Начинается пятая книга "Хроник Мироздания" Вечно пьяный менестрель, написанная Анн'ди МакОстином. Я выпил море Я выпил море, Ждал прилива, Был счастливым, Сдвинув брови. Тени взглядов Разобрали Радости мая Жижей мата. Думал, буду Безопасным, И безгласным, И нетрудным. Но лишился Огорченья. Целый день я Не лечился. Вот и стал Нетупиковым, Лёгкость брани Сном суровым... Я ушёл и не вернулся; Прочь от школы, Пнём на брусья. Я выпил море, Ждал прилива И красиво Помер с горя. Вечно пьяный менестрель Вечно пьяный менестрель Шёл по городу пустому. Он доил свои карманы На подпитку корнеплода. Он набрёл на полкопейки, От хозяина сбежавшей. Он сказал: "Ну, полкопейки, Мы с тобой вдвоём сегодня. Я пропью тебя в таверне, Выпью полну пинту пива, А потом возьму гитару И спою одну из песен, Что когда-то сочинял. Соберу аплодисменты И дежурные бумажки, А потом отправлюсь шляться В поисках полукопейки. А пока запрыгни в руку, Я хочу тебя пропить." * * * Перекрестись, страна да рукою левой, Сплюнь сгоряча через левое плечо. Горячо! Да ни свет ни заря солнце праведной девой Светит, глаза выжигая в ответственный нерв. Этот нерв тем ужасен, что не знает, где быть, С кем жить, Кого хвалить да нахваливать. Сколько лап на угольных рылах бешеных стерв, Которых все норовят в одну кучу сваливать. Все баррикады растоплены жалкой и мерзкой слюной, Друзья - по домам, а враги изрыгают благословенья. Я вышел на площадь такой голосистый, Ушёл оттуда немой. Облака надо мной Покрывались красно-жёлто-оранжевой тенью. Эй, кровавые! Бравые, славные, нерукотворно-отравные! Идите сюда; Я стою безоружный, пьяный, скурившийся и беззащитный. Деритесь со мной! Бейте, кромсайте культёй габоритной! И тогда Я вас съем; я вас переварю и пойду испражняться Перед тем, как уйти на покой. Славно было, Когда редуцируют хмель и над несостоявшейся жертвою тужат, Зажимая во глотках проклятья, Исторгнувшись силой, Которую вряд ли теперь обнаружат. Кто теперь здесь немой?! Тот, кто рядом стоит и доволен своею судьбой... * * * Я выключил голос коллег по работе, От них устают даже мухи на стенах. Сегодня проспал я рассветную смену, Воспоминаньем застрявши в "Субботе". Мне беса зашили под кожу предплечья Вместе с микроскопическим чипом. И только собрался на землю прилечь я, Был на ноги поднят глушительным пипом. Я топал ногами, стучал головою, Но не было толку в таком экзерцизме. Я горло прочистил голой рукою И всех остальных объявил в экстремизме. Занюханный чип под давлением стали Вылетел в воздух из кожи кровавой. Мы никогда не ходили оравой. Мы никогда так не уставали. * * * Сделали Небо из верхней части Напополам разрубленного Тела богини Тиамат И запихали его И всех, кто под ним ходит в данное время В слюнявую плоть молодёжных тусовок. Это - судьба. А мы остаёмся на твёрдом распутье Противогазаво-наглого детства И, может быть, кто-то сейчас выбирает Совсем не свою судьбу, Но очень желает влиться в неё всеми фибрами И сделать своей. Всё покрылося шерстью, И приёмные дети хватали соски италийской блудницы. Все дороги ведут в огород Тот, который торчит крестами да монументами. Покажите мне путь назад, Назовите людей, про которых нигде не известно. Нет таких? Ну и пусть! Всё равно я уже обратился и смело шагаю в ночь. Кто это там, не втянувший клыки? Скалящийся на враждебные взгляды психически здравых особей? Это я ,зело кровь испорченная, а ты - моя волчья сыть! Я иду в те места неблизкие, Где Иуда с Христом зализали друг другу стигматы, А Сатана уже приготовил верёвку, впившуюся в осиновый сук! Я им буду вещать пророчества и пропопсочества. От винта, дорогие! Он вам больше не нужен. Мой образ с подобием не к лицу оранжевым рожам на звёздночном фоне. Нет на вас пса Пиздеца с елдаком его острозубым. Вы и так одной ляжкой В жидком асфальте, твердеющим с каждой секундой. Батюшка Луг! Выйди на свет и сожги всю эту сволочь к фоморам собачьим! Мне так не хватает Кого-нибудь ,кто бы прощал и карал одних и тех же за деяния их.... * * * Облака заходящими стаями Небеса безразличьем заполнили. А на них вдруг собаки залаяли Острозубо-хвостатыми своднями. Задевают собой колоколенки, Крестами животики чешут, И нигде не видать в них бреши, Одни родинки, родинки, родинки. Хороводы столбов бетонных Ползут по корытам пост-ядерным. Назло всем идеям краденным