Тезисы о фейерверке Что важнее – событие или его общественный резонанс? Что заметнее – дата или салют? Телесериал «Мастер и Маргарита» вызвал дискуссии – в прессе, в подъезде «нехорошего» дома, в квартирах, на рабочих местах и даже на телевидении, - которые напоминают настоящий фейерверк. Но то ли это освещение, в котором можно заметить важное, красивое, глубокое и верное? Да и пиротехника такая неоднородная – журналисты, актеры, священники, телеведущие – люди, конечно, восприимчивые, но такие разные… Философы до сих пор пытались объяснить фильм, но дело заключается в том, чтобы понять роман. Роман – загадку М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Хорош пускать шутихи. Разные бывают загадки – разгадки часто разбивают, портят интерес к самой загадке. А бывают загадки, которые сколько ни разгадывай, все интересно, и даже после разгадки в ней еще остается тайна. Вся мировая литература есть притча, но Булгаков придумал новый тип притчи – практически неисчерпаемый и даже при исчерпании головокружительно манящий. Тайна, или загадка обстоятельств, положений и даже характеров – это обычный материал литературы, с ними работают даже детективы. А вот тайна самой культуры, тайна, пребывающая в веках, но открытая не всем, и высвеченная в романе – основа загадочности романа. В том числе и его композиции. О чем роман? О Сатане? О Мастере? О любви? Об обществе? О Боге? – и обо всем этом, и все же не об этом. Начнем с того, что на поверхности. Роман антисоветский. Все советское в романе – уродливо, трагично, неправедно и некрасиво до смешного. Все священные коровы Советского строя жизни – подчеркну – всей жизни, в целом – пошли на колбасу. Простой народ – Аннушка, Лиходеев, солдатики и чекисты, люди из домов и подворотен, дворники и домуправы – одна сплошная сволочь. Представители славной советской интеллигенции, начиная с Берлиоза и кончая Могарычем – сволочь. Власть, стреляющая, ловящая, запирающая Мастера в психушку – сволочь. Идеологи, от имени которых резвятся литературные критики – сволочь. Разумеется, сволочь и те, кто вертит эту карусель. Роман антибуржуазный. Городская публика в цирке, горожане (бюргеры, буржуа), которых испортил квартирный вопрос – ухудшенный вариант буржуа европейского, о котором ни у кого нет иллюзий, прежде всего у судьи, выносящего приговоры – Воланда. Роман не только антисоветский и антибуржуазный, он и античеловеческий. В ницшеанском смысле слова. Человеческое – это исторически обусловленное, вынужденное, мелкое по сравнению с Другим масштабом, - и это то, в чем пребывает история от Пилата до социалистического общежития. Пилат обозначил оппозицию – не потому, что ее не было до Пилата, а потому, что он открыл новую христианскую историю, убив Иисуса. Пилат – земной, он политикан, у него «соображения», интриги – убить чужими руками, передать решение толпе или таким же земным политиканам – первосвященнику и его клике… Он травмирован навсегда не убийством – он профессиональный убийца, он всадник. Он травмирован масштабом, открытым ему нищим проповедником, и этот масштаб, чуть приоткрывшись, ушел из его жизни вместе с жизнью сумасшедшего бродяги. Пилат убил возможность выхода в Подлинное. И ни Левий, ни один пророк или ученик этого уже не сделает. Им остается только жалеть об утрате. Пилат и Левий – оба бессильны, потому что они не творцы. Так о чем роман? – о противостоянии человеческого и внеисторического в душе и личности человека. Творение – это подвиг высокого в душе, поэтому рядом Иешуа и Мастер. Две тыщи лет между ними никто не стоял. Вот почему явился Воланд. Пропасть между жизнью и Жизнью – бытовой возней вокруг ассигнаций, модных магазинов и ресторана Грибоедова, склок из-за квадратных метров, воровства, пошлости, низости и Любовью, Творчеством, Подлинностью, Мужеством, Честностью – эта пропасть и есть предмет романа. Роман вполне экзистенциальный, только вот – какая экзистенция шевелится под оболочкой событий? Притча о платочке, который «подают» Фриде (а кто, кстати, подает? У нее гувернантка? Сама же и подает, вот в чем дело, она во внеисторическом мире, где есть обязательства, неотвратимость, наказания, мука, память…). Так вот эта притча – одна из ключевых в замысле романа – только Королева, причем не от мира ее (Фриды), может просить простить и таки реально прощает. В том, неисторическом мире действуют Законы, их установили раз и навсегда, и ни прокуратор, ни первосвященник, ни Иуда – да никто вообще не властен над судьбой и собой в той мере, чтобы плевать на Закон, Порядок, Принципы. Пусть их даже бережет сам Сатана. Бал Сатаны – это картинка для единственной живой души на свете – Маргариты, ведь Мастер уже в психушке, и скорее всего он уже по существу убит – картинка нижней границы мира Вечных ценностей. Он незыблем, неколеблем и он неотвратим, по крайней мере за чертой жизни, то есть там, где еще не наступил социализм, капитализм, то есть где люди его не отменили. Миром человечков правит совсем другие – ими самими установленные правила и правды, на него грустно и презрительно смотрит Воланд в цирке. Мир людей неправедный. Вот в чем трагедия мира. А верхней границы нет – Воланд спасает Мастера и Маргариту от жизни, чтобы сохранить ее неприкосновенность – она всегда полагается актом свободного и прекрасного творения, подвигом, красотой, любовью и самопожертвованием. Высокая граница – это вывернутая наружу, в предмет переживания или созерцания, высота Духа. О мире вечном, о вечном покое нам нельзя спрашивать – как только мы начнем совать туда нос, тут же нагадим в него, тут же внесем в него свою долю гуманизма, простоты и человечности. Там хорошо – это все, что мы можем о нем знать, и все, что когда-то было людьми, обществами, эпохами – найдет там свое Истинное место. Роман - об Истине, о которой нельзя говорить впрямую. Но о которой и смолчать нельзя. |