разница всего в одну букву, а ты посмотри, этож надо? - Никот не нашелся что сказать, - Чудеса.

Завтрак вскоре закончился. Илдар, выждал паузу и вставая из-за стола со значением произнес, - спасибо за хлеб и соль, слава Аллаху. Дети, если вы никуда не спешите, а я надеюсь, что Вы никуда не спешите, то хочу с вами потолковать о важном деле, - сделав паузу, добавил, - для меня, это очень важно, так я полагаю. Знаю, Вам хочется встретиться с подругами, потрещать о том, о сем, но не обижайте Вашего старого отца, он так редко с Вами видится. Хорошо? Девушки, пожав плечами и улыбаясь, с радостью согласились, – Вот и славно, жду Вас у себя в библиотеки.

Илдар стал подниматься по лестнице, и чуть было не наступил на прыгающего вверх по ступенькам кота, - а ты куда, вайнах*? А ну - ка, марш на улицу, вон лучше погоняйся за индюшками, а то зажирели без острастки. Он улыбнулся, перебирая бирюзовыми четками. Слава Аллаху!

 

вайнах*? - чеченец

 

9

 

Уговор

 

Уважаемый читатель уже знает, аул Урцаки – большой Аул. Над ним возвышаются горы,

Но он и сам гора. На его противоположном склоне столько же дворов, сколько и на том, на котором расположен дом мастера Илдара. Надо пройти десять улиц, пересечь десять улиц, подняться на гору и спуститься с горы, чтобы попасть в дом уважаемого Гамзита Валилова. Это самый большой дом в ауле. В незапамятное время, когда вся власть принадлежала народу и партии, у рядового техника колхоза был обычный дом, не больше и не меньше чем остальные, а замечательным зданием в ауле была средняя школа. Времена изменились, теперь в ауле нет средней школы, ее разобрали, осталась только начальная школа, которая располагается в бывшем детском садике, а почти все дети учатся в кубачинской школе – интернате, а дом Гамзита – самый большой в ауле.

Случилось это еще в прошлом году, весной. Жаркое апрельское солнце, растопив снега, открыло все горные дороги и тропки, заставив жителей аула вспомнить о том, что приближается замечательный праздник курбан-байрам и наступает время священного хаджа в долину Мина. Пришло время даров, а значит самая, что ни на есть работа для мастеров аула. На недостаток заказчиков грех было жаловаться, в это время поступали самые дорогие заказы из самых далеких краев.

У мастера Илдара в его цехе свет горел и днем, и ночью. Работал он сам с учениками и помощниками. Отдыхали урывками, по - несколько часов. В этот год, как ни в какой другой набралось много заказов на посуду из серебра и золота и ритуальные золотые украшения. Заказы были срочные, и не выполнить их было нельзя – дело чести. У Илдара заканчивалось сырье. Кинулся он к одному, к другому – нет материала. Жди. Узнал он у своих коллег по цеху, что мол, у Валилова всегда можно купить, но цена у него самая высокая. Делать нечего. Вот и отправился Илдар к Гамзиту Вавилову, старому своему приятелю, с которым не виделся много лет. Разошлись их жизненные пути-дорожки. Слухи ходили, якобы в Чечне Гамзит подвязался к боевикам, занимался снабжением, торговлей оружием, наркотиками. На сегодняшний день Вавилов слыл одним из багатейших людей в Дагестане, даже поговаривли, что близок к кругам самого. Имеет связи в арабском мире, и даже местечко в Эмиратах неплохое на всякий случай выкупил.

Ну да, какое дело Илдара до молвы, у него своя жизнь, а Гамзита – своя.

Дом Гамзита располагался на Запад. Представлял он собою нечто странное, несуразное, но огромное – ни крепость, ни дворец. Первые два его этажа были выполнены по традиции из тесанного разнокалиберного камня, с множеством колонн по фасаду. Над ними громоздились три этажа, вполне в европейском стиле. Если на двух первых этажах окна были небольшие, из сплошных стеклопакетов, то все остальные – двух и трехстворчатыми. Строение венчалось крышей, непривычной для этих мест, крытой металлочерепицей темно-синего цвета. Дом окружал высокий забор из красного кирпича с небольшими башенками на углах. Ворота были металлические, украшены, поверх листов стали, чугунным затейливым орнаментом. Однако опытный глаз Илдара сразу приметил – ковку делали не мастера, так себе – ширпотреб…

Гамзит встретил бывшего товарища сам, с объятиями, радушно. Представил домочадцам, показал дом и хозяйство. Наконец, уединившись в роскошном, отделанном

мрамором и сусальным золотом кабинете они предались неспешному разговору.

