Енафа.

 

Никто в лесном посёлке не помнил, когда и откуда появилась тут Енафа.

Казалось, она всегда была такой - маленькой, сгорбленной, сухонькой старушонкой со скрипучим голосом. Время обходило бабку стороной, будто сказочную Ягу, не внося больше изменений в её облик. Несмотря на щуплый вид, была Енафа шустрой, сильной да лёгкой на ногу - молодым не угнаться! Жила она уединённо, никого к себе не подпускала и ни к кому не привязывалась. Крошечная избёнка её совсем затерялась в густых зарослях ивы и ольхи на бугорке у ручья.

Люська оказалась единственной, к кому старуха вдруг проявила интерес. Худенькая кареглазая девчонка привела ко двору бабкину козу, убежавшую на другой конец посёлка. Напуганная слухами о странностях Енафы, Люська не решилась заглянуть в избу, а принялась звать её со двора тоненьким дрожащим голоском:

- Бабуля! Я козу привела!

И…чуть не присела от неожиданности, когда над ухом раздался скрипучий голос:

- Тебя как звать-то, пичужка?

Девчонка никак не могла понять - откуда появилась Енафа, ведь двор только что был пустым. И совсем оробела, пролепетав чуть слышно:

- Люська… - она развернулась, как юла, и помчалась прочь во всю прыть.

С тех пор и стала Енафа проявлять к Люсе явное расположение: то скажет пару слов, проходя мимо, то погладит по волосёнкам, то сунет в ручонку карамельку. Девчонка побаивалась бабку, как и все в посёлке, но такое внимание ей было лестно.

Про скрытную старуху каких только слухов не ходило - и про её богатство (хранит, мол, по лесам клады разбойничьи), и про силу лесную, колдовскую…

Леспромхозовский посёлок, затерянный среди дремучего бора да раменей и необьятных болот, отрезанный от мира бездорожьем, жил дарами леса. Лес давал работу, лес обогревал, лес кормил. А потому удачливых охотников, ягодников да грибников здесь уважали.

Но никто в посёлке не знал окрестные леса так, как Енафа. С ранней весны до глубокой осени мелькал кузовок на её спине по лесным тропам да болотам. Больше всех сдавала она заготовителям ягод, грибов, трав. В изобильные времена этот факт никому в глаза не бросался, а вот в неурожайные на лесные дары годы бабка удивляла всех. Все из леса да из болота идут пустые, только ноги зря топчут. А Енафа - тук-тук подожком по тропиночкам - несёт полный кузовок, за чем бы ни пошла…

В том числе и за это подозревали бабулю в колдовстве, оттого и побаивались. Кто пошустрей, не раз пытался увязаться за ней в лес или болото, вызнать заветные места.

А Енафа ни от кого вроде и не прячется, идёт себе спокойненько, без оглядки. Но не пройдёт и часа - пропадает бабка из виду, словно растворяется в зелени.

Лето Люськиного знакомства с Енафой выдалось засушливым да неурожайным. К осени подсохли даже сырые болота. Ни грибов, ни брусники, ни клюквы… Люди лишились и привычных припасов на зиму, и приработка.

В очередной раз столкнувшись с Люсей в улице, Енафа сунула ей в руку конфетку и проскрипела:

- Приходи пораньше, по клюкву пойдём.

Зажав в ладошке липкую сахарную подушечку, девчонка испуганно поморгала, глядя вслед уходящей старушке, ойкнула и помчалась во весь дух к дому. Вбежав в избу, выпалила, проглатывая слоги:

- Мамк! Енафа по ягоды зовёт!

Всё семейство открыло рты от удивления, отец даже выронил из рук газету.

Собирали Люську в болото с вечера со смешанными чувствами - и лестно было внимание к ней добычливой «лесной бабки», и боязно за девчонку.

С первыми лучами солнышка пошагала Люся за старушкой к лесу. Хоть и спорой была на ногу, а за Енафой едва поспевала. Потому даже не заметила, когда и где свернули они на тропку, а потом и вовсе в глухой лес. Девочка не спускала глаз с бабки, боясь потеряться, а потому то и дело запиналась о ветки и корни замшелых елей.

Наконец лес поредел, а потом и вовсе остался за спиной. Какое-то время шли высохшим болотом с тонким чахлым березняком и редкими невысокими гривами с одиночными кривыми соснами. На сизых кочках попадались лишь редкие сморщенные печёные на солнце клюквинки.

Люська и не заметила, в какой момент мох стал влажным, а потом под ногами зачмокало от воды. Да и цвет болота на небольшом клочке был другим. Девочка огляделась вокруг и ахнула! Позади мхи были невзрачными и серыми, а впереди… На ярко зелёных кочках красовались россыпи крупных багровых ягод. От такой красоты, аж, дух захватило! Забыв вмиг и про свои страхи, и про Енафу девчонка принялась горстями собирать в лукошко рубиновую клюкву да наполнять кузовок. Ягоды так густо усыпали все кочки, что и кузовок и последнее лукошко наполнились быстро. Люська завязала корзинку платком и принялась оглядываться, ища бабулю, а, не увидев нигде Енафу, не на шутку испугалась. Всхлипывая, принялась громко аукать:

- Бабушка! Ау!