Кричу я в оконных звонах. Добро покоряют усилием Немыслимых в нашем убожестве. Несчастье пребудет во множестве Стволов у дороги спиленных. Кто-то дома пялится в ящик, Кто-то в ящик сыграл недавно. А что в этой жизни главное, Навряд ли кто догадается. Нашёл свою правду - будь с нею, Она тебе, может, сгодится. И даже взирая на лица, Я проклинать не умею. * * * Я морем был и стал грозою, Баюкал громом корабли. И память старой сединою Лелеяла глаза мои. Сердитый блеск текущей жизни В ответ на жертвы отдан был. И страх победы столь неблизкой Пустыню к жизни возвратил. Я лгал себе за правду ближних, Похвалы сыпались в ответ. Удача не бывает лишней, Бывает лишним - тусклый свет. Любой порок и ожиданье Хранят увесистость проблем. Восстаньте все: грядёт прощанье, Ведь храбрость не даётся всем. В небытии слеза укроет От непрощения борьбы. Я морем был и стал грозою. Теперь я - суть самой судьбы. Баллада о гибели великого воина Грэмпиана Немало сложено баллад, Немало песен спето, Но время не вернуть назад, Оно землёй согрето. Нас было пятьдесят клинков Всегда готовых к бою. Вдали раскинут стан врагов И небо жгло слезою. На нашем стяге белый гриф Раскинулся крылами. Мы возрождали светлый миф Героев, что не с нами. И Грэмпиан, наш славный вождь, Взирал с холма в долину. А к вечеру нахлынул дождь, И вторил ветер в спину. Прошла гроза, и солнца луч Пробился к травам дольним. Наш предводитель был могуч И не желал неволи. И он сказал: "Почто нам смерть?! Жизнь наша - словно птица. Ведь для того, чтоб умереть, Нам надобно родиться. Я поведу вас за собой Во славу дней чудесных. Сегодня будет ярый бой, И солнцу станет тесно!" И с каждым звуком этих слов К нам прибывала сила. И сталь могучих голосов Долину огласила. Мы бились яростью небес И огненной отвагой. Нам отвечал призывно лес И облаков громады. Враг побежал на склоне дня И скрылся в тьмы покровах. Напилась кровию земля, Тягучей сладкой кровью. Горел прощания костёр, И шла по кругу чаша. К вершинам отдалённых гор Мечи вздымались наши. Ему на поле том курган - Последняя обитель. Покойся с миром, Грэмпиан, Наш храбрый предводитель. И память наша наугад Рассеяна по ветру. Немало сложено баллад, Немало песен спето. Пересунутый шкаф (пародия на самого себя) А мы идем и пересовываем шкаф. У нас осталось битых полминуты. Я знаю многое, но я не знаю всё, Поэтому в процессе перекура Читаю растаманские заметки На чьих-то недоделанных трусах. А мы перемахнули этот шкаф через порог И думаем, что хватит с нас обмана: Самообмана и обмана остальных. Куда глядит тот сраный демиург, Который стать желает Господом Вселенной, Когда вдыхал дух жизни в двух евреев, Родившихся из глины в Райском Саде? А мы забрали из-под снега антресоль И водрузили пламенно на кухню. Есть водка с чаем, пиво, лимонад, И кто горазд - тот выпьет понемногу. Покурим, посидим - опять за дело. И хоть бы не доматериться до соседей. Шкаф пересунуть - это вам не дождь. * * * Вы плавитесь, немного, постепенно. Расходуете жаренный тапаз. Никто не жаждет опуститься на колени, Не хочет рабских дней никто их вас. Без боли - боль, и грусть живёт без грусти, А дальше - пустота без страха тьмы. Вы думаете: просто так отпустят, Освободят от этой кутерьмы?! Увы! Наивность - праздная проказа, Ворота ртам и бастион уму. А мой портрет закрыт хрустальной вазой. Я верю всем, не веря никому. Мир против всех Явь иногда подстрекается сном, Не зная, кто свой, кто чужой. Люди живут между Злом и Добром, А маги - меж Светом и Тьмой. Я был в Монсальвате и булку с икрой Жевал, допивая свой чай. Кто-то решит, что нужный покрой Делается невзначай. Там из депрессии гонят кнутом, Там расчехляют мечи. И награждают работавших ртом. Станет противно - кричи. Они объявляют игру в эйсид-блюз, А сами играют поп-рок. Это открылся истины шлюз, Рухнувший в крайний срок. Я был в Монсальвате, и наши враги Врали напополам. Тихо, в ночи замедляя шаги, Помощь подкралась к вратам. Было их семеро на одного... Вечный ребятам покой. Каждый в сраженье хотел своего. Все получили с лихвой. Храбро-отважный мессир Лоэнгрин В колокол бил головой. Колокол ныл безо всяких причин, Призывая идти всех на бой. Трещины в виде ржавых помех Капают на небосвод. Я заключаю мир против всех И этим решаю исход. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