Илдар, расположившись в глубоком кожаном кресле, слушал рассказ Гамзита, с тем замечательным выражением лица, которое не на секунду не дает усомниться собеседнику в его искреннем участии в беседе. Он изредка опускал глаза, на четки, как бы давая понять – да, я внимательно слушаю и анализирую все о чем ты говоришь. Мол, и у меня есть что тебе сказать, но видишь, я молчу. Этот тренированный годами прием действовал на собеседника неотразимо. И на это раз, все произошло, так как Илдар и ожидал. Гамзит, словно споткнулся на ровном месте, его рассказ оборвался и он вздохнув, обратился к Илдару, - да что же это я, как говорят гяуры, русские то бишь, соловья баснями кормлю. Угощайся, дорогой Илдар. И я с тобой, а то за делами и пообедать некогда. Он налил в серебряные, инкрустированные золотом рюмки коньяку и произнес полушутя, - за бывших друзей, которые есть и будут…Он хотел продолжить, но осекся, заглянув в глубокие глаза Илдара, - за нас, дорогой мой Илдар. Но Илдар не, пригубив коньку, только поднял рюмку, тут же поставил ее на место. На умело сервированном мраморном столике красовалась знатная закуска. Илдар и к угощению не притронулся. Гамзит заметив это, обиженно протянул, - ну что это такое, нет, так дело не пойдет. В коем веке ты у меня в доме. Сделав паузу Илдар ответил, - ты наверное забыл, мой дорогой друг, что в святой месяц особо надо соблюдать ат-тахар, очищение души и тела. На дворе день, а у мусульманина на столе обильная еда. Он лукаво улыбнулся, - это ли не грех, дорогой Гамзит. – ну что же, ты прав, потупив глаза и потирая ладонь об ладонь заметил Гамзит, - но я не настолько правоверный мусульманин, чтобы так досконально чтить пять столпов ислама. Я не придерживаюсь догматичных премудростей, они попросту мешают мне жить. И потом, я вижу свою миссию в других благодеяниях. Вот скажи мне, друг Илдар, ты слывешь в округе, чуть ли муллою, или нет, как их там называют, теологов, гм, - Гамзит, прищурился, щелкнул пальцами, вопросительно вглядываясь в Илдара, - ты хотел сказать, друг мой, Улама? – истинно так. Ты умный человек, Илдар, говорят у тебя самая богатая библиотека редких книг в Дагестане, такой и в Махачкале не сыскать, и знаешь ты много, а вот работаешь от зари до зари, хотя мог освободить себя от изнурительного труда, ведь и годы уже не те. И не обидно ли тебе, Илдар, что вот к примеру, возьмем меня. И знаю и умею толику малую от твоего, - он огляделся, - все, что ты видишь вокруг, и не видишь и даже не подозреваешь, есть я сам. Это мое продолжение и подтверждение моих сил и возможностей. Пойми, время сейчас такое. Успеешь – ты в порядке. Не успеешь? Беда. Ты посмотри, - он взял в руки рюмку, - разве ты не узнаешь это. Чья это метка. Не может быть, Илдара. Я не спрашиваю, может у тебя есть в доме и такие же, но я сомневаюсь. А знаешь, сколько стоит в Лондоне твоя работа? Не сомневайся, тебе и за год не заработать. А скажи, счастлив ли ты, и что тебе дает твоя слепая вера? Может быть ты объяснишь мне, как бывший коммунист, атеист стал догматом самой консервативной церкви мира? Илдар поднял глаза и пристально посмотрел на Гамзита. Вот коммунизм, атеизм и помогли.

Ты потому на меня Гамзит злишься, что понять меня не можешь. Наверное, тебе этого не стоит и делать? А если хочешь, я постараюсь тебе растолковать. Но если хочешь.

Гамзит, заметно нервничал. Он налил себе коньку и выпил залпом, не закусывая. Валяй.