И… вздрогнула от удивления, когда бабка проскрипела совсем рядом:

- Ну, что ты горлопанишь! Тута я! На-ко, вот мешок ещё, собирай!

Енафа бросила Люське полотняный мешок с завязкой. Девочка развязала платок на лукошке, вывалила ягоды в мешок и принялась вновь горстями черпать клюкву. Только теперь всё время косила глазами в сторону бабки, боясь вновь потерять её из виду.

Солнышко давно скрылось за тучами, подул свежий сквозной ветерок. Безбрежное однообразное болото стало ещё неуютнее.

Люська, поёживаясь от ветра в лёгкой одёжке, начала подумывать: « А, ну, как бросит меня бабка - не выйти мне отсюда…» Наконец, и Енафа угомонилась. Кряхтя, уселась на кочку и принялась завязывать мешки.

Люся с ужасом уставилась на ношу… Набрать-то набрали. А как вынести? Даже бабка начала бормотать, что пожадничали. Но уж больно клюква хороша! Не бросать же!

Так и пошли из болота - перебежками, да с отдыхом. Пройдут немного - сядут на кочки. Опять бредут. Вот только с такой ношей путь по болоту уже не казался лёгким. И пружинящий мох представлялся теперь не мягким ковром, а путами на ногах - так и тянул вниз, засасывая и не отпуская…

Люська совсем выбилась из сил. Но страх перед Енафой, а пуще того, страх потеряться одной в болоте, вновь и вновь поднимал её с кочки и заставлял идти вперёд. Она даже не заметила, когда кончились мхи и начался лес, видела лишь бабулину сгорбленную спину с кузовом. Так и вышли на дорогу, на пределе сил.

Такая ноша сказалась и на Енафе. Она плюхнулась на обочину рядом с Люськой, кряхтя и вздыхая:

- Не дотащим. До дому далёко ещё, хоть и по дороге… Придётся сховать здесь мешки да лукошки-то.

Люська радостно закивала, соглашаясь.

Но тут из-за поворота на дороге показалась лошадка с телегой. Правил лошадкой незнакомый бородатый старичок, видно из дальней деревни: в посёлке Люся знала всех в лицо.

Дед притормозил телегу возле сидящей Енафы. Люська тут же вцепилась в вожжи, как утопающий в спасательный круг. Старичок покосился на бабку, на их ношу, крякнул и заявил:

- Посадить - посажу. Только всю дорогу песни мне петь будете.

Енафа молча уложила на телегу поклажу, все уселись, и лошадь тронулась. Люська тоненьким голоском запищала что-то про ямщика. Мужичок покосился на молчащую старуху, крякнул было, словно собираясь что-то сказать. Но промолчал под суровым бабкиным взглядом.

К середине дороги Люська перепела весь известный ей репертуар от « шумел камыш» до « смело, товарищи, в ногу» и притихла.

Дед остановил лошадь и повернулся к девчонке:

- А ну, скидывай поклажу да слазь! Уговор был без перерыву петь!

Вот ехидный дед! Люська испуганно заморгала и грянула во всё горло « наш паровоз, вперёд лети!»

Когда въехали в посёлок, она почти охрипла от старания и сочиняла на ходу уже что-то частушечно-чукотское - « что вижу, то и пою»…

Так с «музыкой», и подъехали к Люсиному дому. Люська радостно поблагодарила Енафу и хохочущего деда, сбросила свою поклажу и помчалась в избу.

Дома девчонку встретили с облегчением - волновались за неё. А когда увидели её «добычу» - то-то все обрадовались:

- Вот так чудеса! Ай, да Енафа!

А вот вызнать у Люськи про заветное болото не смогли - весь день она была в таком напряжении, гоняясь за бабулей, что ничего не помнила.

После этого ещё не раз ходила Люся в лес с Енафой, возвращаясь всегда с богатой «добычей». Но даже её рассказы о тех местах, где бывали, никому не помогли найти в необьятных лесах да болотах заветные бабкины места. Да и были ли они? Может, просто, обладая особым лесным «чутьём», Енафа каждый раз находила верный путь к тому, что искала?

А через пару лет старуха исчезла из посёлка так же тихо и незаметно, как появилась. И подумали бы, что сгинула в лесу, если бы не пришла она к Люське попрощаться. А, уходя, подарила девчонке малюсенький медный образок на суровой нитке:

- Без него в лес не ходи.

На том и расстались.

И вот что чудно - с тех пор с кем бы ни пошла Люська в лес хоть за грибами, хоть за ягодами - принесёт больше всех. Словно удачу свою ей Енафа передала. Жаль только, не сберегла Люся бабкин подарок: подгнила суровая нитка, вот и потерялся где-то Енафин образок…

Много лет минуло с тех пор. Выросла, а потом и постарела Людмила. Вот уж и внуки топчут заветные лесные тропинки. А нет-нет да и вспомнят в посёлке про бабку Енафу да про счастливый образок.

А недавно слух прошёл, что живёт на дальнем лесном кордоне древняя старуха по имени Енафа. Уж… не она ли? Не слыхали?...