(отрывки из повести)

 

 

Мне пять лет. Мы живём в большом селе с красивым названием Долгоруково. Жизнь у меня спокойная и размеренная. Я – послушная воспитанная девочка. И только когда из-за болезни я остаюсь дома одна – даю волю своим главным мечтам. Их у меня две: разыгрывать спектакли и танцевать. В обычной жизни я такая же тихая и невыразительная, как и наступившая в тот год весна. Эта весна ещё бледная, зыбкая. Небо, совсем зимнее, затянуто вылинявшими тучами. Под ногами грязь и лужи. Мы с мамой идём в гости к её подруге. Им нужно поговорить о чём-то важном. И, как только мы приходим, меня отправляют в другую комнату. Детей в этом доме нет, следовательно, игрушек нет тоже. Мне скучно. Я слоняюсь от стены к стене. Шкаф с книгами, стол, диван, окно. Подхожу к окну, но в нём, кроме голых деревьев и пустой дороги, ничего не вижу. Мне скучно.

Я поворачиваюсь лицом к противоположной стене и замираю… Прямо на меня, с фотографии, глядят бездонные, печальные, родные глаза. Не знаю, выглянуло ли в тот момент солнце, но для меня комната вдруг вся осветилась. Я медленно, как зачарованная, подхожу к портрету. Внутри меня бьётся вопрос: «Неужели люди могут быть такими красивыми?».

- Мама, кто это? - громко выдыхаю я.

Приходит мама: «Это поэт Сергей Есенин».

Внутри меня густой волной разлилось тепло – пОэт сЕргей есЕнин.

Я никак не могу выбрать, какое из этих трёх слов мне нравится больше: поэт? Сергей? Есенин?

Решила, что всё-таки – поэт.

И тут мама, словно ледяной водой: «Он ругался матом и бил свою жену Айседору Дункан».

Я молчу. Стою и смотрю на портрет, потом на маму, опять на портрет и тут во мне рождается какая-то сила. Я понимаю, что не хочу ей верить, не буду верить.

 

 

Лет до пятнадцати я не знала ни одной молитвы. Набожной была только моя прабабушка – старообрядка Анна Фёдоровна. Она одна и молилась за всех своих дочерей, внуков и правнуков.

Светлая была, добрая и мудрая.

В нашей же семье о Боге не заговаривали, но я, иногда, молилась своими словами.

Училась я плохо. Дома, под школьным учебником часто лежала художественная книга. Родители недоумевали: «Сидишь за учебниками целыми вечерами, а толку нет». Но что я могла сделать, если математику не принимала моя душа, а этот предмет был главным.

Спасением стали стихи. Ахматовская голубиная кротость, цветаевский упрямый ритм влились и остались в моей душе навсегда. А ещё – та ясность есенинских строк, от которой сжимается сердце.

Помню, идёшь со школы с очередной двойкой по алгебре в дневнике, и шепчешь:

 

 

И сердце успокаивается. И дышится легче. Вспоминаю, что есть другой мир, светлый и радостный.

Наступила весна, а с нею и подготовка к выпускным экзаменам. Помню постоянное ощущение страха: «Вдруг не поставят мне тройки», «Вдруг оставят на второй год!»

Мы с мамой ходим в только что открывшийся собор и ставим свечки за мою учёбу.

В остальное время, безвылазно сижу дома и зубрю билеты. Скучно.

Вечером перечитываю моё любимое, есенинское: «Шёл господь пытать людей в любови…» Оно звучит для меня непобедимым гимном доброты и чистоты человеческой души. А дед, почему-то, представляется мне с глазами врубелевского пана. И пень – сухой, и дубрава. Это сказка, простая и светлая, без которой русскому человеку невозможно жить.

Входит мама.

- Учишь?

- Отдыхаю.

- Тогда прочти – мама протягивает мне маленький листок. На нём, светло-коричневым шрифтом, напечатана молитва «Отче наш» в современном варианте.

Я читаю: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», «дай нам», «дай». А в голове звучит: «На, пожуй…».

Прочитываю молитву до конца, потом стихотворение, потом опять «Отче наш». Внутри меня возникает какое-то гулкое пространство, не являющееся частью меня самой. Я вслушиваюсь в него, жду чего-то. Внезапно, напряжение проходит, и меня захлёстывают волны нежности, печали и надежды. Я знаю – поэт написал молитву. Это молитва! Ответная молитва человека Господу.

 

 

Зима 1990 года. Я учусь в педагогическом училище в Усмани. Мне нравится старое, ещё дореволюционное, здание училища, да и к самому городку я отношусь с большим теплом. Вот если б только не методики с дидактиками.

Группа у нас дружная. Классная руководительница старше нас всего на пять лет, да к тому же она преподаватель русского языка и литературы. Я сразу вхожу в группу её любимчиков. Уроки литературы часто переходят в дискуссии, с моим активным участием в них.

На уроках истории мы ещё конспектируем работы В.И.Ленина, но в курс литературы уже входит знакомство с творчеством Михаила Булгакова. И конечно, его роман «Мастер и Маргарита». Я его уже читала раньше, но невнимательно. Близки мне тогда были только два персонажа: Маргарита и её любовь. Но теперь я знаю, что мастер – это Булгаков, а Маргарита – Елена Сергеевна. И любовь настоящая, невыдуманная. Мы долго спорим о романе на уроке. Разбираем все сюжетные линии. Я горячо отстаиваю Маргариту:

- Она не та ведьма, которая насылает мор и глад! Она любовь изведала, горе изведала – оттого ведьма.

А вот мастер… Его я жалею, не более. В этом гомоне, в скучно-сером кабинете, среди девочек, мечтающих о свидании с мальчиками из соседнего училища – я понимаю, что Маргарита – это не персонаж. Это редкое качество женской души, воплощённое в главную героиню. Это дар любви. Любви, сметающей все преграды, разбивающей все причины, поднимающей на ту высоту, с которой осязаешь Бога. Дар любви к творцу, к гению. И это есть во мне. Я – тоже Маргарита.

Возвращаюсь домой одна. Снег лёгким лебяжьим пухом укрывает серое ледяное пространство аллеи. Укутывает прохожих в белоснежные воротники и шали. Нежно касается лица, будто целует. Возникает торжественное ощущение близости небесного, неизъяснимого, нового.

Я, словно в белоснежном просторном коконе, иду сквозь снег. И тут вспоминаю:

«Я – Маргарита?», « Да, я Маргарита!». «Но Маргарита немыслима без Мастера!»

Где мой Мастер? Кто он?