Илдар медлил, подбирая нужные ему слова. – Гамзит, ты уважаемый человек, сложивший жизнь свою волею Аллаха и собственными руками. Мне нечему тебя учить. Ты многое познал. Знаешь о себе сам все. И не судья я тебе. Но, мне так показалось, тебе не слишком приятно смотреть на жизнь свою с открытыми глазами. Как только ты пытаешься это делать, тебя начинают терзать сомнения. Душа твоя неспокойна и не оправдана, прежде всего самим собой. Я, Гамзит, не догадываюсь, я знаю это наверное. Когда то я сам очутился у пропасти, потеряв все, что любил, на что затратил все свои душевные и физические силы. И ничего поделать с этим уже не мог. Тогда мое собственное Я для самого себя потеряло свою сущность. Так, или примерно так я тогда думал. И тогда я вернулся. Не только в свой родной дом, но и вернулся к себе самому.

Гамзит, я достаточно видел крови слез, горя. И это горе было не только с теми людьми, у которых ничего за душой не было, но не обошло оно и тех, у кого уже тогда были дворцы, богатство, знатность, почет. Я знал этих людей. Казалось, они были незыблемы, как горы Кавказа, но стоило произойти землетрясению, как их вершины рухнули. И что осталось от них. Ничтожные, жалкие люди.

Мой старый друг, эпохи сменяют одна другую. Разрушаются некогда богатые и знатные города и страны. Я не говорю о мелких вещах, бытовых – это и вовсе тлен. А что остается после самого человека? Знание, культура, традиции. Скажи мне, Гамзит. Предположим, не стало нас, повторяю, предположим. Наши дети разъехались кто куда.

Что останется? Пустые дома? Эта груда камней. Все придет в запустение. И не все ли равно потомкам, какой дом был у Гамзита, Илдара, Хамида, Гайдара, Мурада? Все равно никто из потомков уже не станет жить на этом месте. Зачем ехать в глушь, когда существует цивилизация в других местах. Там тоже удобно и сытно? И так будет, если каждый из нас не поймет, что весь мир начинается в себе самом. В самом себе нужно искать истоки своего предназначения. Учиться и учить пониманию собственной души,, как части мироздания, крупицы общего блага, потому, что жизнь наша очень коротка, и ничего не успеваем мы сделать, если не будем черпать справедливые и верные знания у наших предшественников, у тех, кто постиг мудрость и торжество замыслов Аллаха и пророчества миссии Мухаммада .

Вот, собственно что я тебе хотел сказать. Илдар взял в руку рюмку. Хитро прищурился. – А что касается рюмок, можешь поверить, имеются и не хуже. Только без надобности они мне. Детям отдал. Мирское – в наших руках, пока мы живы.

Гамзит вздохнул. – Что тут скажешь? Как ты говоришь, так оно и наверное. Только вот о доме ты Илдар зря. У меня сын, продолжатель дела моего. Надежда и опора на будущее.

Будет жить там, где ему захочется, а нет… вольному воля. Я ведь все ему оставлю. Он налил себе еще коньяку, но не в рюмку, а в хрустальный стакан. – Посмотрел из-под лобья, поиграл желваками, - за тебя, святой человек. Выпил залпом.

Не иронизируй, - не зло парировал Илдар. Помолчали. Гамзит взял в руку серебряный колокольчик, лежащий на столе и позвонил. Дверь открылась и вошла прислуга, девочка лет пятнадцати, угловатая, с черными как смоль глазами. Марина, убери. Оставь только коньяк и яблоки. Девочка хотела поставить графин и стакан на письменный стол, но Гамзит жестом указал на пол, возле ножки кресла. – Иди, умница. Когда девушка вышла, он не без гордости отметил, - соседская младшая дочь. Вот, помогает по дому, не болтается, работает, матери подспорье. Поверь, не обижаю.

Разговор не клеился. Первым прервал паузу Гамзит. Давай теперь о деле поговорим Илдар. Ты, я знаю хочешь у меня сырье приобрести? Сколько? Илдар ответил.

- Гм, - потер подбородок Гамзит. Не мало. Заказы хорошие? Илдар кивнул головой.

- Но ты наверняка знаешь, цена у меня выше, чем у всех. И я не уступаю. Гамзит поднял с пола графин с коньяком, налил в стакан. Прости, но это мой принцип. Он медленно потянул коньяк, затем стал рассматривать жидкость на свет. – Грузинский, лучше не бывает. Какой аромат. – Ты много пьешь, Гамзит, раньше за тобой этого не замечалось, - заметил Илдар, - раньше за мной много чего не замечалось. Ну, так вот, Илдар. У меня есть к тебе предложение. Оно не простое. Но в результате может быть такой расклад, что сырье тебе вообще обойдется даром. Как ты на это смотришь? Я на это никак не смотрю. Говори толком, Гамзит.

Скажу тебе так, дорогой мой гость, не с того мы начали нашу беседу, а хочу, чтобы тем кончили. НЕ удивляйся и со вниманием выслушай. Речь пойдет о Мансуре. Ты же знаешь, Илдар, парень мой подрос, стал джигитом, мужчиной, правая рука во всех моих делах. Правда еще юн и кое в чем несмышлен, но разве мы не были глупыми юнцами, а вот смотри, сидим с тобой и толкуем о вещах, о которых в молодые годы даже не помышляли. Вышло так, что месяц тому назад был он на одной вечеринке у друзей и одна из девушек вдруг похвасталась, что ее подруга, которая живет сейчас в Москве прислала ей по Интернету свои фото и даже маленькое видео. Конечно, всех это заинтересовало и когда дети посмотрели в компьютере присланное, то узнали в этой красавице твою Амину. Мансур с тех пор ни есть ни спать не может. Ни одна девушка, даже в Махачкале его теперь не интересует. Словом, влюбился мой Мансур. Все уши мне и матери прожужял – хочу чтобы Амина стала моей женой.

Илдар молча слушал, перебирая четками, вздыхал.

Гамзит после паузы продолжил. Ну вот Илдар, собственно и все. Бабы судачили, что летом в гости дочерей ждешь. Давай сосватаем детей и делу конец.

Илдар поднял глаза, долго смотрел на Гамзита. – Понял я, дорогой друг, что ты мне предлагаешь сделку. За дочь – золото?

- Нет, Илдар, ты ошибаешься, за дочь я хочу отдать тебе сына, а за сына отдать тебе золото. Понимаешь? – Понимаю.

Но до лета еще дожить надо, Гамзит. – Доживем, - он отпил из стакана.

Да, неожиданный поворот нашего разговора. Неожиданный. Что я могу тебе сказать? С одной стороны к замужеству Амины, так или иначе, готовится надо. Но захочет ли она вот так, с бухты-барахты выйти замуж за Мансура. Понравятся ли они один другому? Признаюсь тебе Гамзит, я подумывал о том, чтобы Амина была ближе ко мне. Но неволить ее я не хочу, да и живет она в Москве. Человек она свободный, независимый. В деньгах не нуждается, друзей выбирает сама. Ее свобода очень дорого стоит, Гамзит.

- Дорогой мой Илдар, нет ничего на свете такого, что не имело бы своей цены. Я почему с тобой этот разговор затеял загодя, потому что считаю тебя человеком истинно верящим в наши традиции и корни. Я сейчас не говорю о магьаре*, я говорю о наших горных обычаях. Я не хочу обидеть ни тебя, ни твою любимицу. Но как сделать то, о чем я тебя прошу по–другому, я не знаю. И потом, дочь во всем должна слушаться своего отца?

Илдар вздохнул, - я хочу чтобы дочь моя была счастлива, и конечно я очень хочу, чтобы счастлива она была здесь, рядом со мной.

- Я уважаю твои чувства, Илдар, и поверь мне, все сделаю, чтобы наши дети были счастливы по-настоящему. Перед ними весь мир, они могут жить где угодно в Москве, в Лондоне, в Париже, в Эмиратах, но родовое гнездо должно быть здесь. Сегодня я услышал в твоих словах свои чаяния и надежды. Наши внуки и правнуки должны знать родину и свято ее беречь.

Теперь о золоте. Давай сделаем так. Ты сегодня получишь все, что тебе необходимо. Но денег я с тебя не возьму.

Илдар хотел возразить, но Гамзит остановил его красноречивым жестом, - повторяю, денег не возьму. Приедет дочь, будешь с нею говорить. Получится – я твой должник. Назначай долг. Не получится – заплатишь за сырье по сегодняшней цене за унцию. Гамзит взял калькулятор, подсчитав сумму, показал ее Илдару. – Ну что, согласен? Мужчины пожали друг другу руки.

Так неожиданно для Илдара закончилась та памятная встреча.

магьар* - шариатский брак